***
Жидкость под кистью расползалась и стекала вниз с холста. Контуры больших иероглифов рисовались вычурными и островатыми гранями. Минато мазал плавно, выверенно, но не так, как писал обычно. А как требовала его роль. «Ну вот и всё…» Он встал. Окинул надпись сверху вниз. «Отлично». Дорога жизни снова завела его в страну дождей. Мадара скрылся и сейчас мог находиться на любом краю света, так что Минато не стал отказывать Пейну в помощи. — Почему не я? — раздосадованно спросил Джирайя-сенсей. Он только пару дней назад вернулся с Горы Мьёбоку. Не обманул ведь, и правда решился продолжить обучение искусству мудреца. — Нагато, Конан. Они ж всё-таки мои шкеты. — Джирайя-сенсей, — спокойно ответил Минато. — С моими способностями вести слежку за Риннеганом будет проще, — он ободряюще улыбнулся. — Не беспокойтесь. Я справлюсь… Джирайя-сенсей действительно имел с Нагато и Конан связь, и это Минато напрягало. При всём уважении, связь могла помешать смотреть на картину объективно… «Да и договорённость эта…» Пейн просил разобраться с одной из рейдерских банд, но так, чтобы переложить вину на других бандитов. Перед открытыми чистками он желал стравить своих врагов между собой. Грамотное решение. Минато снял испачканные перчатки и обработал руки. Подошёл к пустому дверному проёму, обернулся напоследок. «Думаю, этого будет достаточно…» Суть искусства — манипуляция целью. Манипуляция поверхностными чувствами или же самим мировоззрением человека — то дело глубины. Но сила с глубиной имеет мало общего. Ведь с разной мощью можно вдарить как по самым первородным ощущениям, так и по чему-то более потаённому. По духовному, как говорил сенсей. Искусство тоже мыслит логикой. Так правильное наполнение сцены цедит из жертвы больше чувств. Свет, композиция, детали и акценты — лишь малый спектр, очень ограниченный. Но для убийства его хватит. Убийство — часто тоже творчество. Его задача примитивна. Вызвать ужас. Вентилятор под потолком крутил острую тень фума-сюрикена, и лезвия терзали труп режущим узором. Мертвец лежал с вывернутой шеей. Он лишился коленных чашек, потому что когда-то был самым пронырливым и быстрым среди всей группы. Лишился мяса на руках, ведь любил азартные игры. Под вентилятором же оказался потому, что обильно использовал сюрикен-ниндзюцу. Чёрный юмор, грязная ирония — всего лишь инструмент. Первый труп же — стадия разогревочная. Переменчивый свет приманит глаз, и новоприбывшие увидят сцену кровавой расправы. А после… Второй был позади и опирался о барную стойку. Неестетвенно голова спадала на плечо, а развороченное горло прикрывали окровавленные ладони. Все в банде знали, что он любитель ролевых игр. Вот и задушил себя так, что от шеи остался лишь позвоночник. У третьего, в углу, на груди кровавые ошмётки крутили спиралью пробоину. Этот при жизни был холодный и рассчётливый скряга. Отрезанная голова с трудом поместилась вместо сердца. Последний, четвёртый, приходился группе лидером. Он развалился возле туалетного угла, в самой тени. Минато приберёг такой подарок зрителям в качестве финала всей истории. Труп лишился головы, но повторяться — глубоко банально. Поэтому рёбра парня с развороченной грудью стали главе короной. Они торчали из обрезка шеи. Минато бы закончил, но знал, что для роли вражеского рейдера в его картине слишком мало пошлости. И потому пришлось творить нечто для себя нехарактерное. С люстры свисала леска, вилась вокруг головы и торчащего из черепа куная. Из приоткрытой ротовой полости торчал плотно усаженный половой член. А на голом бетоне самой светлой стены красовалась надпись. Рваная, острая и кровавая: «Вам пиздец».***
