I'll be home for Christmas

      В доме пахло елью и морозом. Лютик топтался на коврике, стряхивая с себя снег окаменевшими пальцами. Ламберт приставил ель к стене и, неуловимо улыбнувшись, стянул с Лютика сначала шапку, затем шарф. Стянул с него куртку и, усадив на комод для обуви, присел на колено, снимая с него сапоги. Лютик глупо улыбнулся, в шутку закинув на него ноги, когда тот снял с него сапоги.       Ламберт прищурился, отставив обувь в сторону, а потом, перекинув одну ногу на другое плечо, резко встал. Лютик закричал, вцепившись в его волосы, уткнувшись в макушку и зажмурившись. Ламберт рассмеялся во весь голос в его живот.       Лютик заморгал, шмыгнул и огляделся. Он сильнее вцепился в его шею, оглядываясь.       — И тебе... не тяжело?..       — Я елку на плече тащил. А ты иди, попробуй ее до гостиной донести.       Лютик пораженно моргнул.       — Только ты меня сначала отпусти! И аккуратно!       Ламберт улыбнулся и снова присел на корточки. Лютик покопошился, грохнувшись на тумбу и оглядел растерянно улыбающегося во весь рот Ламберта.       — Офигеть, — шумно выпустив воздух, сказал Лютик, а потом встал и уверенно схватился за елку (мягко говоря не маленькую, больше двух метров), ведь Ламберт так легко тащил ее на одном плече до машины, хотя от рынка до нее было приличное расстояние!       Дернув на себя, он снова вскрикнул от ее тяжести и того, что она стала стремительно на него падать. Ламберт рассмеялся, перехватив ее и посмотрев на Лютика.       — Сколько в ней веса?       — Не знаю, килограмм двадцать, наверное…       — Так ты… Настолько сильный?       — Я могу поднять вес больше себя.       — Прямо как муравей!       Ламберт улыбнулся и, ухватив елку, отнес ее в гостиную, однако, Лютик не унимался со своими вопросами. Подойдя со спины и обняв, он спорил:       — А ты… сможешь отжаться со мной на спине?       Ламберт фыркнул.       — Запросто.       Глаза у Лютика засияли, и Ламберт, тяжело выдохнув, повернулся к нему.       — Ладно, — кивнул он, ведясь как последний школьник на этот восторг и восхищение Лютика. Тот зажегся еще сильнее.       Он размял плечи и медленно принял упор лежа, выжидающе глянув на Лютика.       — Садись, не волнуйся.       — Прямо на спину?       — Нет, блять, на лицо. Давай быстрее.       Лютик неуверенно потоптался, будто боялся Ламберта сломать своим весом, а потом неуверенно присел.       — Всем весом, Лютик, я чувствую, что ты упираешься в пол. Давай, ноги по-турецки.       — Но я же тебя сломаю!       — Лютик, в тебе веса пятьдесят килограмм. Давай быстрее.       Лютик неуверенно оторвал ноги от пола и в шоке раскрыл шире глаза. Спина под ним была абсолютно так же напряжена и не прогибалась под его весом. Ламберт будто даже и не напрягался. Лютик неуверенно сложил ноги по-турецки, а потом вскрикнул, когда Ламберт резко согнул руки в локтях, отжимаясь.       — Охуеть! — не выдержав, выруглася Лютик, глядя, как легко Ламберт отжимался буквально с ним на спине. Он сидел и не чувствовал, что Ламберт под ним дрожал или шатался, отжимался он абсолютно правильно и красиво. Он снова вскрикнул, когда Ламберт отжался с хлопком в ладоши. — Все, хватит!       Ламберт рассмеялся и резко остановился. Лютик вскочил с его спины и уставился на него, когда Ламберт плавно встал.       — Это… это... Ты же пиздец, какой сильный!       — Лютик, я монстров рубил. Они огромные, как правило. Либо не огромные, но очень быстрые.       — Но это же было давно!       — Да, мои навыки уже сильно ухудшились. Я иногда хожу на бокс, хоть так форму поддерживаю, но если бы… Если бы сейчас появился какой-то монстр, то я бы с трудом, наверное, от него отбился.       — Но монстров никаких нет, а ты пиздец, какой сильный! — восхищенно тараторил Лютик, всплеснув руками. — Лучше бы я сломал ногу, чтобы ты меня на руках таскал!       Ламберт покачал головой, щелкнув по носу.       — На руках я могу тебя таскать и без твоей сломанной ноги, Лютик, — он ласково взял его за руку и чмокнул сначала в бинт, а после расцеловал костяшки. Лютик, казалось, едва тут же не растекся, глупо улыбаясь. — И со сломанной ногой было бы проблематично украшать елку. И да, я еще купил кое-что…       Ламберт продемонстрировал две пластинки с набором рождественской музыки и Лютик радостно вскрикнул, вырвав их и тут же побежал ставить музыку. Он любил музыку, и проигрыватель почти без остановки играл ABBA, Синатру и Армстронга, а тут целый набор Рождественских песен и исполнителей на любой вкус!       