Лекарство от тоски

      За окном лил проливной дождь. В его мерную дробь порой врывался глухой раскат грома.       Шани сидела на краю широкой двуспальной постели. В этой роскошной комнате, снятой в «Зимородке», она была одна. Пальцы комкали подол юбки.       Он ушел совсем недавно, туда, в ненастную мглу, но на коже и губах еще цвели его прикосновения. Таких ей еще не доводилось знать.       Их знакомство было спонтанным и нелепым — на кухне трактира. Лютик затеял свою женитьбу не в собственном «Хамелеоне», а отчего-то в «Гусиной Гузке», и пригласил всех близких и друзей. Корчмарь сильно порезал ладонь, и ее долг как медика обязывал помочь, да вот незадача — нечем зашить рану. И тогда появился он, ее сегодняшний ночной гость, весь в черном, несмотря на праздник и царившее веселье. Как странно, подумала тогда Шани, носить с собой хирургическую иглу и нить.       Тот странный человек назвался Эмиелем Регисом. По иронии судьбы он тоже оказался медиком, что объясняло наличие у него с собой скромного медицинского инструментария. Шани помнила, как впервые встретилась с ним взглядом. Он был старше ее, намного, — волосы присыпаны пеплом седины, в уголках глаз небольшие морщинки. Эти глаза… Ей не забыть то ощущение — как глоток прохладного ночного воздуха.       Они ушли вместе с того праздника жизни, оставив пьяную толпу развлекаться дальше. Шани слабо улыбнулась воспоминаниям. Она помнила, как жадно внимала его словам, витиеватым и подчас чересчур заумным, восхищенно вздыхала, хихикала и что-то отвечала. Регис помог ей забыться. Забыть о том, кто напрочь забыл ее и самозабвенно обнимался с рыжей ведьмой Меригольд, — беловолосом ведьмаке.       Шани ощутила в душе легкий укол смущения. Она никогда не замечала за собой привычки навязываться. Хотелось, чтобы тот вечер длился вечно; она не хотела, чтобы этот человек, так сильно напоминавший профессора из Оксенфуртской Академии, оставил ее одну в ту ночь. Он этого не сделал — принял ее приглашение на бокал прекрасного каэдвенского вина, привезенного ей на свадьбу, да так и забытого в комнате.       На миг перехватило дыхание. Пальцы сильнее стиснули ткань юбки, чуть смявшейся. Так и не довелось ее снять.       В мягком полумраке комнаты, едва рассеиваемом зажжёнными свечами в единственном канделябре, говорила уже она. О себе, о своей учебе, о чем угодно, лишь бы не думать о том, кто не думал о ней. И Регис слушал, не перебивая, и на губах его была эта едва заметная улыбка, завораживавшая, с легким оттенком какого-то необъяснимого порока. А затем…       Девушка прикусила губу и смущенно улыбнулась сама себе.       А затем она захотела показать свой талисман — шуточную медаль в виде жабы. Ее вырезали реданские солдаты, которых она вылечила от отравления, когда в оксенфуртских каналах обитало страшное чудище — кошмарная ядовитая жаба. И стоило ей встать…  — Ай! Ох, да что же такое-то? — вскрикнула девушка, чувствуя, как ногу пронзает острой болью. — Уууй, как больно…  — Милая Шани, что с Вами?! — Регис был встревожен не на шутку.  — Ногу свело! Ой, как же больно!       Судорога… Ну что может быть глупее? Но именно эта глупость и стала катализатором дальнейшего, о чем Шани вспоминала с сильно бьющимся сердцем. Дыхание участилось само собой, а щеки, только что остывшие и вернувшие свой цвет, вновь вспыхнули теплом.       Регис, казалось, не заметил ее неловкости. Без лишних слов подхватил на руки, вернул на кровать. Все действия его были легки и непринужденны. Попросил вытянуть правую ногу, ту, что скрутило резкой болью, и положить к нему на колени, для удобства. Тогда Шани не думала, что делала, не видела в этом никаких подтекстов. Пальцы медика мягко сжали ее икру, принялись осторожно растирать, но соскальзывали по гладкой ткани белых чулок. И он предложил их снять, ведь так будет больше эффекта, больше пользы. Она позволила это сделать.       Легкий вздох сорвался с ее губ. Воспоминания сменяли одно другое, текли потоком, возвращая самые томительные. Как длинные пальцы мужчины скользнули под ее юбку, и словно нарочито медленно потянули ленточку подтяжки, сначала одну, потом вторую; как мягкая ткань дюйм за дюймом обнажала нежную кожу; как неотрывно Регис смотрел ей в глаза. Вспоминая свои ощущения в тот момент, Шани не могла ответить себе, было ли ей тогда еще больно, или же судорога забылась, как дурной сон. Массировавший ее ногу Регис напоминал скульптора, любовно разминавшего податливую глину, чтобы придать ей идеальную форму. Тогда он что-то говорил, рассказывал, улыбаясь, о каком-то случае из собственной практики, Шани плохо помнила тот момент. Куда ярче было другое — тепло, что поднималось по ногам и собиралось в ком меж чуть разведенных бедер.       