***
Было очень сложно возвращаться во дворец после ночного побега. Не только морально — в первую ночь отряд шехзаде Мехмеда накрыл проливной дождь с порывистым ветром. Сидя в повозке Лале слушала как крупные капли дождя бьют крыше, а дверца трясётся от сильного ветра. Девушка лишь плотнее укутывала сына в меховое одеяло. Во вторую ночь и весь последующий день природная стихия не оставляла их отряд. Кони и солдаты то и дело увязали в грязи, что тормозило их. И только ближе к третьей ночи очень сильно похолодало. Заморозки были редкостью, но видимо такое испытание приготовил Всевышний. Мехмеда Лале почти не видела. Шехзаде командовал отрядом, шёл во главе, пренебрегая осторожностью, которую так просила соблюдать его любящая жена. только он хотел первый увидеть лицо отца и его трусливого визиря, который может действовать только за спиной Мехмеда. — Скоро уже доберёмся. — сказала Зара, аккуратно отодвигая край шторки. — Уже совсем близко. Места знакомые. — Мне очень страшно возвращаться. — прошептала Лале, вглядываясь в безмятежное лицо спящего сына. — Как Султан отреагирует? Служанка поджав губы, вжалась в спинку сидения. Она не могла ничего сказать… Как минимум потому что не знала, как подобрать слова поддержки. — Ну, ничего. — вдруг более решительно сказала Лале. — Потакать им я точно не буду. Больше не сбегу. Вот увидишь, Зара…***
Во дворце Манисы было неспокойно. Янычары усердно охраняли дворец и находящихся в нём Султана. Все ожидали чего-то. Все были напряжены. Халил всматривался в письмо, где под валашскими незнакомыми буквами, корявым почерком был написан перевод братом того самого валашского господаря. Вот это была ирония. Паша пытался найти связь в этих строчках, которая бы доказала связь ненавистной жены шехзаде, но он видел лишь невзаимные чувства. После короткого стука зашёл Раду. Тот самый переводчик с корявым почерком. Парень, если быть до конца честным, сразу не понравился Визирю. Не очень хорошо иметь так близко иноземца — неизвестно с какими намерениями он пришёл сюда и с какими остался. — Вы меня звали? — спросил он. Покои были совсем не освещены. Лишь одна свеча стояла на столе и та уже предвещала собой скорое потухание. Раду здесь не понравилось. Он считал при хорошем свете-лучше думается, да и глаза потом не так болят. Да и люди, которые обычно зовут к себе посреди ночи, хотя бы поворачиваются. — Да, убери с глаз моих это… фу, как нелепо… — он не глядя протянул ему бумагу. — Схорони где-нибудь, это весомое доказательство. — И всё? — удивился Раду. Визирь наконец повернулся к парню лицом. Решительно встал и подошёл к иноземцу. Внешне он был очень спокоен и не выражал никаких эмоций. — Да, а ты что-то ждал что-то ещё? — Ночь на дворе. Я спал вообще-то, а вы позвали меня чтобы отдать письмо. Я правильно понимаю? Халил схватил молодого парня за ворот. Очень резко, отчего Раду вздрогнул и сразу же понял, что взболтнул лишнего. Он нервно сглотнул. Визирь же свирепел с каждой секундой. Морщины на лбу становились глубже, а сильные не по возрасту руки сжимали его одежду всё сильнее. — Ты что малец, забыл с кем разговариваешь?! Если тебе Султан дорогу в жизнь дал, это не значит что ты поперёк моего слова встать можешь. Ночь, полночь — не важно! По первому слову должен мои приказы выполнять. Понял?! — Да, Халил-Паша. мужчина пренебрежительно отпустил раду, обтерев ладони о свой кафтан. — Помни, что дала тебе Османская империя. Если я узнаю, что ты пошёл против меня, я казню тебя собственнолично. Казалось он обезумел, совсем позабыв о правилах Шариата, а Раду выбрал игру по его правилам и молча удалился, забрав письмо. И Раду знал, что сделает с ним. Зайдя в свои покои, молодой парень, которому совсем недавно исполнилось восемнадцать, подошёл к своему дорожному сундуку. Он был совсем простым, деревянным, без какой-либо резьбы или украшений. В него помещалось совсем немного и сейчас он был пуст. Поддев дно, Раду вытащил небольшой прямоугольник из необработанного дерева — ложное дно. Положил письмо рядом с другим, почти таким же письмом.