Первой заиграл уже выученная всеми «Let it snow», и Лютик, подпевая, развернулся к Ламберту. Ламберт улыбнулся ему в ответ и вернулся к елке, начиная устраивать ее в более приличном виде, а Лютик побежал к коробкам с украшениями, параллельно включая навешанные в комнате гирлянды.       Все время Лютик без устали болтал, шутил, смеялся, крутился возле елки как заведенный. Потом только внезапно замер и спросил серьёзно:       — Я тебя не утомил?       — Нет, все чудесно.       Лютик широко улыбнулся ему, а Ламберт даже и не соврал. Все и вправду было чудесно. Ведь в первые дни Ламберт видел, что Лютику было тяжело, на него все происходящее давило сильнее и сильнее, он не понимал не то что Ламберта, а даже себя, а теперь… Наконец, он увидел в нем Лютика. Веселого, без устали болтающего, игривого.       Ламберт ощущал, что сам оживал, и внезапно это явное желание, щемящую нежность, которое раньше было так легко контролировать, сейчас игнорировать было почти невозможно.       Ламберт смотрел на его лицо, и ощущал, как эта любовь к нему Ламберта сжирала. Он не знал, куда деть свои руки, свой взгляд, улыбки, да и в общем — самого себя.       Лютик был одет, но казался сексуальнее, чем когда выпячивал свои длинные ноги.       — Подсади меня, — попросил Лютик со звездой в руке. Ламберт кивнул, быстро подхватив его на руки, и Лютик, довольно улыбаясь, аккуратно насадил звезду на самую макушку, затем повернулся к Ламберту, уложив руки на его плечи. — Я хоть что-нибудь для тебя вешу?       — Нет. Будто держу новогоднюю игрушку. Такую же яркую и блестящую.       Лютик широко улыбнулся и погладил его по макушке, смотря в глаза, болтая ногами. Он засмеялся, когда Ламберт внезапно, в глупом порыве, сделал пару разворотов, кружа его, а после он склонился и чмокнул Ламберта в лоб. Ламберт широко улыбнулся, перехватывая его удобнее в руках, понимая, что у него совсем нет сил, чтобы отпустить его.       — Сделаешь глинтвейн? — мурлыкнул Лютик. — А меня извольте приземлить на диван.       Ламберт кивнул, без желания усадив его на диван. Лютик улыбнулся, чмокнул в щеку и поерзал. Ламберт шумно вдохнул, смотря на него. Ему казалось, что перед ним открытый Рождественский подарок, который осталось только взять. Взять-взять-взять.       Но он отстранился, только выдохнув и, подобрав валяющиеся упаковки на полу, ушел на кухню, ощущая такой приток сил и энергии и радости, что он едва не трепетал от ощущений.       Это было так странно, ведь они же... Только утром говорили, что нет, не сейчас, еще рано, но… Вот, сейчас вечер, а Ламберт готов из штанов выпрыгнуть только от одного поцелуя в лоб.       Он маялся по кухне, пока кипела вода, и ощущал давление внизу, но пытался не думать, чтобы не притащиться со стояком.       Разлив глинтвейн по стаканам, Ламберт на секунду замер и глубоко вдохнул, пытаясь прийти в себя.       У него даже руки дрожали, ему казалось, что он был перевозбужден как ребенок. Судорожно вдохнув, он взял стаканы, выключил локтем свет на кухне, и неспешно заглядывая в гостиную.       Лютик улыбнулся, уже успевший переодеться. Ну или раздеться…       — Снова светишь своими ногами? — вскинул бровь Ламберт, стараясь не обращать на них внимания. Лютик принял стакан и усмехнулся.       — Просто стало жарко, всего-то, — он фыркнул, сделал небольшой глоток, а после спешно отставил стакан на стол, будто он на самом деле был ему совсем не интересен, а Ламберта он попросил только за тем, чтобы стащить с себя штаны и надеть растянутый свитер, который пусть и прикрывал немного бедра, но очень заманчиво открывал белые плечи.       Ламберт старался смотреть Лютику в глаза, будто остального он не замечал. Якобы он умел держать себя в руках.       Лютик забрался на диван с ногами и снова улыбнулся.       — Ламберт… У нас же… Уже вроде как… все?..       Ламберт медленно моргнул.       — Что?       — Что слышал. Ты ведешь себя, как мужчина… в отношениях, понимаешь? В отношениях со мной. Или… ты снова скажешь, что просто идешь мне на уступки?       Ламберт поджал губы и тяжело выдохнул, сделав глоток и тоже поставил глинтвейн на стол, глядя на кусок апельсина в нем.       — Думаю, что нет. Это не уступки. Мне хочется это делать.       — Тебе и в прошлый раз хотелось, но ты оттолкнул меня.       — Тогда все было сложнее.       — Так мы… вместе?.. — уточнил Лютик с таким видом, будто ожидал удара. Он был напряжен, смотрел выжидающе. Ламберт слышал, как быстро колотилось его сердце.       Он тяжело выдохнул, посмотрел на мигающую в полутьме гостиной елку, потом снова посмотрел на Лютика, посмотрел на его ноги, потом снова в глаза.       — Да. Кажется, я снова… встаю на те же самые грабли.       Он тяжело выдохнул и медленно, будто бы нерешительно, уложил ладонь на колено, поглаживая и сжав. Лютик внезапно весь засиял, заулыбался и, поерзав, подвинулся ближе, закинув ноги на его колени. Ламберт усмехнулся, чуть сместив руку ниже, к более интересным и мягким местам.       — И надо было меня так мучить? — спросил тихо Лютик, прижавшись щекой к его плечу, довольно и облегченно выдыхая, немного поерзав, прижимаясь ближе. Вздрогнул как-то неловко, когда Ламберт спустился ладонью еще ниже.       — Я… Наверное, я все же ждал, чтобы пронесло. Чтобы как-то… Все прошло мимо меня.       Лютик прижался щекой к его плечу, а потом заглянул в глаза.       — Ну ты дурак? Нет, конечно… Думаю, это было бы возможно, если бы не то письмо. Но я бы тебя долго забывал, всех бы с тобой сравнивал. С ума бы сходил. Меня единственное, что смущало, так это твой возраст, что еще лет двадцать, и у тебя там вообще ничего не встанет, да и в целом ты не будешь... Ну, таким. Любовь любовью, но как же мне быть со стариком? А тут, оказывается, что тебе скоро уже семьсот лет!       — И стареть будешь ты… — сказал Ламберт с неясным сожалением, смотря Лютику в глаза, понимая, что даже если и все будет у них хорошо, если не разбегутся, если Ламберта не одурманит это счастье до потери тормозов и вседозволенности, то… Ему придется пережить смерть Лютика.       — Да… И… буду старым и некрасивым.       — Проблема не в этом. Я все равно буду тебя любить. Так же, как и любил, когда тебе было семь, восемь и так далее. Я про смерть.       Лютик поджал губы и кивнул, а потом немного сжался в плечах, будто после удара.       — Да. Да. Но… это ведь нескоро? У нас впереди еще лет шестьдесят! Я знаю, для тебя это так мало, но для меня… Это целая жизнь! А потом… Потом мы снова случимся.              Ламберт поджал губы и кивнул, прижавшись губами к его лбу.              — Это должно меня утешать, но почему-то только ранит.       Лютик с сожалением на него посмотрел и погладил по щекам.       — Ну… Мы восемьдесят лет, фактически, будем вместе… Что значит восемьдесят лет счастья с небольшим периодом траура? Ты же знаешь, что потом найдешь меня снова. Ну и… Представь, у меня снова будет молодое упругое тело, а не… не то что там у меня будет в лет пятьдесят.       Ламберт улыбнулся, покачав головой.       — Мне совсем неважно твое тело, Лютик.       — Ну все равно бонус приятный, — он пожал плечами, теребя пуговицу на рубашке Ламберта. — А вы… Совсем бесплодные? — спросил он, закусив губу.       Ламберт тяжело выдохнул.       — Да. Совсем.       — Ну ладно…       — Это и к лучшему… Ведьмак бы зачал еще одного ведьмака. А зачем они сейчас? Это бесполезно и лишняя травма для ребенка.       — Ну да, ты прав, — он улыбнулся. — Только… Выходит, что и из приюта нельзя же взять. Ведь как мы ему объясним, что его отец не меняется?       — Лютик, — прервал его Ламберт, уверенно взяв за подбородок и заставляя посмотреть на себя. Лютик лишь медленно моргнул, доверчиво глядя в ответ. — Не думай об этом, не сейчас… Я хочу просто наслаждаться тобой. Я так устал за эти года. Да что там года, за целые века! Только сейчас я понял, как сильно истосковался по тебе. Мне кажется, я готов разорвать тебя на кусочки.       Ламберт буквально чувствовал, как все в Лютике напряглось. Но не от страха, а от странного в нем трепета, будто он ждал чего-то, ожидал в волнении.       — Просто… Для меня это важно… Так или иначе, но жизнь у меня всего одна… Технически.       — Я понимаю, но… У тебя их никогда не было. Детей.       — Может потому что я был с неправильным человеком?       — Лютик… — Ламберт протянул его имя с каким-то неясным сожалением в голосе, — я тоже не тот человек.       Лютик шмыгнул носом и опустил взгляд, заторможенно кивнув.       — И… В конце концов, ты слишком рано об этом думаешь.       — Да, ты прав… Просто стало интересно. Отчего-то не верилось, что я тогда... В самом деле от другого мужчины… Мне кажется, я бы не стал. Как я себя сейчас чувствую. Хотя тогда я, наверное, был другим человеком.       — Немного. Есть свои отличия, но они не критичны. Мне кажется, что сейчас ты просто слишком молод и у тебя толком характер не оформился, поэтому эти отличия еще есть, потом может их и не быть вовсе.       Лютик кивнул, а потом с каким-то вызовом посмотрел ему в глаза, вскинув голову.       — Может быть… — прошептал он на выдохе, а потом медленно уложил руку Ламберта обратно на свою ногу.              Ламберт судорожно выдохнул, посмотрев сначала на свою руку, потом Лютику в глаза. Тот невинно моргнул, спуская ее чуть ниже, и Ламберт довольно сжал в руке мягкую ляжку. Кожа Лютика была теплой и нежной, и как приятно было снова ощутить ее под рукой.       Он медленно и ласково поглаживал, пока ненавязчиво, потом спустился чуть ниже, спустившись к внутренней горячей стороне бедра, ощущая желание просто раздвинуть его ноги и вгрызться туда зубами. Лютика хотелось вылизать, искусать, сожрать. Этот дикий голод пульсировал у Ламберта в висках, заставлял лихорадить, но он держался.       Он вздрогнул, когда прошелся пальцами меж ног, ожидая нащупать там ткань белья, но нащупал только нежную кожу на промежности. Он судорожно вдохнул, не ожидав, что Лютик… видимо, четко спланировал, какие действия предпримет в случае положительного ответа.       Ламберт подался вперед, лизнув за ухом и погладил ладонью вставший член. Лютик вздрогнул и шумно выдохнул. Ламберт плавно подался вперед, и Лютик ухватился рукой за спинку дивана, чтобы не упасть.       Ламберт укусил за мочку уха и пристроился меж ног, оглаживая с нажимом, проходясь то по члену, то по коже на промежности, то меж ягодиц, где было так восхитительно влажно. Он лизнул шею, а после обхватил кожу губами, посасывая, щекотя щетиной. Лютик пораженно выдохнул, пытаясь удержаться и не повалиться спиной на диван.       Рваными движениями он выдернул рубашку из-за пояса брюк и с нескрываемым наслаждением залез под нее руками. Кожа у Ламберта была горячей, на удивление гладкой, а спина напряженной, и эти невероятные твердые мышцы.       Лютик невольно шумно пораженно вдохнул, когда Ламберт поерзал и, чуть вскинув его бедра, вставил сразу два пальца, продолжая целовать шею и плечо. Сердце у Лютика билось быстро-быстро, а после этого он и вовсе забылся в происходящем, впившись одной рукой в диван, а другой — в спину Ламберта.       Он едва глаза не закатил, тихо постанывая, Ламберт делал все как-то совсем не так, как другие, и не так, как Лютик.       Лютик пробовал всего ничего: только с двумя другими альфами, но они делали это как-то совсем неумело. Он возбуждался, да, и даже иногда умудрялся кончать без стимуляции головки, но с собственными пальцами Лютику как-то было мало того, что в два раза приятнее, так он еще и кончал в два раза быстрее, в то время как с альфами он ощущал себя курицей, которую пытаются нашпиговать, постепенно теряя уверенность, и Лютик ощущал, что было вот-вот, а потом его снова откидывало назад.       А Ламберт... О, Боже, с Ламбертом было лучше, даже в сравнении с собственными пальцами. Намного лучше. Он двигался в абсолютно нужном темпе, массируя простату, целуя шею и лаская его бедра, и даже не забывая о члене! Лютик думал, что прямо под ним сознание и потеряет!       Он понимал, что опыта у Ламберта просто намного больше, кроме того, фактически, он уже был с ним, так что прекрасно знал о всех его чувствительных местах, но… Это было феерично!       Лютик стонал, изгибался под ним и молил только о том, чтобы это не кончалось никогда.       Внизу живота будто повышалось давление, которое делало удовольствие все ярче и нестерпимее, а Ламберт продолжал его ласкать, двигать пальцами в нужном ритме и заставляя даже забыть собственное имя.       Когда Ламберт отстранился, накрыв губами сосок, Лютик отцепился от его спины и дивана, зарывшись пальцам и в его волосы, ближе притягивая к себе.       Если раньше Лютику стоны в порно казались какими-то ненастоящими, что так быть не может, то теперь… Теперь ему показалось, что они даже как-то и не доигрывали, потому что Лютик сам издавал такие просящие, умоляющие звуки, что самому неловко становилось.       Перед самым оргазмом он вообще забыл, что он и кто, просто отчаянно прижимая Ламберта к себе ногами, и руками, сжимаясь на пальцах, напрягшись всем телом и кусая губы.       