Страшный сон

***

      Где бы ты ни был, всего за четверть мили или на другом краю света… ты всегда будешь со мной.       Ночью город не засыпает, кажется, оживая еще больше, чем днем. Хотя Баки давно казалось, что Техас в принципе никогда не спит, тут всегда что-то происходит, как плохое, так и хорошее, и стрельба среди бела дня, как и какой-нибудь шумный флешмоб — вещи совершенно нормальные и никого уже не удивят. А еще ночью нет пробок, и это существенное преимущество перед днем… Садиться за руль Ауди после этого сна не очень-то приятно, но его утешает то, что он хотя бы сидел не за рулем, а значит, как минимум сейчас с ним ничего не случится. Не то чтобы это действительно утешало, учитывая, что произошло во сне с Женькой, но… но за свою тушку по крайней мере можно временно не переживать. Он разгоняется до 150, наплевав на светофоры и встречный поток, ветер из открытого окна приятно треплет волосы, а перед глазами раз за разом проносится тот самый Рэндж Ровер из сна и на огромной скорости врезается в Ауди, а он успевает только уйти в сторону, чтобы Баки не пострадал, и… Баки решительно отбрасывает эти мысли — он даже мысленно не допустит, что этот сон реален. И какого-то хрена этот придурок не берет трубку, что тоже жутко бесит! Почему он заставляет его нервничать?! То, что на часах 2 часа ночи и Женька может спать, об этом он почему-то не думает… он думает только о том, что должен его увидеть и убедиться, что с ним все в порядке, а то, что он увидел во сне — всего лишь кошмар, пускай даже это самый ужасный кошмар за всю его жизнь.       Почему вообще они оказались в разных местах — отдельный вопрос. Несколько дней назад Женя подписал контракт с Далласом, и это значило, что уже летом им предстояло переехать. Документы из университета они уже забрали, перевод оформили, и этим вечером оба собирали вещи — все-таки переезд на новое место штука такая, особенно если это другой город. За последний год это для Баки уже второй переезд — из родного Хьюстона в Остин после поступления в универ, и теперь вот в Даллас, благо — пока в пределах штата. Он понимает, что связывая жизнь с профессиональным хоккеистом, надо быть готовым к переезду в любой момент, даже в другую страну, не то что в соседний город, но… все равно это выбивает из привычной колеи. И вообще, игра в НХЛ — штука довольно непредсказуемая. Одни всю карьеру могут играть за одну команду, а иногда это и не 15, и даже не 20 лет, а порой еще больше… а кого-то обменивают чуть ли не по 5 раз за сезон, и угадать заранее, куда тебя занесет хоккейная судьба — сложно. Конечно, он уверен в том, что уровень Жени позволяет ему надеяться, что в Далласе он задержится надолго, но только вот сам Алферов мечтает о Вашингтоне и Монреале. По мнению Баки, Вашингтон — это какое-то комбо, Капитан Россия в столице Америки — как вам такое, а? А в Монреале в принципе мечтает оказаться каждый уважающий себя хоккеист, это самый титулованный клуб в Лиге и оказаться там — честь для каждого, хоть за последние годы нынешние Канадиенс — тень прошлых себя, но все же их история, количество их кубков и прославленных в прошлом хоккеистов говорят за себя. И Баки подозревает, что это далеко не полный список городов, где в будущем они могут оказаться, ведь еще не стоит исключать вероятность, что Женя захочет вернуться в Россию, и спасибо если в родной ему Петербург, про другие города и думать страшно… И вот вчера он весь вечер провел, собирая и укладывая вещи в сумки и коробки в их со Скоттом квартире. Особую ностальгию он за это время не испытал, да и прожил в Остине он всего год, но не сказать, что по городу и их дому он совсем не будет скучать, как и по брату. Скотт по телефону поздравил самого Женьку с новым контрактом и сказал, что это большой шаг вперед в его карьере, ведь ему всего 19, и добавил, что будет скучать по ним обоим — ведь Женя его лучший друг, а Баки его единственный брат. Но тут уж ничего не поделаешь, оба понимали, что жить в одном городе во взрослой жизни у них не получится, и от этого было немножко грустно.       