***
Темень посерела внезапно. Наруто и не уследил за мгновением, когда глаз заморщился от белизны одинокой лампы, а тело стало очухиваться. Руки и ноги затекли за безвременный промежуток черноты, он рефлекторно вскочил со стула и заозирался. Вокруг стояли серые стены маленькой комнатушки, в одной из них побликивало прямоугольник-зеркало. Под ногами путался скромный стул, рядом с которым стоял такой же скупой на цвета и детали стол. За столом был дядька. Тот самый Саске-переросток. — Какого хрена?! Это чё, похищение?! Мужик сморщился от громкого тона и коротко кинул: — Сядь. Прозвучало не то, чтобы угрожающе, но и к себе не располагало. Наруто нахмурился. — Ты ваще кто? — Меня зовут Учиха Текка. Я капитан военной полиции Учиха. А теперь сядь. Голос этого Текки звучал так же серо, как и весь кабинет. Наруто простоял на месте пару секунд. А потом от безысходности всё же плюхнулся на стул. И тут его поразила догадка: — Эт чё… этот хмырь вам на меня настучал?! — воскликнул он. — Боюсь этот… хмырь, — донёсся другой голос. Серая дверь, которую Наруто только сейчас заметил, была приоткрыта. Возле неё вразвалочку стояла девчонка. Та, которая с псинкой была. — Уже ни на кого не настучит. — В смысле… Наруто почесал затылок. И замер. Его словно пришибло чем-то тяжёлым и скукожило, но мгновением позже вытянуло в струну. Девчонка ухмыльнулась горьковато и сказала: — Боюсь, что пиздюка-то ты, походу, грохнул.***
Шисуи уверенно ступил в допросную. Перед стеклом стояли двое: Хана и Текка. Они устало пялились вникуда: ожидание их вымотало. Наруто был на другой стороне. Он безынициативно завалил голову на стол и пялился в стену. В блеклой комнате рыжий костюмчик сиял ярким сочным пятном. Но, казалось, даже его яркость словно выцвела за ночь. — Вы всю ночь тут? — спросил Шисуи. — Да, — ответил Текка и коротко обернулся. — Не было нужды вызывать тебя сразу, поскольку ещё неизвестны все факторы, способные повлиять на решение. — В чём дело? В чём причина ареста джинчурики? — Он запинал своего соседа в приюте, — пояснила Хана и устало зевнула. — Серьёзно так. Его откачали, но еле успели. Он чуть не захлебнулся и сейчас в реанимации. Может, ещё помрёт. Так что мы решили дождаться итогов перед тем, как действовать. Шисуи хмуро кивнул. Подошёл ближе к окну и хорошенько рассмотрел силуэт потенциального убийцы. Чтобы этот пиздюк решил грохнуть соседа… — Вряд ли он хотел убить его. Думаю, это пиздючьи разборки. — Так и есть. Он рассказал нам. Этот Осой наехал на Узумаки Атсуши, за это и получил. Один из ударов пришёлся на спину, из-за этого и всё последствия. На ложь не было похоже, Наруто… как это сказать... — сказала Хана. — В состоянии шока, — дополнил Текка. — Однако из-за этой ситуации могут вновь пойти заявления о том, что джинчурики снова выходит из-под контроля. Тем более что Коноха лишь недавно подверглась нападению биджу. Шисуи задумался. Боязнь джинчурики действительно имела место быть. Нападение Кьюби оставило в истории Конохи кровавый отпечаток. После этой трагедии многие серьёзно думали о том, что Конохе нужно избавиться от биджу. Они предлагали убить младенца Наруто, даже не подозревая об обмане Йондайме и Сандайме Хокаге. Сейчас всё утихло. И лучше бы сделать так, чтобы огонь резонансных настроений не вспыхнул вновь. — Кто его видел? — спросил Шисуи. — Ну… этого Осоя. В побитом состоянии. — Одна из сотрудниц приюта сообщила, — ответила Хана. — С ночного дежурства. Она, как сказала, сообщила в срочную службу. Так что звеньев, в которых информация засветилась, не так много. — Отлично, — ответил Шисуи. — Информационной чисткой я займусь. Нам придётся скрыть этот инцидент — вне зависимости от того, как в итоге сложится судьба шкета. — А… — Хана покосилась на стекло. Наруто уныло почёсывал макушку. — С другим шкетом-то делать? — Поступим в зависимости от того, что будет с Осоем, — ответил Текка. Шисуи промолчал и подумал немного. Вспомнил свою юность, когда от порывов сносило голову. Он хорошо запечатлел каждый оттенок отчаяния и злобы, которые волнами хлестали после очередной смерти. Чувства были такими сильными и хаотичными, что собственное я терялось в их стремительном наплыве. Наруто можно было понять. Атсуши за годы стал для него главным ориентиром, сияющей звездой. Теперь — угасшей, к сожалению. Однако прощать в лучшем случае побои, а в худшем — убийство невиновного… — Нет. Не будет никакого «в зависимости от». Вы запрёте его на недельку-другую. Пусть подумает и в голове прогонит, что натворил. Остынет. Текка промолчал. — Ты знаешь, чей он сын, Текка, — дополнил Шисуи. Хана усмехнулась и беззлобно сказала: — Попахивает кумовством. Шисуи хмыкнул. Знала б она, в какую паутину интриг этот пиздюк был вплетён…***