А потом, вместе с оргазмом и громким, таким просящим длинным стоном, его схватила гребаная судорога, и он даже испугался, что своим захватом Ламберту коленями ребра сломает, но тот лишь продолжал плавно двигать пальцами, пока Лютик кончал.       Глубоко вдохнув, он усилием воли заставил себя оторваться от шеи Ламберта и отцепить от него руки, уставившись осоловелым взглядом в потолок, судорожно дыша. Его ноги все еще дрожали, и он намертво сжал Ламберта меж своих бедер.       Дыхание сбилось, ритм сердца сбился, пространство тоже сбилось.       Все сбилось, все потерялось и, внезапно, нашлось, когда Ламберт вынул пальцы и, оперевшись на руки по обе стороны от его головы, навис над ним, закрывая собой потолок.       Когда появилось лицо Ламберта, все, внезапно, обрело смысл. Лютик тяжело выдохнул, лежа перед ним расстраханным, раскрасневшимся и лохматым.       Внезапно Лютик недовольно захныкал:       — Но я хотел… тебя. Увидеть, потрогать, в конце концов! И… То, что у тебя в штанах тоже хотел потрогать! Или… О Боже, у тебя уже не стоит?!       Ламберт рассмеялся и, склонившись, чмокнул Лютика в лоб, после мягко уложил его ладонь на свой член. Лютик будто встрепенулся весь под ним, принявшись жадно его ощупывать сквозь ткань штанов.       Он потянулся к ширинке, но Ламберт снова сжал его запястье и убрал его руку. Лютик разочарованно застонал.       — Считай, это твой рождественский подарок будет, — рассмеялся Ламберт от идиотизма этой фразы.       Лютик фыркнул, а потом опомнился.       — А я… Я, между прочим, с собой… упаковку взял.       — Ты про белье?       Лютик растянулся в довольной улыбке, медленно кивнув.       — Ну, порадуешь старика на старости лет, — кивнул Ламберт, шлепнув его по голому бедру, а потом склонился и чмокнул в открытое плечо. Лютик довольно поерзал, погладив его по волосам, млея под быстрыми, почти неряшливыми поцелуями.       Он посмотрел на потолок, потом внезапно ласково взял Ламберта за лицо, заставляя посмотреть в глаза. Взгляд у того был немного мутным, будто бы Ламберт уже не очень хорошо соображал, и Лютик, в общем, мог бы настоять на продолжении, но не хотелось. А хотелось сказать:       — Я люблю тебя, волчонок.       Внезапно, на лице Ламберта отобразилась эмоция странной боли, будто бы Лютик его оттолкнул, или его оскорбил, или прогонял. Что-то неясное в его глазах, в изгибе губ.       Лютик сам перепугался.       — Я… Что-то не так сказал?       Ламберт поджал губы и покачал головой.       — Ты меня… Так часто называл раньше… Но там понятно, я был из школы волка, почему же ты… Почему же ты меня так назвал сейчас?       Лютик пожал плечами.       — Не знаю, просто в голове всплыло. А как ты меня называл?       У Ламберта, показалось Лютику, заслезились глаза.       — По-разному… Пташка, воробушек, кошечка… Много как… Но чаще пташка, да. Которую было так легко загнать под когтистую лапу… Разорвать… А потом трепетно зализывать раны.       Лютик медленно моргнул. Распростертый под ним, он ощущал себя жертвой. Но даже это чувство было приятным.       — Наверное, тогда я ошибся. Ты был большим плохим волком. А сейчас ты волчонок. Я… Не хочу думать о том, что было тогда. Для меня этого не существует, это просто сказка. С плохим концом. А сейчас... У нас своя сказка, новая, и она будет с хорошим концом.       — Я не понимаю. Не понимаю, почему ты веришь мне? Почему веришь, что я другой, я исправился?       — Не знаю. Мне кажется, тот бы я тоже тебе верил.       Ламберт судорожно выдохнул и резко прижал его к себе, сжав в охапку, поцеловал в макушку. Лютик ойкнул от того, насколько была сильной хватка, но вырываться не стал. В настолько сильных объятьях он ощущал себя защищенно, правильно. Было так хорошо.       — Волчонок… — снова повторил он Ламберту на ухо. — Все в порядке. Все прекрасно. Сейчас все хорошо. Пора отпустить все плохое.       — Как мне это отпустить, если я не знаю, простил ли ты меня? — задушенно прошептал Ламберт. Его голос звучал отчаянно и сорвано.       — Но простил я…       — Это другое, Лютик, блять, другое… Ты же не знал той боли. Ты не потерял из-за меня ребенка. Откуда мне было знать, может, ты бы оставил его даже и без меня? И вырастил бы его, и был бы счастлив?! Я, блять, убил твоего ребенка! Я… я так жалок, блять, так жалок… Я виноват, и смею сейчас ныть, страдать и реветь у тебя на плече… Хотя в этом мире я последний человек, которого стоило бы жалеть…       Лютик обнял его в ответ, погладив по широкой напряженной спине, ощущая, какие судорожные выдохи были у Ламберта, как дрожала у него будто и спина, мышцы под кожей от каждого выдоха.       — Волчонок… Но ты ведь… Ты ведь винил себя, ты страдал. Ты уже просто не можешь именно перед тем Лютиком заслужить прощения. Это невозможно.       — Но разве от этого мое преступление становится меньше?! — почти в сердцах крикнул Ламберт. Его голос дрожал.       Ламберт плакал.       — А какой смысл сейчас скорбеть?! — Лютик силой заставил его отстранить его лицо от собственной шеи, хотя тот все порывался его спрятать. Лютик схватил его за колючие щеки, глядя в мокрые глаза. — Ты… ты понимаешь, что если ты будешь сейчас страдать, мучить себя, и мучить этим же меня, то уже буду несчастлив я! Тот, перед кем ты виноват, уже и не простит тебя, и не обвинит… А я тут! Я жив, так, блять, сделай меня счастливым! Пожалуйста… Ведь больше просто некому… — голос Лютика с крика, с надрыва, перешел в отчаянную, тихую мольбу.       Он мягко убрал с его щек слезы, потянулся вперед, сцеловывая мокрые следы и прижался губами к виску.       Ламберт дышал тяжело и сбито.       — Я люблю тебя, волчонок… — повторил он более тихо, сказав это буквально ему на ухо.       Ламберт тяжело выдохнул, будто что-то отпустив и, плавно встав, увлек за собой Лютика, взяв на руки. Он сделал это так непонятно и резко, что Лютик и не понял, что произошло и зачем он это делает. Лютика отнесли в кровать, нацепили на него теплые носки и нижнее белье, переодели в спальную майку. Ламберт включил гирлянду, куда-то ушел. Лютик сжался и обнял колени руками, не совсем понимая, что с ним произошло.       Через минут десять Ламберт вернулся. Он снял с себя рубашку и брюки, переодел носки и белье. Отнес в стирку. А потом вернулся к кровати, посмотрел Лютику в глаза и, медленно оперевшись коленом на кровать, наконец, залез в нее и притянул Лютика к себе. Он не знал, сколько они так сидели, просто обнявшись.       Лютик смотрел то на мигающие гирлянды, то в окно, смотря, как падали снежинки, и ощущал себя так уютно и правильно.       — А знаешь… — начал нерешительно Лютик, будто был не уверен, что в столь интимной тишине можно было говорить. — Я… каждый год мечтал о том, что буду украшать елку со своим… близким человеком. Ну, сначала это был муж, как я себе представлял, потом просто мой любимый альфа, просто одни… без Трисс, без друзей… — он мягко погладил Ламберта по груди, смотря в окно и чуть поерзав, удобнее забрался к тому под бок. — Каждый год… Я представлял, как будет на заднем фоне тихо играть рождественская музыка… На улице будет идти снег, я буду в его… Черт, на самом деле в твоем, только в твоем, это всегда был ты, Ламберт, в твоем растянутом свитере. И мы будем украшать елку, пока на улице медленно темнеет, а в комнате есть только свет от гирлянды. А сегодня… Все сбылось! Точь в точь! Даже этот… этот дурацкий свитер с пятном от вина, которое не отстирывается.       Он широко улыбнулся и нерешительно поднял взгляд на Ламберта, боясь снова встретиться на нем с тоской и болью. Но Ламберт был расслаблен и спокоен, будто ему было необходимо крикнуть, что он не виновен. И услышать, что нет, уже нет… Лютик его не обвиняет.       — А на Рождество… Я представлял тихий теплый ужин… Глинтвейн, пряничные человечки, елка, гирлянды… Тепло, уют, твои руки, твои губы. Рождественское желание, которое сбудется… Только мне надо будет сказать его… Шепотом. Так, чтобы ты услышал, ведь ты исполняешь все, чего я хочу. А потом нежный плавный секс. И, знаешь, после прошлого года я перестал об этом думать. Понял, что бессмысленно. И сейчас… Я так рад, Ламберт, что все это сбывается. Я так счастлив. Мне кажется, что никогда за сотни лет я не был вот так счастлив…       Ламберт смотрел ему в глаза из-под полуприкрытых век. Ресницы у него были длиннющие и пушистые, черные, так что под ними почти терялись насыщенные, как зелень по весне, глаза. В таком освещении Лютик даже увидел какой-то странный, неясный золотой отблеск.       Ламберт сказал, погладив его по щеке:       — Я тебя люблю, пташка. К этому разу я, наконец, могу сказать это с чистой совестью, потому что наконец научился любить правильно.       