Квартира Алферова находится почти на другом конце города — поближе к Сидар-Парку и арене Старз, и добраться до него днем по пробкам меньше, чем за 1,5-2 часа нереально, а главный корпус университета — в центре города, недалеко от Конгресса. И Баки ужасно бесило, что на утренние пары надо вставать за 2-3 часа до их начала, а на дневные — и того раньше, и поэтому он периодически ездил туда на обычном автобусе, а пару раз вообще на велосипеде, и иногда оставался ночевать у Скотта, потому что их квартира, напротив — в квартале от универа, и это в свою очередь раздражало Женю, вынужденного стоять в пробках по дороге на тренировку или игру, из-за чего они часто спорили и иногда ругались, и тогда Баки назло ему оставался у брата, и тому потом приходилось их мирить, что на самом деле было даже забавно. Теперь, конечно, их прежние споры и стычки кажутся смехотворными и несерьезными, а после этого сна… бррр. Кажется, что все ерунда, лишь бы он был рядом и с ним все было в порядке. Баки нервничал, напряженно глядя на дорогу и закусив губу из-за одолевающей его тревоги, проникающей в кровь и заставляющей думать о всяких ужасах, а в мыслях раз за разом выносили искалеченного Женю из разбитой машины, его пальцы сжимали холодную ладонь, а взгляд падал на застывшее лицо на подушке, отчего спина покрывалась противным липким потом, а пальцы сжимали руль до побелевших костяшек, это отвлекало. Он пару раз пролетел на красный, еще один — едва не врезался в выехавший из-за поворота Фиат, матерился себе под нос и ругал Алферова за выключенный телефон, молясь про себя, чтобы этому придурку не приспичило среди ночи куда-то поехать (а это он может, да), и жалея, что не остался с ним — вещи можно было и днем собрать, у них в общем-то и нет необходимости делать это в режиме онлайн и так срочно, но… На огромную скорость и то, что он сам может попасть в аварию, в этот момент было наплевать. В конце концов в бытность в рядах стритрейсеров, приходилось гонять и с большей скоростью, а потом он встретил такого же гонщика… и резко на высокую скорость и опасный образ жизни стало не все равно. По крайней мере если на себя и можно махнуть рукой, то за него он беспокоится всерьез. А ведь хоккей тоже довольно травмоопасный вид спорта…       — Баки? — Женя сонно заморгал на него глазами, увидев его за дверью своей квартиры. — Что ты здесь делаешь? — Удивленно спросил он и зевнул. — Ты же…       Но договорить ему не дали. Баки с порога налетел на него, едва не сбив с ног, и буквально сдавил в медвежьих объятиях, Женька даже дернуться не успел.       — Ты живой… — Бормотал Баки, обнимая его за шею и с трудом сдерживая слезы. — Живой… Живой… — Повторял он, уткнувшись носом в его шею и закрывая глаза.       Все-таки сдержаться было просто невозможно. Он не плакал даже в детстве, в отличие от того же Скотта и сестер, которые любили добиваться своего, надавив на родителей истерикой. Он считал, что мужчинам плакать в принципе западло, только если для этого есть прямо-таки веский повод… но сейчас, беспорядочно обнимая его за спину и за шею, трогая растрепанные после сна волосы, ощущая его тепло и запах, будто желая убедиться, что он действительно живой, вполне себе осязаемый и не привиделся ему после всех событий этого ужасного сна… его плечи тряслись от беззвучной истерики, а по щекам градом текли слезы, и во второй раз в жизни ему было не стыдно. В первый раз он плакал в 16 лет, когда умерла бабушка, и тогда тоже было не стыдно. Было очень больно. И сейчас, когда его кошмар все еще