Густой туман кутал поляну непроглядной пеленой. Одинокий очаг света размывался молочной мутью. В топи неизведанного скрипел металл. Предатель Нобуо при свете одинокой лампы точил лезвие танто. — Мэй, — сказал он, не отрываясь от своего дела. — Я ждал вас. Ао здесь? Мэй нахмурилась. Она переглянулась с Ао, вышла из-за ствола векового дерева в густой туман. — Бесполезно спрашивать тебя, как ты выжил, — сказала она. — Ты предал нас ещё давно. — Я никого не предавал, — отрезал Нобуо. — Я не был вам лоялен с самого начала. Мэй ступила ближе. — Зачем раскрылся так просто? На кого ты работаешь? — На меня, — донёсся новый голос. Громкий и с лёгкой хрипотцой. Мэй вздрогнула. «Что?.. Но Ао же… как он не заметил?!» В стылом мареве проступил мутный контур высокого мужика. Его ноги стучали по твёрдой земле древесным цоканьем, и силуэт взрастал и ширился с каждым шагом. Мэй прищурилась. — А ты кто такой? Контур проник сквозь туманную границу и открылся цветастыми слоями лёгкого кимоно. На размалёванной морде сияла лёгкая улыбка, огромный свиток за спиной — наверняка фуин — едва вздымался из-за движения плеч от сильного дыхания. На голове был повязан рогатый хитай с надписью «масло». Неужели?.. — Джирайя… — узнала Мэй. — Один из легендарной троицы Конохи. Джирайя добродушно засмеялся. — И как так вышло, что в Стране Воды меня знают лучше, чем на Родине… Мэй фальшиво усмехнулась ему в ответ и пожала плечами. Слабая сенсорика улавливала в этом человеке странное дуновение природы. Он предстал словно единым целым с этим маревом тумана. «Что это за техника? Это ведь не клон, так почему он совсем не ощущается?..» — Что привело тебя сюда? — спросила Мэй. — Так ты — Теруми Мэй, значит, — сказал Джирая и прищуренными зенками окинул её с ног до головы.— Выглядишь настолько же горячо, как о тебе и рассказывают. Мэй ухмыльнулась лишь сильнее. Вздумал издевательски подкатывать?.. — Не слишком ли ты стар, чтобы говорить такое? Она подступила ближе. Замерла на том расстоянии, на котором оба они могли моментально друг друга убить, и увидела, как Нобуо аккуратно, едва заметно напрягся. — Я всего лишь в два раза старше, — отшутился Джирайя. — Да и разве ж можно с возрастом растерять чувство прекрасного?.. Он не стянул с рожи ухмылки. Слишком прошаренный и хитрый дедок, чтобы поддаться на такую простую уловку. — Знаешь, — сказала Мэй и плавно провела рукой по едва ли открытой ключице, залезла слегка под сетку майки. Грудь его была мощной. — Горячее может обжечь. Джирайя не отступал. — Я всю жизнь свою провёл среди вулканов, детка. Ощущение опасности добавляет пикантности, не скажешь? — У тебя всё равно нет шансов, старик. Ты из вражеской деревни. — Может, — ответил он. — Но как ты смотришь на то, чтобы поработать сообща? Мэй хмыкнула. Убрала руку и отступила. Не вышло пронять его своей дерзостью. Жаль. Ей нравилось смотреть на охреневающих людей. Тем более настолько… значимых для мира шиноби. — И какова же цель сотрудничества? Джирайя выудил из кармана лист. Фотографию. — Вы ведь его ищете? Мэй пригляделась. Нет, то была не фотография. А рисунок нукенина в рыжей маске. — Вы быстро спохватились, — сказала она. — Как там Шуншин? — Без глаза остался, — ответил он. — Но зато Хокаге стал. — Звучит как шутка. — Не слишком-то и смешная. Это Мадара постарался. — Вот ведь… — сказала Мэй. — Это что получается. У нас у всех есть повод его грохнуть? — У всех. Так что? Союз? Джирайя протянул руку. Мэй на мгновение задумалась. — Как вы собираетесь искать этого мудилу? Его не отследить. — Его — нет, — ухмыльнулся Джирайя. — Но вот того, кого он здесь выискивает, мы нашли уже давно. Нам нужна ваша помощь, чтобы его не упустить. — И кто же он?.. — Наш старый знакомый, — вклинился Нобуо. — Думаю, что ты с удовольствием его грохнешь. Помнишь же своё обещание?..***
