Власть желаний

Я смеюсь, чтобы не плакать, не выть, не стонать, не кричать, не вопить дурным голосом, не ругаться на чём свет стоит. Смех — это просто ещё один способ дать выход эмоциям. Чак Паланик «Уцелевший»

Раф час пыталась дозвониться до Дана, но безуспешно: он не брал трубку, и это выбивало из колеи. Раф без конца прокручивала в голове всё, что произошло, что она сказала, но так и не могла понять, что не так, почему вдруг всё пошло под откос. И чем больше думала, тем сильнее чувствовала, как голову сжимают тиски, так, что хотелось схватить её руками и расколоть об камень, чтобы всё закончилось. Но приходилось делать глубокие вдохи-выдохи и приводить себя в норму. Она облизывала пересохшие губы, пинала ногой остатки снега и плелась домой, не смотря по сторонам: вид счастливых лиц прохожих сейчас только раздражал. «Вечером зайду к нему», — решила девушка. Не хотелось быть навязчивой, но и пустить всё на самотёк она не могла. Приходилось просто ждать, выжидать время, контролировать его, рассчитывать с секундной точностью, но всё равно не быть уверенной в правильности поступков. Раф пыталась заняться чем-нибудь, увлечь себя выполнением домашнего задания, перепиской с одногруппниками, но мысли всё равно вертелись возле Дана, а беспокойство глухими ударами отстукивало в сердце и выбивало свой ритм. Вторая личность хотела бросить всё, ломануться к Дану, вышибить с ноги дверь и ворваться, вытрясти из него душу, но девушка держала её в узде и не позволяла взять верх. Пока что она была главная. Сцепляла зубы, сжимала челюсть едва не до хруста, ногти впивались в ладони. Перед глазами мелькали картины ада, ей даже казалось, что она слышит где-то вдали душераздирающие стоны попавших туда, и липкий пот ужаса покрывал лоб. Хотелось плакать, но она только учащённо дышала и молилась. Мысленно. Раф не знала, как подобает обращаться к Богу, поэтому просто просила: «Спаси меня, пожалуйста, спаси». А каковы гарантии, что Он ответит? Что существует? Может быть, Бог мёртв, как считал Ницше, и людям нужно самим взять за себя ответственность, перестать быть глупыми детьми. Но у неё всё по-другому, о да, совсем по-другому. Её вынудили вступить в связь с нечистыми силами, и спасти может только Всевышний. Так пусть же спасёт своё нерадивое дитя, тяжело Ему, что ли? Да кому она вообще сдалась… — Может, тебе пойти прогуляться? — осторожно предложила Бьянка. — А то так все ручки переломаешь. Раф вздрогнула от неожиданности и покосилась на переломанную напополам ручку в руке. Погрузившись так глубоко в мысли, она забыла, что вокруг, во внешнем мире, что-то существует. Устало выдохнула, потёрла глаза. — Я мешаю? — Чем? Тем, что сидишь как неживая, смотришь в одну точку и трощишь ручки? Нет. Но мне за тебя страшно. — Да брось, всё нормально. Бьянка скептически приподняла бровь. — Ты давно в зеркало смотрелась? На твоё кислое личико ни один парень не клюнет, сестричка. — Зачем тогда мне такой парень? — А зачем мы тогда это всё затевали? Раф невесело рассмеялась и прошлась взглядом по сестре. Она оставалась идеально красивой в любом состоянии, даже после бессонных ночей, после слёз и тоски по жениху, после тяжёлого рабочего дня, какой выдался у неё сегодня. Бьянка ушла на работу на полтора часа раньше и вернулась как раз к шести, как обычно. Из её причёски даже не выбился ни один волосок, одежда оставалась поглаженной и опрятной, а Раф заметила, что её волосы теперь напоминали больше солому, а блузка была помята так, будто её пожевала корова. Если взглянет в зеркало, то наверняка увидит нездоровую, мертвецкую бледность лица и круги под глазами. Не удивительно, если ты одной ногой в могиле. — Давай приводи себя в порядок и выходи в люди, а то рехнёшься так. «Если не уже». Тем не менее Раф послушалась. Бьянка всегда была права, недаром она звалась старшей сестрой. Пятнадцать минут — и на месте унылой девушки уже была если не сногсшибательная красотка, то очень даже ничего такая мамзель с посвежевшим личиком и роскошной шевелюрой. Раф выпорхнула из дома и пошла по центральным улицам Парижа, растянув губы в улыбке «всё окей». Глянула на дисплей телефона: 18:12. Что же, подождать до семи и пойти к Дану. Дольше тянуть уже бессмысленно, к тому же беспокойство, гложущее её, даже не думает убирать свои зубы, скоро изнутри дыра проявится. Мысли путались, вертелись, скакали от одного объекта к другому, и как только в них появлялся Дан, Раф тут же мотала головой, чтобы они перескочили с него на что-то другое. Или кого-то. Вот, например, тот, который писал ей и звал гулять, как там его? А, чёрт, не помнит она его имени. Но это и неважно. Если она выживет и с Даном ничего не получится, можно попытаться что-то построить с ним. «Только бы выжить». Внезапно её внимание привлёк игривый смех. Раф замерла и застыла, спрятавшись под аркой двора, не зная, что дальше делать, остаться на месте или бежать, вперёд или назад. Прямо по курсу, в двух метрах от неё возник Дан, и он был не один, а с той девушкой, с которой она его недавно видела, так называемой подругой. Лиорель, кажется. Их руки переплетены, на лицах сияющие улыбки, и по тому, как их