так ярко и живо стоял перед глазами и представляя, что он действительно может его потерять, по сути в любой момент — ведь он такой же живой человек, как и все люди, обычный смертный и с ним может случиться что угодно, а тем более он действительно вне хоккейной площадки и университета довольно много времени проводит за рулем и ездит обычно так, будто у него контракт с высшими силами на бессмертие, и… ему в первый раз стало всерьез страшно. И плакать было не стыдно. Это на самом деле очень страшно. Это не красиво и не мило, как в фильмах… и что вообще может быть милого в смерти? Да еще человека, который стал для тебя самым близким и родным. Даже страшно представить, что чувствуют те, кому приходилось хоронить любимых, особенно в молодости… и в старости это тоже больно — ведь у них за спиной вместе целая жизнь, но тогда к этому больше готов, чем в молодости, когда еще не успел насладиться им, не успел надышаться, раствориться в нем… и хочется столько сказать и сделать, отдать ему всего себя и ощутить его под кожей, растворить в себе, касаться его кожи, целовать его теплые губы, крепко обнимать и прижимать к себе, когда спит, чувствуя его тепло и ощущая себя рядом с ним в безопасности, как нигде и ни с кем больше… потому что он для тебя целый мир и без него умрешь и ты. И так больно видеть подобные вещи даже во сне, а ведь он бы и наяву так сделал — будучи на грани смерти, сделал бы все, чтобы сам Баки остался жив. Только для чего ему такая жизнь? Без него? Он раньше не задумывался о смерти. Да и кто об этом думает в 18 лет? Но теперь это для него самый большой страх — потерять его. Лучше сдохнуть самому, но мир без него будет чужой, холодный и пустой, и останется одна дорога — в петлю… и сердце щемит от боли только от одной мысли, что он умрет.       — Бак, ты чего? Ты в своем уме? Я как бы не собирался помирать… — Просипел Женька, которому от такого захвата было тяжело дышать, на его лице был написан полный шок, он ничерта не понял, что это значит и когда уже его успели похоронить, пока он спал. — Да что с тобой?       Он с трудом отстранился от него и пораженно уставился на заплаканного Баки, которого он никогда не видел таким. Да, хандра на него иногда нападает, особенно не любимой им осенью, но чтобы вот так… таким он даже Скотта не видел, а ведь они дружат больше 6 лет, но чтобы Баки? Его Баки? Который даже разбив машину и провалив экзамен, максимум хмурится и машет рукой — мол, хрен с ним, чепуха — дело житейское?       — Мы с тобой говорили 3 часа назад, и ты сказал, что закинешь оставшиеся вещи в стирку и пойдешь спать. — Нахмурился Алферов, через силу отстраняясь от него и ловя его взгляд, силясь хоть что-то понять. — Что случилось за эти 3 часа, что ты примчался ко мне через весь город и рыдаешь так, будто кто-то умер? — Баки вместо ответа закрыл глаза и опустил голову ему на плечо, не в силах выдавить хоть слово. Будто дар речи его покинул, когда он его увидел и убедился, что он живой-здоровый и с ним все в порядке. — Я нихрена пока не понимаю, колись!       Женя схватил его за плечи и осторожно отцепил от себя, хмурясь еще больше и начиная нервничать — уж больно странное такое поведение для того Баки, которого он знает. Вот Скотт — да, этот может сорваться среди ночи, притащить с собой бутылку вискаря, разбудить тебя и начать жаловаться на тяжелую жизнь, идиотов вокруг себя и плохое настроение, за 6 лет знакомства он и не такого наслушался и насмотрелся от лучшего друга. Но чтобы Баки? Высмеивающий брата за такое поведение, срывы и вечные жалобы на весь мир? Мда. Что вообще происходит?       — Кто умер, колись? — Женя отошел от него, чтобы закрыть дверь, а то если вдруг найдутся такие же ненормальные среди соседей, кому не спится по ночам и вздумается прогуляться, не поймут же, что за мелодраматичные сцены… он итак по мнению людей с головой не очень-то в ладах, а так чего доброго еще быстрее санитаров вызовут.       