Мадара стоял на отвесной горе. Марево тумана застилало взор, и он будто блуждал в бескрайнем измерении Камуи. Когда-то простор его успокаивал, ведь в нём выходило затеряться. Но сейчас отсутствие границ навевало чувство послесмертия. Казалось, что вот-вот — и вновь придётся оказаться на прямой дороге. Опять вырывать свою жизнь из лап существа забвения и опять… снова проводить чёртову операцию по пересадке глаза. Мадара не спешил приживлять себе глаз Шисуи. Мангекё жаль разменивать на возможность избежать всего лишь одной атаки. Но иные шаринганы нынче тоже было жаль. План с ликвидацией Учиха мог и не выгореть. Чёртов Йондайме. Испортил всё. Ну ничего. Сухим из воды он всё-таки не вышел. «Настанет день, когда ему придётся подчиниться иной воле…» Землю размыло чёрно-белой плотью. Зелёные листы растения покрывали голову странного существа, и существо заговорило: — Он близко. Но за ним следят. — Кто? — напрягся Мадара. «Неужели снова?..» — Новый Мизукаге и её дружок — носитель бьякугана. С ними ударный отряд. Они тоже желают твоей смерти? «Вот как…» — Да, — ответил Мадара. — Перед глазами Мэй я похитил Йондайме Мизукаге. — Джинчурики Санби… — противно протянуло существо. — Тогда не смей расслабляться… Учиха Мадара… Оно скрылось в рыхлой породе. Двуличностная сущность по имени Зецу. Наследие первого носителя имени Учиха Мадара. «Следят, значит…»***
Орочимару медленно ступал к утесу. Человек в чёрном балахоне стоял, повёрнутый спиной. В дикой дымке Тумана его силуэт мылился, но он обернулся. Дымку разверзло бледноватое сияние. Красный глаз. «Шаринган…» — понял Орочимару. — Ты пришёл. — Я не мог проигнорировать такое предложение, — сказал он. — В чём же будет заключаться наше сотрудничество?.. «Учиха Мадара… неужто ты, как и я, нашёл путь сохранить отведённые годы?..» — Я желаю, чтобы ты вступил в организацию Акацуки. — Акацуки… впервые слышу. В чём ваша цель?.. — Мир, — ответил Мадара. Орочимару засмеялся. — Не интересует. Но ежели вы… проспонсируете мою науку… — Иначе и быть не может. — Иной разговор… Дымку разворотило взрывом. Орочимару припал к земле и чакрой извернулся в мягкую змеиную форму, чтобы не переломаться. Его изрешетило осколками, и он запустил энергию в регенеративных последовательностях. Мадара стоял в эпицентре взрыва. Целый и невредимый. Его контур изворачивала воронка. «Что за сила?..» — Не станешь помогать? — обвинил Орочимару. — Они не смогут достать тебя, — ответил он. — Предложение в силе, ведь даже смерть для тебя — пустое слово… — и скрылся окончательно. Регенеративный процесс шипел новыми клетками. Орочимару принял человеческую форму и сиганул с обрыва вниз. Скрылся в лесополосе. Атаковали с той стороны, откуда он пришёл. Значит, за ним следили, но он и его Призывы не учуяли вражьего присутствия. Что-то было не так… «Бьякуган…» — понял он. И вдруг его смело порывом лютой силы. Он вдарился в древесный столб и меж коричневых рядов разглядел две сияющие точки. — Я не смог