I'll be home for Christmas

      Теперь это было правильно.       Ламберт на какой-то миг застыл на улице, посреди толпы. Внезапно он ощутил себя таким счастливым, понятым и к месту. Все внезапно стало казаться таким прекрасным и верным. Идеальным. Даже мороз приятно колол щеки, гул людей был живым и радостным. Музыка, играющая на улице и с магазинов была как никогда мелодичной и понятной. Лютик часто говорил, что чтобы полюбить по-настоящему, ее надо понять. Словить не только ритм, но и атмосферу, и интонации в голосе и много-много-много ещё чего.       Ламберту показалось, что у него впервые получилось музыку понять.       Он посмотрел на часы и выругался. Он обещал быть дома к семи. Вообще-то Рождество было выходным днем, но не на его работе, нет, не там. Полиция не спит, не ест и, Боже упаси, не отдыхает.       Он спешно словил такси и неловко залез в него, ощущая странный трепет. Ведь это не первое его Рождество с Лютиком, все это уже было и все это он знает. А нет, — одернул он себя. Этого он ещё не знает.       Да, у них была семья — насколько уместно было такое сказать. Они праздновали Рождество вместе, но в этот раз все было совсем по-другому. Лютику был ему сейчас ни сыном, ни другом, никем из все тех, кого он видел в нем раньше. Это был омега. Омега, который почему-то сделал так, что Ламберт уже ощущал семейный уют, будто каким-то образом они уже успели стать семьёй.       Он выдохнул и откинулся на спинку кресла. Да, точно, они семья. У них были возможности создать ее раньше, намного раньше, но Ламберт все рушил своей глупостью и звериной жестокостью, которую укротить смогли только года, проведённые в боли. А теперь они семья. Стали теми, кем и должны были когда-то давно.       Лютик все исправил.       Как же велико было его сердце…       Едва переступив порог дома, Ламберт замер в нерешительности. Пахло... Едой. Ещё уютом пахло, Лютиком, комфортом, счастьем, пониманием. Но вот запах еды поразил его куда больше! Он искренне не думал, что Лютик в самом деле приготовит праздничный ужин.       На секунду он ощутил себя по-детскому неловко, будто ему не семьсот лет, а пятнадцать. Он выдохнул и улыбнулся. Да, он точно с Лютиком… Только он мог заставить его ощущать себя подростком. Только он.       Медленно, на помягчевших ногах под Call me Santa, играющую из гостиной, он заглянул в кухню и растекся в широченной улыбке. Лютик стоял с палочкой корицы во рту, оперевшись о кухонную тумбу, медленно читая какой-то журнал. Рядом варился глинтвейн — как догадался Ламберт по запаху. Ещё пахло уткой и соусом для пасты. Стоял какой-то салат… Ламберт улыбнулся ещё шире и ласково позвал его:       — Солнце?       Лютик вздрогнул и резко повернулся к нему. Из рта выпала палочка корицы и он выругался. А потом улыбнулся ему тоже, будто засмущался.       — С возвращением домой?.. — глупо хихикнул Лютик. — Ты не поверишь, но я даже не переварил пасту! Господи, это было целым испытанием… А ещё я решил сделать салат из ананасов. Да, я знаю, это извращение, но я обожаю их… И ещё! Ты не поверишь, что у меня получилось! Я сам в шоке!       Ламберт смотрел с мягкой улыбкой за тем, как Лютик резко развернулся, что-то ища. Лютик всегда готовил хорошо. Даже очень хорошо. Правда, как знал Ламберт, это единственное, что он умел делать хорошо в быту.       Лютик подскочил к нему и Ламберт уставился на гору имбирных человечков. Вполне себе милых и узнаваемых.       — Видишь, даже крем не растекся!       Ламберт широко улыбнулся и кивнул, чмокнув Лютика в лоб.       — Ну, шеф-повар был в тебе всегда, Лютик. Уверен, что это так же хорошо на вкус, как и на вид.       Лютик внезапно засмущался, неловко улыбаясь. Потом опомнился и подскочил к кастрюле с глинтвейном, выключая. Ламберт судорожно выдохнул, ощущая, как щемило грудь от всей этой нежности, что он испытывал к нему. Лютик сделал для него ужин! Он старался, и, Ламберт уверен, все было сделано с любовью. Он плавно подошёл к нему и обнял со спины, чмокнув в висок.       — Один из лучших подарков, — шепнул он ему на ухо.       Лютик снова дернулся — почти что смущенно.       — Скажешь тоже… Все омеги готовят, с детства мозги же промывают.       — Но ты не все. И ты сделал это специально для меня. И ещё ты старался.       — Я тут целый день! С печеньем дольше всего провозился! Если окажется, что ты не любишь сладкое, то тебе придётся есть силой!       Ламберт рассмеялся, а Лютик быстро выскользнул из его рук, открывая духовку. Ламберт ощутил, что хотел кричать от этой идиллии. Ему казалось, что никогда ещё не было настолько правильно и хорошо. Да, конечно, раньше с Лютиком было по-разному. И хорошо, и очень хорошо, и он даже был счастлив, но вот так ещё не было ни разу. Это было что-то намного сложнее счастья, будто такого слова, чтобы описать эти чувства, попросту ещё не придумали.       Он ощущал себя к месту, ощущал любимым и понятым, ощущал заботу и любовь. Он стоял здесь, смотрел на Лютика, и ему казалось, что не было еще того места, где все было бы настолько правильно, как здесь. Не было ни одного «но», которое бы омрачало, маячило и тянуло его на дно.       Не было ничего.       Только уют, тепло и любовь. Бесконечная любовь, которой Ламберт жил и дышал.       Да, сегодня он определенно начал жить по-настоящему.       — Поможешь стол накрыть, раз уж пришел?       Ламберт вздрогнул, как от неожиданности, и медленно кивнул.       Так странно и настолько в новинку. Казалось, что он делал это сотню раз: помочь накрыть на стол, но в этот раз это совсем по-другому.       А еще у него буквально начинали течь слюни и он уже просто хотел начать жрать — тем более, он не обедал!       Но Лютик внезапно оттеснил его к камину и сказал:       — Растопи его пока, а…       — Зачем? Дома тепло.       — Для атмосферы. А мне надо, — Лютик игриво укусил его за мочку уха, — подготовить кое-что для тебя.       Ламберт ощутил, что смутился и медленно кивнул.       Лютик подмигнул ему и вышел из гостиной, а Ламберту оставалось терпеть в комнате, наполненной запахами вкусной еды!       В конце концов, через бесконечный промежуток времени, Лютик вернулся и, улыбнувшись ему, обнял, чмокнув в щеку.       — Я так и представлял свое идеальное Рождество… И готовка целый день была частью программы! Я не ожидал, что мне так понравится… Сколько еще скрытых во мне навыков?       Ламберт рассмеялся.       — С течением времени узнаешь… Я… я могу уже поесть?       Лютик улыбнулся и кивнул.       — Волчара ты мой, вечно голодный.       — Я не обедал! У нас сегодня столько было работы!       — В честь Рождества? — уточнил Лютик, садясь напротив него.       — Ага, видимо, маньяк какой-то решил по-своему его отпраздновать. Ладно, не будем углубляться в подробности, приятного там мало…       — Ладно. Трисс, кстати, звонила. Тоже с праздником поздравила, сказала, что вы какой-то подарок вместе мне купили…       Ламберт улыбнулся, прищурился и кивнул.       — Да, кое-что у нас для тебя есть… Что-нибудь еще спрашивала?..       Лютик замялся и раскраснелся, принявшись тыкать вилкой кусок грудки.              — Она… спрашивала… Просто ты не подумай, но она, оказывается, знала про нас… еще в прошлом году! И она... спросила… как мы… как мы сейчас.       — М, — кивнул Ламберт. — И что ты ей сказал?       — Ну… что у нас все хорошо… Все очень хорошо. Наверное, она поняла правильно. Рассмеялась так, будто поняла абсолютно правильно.       — Почему тебя так это смущает?       — Она мне почти как мать! И как-то неловко матери говорить, что я начал встречаться с… мужчиной, которому… очень много лет… Ой, стой, она же чародейка, так?       — Так.       — Я совсем об этом забыл! Вроде… Просто в голове не укладывается, что я сижу сейчас с ведьмаком… Ведьмак! С ума сойти… А потом правда все равно об этом забываю.       Лютик плавно положил свою руку на тыльную сторону ладони Ламберта, поглаживая. Почему-то его сердце наполнялось таким теплом, хотя Ламберт просто сидел напротив него и жевал с таким усердием, будто у него еду сейчас отберут.       — А ты меня любил в те две жизни?       — Любил, но не так, как надо.       — В смысле?       — Ты знаешь этот рассказ, не вижу смысла повторять… — он сделал небольшой глоток глинтвейна и поморщился, как от боли. — Тогда я любил безраздельно, не принимая отказа. Я не мог тебя даже отпустить… просто отпустить. Только со скандалом, только с оскорблениями… Я бы и сейчас не принял, если бы ты там… к Геральту бегать стал…       — Я бы не стал! — насупился Лютик.       — Но все же… Я бы просто… Спокойно с тобой поговорил и объяснил свою позицию. Что либо со мной, либо со всеми ними, но без меня… Тогда же я кричал, ругался и думал, что ты испугаешься и останешься со мной… Я… Блять, я бы не хотел это сегодня обсуждать.       Лютик понимающе улыбнулся и кивнул.       — Хорошо, тогда и не стоит об этом говорить. Просто… Мне хочется знать все-все. Как это было, каким ты был… Мне так мало сейчас тебя, и я хочу все и сразу, поэтому спрашиваю об этом.       — Все будет, но не сразу, — кивнул Ламберт, переплетая их пальцы.       — Я знаю, — он улыбнулся. — Целый день об этом думаю. О нас в то время… И как же я жил остальные века без тебя?       — Все просто: ты меня и не знал вовсе.       Лютик нахмурился и покачал головой.       — Нет… Наверное, знал… Ты мне снился наверняка. Таинственный незнакомец, которого во сне я люблю до ломоты костей… Снился, как снился сейчас… Как все мои смерти и жизни… Знаешь, как это бывает: ты лежишь, мечтаешь о чем-то — о чем-то, что сам не можешь сформировать в целый образ — и ты хочешь этого, так сильно хочешь, но вместе с тем понимаешь, что этого у тебя не будет. И понимание этого делает тебя глубоко несчастным. Мне кажется, я чувствовал что-то такое…       Ламберт как-то по-забавному округлил глаза, и Лютик вскинул брови.       — Что не так?       — Нет, просто… Ты так хорошо описал это чувство… я знал что-то похожее ранее… Но ты… Ты откуда его знаешь? Тоже приснилось?       — Не совсем… Пока… Пока я не осознал, что же я к тебе чувствую, меня часто такие мысли посещали.       — Но ты сказал, что понял свои чувства в четырнадцать, так?       — Так.       — И… ах, да, я забываю, что ты намного старше. Наверное, от этого можно было сойти с ума: в детстве быть таким взрослым… А я даже не замечал этого в тебе!       — Я не показывал, — он пожал плечами. — Переваривал в одиночестве, а чтобы рассказать кому-то… это казалось мне глупостью. Ведь я ребенок, должно быть… это просто моя фантазия… А ведь оказалось, что я просто родился старым!       Ламберт посмотрел на него с неясной улыбкой.       — Знаешь, я так много сомневался… Из-за твоего возраста… А сейчас понял, что зря. Ты мой ровесник. Только более мудрый. Омеги всегда более мудрые.       — Не все, — вдохнул Лютик. — От пола это не зависит…       — Говорят, что вы более эмпатичны, а это во многом помогает.       Лютик внезапно улыбнулся, а потом встал и сел к нему на колени. Ламберт растерялся и крякнул:       — Я еще не доел!       Лютик рассмеялся.       — Ешь, я ни на что не намекаю… Пока, — он подмигнул ему и клюнул в висок.       Ламберт кивнул, возвращаясь к своей утке.       — Надеюсь ты не сильно грустил…       — Когда? — не понял Лютик, поглаживая его по коротко стриженому затылку.       — Когда своего сородича запекал.       Лютик нахмурился и укусил Ламберта за ухо. Тот рассмеялся и ближе прижал его к себе.       Вечер был хорош. Было так тепло и уютно, в свете камина и новогодних гирляндах слушать, как Лютик без конца мурлыкал ему на ухо всякие милые вещи, обнимал его и гладил, и Ламберт определенно точно не ощущал никакой тяжести. Было так хорошо и светло на душе, и даже Лютик никогда так хорошо в руках не ощущался, как сейчас.       Никаких бывших и будущих ни за спиной, ни впереди. Только они одни, и никто больше.       — Господи, кто там салюты уже запускает? — Лютик оторвался от шеи Ламберта и посмотрел в окно. — Ладно, красиво…       Ламберт рассмеялся, откинув голову назад, когда Лютик прошелся пальцами по шее.       — Как печенье?       — Шикарное, — кивнул Ламберт. — Но, пожалуй, я оставлю его на утро, потому что утка во мне препятствует попаданию в меня чего-то нового.       Лютик улыбнулся и погладил его по груди, потом прошелся пальцами от кадыка к груди, виднеющийся из-за расстегнутой рубашки.       — Ладно… Кое-что Санта для тебя приготовил.       — Малыш Санта что-то для меня приготовил? — переспросил довольным голосом Лютик, потеревшись носом о его нос. — Думаю, малыш Санта уже сделал мне так много подарков в этом году… Да?       Ламберт довольно выдохнул, улыбаясь.       — Может быть… Но условности, черт бы их побрал, требуют чего-то конкретного на Рождество. А я надеюсь получить дальше свое, — он поцеловал его в подбородок, и Лютик довольно мурлыкнул.       — Главное распаковывай аккуратно…       — И очень нежно, — кивнул Ламберт, обхватывая губами кожу на шее, посасывая.       — А мне так хотелось бы видеть в это время твои кошачьи глазки… — выдохнул грустно Лютик.       — Йеннифер в Лондоне, так что увы никак… Зато клыки у меня очень даже ничего!       Он рыкнул, обнажая клыки, и Лютик усмехнулся, пройдясь пальцем по нижней губе.       — Поставишь мне этими клыками метку?.. Думаю… Можно не бояться, что мы расстанемся… Мы уже навсегда.       Ламберт вдохнул и чмокнул его в запястье, там, где бился пульс.       — Не надо так спешить, Лютик.       — Эй! Но ведь... но!..       — Потом, ладно? Немного позже.       — Надо, чтобы было романтично, а куда романтичнее, чем наш первый раз?!       — Ты каких сказок начитался, что там в первый раз метки ставят?       — Много каких. — буркнул Лютик. — Но если не сейчас, то тогда придется ждать свадьбы и в первую брачную ночь! — воскликнул Лютик, насупившись.       Ламберт уставился на него, и Лютик непонимающе моргнул.       — Я как бы вообще свадьбу не планировал…       Лютик от возмущения едва воздухом не подавился, и, прежде чем он не высказал все, что думает по этому поводу, Ламберт его перебил:       — Но сейчас я резко поменял свое мнение! Вот в брачную ночь будет самое то… Раз уж ты пошел со мной под венец, то, считай, влип ты надолго.       Лютик довольно улыбнулся и кивнул. Хотел потянулся к нему, чтобы поцеловать, но Ламберт внезапно взял его под бедра и поднял, сам вставая со стула. Лютик непонимающе ойкнул.       — Рождественский подарок мальчику, который очень хорошо себя вел, — Ламберт чмокнул его в лоб, и Лютик издал неясный звук умиления.       — А я думал, я был плохим и ты меня накажешь, — Лютик закусил губу, посмотрев ему в глаза.       Ламберт повел бровью, усмехнувшись.       — Нет, наказывать я тебя буду тогда, когда ты созреешь для таких игр. А сегодня просто буду тебя знакомить с взрослыми грязными делами, — он рассмеялся и выпрямился, выходя из гостиной.       Лютик зажевал губу, даже примерно не представляя, что же ему могли купить они вдвоем. Вообще Лютику уже было не до подарков. Трудно думать о подарке, когда ты сидишь весь вечер на коленях у мужчины своей мечты, а он так невероятно пахнет, гладит тебя, целует, а в перерывах с истинным удовольствием ест то, что ты ему приготовил.       Так что Лютику было не до подарков, он просто… Повернув голову, он вскрикнул от восторга и кинулся к Ламберту, едва не споткнувшись о пустое место.       — О Боже… Это же она… Но она… Боже! — Лютик снова взвизгнул и выхватил гитару, оглядывая ее и ласково проходясь пальцами по корпусу.              Ламберт рассмеялся и погладил Лютика по плечу, глядя, как он смотрел на инструмент.       — Но она же… она же!..       — Да, я бы один ее не потянул, но мы с Трисс решили, что это будет подарком от нас двоих. Ну как, нравится?       — Спрашиваешь!       Лютик, в обнимку с гитарой, кинулся на диван, удобнее устраивая ее и, едва не задыхаясь, мягко коснулся струн.       — Боже, как же ты звучишь! — он едва глаза не закатил от удовольствия. — Ну-ка…       Ламберт плавно обошел его и сел напротив него, когда Лютик стал тихо наигрывать мелодию, а потом так же тихо и мелодично запел       «Carol of the Bells». Так тихо, красиво и таким прекрасным голосом, что Ламберт едва рот не раскрыл, заслушавшись. Как же красиво он пел!       Он даже на секунду выпал из реальности, просто слушая и смотря на его лицо, кажущееся по-особенному тонким и красивым.       Так красив, так нежен и так любим.       Ламберт не верил собственному счастью.       Когда Лютик закончил, он поднял едва нерешительный взгляд на Ламберта, когда тот захлопал ему.       — Очень красиво… Безумно красиво! А гитара… Как тебе? Все хорошо?       — Да, она чудная! Боже… спасибо большое! — он подался вперед, чмокнув в колючую щеку. — Мне теперь неловко, что я тебе… толком ничего и не…       Ламберт недовольно фыркнул, и Лютик замолчал, подняв на него выжидающий взгляд.       — Лютик… ну почему я вынужден тебе повторять и объяснять такие глупые вещи?.. Ты… Блять, ну вот как мне тебе сказать, чтобы ты понял? Ты здесь, ты рядом… Ты позволяешь мне быть с тобой. Ты сделал для меня ужин, и я ощущаю себя на седьмом небе с того момента, как зашел в дом. В подарке главное эмоции, а я их получил сполна. И ведь еще получу.       — Да, — Лютик кивнул и, встав, аккуратно отставил гитару, снова ее осмотрев. Он вернулся к Ламберту и, присев рядом, взяв его руку в свою, спросил: — Тебе вправду… достаточно меня?       Ламберт тяжело выдохнул.       — Лютик, ты — все. За все эти года я потерял все, что только можно потерять. Даже мой характер… Все. Не осталось ничего. А сейчас есть ты, и света в тебе достаточно, чтобы просто... греть меня. А по теплу я истосковался сильнее всего. И по тебе, Лютик, и по тебе, — он чмокнул его в тыльную сторону ладони.       — Просто, в голове не укладывается, что меня… хватает.       Ламберт улыбнулся, покачав головой. Он прижал его к себе ближе, чмокнув в лоб.       — Просто ты пока не понимаешь некоторых вещей… Я тебе не дал их понять в те века… Но теперь у тебя есть время… просто, Лютик… ты же прекрасен, а я самый отвратительный человек в мире. Но каким-то образом ты заставляешь меня думать, что я достоин тебя.       — Но… ты не отвратительный, Ламберт! Я не...       — Может… может сейчас и нет. Но какая разница, что было после тебя, если с тобой я был ужасен? Даже тогда ты заставлял меня думать, что я достоин, и поэтому я так поступил.       Лютик прижался к нему теснее и глубоко вдохнул, поглаживая его по шее.       — Нет… Все это уже неважно. Есть только этот момент, и он прекрасен…       Он плавно поднял голову и посмотрел ему в глаза. Взгляд у Ламберта был снисходительный и теплый. Такой мягкий, такой… родной.       Лютик поерзал и подался к нему вперед. И Ламберт его поцеловал, и все, внезапно, потеряло свою ценность. Все стало неважным, кроме Ламберта — только он один, только он нужен и важен. Он есть, и он здесь, Лютик не знал, какие же слова нужно найти, и как их сказать, чтобы описать то, что он ощущал.       Ламберт отстранился на немного и усмехнулся в его губы.       — Значит… Кто-то готов подарить и мне мой долгожданный подарок?       Лютик улыбнулся и, закусив губу, кивнул.       — По личным ощущением, могу заверить, что подарок готов уже как минут тридцать.       — Оу… Ну это и хорошо. Говорят, при высоком томлении ощущения становятся еще ярче.       Лютик хихикнул, спрятав покрасневшее лицо в его шее.       Ламберт мягко укусил его за мочку уха, после поцеловал за ухом и уткнулся губами в шею. Лютик вздрогнул и погладил его по макушке, ощущая такой странный трепет. Он чувствовал себя таким маленьким в его хватке — в этих огромных ручищах, прижимаясь к такому сильному телу. Не по-человечески сильному телу. Понимая, что Ламберт мог его сломать, но он лишь гладил, он едва не дрожал от того, насколько же это было правильно.       Щетина приятно колола шею, и он закусил губу, прижимая к себе ближе.       Ламберт мягко погладил его по спине, а после забрался рукой под рубашку и замер.       Лютик непонимающе моргнул.       — Что-то не так, милый?..       — Почему у тебя под рубашкой еще одна ткань? Это что, матрешка?.. — Ламберт ощупывал его под рубашкой, а потом, нащупав кружева, снова замер. — А… это что…       — Корсет, — мурлыкнул Лютик ему на ухо. — Упаковка очень эффектная.       Ламберт присвистнул и принялся нервно расстегивать на нем рубашку.       — Даже не в кровати? — насупился Лютик.       — А тебе так нужна кровать?       Лютик закусил губу и покачал головой. Мысль о том, чтобы прерваться хоть на момент, была настоящим безумием.       Ламберт сорвал с Лютика рубашку и довольно оглядел его под ней. Усмехнулся и прижался губами к соску, посасывая. Лютик вздрогнул и так сладко и тихо простонал, окончательно рухнув на диван, закинув одну ногу на бедро Ламберта.       — Признайся: Трисс помогла с выбором? Это похоже на ее стиль, — он усмехнулся, погладив от груди и ниже, по талии.       Лютик фыркнул.       — Все сам… И вообще, я купил это с денег на обеды.       — Так вот почему ты такой худенький. Вместо того, чтобы жрать, ты копил деньги на сексуальные фантазии старого пердуна?       Лютик рассмеялся и укусил его за ухо.       — Тебе нравится?       — Для начала мне надо оценить весь комплект, — Ламберт быстро расстегнул ремень и рваными движениями стащил с него джинсы. Погладил по коленке, обтянутой гладкой тканью, и отстранился, рассматривая. — Балуешь ты меня… Я знаешь, сколько не видел омег в красивом белье? — он улыбнулся и в самом деле понимал, что это заводило его еще сильнее. Лютику шло, кроме того, что все это делало его силуэт как-то тоньше и более плавным, на белой коже почти волшебно смотрелось бордовое, почти черное,белье.       — А Трисс?       Ламберт фыркнул.       — Я тебя умоляю, я с ней был с тринадцатого века, думаешь, она стала бы для меня надевать красивое белье? Максимум, так это парадные трусы.       Лютик рассмеялся и прижал его к себе ближе, целуя. Укусил за губу, погладил по шее и медленно расстегнул пару пуговиц, правда пальцы его слушались не то чтобы шибко хорошо, так, что Ламберт, не выдержав этого издевательства, сам стал быстро расстегивать свою рубашку.       Он перенес вес на колени, не отрываясь от его губ.       Лютик отстранился от него и почти с восторгом оглядел его тело, едва не ахнув.       — Я такое… только в журналах видел! Охренеть. У тебя… это же искусство, а не рельеф! — Ламберт рассмеялся, когда Лютик раскрыл рот. А затем погладил по груди и спустился ниже, по прессу. — Столько шрамов… Ужас какой…       — Это уже неважно. Я уже и не помню, как получил большую половину… Только особо яркие события еще помню…       Лютик сглотнул и поцеловал его в шею.       — Я впервые рядом с альфой начинаю ощущать себя каким-то недоделанным…       Ламберт рыкнул и, взяв его за подбородок, посмотрел в глаза.       — Если бы ты только знал, каким сексуальным я тебя вижу, ты бы уже начал молиться Богу, чтобы я не вытрахал из тебя дух.       Лютик моргнул и сдавленно хихикнул, а после снова прижался к его шее. Он погладил по его лопаткам, по напряжённой спине, потом принялся оглаживать и ощупывать пресс. Кожа у Ламберта была вполне себе упругой и приятной на ощупь, совсем не дряхлой. Обычное здоровое тело взрослого мужчины.       Он прижался к нему своими бедрами и потерся, ощутив, как Ламберт слабо вздрогнул. Здоровая лапища улеглась на его бедро, поглаживая, а потом Ламберт подцепил подвязку для чулков, слабо оттягивая и отпуская.       Ламберт лизнул шею и снова спустился ниже.       Обхватил губами нежно-розовой сосок, наслаждаясь тем, как Лютик реагировал на эти ласки — стоны были такими, будто бы Лютик сам удивился своей реакции. Такие… невинные. Боже-Боже, Лютик сам по себе такой невинный, светлый и такой хорошо кладущийся в его руки. Куда бы Ламберт ни положил свою руку — плечо, изгиб талии, бедро или колено — все было одинаково хорошо.       