Зной лета душистым покровом палил по памятникам и макушкам людей. Солнце — вестник тепла и счастливой поры рассвета жизни, — словно скинуло маску притворства и сияло естеством смертельной звезды. Вдалеке раскинулась процессия скромных людей в чёрном. Итачи следил за ними с другого конца кладбища. Он стоял рядом с могилой отца и размышлял. Трое суток минуло со дня катастрофы. Хаос бойни, взбудоржившей каждое сердце, заставил людей сплотиться в едином порыве. Но работы становилось всё меньше, и в свободные часы в поле скорби собиралось всё больше похоронных процессий. Людей закапывали без особых почестей и в ускоренном режиме. Чаще всего — сразу десятками, потому что улицы требовалось очистить как можно быстрей. Итачи два дня смотрел на потери как на всего лишь число в статистике. Они, с учётом масштаба атаки, были приемлемыми. А на процедуру захоронения, максимально оптимизированную, как на вынужденное решение. — Да вы!.. — возглас потонул в рыданиях. Со стороны процессии то и дело доносились разбитые всхлипы. Итачи не вслушивался, но случайно ловил слухом факты. Женщина гневалась на судьбу, но выплёскивала чувства на работников службы. Итачи тихо вздохнул. За три дня он успел осознать ситуацию с разных сторон. Сначала он увидел разруху. Икорёженные трупы, калеки, улицы и дома, вмиг разбитые пришествием Шукаку. После — рассмотрел жертвы со стороны цифр и холодных расчётов, когда в руки Шисуи попала статистика. Всё оказалось позитивней того прогноза, который сформировался в день трагедии. Однако медлить было нельзя: ни с восстановлением инфраструктуры, ни с избавлением от тел. Ветераны из совета: Хомура и Данзо, — настояли на оптимизации процесса. В их словах имелась логика, однако они оба упускали фактор общего упадка настроения населения. Люди, вынужденные работать вопреки скорби, таили злобу. Надругательство над обычаями только подливало масло в огонь. Это было не критично в конкретном случае, но хорошо показывало подход обоих. «И всё же… Суна». Тела убитых врагов были переданы в надлежащий отдел для исследований. Ситуация с политическим союзником, предавшим в самый неподходящий момент, была не нова на мировой арене. Но обстоятельства вызывали вопросы. Убийство Казекаге и подстава — так ответили после того, как всё закончились. Говорили, что нападение — это целиком и полностью вина Орочимару. Однако верить в это было глупостью. Суна — цитадель скупой жизни в смертельном океане песка, в ней выжили изворотливые и сильные духом. Наверняка многие знали, что Казекаге подменили, и намеренно пошли на сделку с убийцей. Или — намеренно проигнорировали. В любом случае, кто-то явно пытался вывернуть предательство Конохи себе на руку. «Кто, разве что…» Близкие шаги вытянули Итачи из мыслей в реальность. Он медленно обернулся и проследил за фигурой шкета. Шкет тихо прошёл меж рядов камней и остановился. Замер возле могилы. Не такой далёкой от отцовского памятника. Это был знакомый шкет. Сын Учихи Яширо. Итачи отвернулся, не имея особо желания наблюдать за страданиями отрока врага. Учиха Яширо погиб бесславно. Его останки были найдены в лесу, в котором он планировал лишить жизни отца. Иронично. Его смерть не ощущалась победой, будь то победа над врагом или освоение техники. Но Итачи, думая о ней, каждый раз вспоминал квадрат и гнилую атмосферу человеческого порока. Место, которое было прямым воплощением всего мрака, таящегося в душах обычных людей. Вместе с тем он вспоминал, как рьяно в нём бились тусклые лучики света и как дух его дрожал из-за одной лишь мысли: всё повторится рядом, среди тех, кто ему дорог. Это продолжалось почти десять лет. Но сейчас Итачи чувствовал, что в голове больше не покалывает стылой угрозой. Что сценарий далёких земель теперь уже точно не воплотится и что весь тот ужас… всё то, что пришлось воображать, себе и к чему пришлось себя готовить, никогда не станет