Он говорил, Шани отвечала, не так уж важно что, не замечая, его пальцы поднялись с икры чуть выше, к колену, на бедро. По коже бежали сотни импульсов, как будто крохотных искр, рождавшихся от каждого нажатия, и устремлявшихся туда, под ткань, где все сильнее разгоралось желание.       Это совпало с глухим раскатом грома. Она оборвала его на полуслове — подалась вперед, поцеловала. Девушка прерывисто вздохнула — пучина недавних событий затягивала все глубже. Регис не стал возражать, рассеяв ее опасения. Пусть он и производил впечатление человека сдержанного и не склонного к случайным связям, но все же откликнулся в своей деликатной манере. Пальцы девушки зарылись в его волосы, сбежали к плечам, потянули вниз. Придерживая одной рукой, медик опустил ее на подушку, и все не прерывая поцелуя. Вторая его рука все еще оставалась между бедер девушки, где было жарче всего.       Щеки вспыхнули с новой силой. Шани прерывисто вздохнула от нахлынувшего сожаления, смешанного с возбуждением.       Он не был похож на Геральта. Ни внешне, ни темпераментом. Не было той брутальности, от которой замирало сердце. Регис был обычным, далеким от тех слов, какими ее подруги описывали своих идеальных мужчин. Но в его объятиях Шани буквально таяла, отдавалась гипнотической жаркой истоме. Подчас мужчины совершенно не знали, как можно завести женщину, и их приходилось направлять. Регис, казалось, знал ее всю, каждую чуткую точку ее тела. Под его прикосновениями трусики совсем намокли, одежда уже давила своим весом, и девушка торопливо расстегивала пуговицы на своей белой блузке, затем взялась за застежки дублета мужчины.       Регис мелкими поцелуями осыпал лицо девушки, и они цвели на коже даже часы спустя. Спустился к шее. Шани тихонько вздохнула — он нежно укусил ее, совсем невесомо. Его зубы, необычно острые, мелко дрожали на тонкой коже, казалось, вот-вот проколют. Но нет — задержавшись на пару мгновений, Регис опустился еще ниже, от шеи к ключице, а после к двум маленьким аккуратным грудкам с затвердевшими торчащими сосками. На миг Шани испугалась — а если укусит, как это любят делать многие? Снова страх оказался напрасен. Быть может, Регис умеет читать мысли?       Он уже полностью накрыл ее собой. Шани подалась бедрами вверх и ощутила напряжение в его паху. Длинные пальцы Региса, наконец, чуть отодвинули ткань ее трусиков в сторону, и девушка глубоко застонала — он проник в нее неспешным, но властным движением. Она вся дрожала, обиженно вздыхала, ведь они так и не переходили к основному действию. Но порой ожидание куда более захватывающе, чем результат.       Его пальцы скользили в ее истекающей смазкой щелке, растягивали, ласкали, поддерживая ее запал, и в какой-то миг покинули тесный плен лона. Шорох развязываемой тесьмы шнуровки на его штанах возвестил — Регис готов утолить их голод, тот, что светился красным огоньком в его бездонно-черных глазах, что снедал ее саму, и…       Глазам стало горячо и мокро. На бархатную ткань, мучимую неспокойными пальцами, упали две крупные слезинки.       Она испугалась. Ей стало так стыдно, так страшно от того, что должно было вот-вот случиться, что она жалобно застонала и вся сжалась в комок. Девушка уперлась ладонями в грудь медика и едва удержалась, чтобы не оттолкнуть.  — Нет… Хватит. Пожалуйста, хватит!  — Шани, — Регис моментально остановился. На худом лице было написано откровенное замешательство, — что случилось? Я сделал тебе больно? Она подтянула колени к груди, стыдливо запахнула расстегнутую блузку, закрыла лицо руками.  — Не могу… Я не могу…  — Кажется, я понимаю, — медленно произнес Регис, немного помолчав. — Тебе кажется, что ты предаешь Геральта. Ты так старалась не смотреть на него сегодня и говорить о нем так сухо и равнодушно, и все, чтобы убедить, что тебе не никакого дела до него и госпожи Меригольд. Но вряд ли меня. Скорее, себя. Ты хотела отвлечься, ведь так? Но пересилить себя не можешь. Или же… Тебя смущает мой возраст?  — Что? Нет, дело вовсе не в этом, — запротестовала она, так и не открыв лица. — Просто… Наверно, это сильнее меня. И в мыслях не было дразнить Вас или обманывать…       Регис издал короткий смешок.  — О каком обмане может идти речь? Твое тело сказало за тебя все, дорогая моя. Шани, — негромко позвал он. — Посмотри на меня, прошу.       Она отняла ладони от горящего лица. Поднять на него глаза было так трудно, но сделав это, девушка поразилась — ни капли негодования в его взгляде, ни затаенной обиды.  — Ты — прекрасная девушка, Шани, — продолжил он. — Я не смею заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Однако позволь спросить — разрешишь ли ты мне довести, скажем так, дело до конца?  — Я же сказала, что не могу!  — Я не совсем точно выразился. Как правило, люди пугаются таких вещей, считая их противоестественными и запретными, но мне хотелось бы разуверить хотя бы тебя. Я не прикоснусь к тебе так, как ты этого не хочешь. Обещаю, я уйду сразу же, или даже сейчас, скажи лишь слово. Но мне вовсе не хочется оставлять тебя одну в столь… взведенном состоянии.       Шани не заметила, что вся напряглась. Колени дрожали, в промежности бился сладкий пульс, бугорки сосков щекотались о тонкую ткань блузки. Прикрыла глаза, погружаясь в омут собственной памяти. То, что он сделал, было воистину прекрасно.       Регис поцеловал ее снова, долго, проникновенно, успокаивая взвинченный разум девушки. Она все же решила довериться ему, ведь, несмотря на ее некрасивый поступок (как она считала), тянущее чувство возбуждения никуда не делось. Прервав поцелуй, медик заглянул ей в глаза и неотрывно несколько секунд смотрел. В голове тогда как будто слегка зашумело, и эмоции мягко улеглись, подобно осенним листьям. Он снова принялся целовать ее — уголок рта, подбородок, шея, темные ореолы сосков, и все ниже, ниже…       «Что ты делаешь?» — едва не вырвался испуганный вопрос, когда медик потянул ее трусики вниз, ухватив зубами. Но вслух не прозвучал. Шани просто откинулась на подушку, отдаваясь накатывавшим волнам истомы.       Когда он осторожно раздвинул ее нежные губки и коснулся языком набухшего бугорка, она не сдержала сладкого стона. Так ее не касался еще никто. Девушка подалась бедрами вверх, подставляясь новым ласкам. Пальцы комкали разбросанное одеяло, в глазах становилось темно от частого дыхания. Регис накрыл ее грудки ладонями, властно стиснул. Казалось, это будет длиться вечность. Он проникал в нее все глубже, целовал и пощипывал губами ее священное место, а когда она была уже на самой грани, ввел пальцы. Ему хватило нескольких движений, чтобы довести ее до всеобъемлющего оргазма, такого яркого, что казалось, он наполнял каждую клеточку тела. Шани исторгла громкий стон наслаждения, забыв о том, что ее могут слышать неспящие посетители «Зимородка». Пусть слышат — какое до них дело?       Регис отстранился. Взглянул ей в лицо, на котором выступили крохотные бисеринки испарины, склонился и запечатлел на ее губах новый поцелуй, горячий и влажный от ее собственного тела. Шани отвечала жадно, желая передать ему всю гамму чувств, что бушевала внутри, и верила — он ее почувствовал.       Регис быстро оделся, явно решив не задерживаться, проверил все завязки и пуговицы на своем дублете, после присел на край кровати и взял девушку за руку.  — Больше не смею обременять тебя своим присутствием. Полагаю, сегодня ты будешь спать очень крепко, — он улыбнулся и легонько поцеловал ее пальцы. — Спокойной ночи, милая Шани. Надеюсь, твоя ножка больше не болит.       Он еще раз поправил высокий воротник и направился к выходу.  — Подожди! — девушка соскочила с постели и подбежала к нему за секунду до того, как открылась дверь. — Извини меня. Мне так неловко за все это.  — Не вижу причин извиняться. На мой взгляд, вечер прошел прекрасно.  — А мы… мы можем встретиться снова?       Его пальцы коснулись ее подбородка легким ласкающим движением.  — Если ты этого захочешь, — Регис загадочно улыбнулся. — Я уезжаю послезавтра.       Шани кусала губы от досады. До рассвета несколько часов, но она знала, что не уснет, если не решит, что делать дальше.       В ящике комода нашлась чернильница, старое перо и несколько клочков пергамента. Набросав несколько слов, девушка дала чернилам высохнуть, а после перечитала записку. Утром она отдаст ее мальчишке-посыльному, чтобы тот доставил ее адресату, в кабаре «Хамелеон».       На том совесть немного успокоилась. Шани разделась, забралась в постель и свернулась калачиком. Остаток ночи она и правда спала как ребенок.