спасти тебя. И потому отправлю тебя в глубины ада, — твёрдо сказал Джирайя. Орочимару ухмыльнулся. Чего этот идиот тут забыл? — Ты не смог спасти себя, — ответил он, сполз на землю и ухватился за неё всеми четырьмя конечностями. — Не смог отринуть то, что давно следовало. — Завались! Орочимару захохотал. Неужто этот идиот снова хотел его грохнуть?.. — Ты страдал. И будешь страдать. Потому что придёт время, когда ты падёшь в своих противоречиях настолько, что это тебя и погубит. Джирайя медленно ступал ближе. Что-то с ним было не то. Он ощущался собой и не собой одновременно. Будто бы энергия его растворилась в округе, что не заметишь совсем, но если заметишь… чакра неимоверной мощи, но лада самой природы. Вот оно! Искусство мудреца! — Ты и без противоречий пал, — сказал Джирайя. Донеслись шаги. Белое сияние вспыхнуло резким рывком. Орочимару рефлекторно извернул шею в ответной атаке, но вихрь смёл её со своего пути. «Когда он стал таким быстрым?!» Его вмазало в здоровое дерево, изломило позвоночник, но регенерация сшила раздробленные позвонки за миг. Он сполз к земле, огляделся. Джирайя исчез. Но меж деревьев замерцали силуэты в масках АНБУ Тумана. Жилки энергии горели знакомой чакрой. Те самые остатки отряда, с которым уже приходилось столкнуться. «Подмога?..» Под землёй пронеслась дребезжание волны, дотоновые колья выскочили округлой ареной. Орочимару призывной тварью пробил себе дырку, нырнул вперёд, но резвые языки пламени отгородили его от разбитого барьера. «Чёрт…» Он бросился ввысь. Вспыхнула искра жгучей энергии, пронёсся болючий шок. Райтон. Тело обмякло прямо в воздухе, Орочимару едва ли выдержал нужный баланс чакры, чтобы не прервать регенерацию, и уставился вверх. Джирайя бросал громадной фигурой тень. В его руке потоками мерцала техника Йондайме Хокаге. — Расенган! — крикнул он. Вернув над собой контроль, Орочимару сбил чакру для Призыва…***
Мэй окатила лавой землю ловушки. Желчное покрывало кутало здорового змея. Тот пронзительно заорал, дымку оплескало вонью палёной плоти. АНБУ Конохи поливали территорию стихийными техниками. Тело змеи изламывало новыми и новыми атаками. Джирайя выскочил из зоны поражения целый и невредимый. Встал рядом, чтобы перевести дух. — Думаешь, возьмёт его? — спросила Мэй и мимолётно скосила на него взгляд. Глаза сияли от полнившей тело энергии. По лицу расползлись здоровые красные пятна, руки и ноги, и так здоровые, казалось, набухли. Нос оброс едва заметными бородавками. Джирайя в сенсорике отдавал какой-то невиданной до этого гранью мощи. Едва настроишься на нужный лад — и внутри что-то потаённое затрепещет. Но если не настроишься — так и потеряешь эту смертельную машину в природном фоне. — Если бы, — ответил Джирайя и дал АНБУ команду остановиться. Рассредоточенные бойцы замерли как один и стали наблюдать. — Пошли, подстрахуешь. В его руке резво забегали хаотичные потоки. Сбились в синюю сферу чистого контроля, и он рванул в пучину боя. Мэй погналась за ним. Выцепила во мгле пожжённого змея. — Готовься добивать! — сказал он и оттолкнулся от земли. Миновал колья арены, подлетел к призывной твари, и сфера в его руке раздалась в огромный шар синего сияния. «Поразительный контроль формы…» Земля задрожала. Мэй отскочила на стену ловушки, и пред ней разлетелись ошмётками твёрдые клоки. Из глубин вырвались голодные здоровые пасти. Взмыли в небо, надеясь достать Джирайю со спины. «Успел припрятать подлянку?!» Мэй обдала их лавовым потоком. Горящие