реальностью. Что не случится мига, когда бунт вспыхнет. Что Кьюби, об отсутствии которого долгое время не было вести, не воплотит в настоящее ужасы прошлого. Или что ради предотвращения этой катастрофы не свершится кровавая ночь. Данзо видел свой инструмент, свой скальпель, и Итачи тогда не имел власти, чтобы не встать на уготованную роль. Всё могло свершиться ещё шесть лет назад. Бунта не существовало, клан Учиха несправедливо пал от руки сбредившего гения, а Учиха Саске — единственный выживший в резне — такое было решение. Итачи помнил отцовский урок: будь готов к своей погибели, вообрази её в красках и оттенках, представь под разным углом, будто ты настоящий — режиссёр смерти себя же из будущего. Итачи помнил отцовский урок. И знал, что применять его лишь на себя будет полной глупостью. В один миг во время простого разговора между отцом и сыном голова Учихи Фугаку слетает с плеч. Кровь хлещет на татами и на тонкую сёдзи, а Итачи, отпрянув от обречённого тела, остаётся чист в безумии кровавой концовки восстания Учиха. Отец — лишь одна из жертв, нужных для спасения Мира. И, откровенно говоря, далеко не самая выматывающая. Следующей умирает мама. Быстро и скупо — так же, как и отец. Она совсем не сопротивляется, потому что понимает, ради чего Итачи идёт на преступление против самой жизни. Для неё нет смысла в восстании, если рядом с ней не будет сына. С ней легче всего: она не окажет сопротивления. С ней тяжелее всего: она будет готова умереть ради будущего. Итачи много размышляет. Думает, что использует на ней гендзюцу и облегчит её страдания. Холодно отмечает, что для неё это не имеет особого значения, но имеет для него. Испытывает отвращение из-за своего эгоизма, а после и от всей сцены, пусть она — лишь плод воображения. Ведь разве правильно это?.. Жертвовать тем, кто ради тебя и твоих идеалов готов от всего отказаться? Но после — он вспоминает цель. Мирное будущее, защита от порочного мрака, который, если посудить, гораздо хуже даже самой безумной резни. Цель оправдывает средства — ужасный принцип, но истина в случае борьбы с пороком квадрата. И всё равно: в каждом из сценариев он не может сдержать рвущегося зверя отчаяния. И каждый раз мнимые слёзы будущего оборачиваются настоящим. Итачи редко плакал за свою жизнь. Но даже сейчас, после того, как всё разрешилось, ему было тяжело сдерживать чувства. Шисуи — третья важная цель. Он должен пасть одним из первых, ведь сила его Мангекё — важный аспект грядущего восстания, пусть и далеко не каждый о ней сведущ. С ним нужно быть осторожным. Ведь он не только силён, но и крайне чуток на переживания. В идеале следует вывести его один на один, расположить к себе разговором и растворить в диалоге подозрения. И после… одним точным ударом… Утопическая картина. Итачи уверен: если дойдёт до резни, то друг запросто его раскусит. И ничего не поможет, никакое притворство. Некоторые люди попросту чувствуют сокрытое за масками. С Шисуи тяжелее всего: его не проведёшь, не обманешь, а в открытом бою — не одолеешь. С Шисуи легче всего: он умрёт не как друг, а как человек, который не согласится с выбором Итачи. И как будто бы это умаляет грехи. Будто дело не только в том, какой выбор сделал Итачи. Но и в том, какой выбор не сделал Шисуи. С Шисуи нужно было что-то решать. Возможно, выход был в том, чтобы в конкретном случае задействовать ресурсы Конохи. Устроить тайную засаду. Отравить… Итачи согнал назойливые мысли. Сейчас он не хотел об этом думать. Но еле слышный всхлип шкета Яширо заставил его вернуться в поток. Последняя смерть, которую он представлял чаще других, отличалась по эмоциональному настрою. Кровавая ночь в самом разгаре. Одна за одной жизни обрываются в мрачных сумерках, бунт истлевает вместе с угасающими огоньками чакры. Учиха Яширо находится у себя дома. Он не спит. И выходит из своей одинокой комнаты, где обычно ночует, в гостиную. На полу лежат два бездыханных тела: жены и сына. Его семьи. Яширо коченеет от ужаса и думает на мгновение, что это всё сон. Но алые глаза убийцы вырывают его из дрёмы в настоящую иллюзию. Яширо распят и обездвижен. Его плоть рвут на части клинки. Каждый клинок — плата за одну из множества жизней, загубленных сегодня. Каждый клинок — порочное наслаждение для того, кто стоит за миром иллюзий. Эта пытка дарует свободу. Ею