Его едва не потряхивало от ожидания и томящегося наслаждения. Лютик, его Лютик, чувствительность которого он уже забыл. Сейчас он мог не ограничиваться быстрыми ласками, боясь быть найденным черт пойми кем, сейчас он не испытывал мук совести. Он мог ласкать и целовать его столько, сколько ему захочется. Доводить до исступления, до придыхания, до просьб взять его, полностью, без остатка.       Ламберт сам дрожал от предвкушения, но продолжал выцеловывать его.       Потянул за завязки на корсете, и Лютик уткнулся носом в его макушку, прижимая к себе ближе. Он ослабил нити, едва с ума не сходя от того, что нельзя было просто разорвать его к хреновой матери. Он бы и разорвал — но если бы сам купил это белье, а Лютик, его прекрасный Лютик, копил же на это, чтобы его, Ламберта, порадовать. И еще считал, что его подарок какой-то не такой!       Если бы он знал, насколько этот подарок такой.       Ведь гитару он смог бы достать со временем сам, а Лютика… Лютика бы Ламберт себе бы никогда не смог позволить, если бы Лютик сам этого не захотел.       Он просто сам не понимал, насколько желанен был.       Он трогал его, гладил и вылизывал, и как же по-прекрасному сладко отзывался Лютик! Как жался к нему, неуверенно проходил ладонями по спине, целовал в шею и находил губами его губы, целуя.       Ламберт шлепнул его по бедру и медленно снял полностью корсет, погладив по впалому животу.       — Кушать тебе бы побольше, — выдохнул он, вспоминая, что в те времена Лютик был мягкий.       Лютик фыркнул.       — Я нормально ем, ты видишь… Обмен веществ, наверное, быстрый… Тебе не нравится?..       Ламберт цыкнул.       — Мне все очень нравится. Ты такой хрупкий, и я думаю о том, что мог бы тебя переломать в своих руках, и это так возбуждает… Лютик, ты такой хороший, такой сексуальный, — он накрыл его губы своими, откинув корсет на пол, и поцеловал — отчаянно, так, будто задыхался. Лютик судорожно вдохнул, замерев, приоткрыл рот, позволяя целовать, а после и сам словил нужный ритм.       — А я что… Потолстею?..       Ламберт рассмеялся и, прикусив кожу на шее, сказал:       — Немного да. Но у тебя все будет очень хорошо смотреться. Мне нравилось, мне очень нравилось, Лютик… Я обожаю тебя, в тебе прекрасно все, и все в тебе особенное и желанное, понимаешь?       Ламберт сам едва не задыхался теми словами, что говорил. Он не верил, что мог их говорить, говорить вслух, и Лютик слышал, и медленно таял в его руках, становясь все более податливым и мягким.       — Боишься? — мурлыкнул Ламберт ему на ухо, прикусив мочку уха, погладив меж ног и заползая пальцами под ткань белья.       — Не знаю… Нет, наверное… Просто… Ну… говорят всякое…       — Что больно? — усмехнулся он, оперевшись на локоть и посмотрев в глаза.       — Да…       — У тебя же вроде есть фаллоиммитатор, м?       — Есть, но он… Он меньше, чем у тебя… Мне так кажется…       Ламберт усмехнулся и снова шлепнул по бедру.       — Больно не будет. Не со мной. Только если ты меня хорошенько попросишь об этом, — он подмигнул ему и спустился ниже.       Укусил легонько за сосок и поцелуями стал спускаться еще ниже. Выцеловывал живот, гладил бока и, припустив белье, чмокнул в лобок. Лютик вздрогнул и напрягся.       — Я тебе уже отлизывал, что ты жмешься, а?       — Тогда… Тогда у нас не было таких отношений… Просто... Ты будешь смеяться…       — Мг. Так насмеши меня, — он зубами отцепил подвязки и ощутил, как Лютик вздрогнул — но от переполняющего трепета.       — Просто тогда я себя ощущал… Знаешь… Ты смотрел Лолиту?       — Только читал. Но допустим… Мне нравится, куда ты клонишь, — он довольно рыкнул, расстегивая вторую застёжку и, оперевшись на руки, посмотрел Лютику в глаза.       — И тогда... Знаешь, я ощущал, будто бы просто тебя соблазняю, это воспринималось как игра. И тогда я чувствовал себя немного легче. А после того, как мы уехали… За этот год многое поменялось в моем мировоззрении, и сейчас… Я смущаюсь не из-за того, что ты там меня видишь или целуешь… Просто мне кажется все куда интимнее и чувственее, когда я понимаю, что это ты… — он неловко улыбнулся. — Непонятно, да?       — Очень даже понятно, — кивнул Ламберт и, чмокнув в губы, зацепил пальцем резинку белья, плавно стаскивая его.       Лютик шумно выдохнул в его губы и обнял ногами за талию, прижимаясь ближе и гладя по шее.       — Каким у нас был тогда первый раз?.. В самый-самый первый…       Ламберт усмехнулся.       — Ты будешь смеяться, но там не было и половины той чувственности, что есть сейчас… Ты просто приехал в Каэр Морхен, поссорился с Геральтом, надрался со мной и Эскелем, а потом запрыгнул на меня. И мы потрахались. Я даже не разделся, просто член из штанов вынул.       Ламберт рассмеялся, когда Лютик нахмурился и, возмущенно хапнув воздуха, принялся активно стягивать с него рубашку.       — Это… это!..       — Тс, — Ламберт прикусил его нижнюю губу, — я тогда видел тебя в первый раз, а ты знал меня ровно час… Поэтому вышло вот так.       — Какой кошмар… Как животные дикие!       — В те века это было нормально. Никто не хранил верность, но… Глубоко внутри всех возмущало, когда их партнер уходил к кому-то другому… А сейчас… Была сексуальная революция. Секс стал способом получить удовольствие, но так же он до сих пор сохраняет какую-то… сакральную близость. Новую степень познания партнера. Просто, знаешь, вопрос, как ты к этому относишься. Когда вы просто ритмично двигаетесь — это секс. А когда пытаетесь понять чувствительность друг друга, границы, доставить удовольствие — это занятие любовью. То, чего ты хочешь от меня сейчас. То, чего я хотел от тебя всегда.       Лютик растерянно моргнул.       — А я… не хотел?       — Долгие пять лет я для тебя был лишь отдушиной. Ты приходил ко мне после Геральта вдоволь грязно натрахаться. Потому что для тебя я был диким животным. Да… я и был им.       — Глупости… — покачал головой Лютик. — Я так тебя люблю, Ламберт.       Ламберт улыбнулся и нагнулся к нему, ласково целуя, обхватывая нижнюю губу, посасывая. Лютик шумно выдохнул и потерся о него своими бедрами. Ламберт, схватив за них, гортанно рыкнул.       — Блять, детка, ты так… так пахнешь, — он глубоко вдохнул его запах, а после зарылся лицом в его шею. — Хочу тебя…       Лютик улыбнулся и снова потерся о него.       — Ниже, — проскулил он умоляюще, когда Ламберт поцеловал в шею. Ламберт послушался.       Нервно и дерганно он снова спустился ниже и, вскинув его за бедра, зарылся лицом меж ягодиц. Он провел языком, а после толкнулся глубже, вылизывая, не стесняясь всех звуков. Лютик шумно выдохнул и зарылся пальцами в его волосы. Его дыхание утяжелилось, запах стал четче и ярче, а еще будто бы более терпким. Он пах ровно так, как и помнил Ламберт, и этот запах заставлял вылизывать его все более жадно, будто он хотел его выжрать всего.       Внезапно Лютик пнул его пяткой в плечо и потянул за волосы, заставив отстраниться. Ламберт недовольно зарычал, вплотную вцепившись в его бедра.       Лютик сказал:       — Ламберт… я хочу… хочу сделать тебе приятное.       Ламберт облизал губы и вытер подбородок от смазки. Лютик улыбнулся ему и, присев, мягко надавил на его плечи, заставляя чуть откинуться назад. Ламберт оперся на руку позади себя, глядя, как Лютик медленно потянулся к его ширинке. Расстегнул ремень, затем пуговицы и потянул за язычок ширинку. Он закусил губу, едва дыхание не затаив, когда, захватив и резинку белья, стал дергано спускать его вместе со штанами. Ламберт приподнял бедра, позволяя стащить их с себя полностью.       Лютик дернул штаны вниз и на секунду замер, впритык уставившись на его член, так, будто видел какую-то долгожданную игрушку.       Ламберт рассмеялся.       — Ты порно, что ли, не смотрел? Альфий член впервые видишь?       Лютик внезапно облизнулся и поерзал. Стащил полностью штаны, откинув на пол и посмотрел Ламберту в глаза.       — Таких красивых — нет.       Ламберт широко раскрыл глаза. Мог бы покраснеть — покраснел бы.       — О, так ты уже различаешь, какой красивый, а какой нет.       Лютик закусил губу и подался вперед, обхватив член и медленно двигая рукой вниз, смотря, как открывалась головка. Он облизнулся и посмотрел в глаза:       — Ага. Красивый у тебя, у остальных так себе.       Ламберту буквально показалось, что он все-таки краснеет. Вот буквально ощущал, как у него щеки начинали гореть.       — У тебя… Намного больше моих игрушек, — Лютик снова облизался, продолжая нарочито медленно его гладить. Поднялся вверх, помассировал головку. — А я… я смогу взять это в рот?.. У меня он так-то не очень большой…       Ламберт рассмеялся.       — Ну вроде брал… Не полностью, конечно, но я все равно кончал за пару минут. Если не хочешь, то не на-а-ах, блять, — Ламберт прикрыл глаза и шумно выдохнул, когда Лютик склонился над ним и взял в рот головку, посасывая.       Ламберт гортанно простонал, попытавшись удержать свои бедра на месте и не толкнуться вперед.       Лютик гладил его и плотнее обхватил губы на головке. Отстранился с мокрым звуком, а после снова насадился, на этот раз беря чуть глубже. Ламберт шумно вдохнул, погладив Лютика по выгнутой пояснице.       Трудно было назвать происходящее минетом, но Ламберту ни от одного горлового минета не было так хорошо, как от этих неловких ласк. Лютик старался, хотел принести ему удовольствие, кроме того — это был Лютик. Лютик, перед которым Ламберт испытывал странную слабость, перед которым немел и терял волю. С Лютиком он всегда по-мальчишески быстро возбуждался и так же быстро достигал финала. И все его рассказы про то, как он может по полчаса, становились неправдоподобными.       Правда Лютику было не до рассказов, потому что сам мог кончить за две минуты, так что нет, никаких комплексов у них не было.       И вот сейчас, совершенно неумело и неловко, Лютик доставлял ему нестерпимый кайф просто тем, что это его губы, его руки, и его тело, которое Ламберт мог гладить в процессе. Белое молодое тело, которое так хорошо для его рук, такое чувствительное и отзывчивое.       Лютик насадился ртом еще глубже, двигая головой вверх и вниз, и Ламберт, гортанно простонав, погладил его по ягодицам и медленно проскользнул двумя пальцами. Лютик вздрогнул и тихо застонал.       Лютик был неприлично влажным, и Ламберт довольно рыкнул. Каждый раз, когда Лютик возбуждался с ним чуть ли не до крайней точки, Ламберт ощущал странное непонятное ему удовлетворение.       Он вздрогнул, когда Лютик свободной рукой помассировал напряженные яйца, а после погладил и легонько сжал в руке.       — Блять, детка… — он закусил губу, нахмурившись. Бедра у того напряглись, когда Лютик, продолжая ласкать яйца, соскользнул языком по уздечке. Отстранился от члена с влажным звуком и, погладив большим пальцем выпирающую венку, буквально ощутив, как Ламберта пробрало от этой ласки, заменил пальцы на язык.       Член у Ламберта и вправду был шикарным. Пугал, конечно, своими… объемами, но Лютику казалось, что он кончит прямо так — пока отсасывает ему. Даже на вкус он был приятный! Больше, конечно, это был просто вкус кожи, но привкус смазки был довольно ненавязчивым и не вызывал отвращения.       — Малыш… — Ламберт тихо позвал его и ласково потянул за волосы.       Лютик отстранился от члена с влажным звуком и вскинул голову, посмотрев в глаза.       — Тебе не нравится?..       — Мне так нравится, что я сейчас спущу тебе в рот, а я хочу, — Ламберт потянул его на себя, а после подтолкнул на диван, беря под колени. Лютик смущённо заерзал, пока не готовый, чтобы его рассматривали в настолько откровенном ракурсе. Ламберт, поняв это, послушно отпустил его ноги, позволив Лютику скрестить их за его поясницей. Вставив снова два пальца, он продолжил: — А я хочу кончить в немного другое место.       Лютик смущенно моргнул и кивнул, тяжело дыша из-за пальцев. Ему казалось, что он сам скоро кончит от этих ласк. Ему вообще уже ничего не нужно было кроме этих невероятных пальцев.       — Тебе понравилось?.. — спросил он тихо и неуверенно.       — Очень, — рыкнул Ламберт и укусил за подбородок. — Ты прекрасен, малыш… — и он медленно вставил третий палец. Лютик поерзал, но ощущения были привычными. Фаллоимитатор был примерно такого же диаметра, так что он не сжимался и не ощущал дискомфорта. Хотя с двумя было как-то приятнее…       Лютик поерзал, закусив губу. Сжался невольно на пальцах и зажал кожу на шее меж зубов. Попытался рыкнуть, но издал звук шипящего котенка.       Ламберт рассмеялся и покачал головой, чмокнув его в висок, продолжая плавно двигать пальцами. Внутри было охуенно жарко, мокро и так невозможно узко.       — Ты… Ты как давно вообще пользовался своими игрушками?       Лютик засмущался, растерянно заерзал под ним и сказал:       — Не знаю… Месяц назад, наверное… Я в основном только во время течки.       — Почему?       — Не знаю… Бывает немного неприятно.       Ламберт нахмурился и посмотрел в глаза.       — А сейчас как?       — Вроде нормально… — он закусил губу, тяжело дыша. Ему в принципе было сложно говорить с ним, отвечать на вопросы, потому что Ламберт двигал пальцами в абсолютно нужном темпе, массировал и оглаживал, и это было так хорошо. — Хорошо… Очень хорошо.       Ламберт закусил губу и кивнул.              — Скажи, если будет неприятно.       Лютик кивнул и снова потянулся к его губам. Ламберт стал будто бы медлительнее и все растягивал и время, и… Самого Лютика. Он ерзал под ним, терся, кусал и вылизывал, а Ламберт продолжал его мучить, ласкать так медлительно сладко, что Лютику казалось, что у него там что нибудь загорится скоро. Или взорвется.       Ламберт то вытаскивал пальцы, то вставлял — заставляя Лютика смущённо прятать лицо в его шее от всех этих звуков при проникновении. Ласкал его, гладил, толкался, наращивая темп, и снова высовывал.       — Ну Ламберт… — захныкал Лютик, ерзая под ним и потираясь членом о его напряжённый пресс. — Чего же ты ждёшь?..       — Момента, когда я тебе там ничего не порву своим членом.       — Ты не порвешь ничего! Пожалуйста, пожалуйста, Ламберт, я не могу уже.       Он уже в самом деле не мог. Он лез к нему целоваться, кусал его, а сам сгорал внутри, думая о моменте, когда Ламберт толкнется, и это будет так охуенно много, так шикарно будет его заполнять, и так хорошо, что даже лёгкий возможный дискомфорт будет приятным.       — Нетерпеливая пташка, — мурлыкнул Ламберт, чмокнув его в шею, а после спустился ниже, обхватывая губами сосок. Лютик судорожно выдохнул, а потом слабо взвизгнул, когда Ламберт слабо прикусил его и оттянул — но на немного, чтобы не причинить боли.       Он толкнулся пару раз пальцами, вышел и легонько нажал на мышцы входа. Он был абсолютно расслаблен и неприлично влажный, и да, он определенно хотел, более того — был готов, но Ламберт так до усрачки был напуган, что сделает ему больно. Он ни разу не был с девственником и понятия не имел, как будет в самом деле правильно. Рассказы про болезненные ощущения, и более того — невозможность в первые разы кончить от проникновения и до него доходили, и теперь было как-то… Страшно.       Ламберт с рваным вдохом обхватил свой член, который тут же дёрнулся на долгожданную ласку — как бы Ламберт не терся им о диван и внутреннюю сторону бедра Лютика — это не особо помогало.       Лютик зашептал, как в бреду, когда Ламберт прошелся членом меж ягодиц:       — Да-да, пожалуйста, давай же… Я так хочу тебя, Господи, я же сознание сейчас потеряю! Давай же… — он слабо качнул бёдрами к нему навстречу и сам опустил руку, направляя его.       Ламберт сглотнул — его всегда жутко вело, когда Лютик делал это сам вне зависимости от позы, в которой они находились.       — Да, — протянул на томном выдохе Лютик, откинув голову назад и прикрывая глаза, когда головка уткнулась во вход.       