Лютик широко улыбнулся и потерся своим носом о его. И умилился, когда услышал, как Ламберт кратко мурлыкнул.       Он запустил пальцы в его волосы, массируя, и Ламберт довольно улыбнулся, уткнувшись носом в его шею, потираясь.       — Да, твоя пташка… И ты не прижал меня к себе лапой. Я просто летаю рядом, пою и… так будет всегда. Я всегда буду рядом, — он поцеловал его в висок, когда Ламберт довольно замурлыкал в его шею.       Лютик, улыбнувшись, прижался к его макушке, смотря в окно, слушая, как из соседней комнаты доигрывала вторая пластинка.       — Ты цену видел? — Ламберт скептически вздернул бровь, смотря на гитару. В принципе, на цену можно было и не смотреть. Сама гитара выглядела как «я стою дохуя, очень дохуя и еще раз дохуя».       Внезапно восторг с лица Лютика притих. Он посмотрел на ценник и восторг ушел окончательно.       — Да я за эти деньги Хендрикса оживлю, и он мне исполнит что угодно, — фыркнул Лютик, сложив руки на груди.       — Так что давай ты придумаешь чуть менее шикарный подарок для себя, ладно?       Лютик грустно выдохнул.       — А вообще… я хочу сюрприз, — кивнул Лютик. — Я давно не получал что-то именно неожиданное!       Ламберт вскинул брови.       — Откуда я знаю, что тебе стоит подарить? Я в этом не разбираюсь.       — У тебя еще есть время.       — Два дня?!       Лютик фыркнул и пожал плечами.       — Ну тогда и ты, Лютик, сам думай, что мне дарить.       Лютик усмехнулся, покачав головой.       Ламберт все прочитал по его лицу и, склонившись, шепнул ему на ухо:       — Все то, что у тебя находится между ног не учитывается, потому что этот подарок я могу распаковать прямо по приходу домой.       Лютик раскраснелся, заозирался и выскочил быстро на улицу, уверенный, что все обязательно услышали и теперь смотрели на него косо. Ламберт рассмеялся, выйдя вслед за ним, смотря на красное лицо. Он потрепал его по плечу.       Лютик зафыркал и запыхтел.       — Вообще-то, Ламберт, мог бы и оценить это! Ты… ты вообще-то первый будешь, это… волнительно для любого омеги!       Лютик снова вздрогнул и заозирался, но он сказал это не особо громко, и все спешили по своим делам дальше.       Ламберт заметно сбился с толка, растерянно моргнув.       — В смысле? У тебя что… Никого не было? Но Трисс говорила…       Лютик невинно моргнул.       — Парни были, но ничего больше петтинга у нас не было… ну и фингиринг… Так что… вот в этом плане ты первый, Ламберт.       Ламберт заторможенно кивнул, искренне не ожидав, что ему достанется такая… честь. Несмотря на то, что Лютик еще был молод, и Ламберт догадывался, что к такому возрасту тысячи омег еще не познали подобного рода утех, но именно про Лютика ему думалось, что он такой чести не застанет, ну, только если не попытался бы залезть к нему в трусы в четырнадцать.       Лютик шмыгнул носом и прижался к нему, обняв за руку, улыбнувшись.       — Ну что, достаточно хороший подарок? — подмигнул ему Лютик.       — С чего омеги взяли, что девственность это подарок? Это ответственность! Тут же надо быть… аккуратнее, и… это как-то… Ну…       — Ты недоволен? — вскинул бровь Лютик, слушая, как под ботинками хрустел снег.       — Доволен, — фыркнул Ламберт. — Но с тебя еще ужин, Лютик. Если что, то я обожаю пасту карбонару. А из мяса — утку. Правда я скорее всего в одну харю ее съем, потому что там мяса, как на тебе, так что…       — Эй! На мне нормально мяса! — запротестовал Лютик. — Руку тебе уж точно есть где пристроить!       — Мало мяса, — хмуро брякнул Ламберт. — Через лет пять будет как я любил всегда, а сейчас… Ну, ты утка.       — Ламберт! — недовольно взвизгнул Лютик, тыкнув его в бок.       — Что такое, уточка моя?       — Я пташка, а не уточка!       — А утка не птица, что ли? Я же не уточнял, какая именно ты пташка.       — Воробушек!       — Уточка.       Лютик недовольно захныкал и, резко встав на носочки, укусил Ламберта за нос. Ламберт айкнул, зажмуришивсь, и, быстро забравшись холодной рукой под куртку Лютика, пока тот с визгом от него не убежал, смачно ущипнул его за бок.       Лютик крякнул от неожиданности, отскочив, и Ламберт загнулся в приступе неконтролируемого смеха.       Лютик недовольно запыхтел, глядя, как адски ржал Ламберт и, согнувшись, набрав в руку снега, пока Ламберт не разогнулся, просто насыпал ему за шиворот. Ламберт выпрямился, вскрикнув, и посмотрел на Лютика ошалевшими глазами. Лютик хихикнул и, пока не было поздно, быстро рванул в сторону.       