Итачи снимает с себя часть вины, и в голове его ясно сияет единственная мысль: не только он виновен в погибели клана Учиха. Итачи тяжко вздохнул. Хорошо, что всё обошлось. Но мысли о кровавом раскладе не спешили покидать голову даже после катарсиса конфликта, когда попытка Яширо сместить отца обернулась провалом, а Шисуи занял место нового Хокаге. Они больше не были похожи на строгий ход размышлений, а скорее напоминали хаотичные волнения в голове. Некие обрывочные воспоминания о несбывшемся будущем, предостережение на случай, если похожий сценарий возникнет на временном горизонте вновь. Но в настоящем бунтовщики мертвы. С ними мертво и восстание. Такая простая и ясная, но до изнеможения выматывающая своей извращённой обыденностью мысль. Самый прямолинейный способ избежать трагедии крылся в смерти человека, по которому нынче плакала его семья. Его собственный ребёнок. С другой стороны, жертвы несоизмеримы. Отец, все те, кто по глупости и убеждениям примкнул к Яширо. Сам Яширо. И множество несчастных душ, загубленных без цели и надобности в мясорубке. Вне контекста прошлого: цена великая. В контексте: такая, что вызывает лишь облегчение. Итачи не хотел возвращаться домой. Потому что и в глазах матери, и в глазах Саске он видел стойкость и силу духа, за которой покоилась звенящая скорбь. Потому что цена, которую он счёл приемлемой, разрушила его семью и семьи многих других обычных людей. Потому что мир громил человеческие судьбы, не скупясь обрывать жизненные линии: дошедшие или не дошедшие до своего катарсиса, — с особой жестокостью. Всем рвал. Тем, кто, наверное, заслуживал, — или нет. Ему было плевать. Он попросту так работал.***
Ооноки сидел с закрытыми глазами. Ему не требовалось видеть, чтобы ощущать каждый камень в сети магнитной ловушки. Он был центром для колец, словно планета для своих спутников, и их энергия бежала по телу живительной свежестью. Ему было много лет. Но благодаря единению с природой он ощущал себя по-настоящему молодым. Магнитная ловушка — горная аномалия, которую ещё первый Цучикаге оборудовал в место для медитации, — изначально считалась артефактом природы. Она расщепляла в пыль любого, кто заходил в её эпицентр. Пока за её изучение не взялся Шодай Цучикаге. Дотон — стихия познания и смирения. Она груба лишь на взгляд дилетанта и того, кто хочет от неё только взрывной мощи. Настоящий мастер земли — это не воин, а творец, способный своей волей перекраивать само мироздание. Таким творцом и был Шодай, способный управлять не только монструозными булыжниками, но и тонко манипулировать мельчайшими частицами. Таким творцом был и Нидайме, разве что… Ооноки усмехнулся. Нидайме был человеком более научного времени в сравнении с дедулей Первым, вот и к изучению ловушки он подошёл обстоятельней. Впоследствии ему удалось воссоздать силу расщепления из трёх стихийных элементов. Так появился Джинтон, который считался высшей степенью владения Дотоном, Катоном и Футоном. «Интересно… кто из нового поколения сумеет овладеть этой силой?» В чистом мареве горной силы замаячил источник. Ооноки открыл глаза: взгляд, привыкший ко тьме, подслеповато замылился жёлтыми жилами левитирующих камней. — Цучикаге-сама, — издалека его окликнули. Ооноки перенаправил потоки чакры и обернулся в воздухе. Перед ним — за пределами сетей ловушки — стоял Кицучи. Его сын, а по совместительству, один из сильнейших шиноби Камня. — Докладывай. — Местность разведана. Отряды малой заметности доложили, что обстановка в регионе обычная. — То есть… они всё ещё не знают. — Вероятно. Но даже если и знают, они всё ещё заняты ликвидацией ущерба, нанесённого группировкой Суны. Ооноки усмехнулся. В Суне давно возникали как внутренние противоречия, так и настроения против Листа из-за срыва некоторых пунктов союзной сделки. Оставалось только задействовать агентуру и тайно от всех проследить за тем, чтобы план Орочимару был приведён в действие. Жаль только, что помочь более существенно не вышло. — В любом случае, — продолжил Кицучи. — Мы можем начинать. Ооноки коротко кивнул. Операция в стране Травы планировалась долго. Разведка проделала колоссальную работу по шифровке переговоров с Облаком и по сокрытию всех подготовительных этапов. Не следовало томить, пока Коноха разгребала последствия нападения Суны. — Отдавай приказ.