продолговатые тела опали вьющимися в агонии плетями. — Знакомая атака, ублюдок, — сказала она. Здоровый змей громыхнул развороченной рожей о землю. Мэй прищурилась. Где же… Она ушла в последний миг. Лезвие бесконечного клинка противно оцарапало плечо. — Ао, где он?! — спросила Мэй через рацию. Ей ответили: — Внутри здоровой туши. Других рядом нет. «Отлично… значит, настоящий, — подумала Мэй. — В такой неплотной земле Ао бы его нашёл». Джирайя приземлился рядом. Снова сцедил на руке чакро-сферу. — Давай по трупаку. Мэй кивнула. Он опять взмыл и вдарил по трупу тварины. Тот заплескал ошмётками крови и плоти во все стороны. Мэй не обращала внимания на пролетающую жижу. «Что же…» Она сбила всю чакру, которую могла себе позволить за один порыв концентрации. «Пиздец тебе!» И выдула в змею самый большой поток в своей жизни. Лавовый океан заплясал жгучими протоками. Развороченный труп прожигало насквозь. Плоть запекалась, шипела и облезала на землю, оголяя кости и внутренние органы. — Прямое попадание, Мэй, — сказал Ао в рацию. — Но он ещё жив. Джирайя вновь очутился поблизости, фыркнул. — Ещё бы он из-за такого сдох… — сказал он. — Надо проверить, — ответила Мэй. Джирайя скептично окинул прожжённую землю. — Мы пойдём по магме? Мэй усмехнулась. Пошла первой, сконцентрировалась, и остатки магмы расступались пред её шагами. — Горячая ты всё-таки женщина… Мэй не собиралась с ним спорить. В выжженной неглубокой воронке посреди недоплавленных костей развалилось истёкшее плотью тело. Орочимару лежал без обеих рук и одной ноги. Жар сцеживал с него кожу, но Мэй видела, как раны шипят и обрастают новой плотью. Тварь регенерировала, и оставалось не так уж и много времени, чтобы поиздеваться. Орочимару сипло захохотал сквозь кашель. — Глупцы, — сказал он. — Вы только разрушите тело. Я — большее, чем прост… Мэй подошла ближе, ухватилась за остатки обгорелой одежды и вздёрнула его. — Достаточно! Она взглянула в его глаза. Говорили, что месть бессмысленна, но она не испытывала к этому человеку жалости, даже когда он сгорал заживо. Мэй сцедила чакру в руке, со всей дури вмазала по грудной клетке. Орочимару вздрогнул и засипел. Она разворошила ему рёбра, наверняка лёгкие и… нащупала мощно и неритмично стучащую плоть. Охватила на ощупь и рванула на себя. Тело обвалилось на землю. Орочимару сипло засмеялся, давясь кровью. Мэй держала в руках его сердце. То отдавало угасающими толчками. — Я пообещала, что заставлю тебя сожрать своё сердце, — она присела на колени. А теперь…***
Мэй наблюдала за догорающими костями. Джирайя стоял рядом и оба они молчали, погружённые в свои думы. Обновлённый режим отшельника поражал. Сильнее, быстрее, мощнее и чище. Джрайя в нём чувствовал себя по-настоящему единым с природой, и никаких жаб-старейшин ему больше не требовалось. Но его терзало другое. Девчонка жестоко расправилась с другом детства, и он чувствовал себя странно по этому поводу. У неё были поводы мстить. Казалось, даже больше, чем у него самого… Орочимару ему самому лично ничего не сделал, но Джирайя чётко наблюдал за тем, как из едва заментых зерён зло взрасло в бывшем друге всеопутывающими лианами. Не осталось тому иного спасения, кроме смерти. По крайней мере, так думать было проще. Жаль, правда, что от такой безысходности внутри постоянно что-то назойливо ныло. — Что теперь? — спросил он. — Они ушли, — ответила она. — Мы просрали шанс его грохнуть. Опять. — Да уж… Зато Орочимару вряд ли больше заявится