Ламберт поджал губы и плавно толкнулся. И тут же замер, потому что Лютик издал очень, очень неоднозначный звук. Это был не то крик, не то стон, не то хныканье, и Ламберт определенно не понял, что же там испытал Лютик. Но тот только зашептал в его шею:       — Да-да-да, давай… Давай же… Боже, так хорошо…       Ламберт уткнулся носом в его шею и послушно толкнулся глубже, входя до половины и замер, тяжело дыша. Внутри было непривычно узко, мышцы у входа так охуенно плотно его обхватывали, что Ламберту думалось, что он кончит прям так.       Лютик под ним судорожно хватал воздух, тяжело дыша и скребя ногтями по его лопаткам.       — Глубже… Пожалуйста…       — Уверен? Не больно?       — Нет-нет-нет… Хорошо, Ламберт, мне очень хорошо… Только двигайся, прошу…       Ламберт едва не застонал и плавно двинулся вперёд. Это было так странно, ведь на самом деле он много раз спал с Лютиком. Очень много раз. Но вот так он не звучал под ним ещё ни разу. Всегда в нем было что-то такое безудержное, отчаянное и полное страсти. Да, он мог отдаваться Ламберту полностью, затмевать всех его любовниц, но вот таким он не был ни разу. Не был столь мягок, нежен и покладист. Не просил так томно и умоляюще, тихо и нерешительно, дурея от открывающегося перед ним удовольствия и чувств.       Никогда он не трогал его с такой любознательностью и в то же время нежностью.       И голос его не был именно таким — сладким, мелодичным, дрожащим в самом его нутре.       И, о, Боже, он был с ним так сейчас, отдаваясь впервые, не то напуганный происходящим, не то восхищенный, так тесно к нему прижимающийся, дрожащий всем своим телом. И столько в этом было нежности, чистоты и невинности, какого-то доверия иного рода, которого Ламберт не знал раньше.       Почему-то именно сейчас Ламберт чувствовал, что Лютик был его — полностью и весь, каждой мыслью и вдохом. А Ламберт в этот раз не боялся быть его. Без сомнений он мог отдать всего себя, и этот уровень доверия накрывал его с головой.       Он нашёл его губы и, целуя, плавно толкнулся до основания. Лютика пробило под ним, и он застонал в поцелуй, закатив от удовольствия глаза.       — Малыш?..       — Нормально… Немного непривычно… Главное аккуратно. Нежнее, пожалуйста…       Ламберт просто уже не знал, куда нежнее. Но почему-то он был. Двигался он плавно и расторопно, слушая дыхание, собственное имя и эти тихие, неуверенные, но невероятно сексуальные стоны. Почему-то настолько тихий и неловкий звук, показался Ламберту самым сексуальным, что он вообще слышал. Или проблема в том, что он впервые по-настоящему занялся сексом. Он чувствовал партнёра, слышал его тело как свое собственное, будто чужая чувствительность внезапно стала вдруг его собственной.       И все те моменты, когда он имел с кем-то физическую близость, внезапно показались пустыми, серыми и мерзкими. Как просмотр порно-фильма, где он наблюдатель из-за угла, вовсе не понимающий, почему смотрит за этим и почему возбуждается. Будто переживает и не свое удовольствие, а чье-то другое — наигранное и постановочное.       А после оргазма наступало странное отторжение и мысли о том, зачем люди вообще придумали такой акт вуайеризма и почему именно он решил в этом участвовать. Собственно поэтому порно он больше никогда и не смотрел, собственная фантазия всегда была куда приятнее.       Но даже все его бесчисленные фантазии и мечты о том, как бы он смог снова коснуться Лютика таким образом и близко не были похожи на реальность. Даже блеклые, уже посеревшие воспоминания о их сексе не были яркими и казались больше снами, нежели реальностью.       А сейчас любой звук, любое слово, взгляд или касание были настоящими, живыми, и от этого будто в сто раз ярче. И поэтому Ламберт стонал от удовольствия, чувствуя, как все напряжение в теле внезапно превращается в дрожь.       Ламберт чувствовал себя мальчишкой.       Лютик намертво вцепился в его спину, рвано дыша и постанывая. Он тянулся к нему, целовал, а потом слепо тыкался в шею и жадно вылизывал. Ламберт старался быть нежным, несмотря на то, что следить за собой и за своим телом казалось невозможным.       Но он был нежным.       Он ласкал и целовал, двигаясь так нарочито плавно и медленно, что ему казалось, будто от этого нестерпимого удовольствия он скоро просто взорвется. Тело Лютика казалось будто еще более худым и хрупким, так нестерпимо правильно клалось в его руки, когда Ламберт его обнимал. И даже не верилось, что он своими ногами прижимает его так сильно, что скоро коленями ребра ему сломает.       — Да… Вот так… Можно чуть быстрее… Боже, да…       Ламберт закусил губу, жмурясь от удовольствия, потому что когда он начал толкаться быстрее терпеть стало ещё сложнее. Ему хотелось навалиться на него всем телом и двигаться как душе угодно, действия по одной наводке — стонам Лютика, превращающимся в вскрики и скулеж от удовольствия. А потом в собственное имя, сказанное на пике удовольствия.              Когда Лютик стал неуверенно подмахивать бёдрами, Ламберт рыкнул:       — Еще быстрее?       Лютик ответил не сразу, будто пытался прислушаться к ощущениям. Он поцеловал его и прошептал в его губы:       — Да, ещё… Боже, ты просто огромный, мне кажется, что он меня изнутри распирает…       Ламберт смазанно усмехнулся, начиная толкаться мелко и ритмично, и Лютик заскулил от удовольствия, без конца ерзая, сжимаясь и подаваясь бёдрами к нему, начиная просто умолять о том, чтобы «только не останавливайся, прошу, только не останавливайся».       Пф, Ламберт бы не остановился, даже начнись за окном война.       Лютик дышал тяжело и сбито, и все больше походило на стоны. Ламберт толкался ритмично и мелко, ускоряясь, ощущая, что был напряжен, чертовски напряжен. Ему хотелось не то орать, не то рычать, впившись в него зубами, разорвать на части, заставить скулить.              Лютик обнял его сильнее и уткнулся лицом в его шею, заглушив неясный скулеж.       — Только не так глубоко…       Ламберт опомнился и послушался, про себя поражаясь тому, что Лютик не стеснялся говорить о своих чувствах и ощущениях, отчего-то Ламберт ждал обратное.       Бедра у Лютика дрожали и он внезапно совсем не сопротивлялся, когда Ламберт плавно вышел и, взяв за талию, перевернул того на живот. Только выдохнул судорожно и поерзал. Ламберт поцеловал в плечи, в позвонки, спустился ниже и пару раз звонко шлепнул по ягодицам. Оперевшись на локти, он, помогая себе одной рукой, снова плавно толкнулся, целуя Лютика. Тот простонал в его рот и Ламберт ощутил, как того аж всего скрутило в удовольствии. Бедра свело в судороге, а после он снова расслабился и шумно выдохнул, когда Ламберт начал мелко толкаться.       Он сжал рукой белую ягодицу, сжимая и мня в своей ладони, а потом, не рассчитав силу, шлепнул с такой силой, что Лютик аж взвизгнул. Ламберт замер, испугавшись, что перегнул, но Лютик, как мысли прочитав, простонал:       — Боже мой, ещё!       Ламберт довольно рыкнул и, впившись зубами в худое плечо, принялся лапать за бедра и ягодицы, наслаждаясь тем, что мог позволить себе такую животную грубость, и, более того, что эта грубость Лютику нравилась. Его вело, он скулил и дрожал, начиная подмахивать бёдрами, немного аритмично, под его движения.       Ламберт обнял его за ребра, прижимая к себе сильнее, и Лютик пораженно шумно выдохнул, будто задыхался. Одной рукой он вцепился в его волосы, прижимая лицо к своей шее, и довольно захныкал, когда Ламберт начал ласково покусывать и посасывать. И какая же у него была нежная кожа! Все такая же чувствительная, с привычным привкусом корицы — хотя то, наверное, всего лишь иллюзия из-за слишком сильного запаха, который дурманил похлеще алкоголя.       Лютик внезапно прошептал:       — Я хочу… Грубее. Пожалуйста, сильнее.       