Адрес на бумажке витиеватыми буквами

Кейт закрыла все окна плотными шторами. Наверное, ей казалось, что темнота в комнате скроет все грязные делишки, которыми она хотела заняться. Такая же темнота была в клубе — клубилась черным с красным, ласкалась о кожу, обволакивала и душила. В том клубе все люди казались размытыми фигурами, и только Агата бледным пятном светилась. Она призраком скользила между фантомными фигурами, а кожа ее была ледяной, как у мертвых. Кейт древний мороз ощутила, когда тонкие пальцы сомкнулись на ее запястье, а свежее мятное дыхание охладило разгоряченную кожу. Кейт сама не понимала, отчего щеки горят от смущения, а внизу живота собирается долгое тянущее чувство. В темноте она была таким же фантомом, как и остальные посетители клуба, и это заводило, заводило, заводило. Агата легко ее зажатую руку раскрыла, у нее в пальцах силы было немерено. У бумажки, которую Агата ей в ладонь сунула, были острые края, они неприятно кололись, когда женщина заставила Кейт руку сжать. — Не потеряй, — у Агаты голос оказывается низким и приятным, от него кожа сжимается, и мурашки под тонкой майкой бегают. На улице плюс тридцать, а рядом с Агатой было холодно. Безумно приятно и холодно. Кейт не помнила, как добралась домой, но отчетливо видела свои руки, задергивающие шторы, которые она никогда раньше не закрывала. На той бумажке витиеватым почерком была написана ссылка (кто вообще так делает?) и десяток символов (буквы, цифры, разные регистры — типичный сгенерированный пароль). Кейт улыбнулась от смешения старого стиля рукописных записок и современных технологий. Улыбнулась и заинтересовалась. Внизу живота все так же приятно тянуло, и ощущение это заставляло нервно дергаться, пока она открывала ноутбук и запускала браузер. И ничего. Кейт несколько раз перепроверила адрес, только гугл все равно утверждал, что страница не найдена. Она бы еще долго в закрытые двери долбилась, если бы не заметила маленькую надпись «тор» в углу записки. К моменту, когда на черном экране появилось серое окно, Кейт уже ничего не хотела, и набор букв и цифр вводила скорее из упрямства. Ну правда, что хорошего можно найти на странном запароленном сайте, доступ на который возможно получить только через незаконный браузер и только зная пароль, больше похожий на взбесившейся рандом? Кейт понадобилось десять секунд, чтобы понять: что найти на подобном сайте можно много, безумно много интересного. Красного, белого и черного. Будоражащего. Возбуждающего. На экране была Агата. Красный шелк, скользящий по белой коже. Черные волосы, прилипшие к красным губам. Белые простыни и черное белье на тонком девичьем теле, на этих самых простынях распластанное. Кейт к экрану носом почти прилипает, когда пытается расслабленное довольное лицо девицы рассмотреть. Тонкие ресницы легонько трепещут, словно бы та все пытается глаза открыть, но отчего-то не может это сделать. «Наверное, не хочет», думает Кейт, потому что она не хотела бы. Кейт бы отказалась от зрения, лишь бы чувствовать на себе полные губы брюнетки, ее поцелуи. Она бы хотела, чтобы на ее коже точно так же расцветали алые и синие следы. Она бы хотела пальцы Агаты внутри, и извиваться на простынях точно так же, как девушка в черном разорванном белье. Кейт губу закусывает, когда намеренно — о, еще как намеренно! — задевает клитор, мягко скользит по губам, мокрым от смазки. Закрывает глаза на мгновение, чтобы действительно почувствовать руки Агаты на себе, и пропускает момент, когда картинка на экране меняется. Белая кожа вся в синих разводах, а белые простыни в красных разводах. Тонкие кровавые полосы на теле, а губы Агаты совсем не в помаде. Она склоняется над девушкой, дрожащей в ее объятиях, с закрытыми глазами, искусанными губами, открытыми в долгом возбужденном стоне. Кейт вздыхает, когда Агата наклоняется низко, губами скользит по шее девушки и зубами — длинными острыми иглами — впивается вены. Пальцы против воли двигаются быстрее, скользят по клитору и ниже, проникают внутрь, и снова вверх, круговыми движениями по клитору, вниз. Кейт глаза больше не закрывает. Смотрит, не моргая, как на экране Агата снова в шею девушки впивается, а в наушниках крики и стоны, и чего в них больше — боли или наслаждения, разобрать невозможно. Кейт кричит вместе с ней, когда Агата лицом к камере обращается, и вся она в крови, кожа в крови, платье в крови к точеной фигуре прилипает, очерчивая аккуратную грудь с горошинами сосков. Кейт кричит, когда удовольствие растекается по телу, а Агата окровавленные губы облизывает и усмехается. Кричит, когда Агата голой рукой пробивает девушке грудь, чтобы вытащить бьющееся сердце, зубами в него впиться и пить, пить. И чего в ее крике больше — страха или наслаждения, разобрать невозможно. — Нравится? — голос Агаты набатом в ушах звенит, а ее холодная рука накрывает скользкие пальцы, отталкивает их. Агата шепчет, что Кейт была хорошей девочкой и может кончить ради нее еще раз. Смотреть ведь не так интересно, как чувствовать живое (она усмехается) прикосновение. Кейт двигаться боится, но ей это и не нужно. Только трястись в холодных объятиях, когда накрывает вторым оргазмом, и понимать, что вот-вот потеряет сознание от избытка ощущений. А в голове ни одного вопроса. Шею огнем палит, и горячая кровь течет. Кейт слышит, как Агата ее кровью захлебывается и довольно смеется, а в голове все еще ни одного вопроса. Только легкость и мороз на кончиках пальцев, распространяющийся все дальше по телу. Тихих шагов и мужской голос она уже не слышит. — Агата, её ведь можно было использовать. Темнота действительно приятно ластится, падать в нее оказывается очень просто. — Я хотела есть, — голос у нее уже не такой приятный, скорее детский и требовательный, очарование темного клуба рассеялось. — Придется прятать это от Темного Двора. — Темного Двора нет в Южной Америке. Это территория саббата. Моя территория. Она снова к растерзанной шее припадает, пока кровь в мертвом теле остывать не начала.