на твоей земле. — Да. Но он сам сказал, что не подохнет так просто. Я верю ему. — Я тоже. Уж этот ублюдок не стал бы лукавить. Он найдёт способ вернуться. Джирайя отвернулся от палёного зрелища. Мэй отомстила с чувством. Словно и не испытывала сомнений, и он понимал, что сам бы точно не сумел заставить врага… «Ч-чёрт…» Он покосился на неё. Она уставилась в ответ. Оба отвернулись и продолжили молчать. — Почему ты не вмешался? — спросила Мэй. — Потому что не видел повода тебя останавливать, — честно признался Джирайя. — Я не хотел убивать его своими руками. — Вы были боевыми товарищами. — Да. Но он свернул на тот путь, с которого невозможно сойти. Я уже не верю в то, что он когда-нибудь сможет очиститься. — И правильно, — отрезала Мэй. — Не стоит жалеть настолько опасных ублюдков. Джирайя усмехнулся. Может быть, она и была права. Но полностью отринуть былые чувства он попросту не мог. Пусть и старался всё это время себя заставить. — Надеюсь, что мы останемся товарищами, — сказал Джирайя. — Ни Туману, ни Конохе не нужны новые конфликты. — Если вы не вздумаете лезть в наши дела, — ответила Мэй. — Только тогда союз возможен. Ты знаешь. — Знаю, — кивнул Джирайя. — И не могу этого обещать, как ты понимаешь. — Ещё бы… Мэй фыркнула, махнула рукой и ушла. Паренёк Нобуо, шпион, крикнул ей вслед. — Приятно было свергать власть, — попрощался он. Мэй ему не ответила.***
Какаши сонно зевнул. Он, замотанный в шарф, ранним холодным утром стоял на полигоне. От недосыпа как-то холодило… — А это правда, что у тебя тоже красная хреновина в глазу, Какаши-сенсей?! — бешенно скакал Наруто. — А где ты её достал, Какаши-сенсей!!! — Мне подарили, — лениво отмахнулся Какаши. — Чё?.. По-д-дарили? Это как, типа, на день рождения?.. — Типа на день рождения… Наруто на удивление наконец-то завалился. Какаши же не мог отринуть ассоциации и вспоминал прошлое, в очередной раз ловил себя на мысли, что в Обито энергии было не меньше. Вот и бесил он тогда не… — А… а чей это глаз?.. — сбил с мысли аккуратный вопрос. — Самого… кореша?! Какаши не ответил. Пожал плечами. — Ч-чёрт… твой друган, наверное, это… м-много потом глаз у него отрастал… — Чего?.. — Э-э… да я в куст колючий влез как-то! Так исцарапался, что потом болело… не помню скока, но долго-долго! — воскликнул Наруто. — А тут… глаз подарил… Он же… он же его… фу! Какаши вспомнил Обито снова, уже хилого, необычно изломленого и полудохлого под этим камнем. Он навсегда запечатлел, как Рин нависала над телом и вырезала глаз. Как стекали тонкие струйки крови, как живой зрачок в мгновение ослеп и замер. И как инородной пульсацией чужой глаз ожил и стал уже его, Какаши, частью. Биологически шаринган этот прижился. Но слишком сильно память действовала на эту связь, и что глаз, что сам Какаши, будто бы два непримиримых, но вынужденных соседа, находились в постоянном желании друг от друга избавиться. Глаз хранил в себе мятежный дух Обито. И дух этот жил чувством отчаянного осуждения. Словно незримо и молчаливо винил Какаши в смерти Рин… У Наруто таких проблем с принятием глаза не было, ведь он с рождения его получил и не знал кровавой истории, которая за глазом стояла. Какаши тоже полностью её не знал, ведь Шис… Годайме, новый Хокаге, рассказал только о том, что глаз принадлежал некому нукенину. «Ну и чёрт с ним… главное, что есть». Заниматься этим гиперактивным шумным пиздюком было, откровенно говоря, влом, но раз уж его так настойчиво попросили приглядеть за сыном Минато-сенсея… — Ну что ж, — сказал Какаши. — Давай-ка глянем, что ты уже умеешь…***