Ламберт едва глаза не закатил от удовольствия. Он плавно уложил руку на его тонкую шею, сжимая скорее предупреждающе, чем явно. Ягодицами Лютик впечатался в его бедра, и Ламберт облегченно выдохнул от того, что Лютик достаточно привык и возбудился, чтобы он мог начать толкаться глубоко. Он зарычал, плавно двинул бёдрами назад, а потом резко вперёд, шлепнувшись тазом о покрасневшие ягодицы Лютика. Тот вскрикнул, а потом будто захлебнулся в этом вскрике, когда Ламберт сжал руку на шее сильнее. Он все ещё мог дышать, но не так часто и шумно, и давление на шее делало свое дело. Его, казалось, едва не затрясло от удовольствия, и Ламберт, войдя до основания, продолжал толкаться мелко, но глубоко и быстро, помня, как Лютику нравилось именно в таком ритме. Член, благодаря толщине, стимулировал все чувствительные в нем точки, и Лютик едва сознание не терял, если очень долго поддерживать этот ритм.       Ламберт чуть облегчил хватку на шее, дал глубоко вдохнуть и издать долгий, просящий стон, а после снова сжал, но сильнее, перекрывая полностью кислород. Лютик издал неясный звук и откинул голову назад, на его плечо, вжимаясь всем телом и дрожа так беззащитно и просяще. И Ламберт давал. Давал все, что тому хочется.       Навалившись на него всем телом, он снова ударил ладонью по ягодице, потом по бедру и сильно-сильно сжал в своей ладони, впиваясь пальцами в упругую кожу, желая оставить синяк.       Лютик снова издал неясный хрип, а потом, когда Ламберт ослабил хватку, вскрикнул из-за очередного толчка. Он лежал под ним, доступный и такой расслабленный, всем своим видом доверяя, прося делать все, что угодно, потому что он знал — Ламберт сделает все, что нравится им обоим.       Он прикусил кожу на загривке и принялся толкаться ещё быстрее, заставляя Лютика скулить от интенсивности удовольствия. Уже ощущая, что Лютик был совсем совсем близко — по тому, как жался к нему, как переплел их ноги и как плотно сжимался вокруг его члена — Ламберт снова сжал его шею, перекрывая воздух.       Прикусив мочку уха, он прохрипел:       — Чей ты мальчик? Кто твой папочка?       Лютик издал неясное хныканье, и Ламберт, ослабив хватку на горле, позволил тому простонать:       — Ты, только ты.       Ламберт довольно улыбнулся и, поцеловал в висок, снова сжал шею, выравниваясь на один быстрый, мощный ритм, чувствуя, как у Лютика дрожали ноги. Казалось, он вообще уже перестал соображать и хотеть чего-то кроме оргазма на его члене.       Внезапно Лютик пискнул, даже сквозь удавку на шее, напрягся всем телом и крупно задрожал. Ламберт ощутил пульсацию около своего члена и то, как ритмично он стал его сжимать и, войдя до основания, сделал пару прерывистых толчков, пока тот кончал, догоняя и свой собственный.       Кончил он с гортанным рыком глубоко внутрь и, убрав руку от его шеи, нехотя медленно вышел, решив обойтись без узла, хотя так адски хотелось пролежать ещё минут десять, обнимая его и целуя, чувствуя, как того бы ещё немного потряхивало от удовольствия. Но нет, не сегодня.       Тяжело выдохнув, он уткнулся лбом в его загривок и погладил сначала по выгнутой пояснице, потом по ягодице. Лютик дышал тяжело и рвано, все ещё дрожал. Смазанно поцеловав его в висок, Ламберт спросил:       — Ты как, детка? Все хорошо?       — У меня в ушах звенит… Так и должно быть?..       Ламберт хихикнул и, повернув его голову к себе, сказал, смотря прямо в мутные, ничего не соображающие глаза:       — Должно быть, если оргазм был ну очень мощный. Поздравляю вас с потерей невинности и первым оргазмом из-за члена.       Лютик недовольно фыркнул, а потом блаженно прикрыл глаза, когда Ламберт поцеловал его. Так нежно и осторожно, будто в принципе впервые это делал. Целовал его. Лютик замер, судорожно выдохнув, ощущая, как его до сих пор потряхивало — не только тело, но даже где-то глубоко внутри, будто дрожали все его мышцы и органы.       Ламберт оперся на руки и с тяжёлым выдохом встал с дивана. Лютик недовольно эйкнул.       — Но я хотел полежать с тобой!       — Полежим. Но сначала вымоемся.       Он подхватил Лютика на руки, чмокнув в лохматую макушку и судорожно вдыхая его запах. Крепкий и сильный, перемешанный с запахом спермы и смазки. А ещё возбуждения. Сильного желания и трепета.       Ламберт настроил воду и прижался к Лютику со спины, обнимая, все никак не могущий насытиться тем, как же приятно и правильно было его обнимать. Как хорошо он ощущался в его руках — как влитой. Маленький и хрупкий, которого возможного было легко сломать в своей хватке, он доверял весь и полностью, становясь словно пластилин мягкий и податливый.       Лютик сам потянулся к шампуню и, вылив немного на свою ладонь, вспенив его, резко повернулся к Ламберту, зарываясь пальцами в его волосы, намыливая. Ламберт послушно склонил голову, чтобы Лютику было удобнее. Пронеслись перед глазами воспоминания того, как так сотню раз делал Лютик раньше. В бадье, вспенив обычное мыло, сидел позади него и плавно массировал его голову.       Но больно от этих воспоминаний, как и от других, подобных этим, почему-то больше не было.       Наверное от того, что сейчас с ним происходило нечто намного более правильное и приятное. Ведь Лютик его, весь и полностью он его, не думает и не хочет никого другого. И поэтому Ламберт не ощущает этого странного тупого бессилия и слабости, когда отдавал ему всего себя. Будто до этого он тратился зазря, а теперь получил взамен что-то такое важное и ценное.       Он смыл мыльную воду с волос, а после принялся за Лютика. Тот едва не мурлыкал, тянулся к нему, прижимался и ластился. И смотрел в глаза так, будто в самом деле любил всегда. Возможно, так и было, просто в этот раз в этом уже никто не сомневался.       Ламберт достал полотенце, мягко промокая его кожу, впервые делая это настолько аккуратно и нежно. Лютик крутился перед зеркалом, пытаясь высмотреть всевозможные следы. Лёгкие следы от укусов и засосы в моменты, когда Ламберт совсем забывался в нем, в его теле, а кожа казалась такой по-особому сладкой.       — Налюбовался? — усмехнулся Ламберт, вытирая свои волосы, и Лютик, довольный, повернулся к нему, улыбаясь во весь рот.       — Да.       — Тебе понравилось хоть? — он мягко взял его снова на руки, в сотый раз поражаясь каким же лёгким он был! Раньше его вес хоть как-то ощущался, а сейчас, когда он был таким худым, Ламберт будто нес котёнка.       — Конечно, — Лютик поерзал в его руках и потеря щекой о его шею, прикрывая глаза и как-то будто облегченно выдыхая.       — Не лукавишь? — уточнил Ламберт, прищурившись, укладывая Лютик на кровать.       Он отошёл к шкафу, принеся ему майку для сна, а сам улегся прям так.       Лютик фыркнул, напяливая на себя майку и подполз к нему ближе, обнимая за шею.       — Ну… Был какой-то странный дискомфорт весь процесс… Но со временем пройдёт, наверное…       — Почему ты мне сразу об этом не сказал?       Лютик недовольно фыркнул.       — Потому что ты бы перепугался и мог вообще прекратить, а мне уже хотелось быстрее и сильнее… Он потом на фоне совсем не чувствовался, даже ощущения подстегивал… Сейчас просто… Не знаю, внизу живота немного тянет и между ног… Ощущение неприятные. Думаю ничего критичного, скоро пройдёт.       — Не сильно болит хоть?       Лютик хихикнул и потерся носом о его шею.       — Если поцелуешь, то болеть не будет совсем…       — Между ног? — скептически уточнил Ламберт.       Лютик дёрнул его за волосы и сказал:       — В живот! Между ног поцелуешь завтра.       Ламберт рассмеялся и ласково подтолкнул его на кровать. Навис сверху и, задрав майку, чмокнув в мягкий низ живота. Лютик хихикнул от того, как щекотала борода, и резко обнял Ламберта ногами. Тот поднял на него взгляд, снова чмокнув внизу живота и плавно подобрался вверх, поцеловав сначала в подбородок, а потом в губы, медленно обхватывая нижнюю и посасывая. Лютик издал какой-то довольный звук умиления и обнял его за шею, шумно выдыхая.       Нехотя Ламберт отстранился от него и улегся на кровать. Лютик поерзал рядом и, устроившись у того под боком, положил голову к нему на грудь, поглаживая по ней. Ламберт сжал его руку.       Неприятные воспоминания снова накрыли. Надо избавляться… Надо от них избавляться. Это же невозможно — они портят такие тёплые и нежные моменты!       — Не верится, что наконец… Я здесь, с тобой… Наверное, это так странно, ведь я ждал всего несколько лет, но по ощущениям — целую вечность…       — Ну… Возможно ты и ждал вечность. Как и я, — он поцеловал его в лоб и погладил по плечу.       Лютик сначала молчал, а потом поднял голову, посмотрев ему в глаза.       — Неужели ты избегал меня просто от того, что боялся? Что не простил себя?       — Я думал, что снова все испорчу… Я до сих пор боюсь, но сейчас мне легче себя контролировать. Раньше это было почти невозможно…       Лютик тяжело выдохнул, покачав головой.       — Ты же просто… Просто мучил себя. И если бы в этот раз меня буквально не подкинули тебе, то и в этот раз…       — Ты был бы с Геральтом и был просто обычным подростком. У тебя была бы своя любовь, свои разочарования и драмы, просто… Без меня.       Лютик покачал головой и погладил его по щеке, смотря в его глаза. И такие знакомые, родные и выученные они были, что каждый раз у Лютика что-то в груди сжималось, когда он смотрел ему в глаза. Хотелось с визгом наброситься на него, обнимать, целовать и обещать себе, что не отпустишь его никогда, никогда не отпустишь.       — Нет… Тогда это было все по ненастоящему. По ненастоящему я бы любил, не так бы хотел, даже думал я, наверное, не так… Чувствовал, что чего-то не хватало, чего-то столь важного, как ты… Это как всю жизнь жить без сердца… Вместо него стучал и качал кровь какой-нибудь другой орган, а ты бы ходил и думал… Вот вроде все нормально, все так, но почему так холодно и одиноко? Почему бывает так грустно и так плохо, почему я хочу чего-то, чего не знаю, чего не получаю? Думаешь, я был счастлив?       Ламберт молчал. Долго молчал, просто смотря на его лицо. Говорить об этом не хотелось. Он и так жил все эти века в муке, горе и тоске, сам себя истязая, он жалел о тех временах. Жалел, что не нашёл смелости прийти к нему, просто попытаться, показаться, а дальше уже пусть все пошло бы по воле судьбы… Он ненавидел свою трусость, и как бы ему не хотелось слушать о том, что Лютик не был счастлив в полной мере только из-за его глупости.       Ламберт погладил его по волосам и одними губами прошептал:       — Прости… Лютик, мне жаль, мне так жаль… Я… Откуда мне было знать, что это так серьёзно? Ведь я думал, что все просто. Ты не знаешь меня и ты счастлив. Откуда мне было знать, что это не так?.. Я… Ведь до сих пор не знаю, почему вышло именно так. Почему мы так нужны друг другу, ведь я не связывал нас желанием джинна, ты не мое дитя неожиданности… Мы ведь просто переспали один раз в тот день… Это же смешно!       Лютик цыкнул и недовольно насупился.       — Не говори, что наши отношения — это смешно.       — Не наши отношения, хотя доля цирка в них определенно присутствует. Наша… Связь? Откуда же она?       Лютик моргнул и пожал плечами.       — Может так просто правильно? Может мы идеально друг другу подходим, и быть вместе это просто правило. Априорное правило. Я не знаю, Ламберт, я вообще не понимаю, о каких джиннах ты говоришь! Я… Почему мы вообще должны это усложнять? Некоторые вещи лучше просто принять… Я сразу как-то принял, что хочу только тебя, что других я и не захочу вовсе. Что это не просто подростковый каприз, не гормоны, это что-то другое, и оно сводит меня с ума. Но я просто решил: почему нет? Я хочу его, и я знаю, что он все, что мне нужно… И все… Неужели, чтобы быть с тобой, я должен понять нечто большее?.. — Лютик наивно хлопнул глазами, смотря на него таким детским открытым взглядом, что Ламберт внезапно потерялся.       На самом деле, вне зависимости от возраста, Лютик был ребёнком. Какая-то наивность, ребячество, доброта, все это было в нем. Он смотрел на него всегда широко раскрытыми глазами, как на божество, восхищался им, как ребёнок. Весь и полностью он был ребёнком. Так себе мог рассчитать последствия своих поступков, даже больше — в его мире последствий не было. Что-то случалось, проходило, и Лютик был уверен, что больше это не про него. Что это не оставило след на нем, на Ламберте, на других людях.       Лютик был ребёнком, нежным и нетронутым, далеким от суровых реалий и тягостей жизни. И именно этим он наполнил жизнь самого Ламберта какой-то несбыточной яркостью и надеждой. Будто бы до него все было скучным и бессмысленным. А потом пришёл Лютик.       И смысл обретали даже облака на небе.       Лютик дышал Ламбертом, жил им, и как глупо было бы заставлять этого ребёнка думать о таких сложных вещах, ответов к которым не знал никто.       — Нет, знаешь. — начал Ламберт почти неуверенно. — Возможно, ты и прав. Большего не надо… О большем думать и не получается… Я в самом деле просто все усложнял… И я потратил столько времени, просто боясь… Но в этом есть и плюс. Иначе я бы не понял, почему именно совершал те ошибки, что же мной руководило и как это исправить. Сейчас я это понял. И теперь… Ты просто ко мне готов, понимаешь? Или я к тебе, это неважно. В этот раз у меня и вправду есть шансы… Ну, знаешь, ничего не испортить…       — Но это ведь не только из-за тебя, — моргнул Лютик. — Проблема была ещё и во мне… Ну, не совсем проблема, просто были вещи, в которых мы не сходились, это приводило тебя в бешенство… И мне кажется, я бы тогда не стал их исправлять… Просто бы решил, что оно того не стоит. А сейчас, так намучившись в неведении и непонятном желании, я понял, как же хорошо это было — быть твоим. Вот все просто, без оглядки и запасных вариантов…       — Но ведь к тебе это пришло и во втором веке! Ведь… Вдруг этот ребёнок был от меня?.. — Ламберт сказал это внезапно сиплым голосом, будто этот вариант его напугал. Он думал о нем, но не озвучивал. А теперь, сказав вслух, он напугал его своей полнотой в этом ужасе. Его ребёнок! От него! Лютик вовсе не был ни с кем… Просто судьба была к ним благосклонна, и у них был шанс увидеть продолжение собственных жизней.       Но Ламберт был глуп, резким и до смерти диким.       — Может и был, — кивнул Лютик, — а может и не был. Откуда нам теперь это узнать? В любом случае, прошло больше пятисот лет… Что изменится от твоего сожаления? Ничего… Мы потеряли много времени, но его не вернуть, так что, — Лютик грустно выдохнул, — просто будем наслаждаться сейчас жизнью. Потому что это единственное, что мы можем сделать. А если я забеременею, то можешь быть уверенным, что от тебя. Мысль, что в меня засунет член другой альфа мне всегда казалась мерзкой. Я вообще считал секс с альфой унизительным. А когда видел тебя забывал об этом всем.       Ламберт смято улыбался, будто и сам не до конца решился на эту улыбку, и потянулся к его губам. Ласково взял его лицо в свои руки, мягко поглаживая, наслаждаясь тем, как же невероятно чувственно Лютик ему отвечал.       Лютик. Его Лютик.       Весь и полностью, такой же родной и близкий. Все тот же человек, которым Ламберту хотелось жить и дышать.       Он плавно отстранился от него и, посмотрев в глаза, сказал:       — Я люблю тебя, пташка. И в этот раз не будет больно. Совсем. Никогда.       Лютик улыбнулся и потерся своим носом о его, ощущая, как на душе было тепло и правильно.       — Я знаю… Я это прекрасно знаю… Я тоже тебя люблю, волчонок. Ты абсолют…       Ламберт выдохнул, улыбаясь, и удобнее перехватил его в своих руках, обнимая. Лютик положил голову на плечо и посмотрел в окно, обрамленное гирляндами.       — Желание?.. — внезапно сказал Ламберт.              Лютик усмехнулся и прикрыл глаза.       — Я желаю, чтобы ты не отпускал меня, никогда не отпускал, — и Лютику едва не кричать хотелось от того, как же правильно было сказать эти слова. Как невероятно они звучали, будто песня. — А твоё?..       Ламберт тяжело выдохнул, потрепав Лютика по плечу.       — Хочу, чтобы мне всегда удавалось исполнять твои желания…       Лютик улыбнулся и кивнул, сжавшись в комочек, слушая тихое дыхание Ламберта.       Все было так правильно, как это возможно. Будто к этому результату они и шли эти долгие смутные времена.       Наконец, пришли.       И были счастливы.       Теперь       И навсегда.