Он забежал за угол, но, конечно, скрыться от ведьмака, да тем более когда ты сам в куртке, в сапогах и штанах было проблематично, так что Лютика словили едва он успел повернуть.       Ламберт схватил Лютика за запястье, и тот поморщился от боли. Однако, Ламберт тут же отпустил его, спросив:       — Больно?       Лютик покачал головой, довольно улыбаясь.       — Просто неожиданно. Ну, все, я пойман?       Ламберт улыбнулся и, склонившись, чмокнул его красную и холодную от мороза щеку.       — Пойман, — кивнул Ламберт. — И месть тебя будет ждать позже, Лютик. Снег за шиворот это запретный прием!       Лютик разулыбался еще шире и, встав на носочки, чмокнул Ламберта в губы.       — Тебе надо купить гигиеническую помаду, у тебя ужасно сохнут губы на морозе!       — О Боже, — закатил глаза Ламберт.       — Я тебе пока свою одолжу. Она клубничная!       — А, так вот почему у тебя губы иногда клубничкой отдают…       — Мг.       — А зачем ты ее мажешь, если я ее съедаю в течение получаса?       Лютик рассмеялся.       — Ну минимально все равно помогает, у меня без нее губы трескаться начинают жутко и сушить. Ладно, пойдем в кофейню пока сходим? Хочу какой-нибудь хитровыебанный кофе и пирожное!       Ламберт прищурился и довольно кивнул.       В кофейне было тепло и уютно, и Ламберт, казалось, просто смотрел на то, как Лютик поедал пирожное с кофе, и ощущал такой уют и теплоту, которые даже в сердце у него не вмещалось.       Они прикупили еще несколько штук домой. Домой, где пахло корицей, яблоком, елью и запахом Ламберта. Каждый раз, едва входя туда, он глубоко вдыхал его, и ощущал, что готов мурлыкать от мешанины всего этого и уюта.       — Ты ведь потом, когда я в школу пойду, переедешь обратно в Лондон?       Ламберт тяжело выдохнул, забирая у него из рук коробку с пирожными и развязывая шарфик.       — Ну, а куда я денусь, а?       Лютик довольно улыбнулся и, когда его раздели, взяв коробку, поскакал на кухню, чтоб положить в холодильник. Ламберт покачал головой и, раздевшись сам, последовал на кухню.       Подойдя со спины, он смачно шлепнул Лютика по ягодицам — так, что тот вскрикнул и подскочил на месте, захлопнув от шока дверь в холодильник. Он повернулся и удивлённо посмотрел на Ламберта.       — Эта была месть, — усмехнулся Ламберт.       Лютик моргнул.       — А месть и должна возбуждать?       Ламберт покачал головой, усмехнувшись. Склонился, чмокнул в губы и, толком не отстранившись, сказал:       — Я знаю, что тебе такое нравится. И еще ты любил, когда я тебя придушивал, за волосы тянул, по попе шлепал, кусал, руки заламывал…       — Мне кажется, я начал возбуждаться только от того, что ты это сказал… — растерянно моргнул Лютик. — Я о таком даже не задумывался… А сейчас ты сказал, и я…       — Не задумывался? Разве ты до сих пор не видел порно?       Лютик затушевался, раскраснелся и опустил взгляд вниз.       — Видел… Но там… Там ничего такого не было… Самое необычное, что там было — это… когда альфа с узлом… Ну, ты понимаешь. Но я с узлом не хочу! Ты же порвешь мне там все!       Ламберт рассмеялся.       — Раз не хочешь, значит не будем, — сказал он спокойно, сам припоминая, как Лютик во время течки умолял его трахнуть с узлом, но давить на Лютика сейчас не было необходимости. Для него это будет первый сексуальный опыт. — Так что вопрос другой: как ты хочешь.       — Нежно, — почти что мяукнул Лютик, и Ламберт улыбнулся. Да, что он еще мог ожидать? Конечно же нежно, плавно и целуя.       — Хорошо, я буду нежным.       — Но шлепать, думаю, лишним не будет… — протянул задумчиво Лютик, и Ламберт едва не рассмеялся.       — Хорошо, посмотрим. Иди фильм какой включи пока. Я пойду переоденусь и умоюсь.       Лютик закивал и, чмокнув Ламберта в щеку, быстро ушел в гостиную.       Ламберт улыбнулся, глубоко вдохнув и так же выдохнул. На душе было светло и абсолютно хорошо.       Теперь, когда Лютик даже и позволял себе ходить по дому минимально одетым, это не казалось вызывающим, или сексуальным, или еще что-то… Как-то теперь, когда все слепилось в один кусок, обнаженное тело Лютика было просто… обнаженным телом. Которого можно было коснуться, погладить, но не видеть в этом какой-то призыв и провокацию.       Так что когда Лютик снова закинул свои голые ноги ему на колени, Ламберт лишь погладил по коленке, не отвлекаясь от фильма.