И тут совершенно неожиданно в спину прилетело жалостливо-растерянное:       — Ты…       Женя замер на месте, машинально захлопнул дверь и уставился перед собой.       — Что? — Тупо повторил он, вцепившись похолодевшими пальцами в ручку. Баки всхлипнул и пожал плечами, опуская глаза в пол.       — Сон приснился, — тихо пробурчал он своим ногам, — авария… в нас влетел внедорожник, машина всмятку, и ты… ты… в общем, тебя не спасли… — Он не смог договорить, чувствуя, как душат слезы, а грудную клетку сдавливают стальные тиски. Больно… что будет, если это случится? Что будет, если перед ним будет стоять… пустота? Как он будет жить без него?       Он прячет лицо в ладонях и мечтает провалиться сквозь пол. Ему стыдно за свою истерику, за то, что разбудил его среди ночи, напугал… ему плохо из-за этого кошмара, и до сих пор перед глазами стоит искореженная машина и его безжизненное тело на носилках, мрачные лица врачей и собственный шок, сковавший его в этот момент. Вряд ли этот сон ему удастся так быстро забыть. А уж как заставить его хотя бы какое-то время не садиться за руль — та еще задачка… Он вздрагивает, когда Женя почти неслышно подходит к нему, ничего не говорит и крепко обнимает, прижимая к себе.       — Все, прекращай… — Тихим, успокаивающим шепотом говорит он, ласково гладит его по волосам и по спине, целует куда-то в висок и прижимает к себе. — Это просто сон. Я живой, видишь? Все хорошо… — Баки лихорадочно обнимает его, жмется к его груди, будто пытаясь спрятаться от своего же кошмара и хватаясь за него, как за спасательный круг, и неловко шмыгает носом, не зная, верить или нет. Будто сомневается, что такой теплый и живой Женя ему все еще не мерещится. Если подумать, то ощутить себя шизофреником и осознать, что это был вовсе не сон, а он сам внушил себе, что все хорошо, все живы и никакой аварии не было… было бы еще более жестоко, чем просто увидеть во сне кошмар. — Ну куда я от тебя денусь, ты подумал? — Слабо улыбается Алферов, серьезно глядя ему в глаза. — Я же еще раз сдохну там, на том свете, если останусь без тебя.       — Нет, — мотает головой Баки, смахивая слезы с длинных ресниц и тяжело вздыхая, — пообещай, что не умрешь, слышишь? — Женька улыбается уже чуть шире и осторожно вытирает его слезы с щек тыльной стороной ладони. — Пообещай. — Упрямо повторяет Баки, сдвинув брови и заглядывая в блестящие сейчас от эмоций ярко-синие глаза.       — Как я могу тебе это пообещать, если я не знаю, что со мной будет в следующий момент, завтра, через неделю, через год? — Грустно усмехается Женя, пожимая плечами. — Мы все смертные, Бак. Все мы когда-то умрем, и я не исключение…       — Пообещай тогда, что будешь осторожнее, — шепотом просит Баки, обхватывая его шею и притягивая к себе. Женька чуть склоняет голову, поджимает губы и какое-то время молчит. — Пожалуйста. — Умоляюще добавляет он, с болью глядя в любимые глаза, и сердце Алферова дрогнуло.       — Я… — Сиплым голосом начинает он, чувствуя, как теряются слова, и стараясь не отвести взгляд.       Почему-то сейчас его дрожащий голос, умоляющий взгляд, слезы в глазах и эта его слабость, которую при нем он никогда не позволял себе раньше, а со слов Скотта — вообще никогда, кроме периода 2 года назад, когда умерла их бабушка, будто били под колени посильнее ударов о бортик, заставляя сердце сжиматься и задумываться — а он сам смог бы без него, если бы с ним, с Баки… с его Баки, что-то случилось? Что бы чувствовал он сам после подобных снов? И понял, что нихрена хорошего. Даже во сне это чертовски больно, а что было бы наяву? Он сглотнул и машинально отступил от него на шаг назад, не зная, что отвечать. Как-то разом голова опустела, и слова растерялись. Опять.       — Да… хорошо… я постараюсь. — Тихо-тихо говорит он и серьезно смотрит в его лицо, как будто пытаясь запомнить. Запомнить на случай… а вдруг?       Он понимает, что даже в мыслях это слишком жестоко, не выдерживает и снова обнимает его, вдыхая в себя родной запах его тела и еле уловимый аромат его любимых духов, и понимает, что кажется, сходит с ума.       — Я с тобой… всегда буду с тобой, мы же обещали друг другу, — шепчет Женя ему на ухо, наслаждаясь его близостью и успокаивая то ли его, то ли себя… он и сам уже не понимает. — Я тебя люблю… Ты же моя мармеладка, — тихо улыбается он ему в макушку, пользуясь разницей в росте.       Баки понимает, что тает в его руках, снова, и сопротивляться тут просто бесполезно, да еще это его нежное и все еще немного стебное прозвище «мармеладка», берущее начало из их старых споров, стычек и попыток вывести друг друга из себя, а ведь казалось бы — когда это было? Кажется, что в прошлой жизни. В той, где они только бесили друг друга, одновременно выносили Скотту мозг жалобами и еще не нуждались в друг друге настолько, что один неосторожный шаг в сторону — и весь твой мир просто сгорает в огне, а тебя прознает эта острая боль настолько глубоко, что ты понимаешь — без него тебе уже никак, просто никак.       — Я тоже тебя очень люблю, — шепчет он в ответ, пряча голову у него на груди. — Я боюсь тебя потерять. — Он чувствует теплоту его рук и биение сердца под футболкой и… наконец расслабляется. Все действительно хорошо, он целый, невредимый и главное живой и рядом с ним. — Мы можем уехать не завтра, точнее уже сегодня… а послезавтра? Или тебе уже сегодня нужно быть в клубе? — Его взгляд снова становится умоляющим, Женька непонимающе пожимает плечами и хмурится.       — Ну, если ты хочешь, то давай уедем послезавтра. Медосмотр только через 5 дней, а первая игра в лагере через неделю, и… — Он вдруг натыкается на почти сияющий взгляд Баки, замолкает и хмыкает.       — Спасибо, — от его слов наступает неожиданное облегчение, и кошмар отступает. Дышать становится легче.       Баки снова крепко обнимает его и чувствует, что вроде больше ничего ему и не нужно. Что есть наша жизнь? Цели, планы, мечты, поездки, учеба, работа, спорт, семья и друзья, прогулки по ночному городу и любимая машина, любимый плей-лист в наушниках и его фотография на заставке, любимый голос в телефоне и его тепло даже в холодные ночи, и… что его жизнь без него? Кто он без него? А ведь казалось бы — простой мальчишка с пронзительно синими глазами, с искорками, когда он смеется, и задорной улыбкой… и он понимает, что больше ничего ему и не надо. Все остальное просто приложится, лишь бы он был рядом.       — Где бы ты ни был, всего за четверть мили или на другом краю света… ты всегда будешь со мной, — задумчиво говорит Женя, когда он отпускает его, отходя на шаг назад и глядя куда-то через него. Лицо Баки моментально вытягивается.       — Не говори так, — недовольно морщится он и поджимает губы, — не повторяй за ним. Я не хочу, чтобы ты закончил, как он.       — Как? — Улыбается Женька и весело фыркает, глядя на его недовольную физиономию. — Если ты не помнишь, то это сказал Дом, а не Брайан, и с ним все хорошо, кто же убьет главного персонажа франшизы? Он им деньги приносит вообще-то, — усмехается он, ловя скептичный взгляд Баки, не бывшего ярым фанатом Форсажа, несмотря на то что любит гонки. — А Брайан просто вышел из игры, остался с семьей, он же не умер… на экране. — Задумчиво добавляет он и уходит в комнату, Баки за ним.       — Ты понял, что я имел ввиду, — он хмурится и упирает руки в бока, подходя за ним к окну и становясь у него за спиной. Женя вздыхает.       — Да… — Он смотрит вдаль на город и думает о том, что жизнь на самом деле непредсказуемая штука. Еще сегодня ты живой, здоровый и знаменитый, главный герой популярной франшизы… а завтра о тебе говорят в некрологах и твоя фотография на аватарках у миллионов твоих фанатов. И предугадать заранее такой исход просто невозможно. — Пол. Но он ведь сидел на пассажирском тогда. Что он мог сделать? — Он оборачивается и с сожалением смотрит через стоявшего рядом Баки, ему до сих пор больно вспоминать гибель любимого актера, он восхищался и Полом, и его героем, мечтал о таких же машинах, на которых в жизни и на экране он гонял, и хотел быть на него похожим. А потом он погиб, ему было всего 40 лет, и его смерть до сих пор не дает ему покоя. — Я тоже могу оказаться на его месте, и вряд ли меня что-то спасет, там ведь без шансов было для обоих. — Он хмурится и снова вспоминает тот репортаж по новостям, что заставил его, на тот момент 12-летнего мальчишку, считающего себя взрослым, плакать. Это на самом деле было больно.       — Во сне ты был за рулем и ушел в сторону так, чтобы я не пострадал… — Тихо-тихо говорит Баки, сглатывая тяжелый ком в горле, когда после слов Жени об аварии Пола перед глазами снова замаячили тяжелые картины аварии из сна.       — Вот как? — Грустно и как будто удивленно усмехается Алферов, приподнимая брови. — Я бы так и сделал, и с тобой, и с ним… будь я за рулем. — Он пожимает плечами, и взгляд его светлеет. — Лучше сдохнуть самому и вообще… — Он натыкается на взгляд широко распахнутых от ужаса глаз Баки, на лице которого снова назревала истерика, и замолкает, ругая себя. — Ну все-все, я идиот, прости… — Женька снова обнимает его и целует в еще влажные щеки, чувствуя себя реальным идиотом, пусть и счастливым.       — Не говори так больше, — бурчит Баки в пол голоса, серьезно глядя в ярко-синие внимательные глаза, сейчас смотрящие нежно и тепло, что выбивает из колеи… снова. Он уже и со счета давно сбился, сколько раз он терялся под его взглядом, как влюбленный мальчишка. И не то чтобы это расстраивало, но… сопротивляться ему и его влиянию на него он так и не научился. — Я не смогу жить без тебя.       Женя улыбается, вздыхает и понимает, что не за той медалью гонялся он с 4 лет с тех пор, как встал на коньки. Медали, кубки, трофеи, олимпийская сборная и золото Пекина на груди, Стэнли и заветный Морис Ришар, слава и оставленный след в хоккейной истории и мировом спорте — это то, что застилало глаза и пленило его с самого детства. Желание стать лучшим. Желание встать в ряд с легендами. Красивые голы и финты, которые никто не сможет повторить… чтобы потом о нем сказали — Капитан Россия действительно крут. Не только на молодежном уровне. Ничего из этого у него еще не было, только золотая медаль на Молодежном чемпионате прошлого года, выигранный кубок АХЛ со Старз и статус лучшего нападающего турнира последних двух лет. Но это все совершенно не то, чего ждет каждый из них от взрослой карьеры, и он понимает, что у него еще все впереди, ведь ему всего 19. Но вместе с тем он понимает, что у него уже есть гораздо больше, чем он мог бы себе представить, мечтая о хоккейной славе. Гораздо больше и дороже, чем все медали и кубки в мире вместе взятые. У него есть Баки, его Баки… и он будет самым счастливым на планете, даже если ни одно из его желаний на хоккейной площадке не сбудется и ему придется повесить коньки на гвоздь, так ничего и не добившись. И ради него он готов исполнить свое обещание и быть осторожнее, в том числе на дороге, даже несмотря на то, что он страстно любит скорость и гонки еще больше, чем хоккей. Ведь больше всего на свете он не хочет сделать ему больно.       — Я тоже. — Серьезно говорит он, а Баки больше ничего и не надо.       А сны… остаются просто снами. Даже если это самый жуткий кошмар, не верьте ему. Главное, это тот, кто рядом. Берегите его.