Небеса сходились грозовыми тучами. Далёкий берег рисовал пышный скалистый горизонт. С высоты технического узла стремительно слетали барьерные цепи. Атсуши следил за тем, как отработанный конструкт незримо сцеживает природную энергию из всего вокруг и держит внутри рьяный водоворот. Подчинённая стихия билась беспомощными вихрями о грани курсивной клетки, крутила воронку смертельной обречённости. Закованное в природную тюрьму, буйство жгло потаённую гордость, и она взмывала горячим пьянящим ощущением. Человек издавна возжелал подчинить себе чудеса мироздания, ведь они велики, страшны и опасны. И всё дальше шёл по этой дороге. Атсуши гордость уже не брала, ведь недостаточен градус победы. Ему стало ясно, что опыт привёл учёных к мигу, когда их маленькая ячейка человечества из Узушио сама стала тем самым чудом мироздания, над которым хорошо бы одержать верх… — То, что ты затеял, переламывет все границы дозволенного моей моралью. Я благодарен тебе за все твои благие стремления. И потому не стану противиться твоей нужде творить… кровавую справедливость, — фыркнул Коями. — Но и помогать я тебе не стану, старый хрыч. Атсуши не ответил. Он не нарочно, но отчего-то отчётливо злобно пощурился на этот подавленный водоворот. Это бездушное создание билось к свободе, будто бы живое, и снова вторглась в голову мысль о том, с какой же силой рванут к жизни все те субъекты мирозданного чуда, кого приходилось считать друзьями. Кроме той самой мощи бунтовского всплеска он правда не видел отличий, ведь разительно живое и неживое отличали только смертность и душа. Смертность — лишь непостоянство. А душа… вся воспеваемая другими духовность растаяла, когда ей нашлось объяснение. — Значит, ты остался таким же инфантильным ребёнком, — упрекнул Атсуши. — Я-то? — процедил Коями. Его всегда было просто задеть. — Взглянул бы на себя. Вы затеяли всю эту свою муть ради того, чтобы утвердиться перед всем… перед всем материальным и нематериальным. Разве ж это не высшая степень выебо… — Тогда я отплачу тебе тем же, — холодно отрезал Атсуши. Коями нерешительно замер. Фыркнул. Отвернулся и хмуро сложил руки на груди. У него этот сраный водоворот в клетке всегда вызывал негодование. Странное и еле уловимое сострадание. Вот ведь. Свободолюбивый человек, запертый в ограниченном обществе… — Буду непременно ждать, когда тебе выпадет возможность… Атсуши свернул свиток. Отложил на край маленько запылённого стола библиотеки. Дозволенное моралью, благие стремления… Не знал ещё Коями, какие ему уготованы перипетии. Ни об инвалидности не знал, ни о пиздюке своём из будущего. Но уже тогда Атсуши зарёкся влезать в его дела и вместе с Узушио вырезал его из своей жизни. Сквозь редкие и слабые вспышки стыдливых воспоминаний казалось, что с Коями вышло слишком жестоко, ведь Атсуши в глухой серости скучного существования сладко упивался осознанием того, что жизнь близкого знакомого из прошлого пошла под ещё больший откос. И всё вспоминал своё же слово. Мол, не будет тебе ни помощи, ни противостояния. Живи же без меня, а я без тебя продолжу. Если крепкие узы порезать на рваные нити, то швы связи разойдутся в отдалении разносторонних горизонтов. И всё равно, что за горизонтами всегда одно — материальное забвение, а то, что разошлось, станет единым после так называемой смерти. Атсуши не усвоил урока Узушио даже после того, как это самое Узушио уничтожил.