взгляды устремлены друг на друга, видно, что они наслаждаются обществом и своей уединённостью, так, что больше ничего не замечают. Спазм сжал сердце, к горлу подступил комок, но Раф его проглотила. — Дан? Ты ничего не хочешь мне сказать? Она вышла из тени и двинулась прямо к ним. Парочка интуитивно отступила на шаг, девушка спряталась за спиной Дана, а тот словно и рад её загородить. Будто Раф может им что-то причинить. Смешные. Идиоты. — Раф… Я… — Ты, наверное, хотел, но забыл сказать, что между нами всё кончено, — насмешливо произнесла девушка. — Торопился, вижу. — Она прошлась цепким взглядом по его растрёпанным волосам, неправильно застёгнутому пальто, по засосам на шее Лиорель. — Это не то… — Не будь мямлей. — Раф поморщилась и рассмеялась. — Я была о тебе лучшего мнения. Не думала, что мы расстанемся из-за какой-то мелочи. — Мы не расстаёмся… — Нет? О, я поняла. Ты, наверное, хочешь, как султан, иметь трёх жён. Что же, не получится! Если ты думаешь, что… — О дорогая, ты понятия не имеешь, что я думаю. Всё резко переменилось. Время как будто замедлилось, застыло в виде вязкой массы, как желе, а глаза парня из синих стали сначала мутновато-голубыми, затем серыми, серо-жёлтыми и наконец приобрели ясный золотистый оттенок. Кроме этого, внешне он не особо изменился, только скинул облик виноватого мальчика, как змея сбрасывает кожу. И от него повеяло холодом. Глядя в его глаза и пытаясь осознать, что происходит, Раф ещё яснее стала ощущать приближение смерти, теперь ей показалось, будто она притаилась где-то за углом, в пяти метрах отсюда, и только и ждёт, чтобы протянуть к ней свои уродливые когтистые лапы и схватить за горло. Почему-то оно даже саднить начало. — Я не понимаю, — тихо произнесла Раф, поморщилась и прокашлялась, подрагивая то ли от холода, то ли от волнения. — А что тут понимать? — Ты… один из… них? — слова давались с трудом, как будто что-то изнутри пережимало речь, лишало способности внятно говорить и думать. Раф смотрела в глаза и ощущала, как её затягивает в пропасть. Любимое и такое родное лицо было абсолютно чужим, идеально красивым, но уже холодной, искусственной, фарфоровой красотой. Из него словно волной смыло всё то, что было тёплым и близким, знакомым. Осталась оболочка. — Как видишь, дорогая. — Ты всё это время меня обманывал… Раф не упрекала, не злилась, она просто констатировала факт, подводила итоги и говорила абсолютно спокойным тоном. Не было ни злости, ни ненависти, ни ярости или обиды, — только непонимание. Это всё казалось дурным сном, который надо сбросить с себя, смыть под утренним душем, и она собиралась это сделать, щипала себя, вонзала ногти в кожу, но ничего не помогало. Она отупевшим взглядом смотрела на то, как на теле остаются следы и не сходят, что ещё больше наводило на мысли о сне. — Ты… и Сульфус?.. — Угу, — почти промурлыкал парень. — А ведь он действительно хотел помочь тебе, глупая. Возможно, если бы ты была хоть чуточку умнее… Раф прикрыла глаза. Вдруг накатила жуткая, нечеловеческая усталость. Хотелось домой, о, как же хотелось домой, уткнуться в плечо Бьянки, услышать её обеспокоенное «ты чего, сестричка?» и понять, что есть хоть что-то стабильное в этом безумном мире. Бьянка всегда бок о бок проходила с ней через проблемы, проводила через огонь и воду, так где же она сейчас? Почему её нет рядом? Кто-то вдруг задел её плечом, и Раф открыла глаза. Она не увидела Дана и Лиорель и поняла, что они исчезли. А может, ей просто привиделось? Так, как видится ад. Но нет. Отличать вымысел от реальности она ещё не разучилась. У неё только что перевернулся мир, а окружающие спокойно ходили вокруг как ни в чём ни бывало. Проведя по лицу руками, будто пытаясь смыть с него отпечаток произошедшего, девушка пошатнулась и побрела домой. Глупая. Идиотка. Дана, которого она знала, никогда не существовало. Он был вымыслом, просто красивой обёрткой. У неё никаких шансов. Ни одного. *** — Что с тобой, милая? Едва Раф вошла в квартиру и сползла по стене, Бьянка бросилась к ней. Она выглядела не на шутку обеспокоенной, глаза выдавали тревогу. Но Раф не могла ничего ответить, все мысли разлетелись по разным уголкам головы, речь как будто отняло. Она даже подумала, что лишилась голоса, и это почему-то не испугало. Послышался запах горелого. Раф прикрыла веки, безмолвно протянула ноги. Как будто со стороны до неё донёсся голос сестры, та дала ей стакан с чем-то, сказала выпить, и девушка залила это в себя. Вода. Стало чуть легче, и она погрузилась в темноту. Раф очнулась на своей кровати, и за окном было всё так же темно, что делало проблемным определить, какой отрезок времени прошёл. Час? Два? Сутки? Закрытые жалюзи лишали возможности понять. При одной только мысли об этом сердце подскочило куда-то к горлу, в голове запульсировало, и девушка дрожащей рукой нащупала телефон, с третьей попытки разблокировала: рука от волнения не попадала на клавишу. Дисплей показывал следующий день, 17:02. Неужели она так долго провалялась без сознания? К счастью, время ещё есть — двое суток в запасе. Облегчённый вздох сам вырвался из груди, и девушка откинулась на подушку, переваривая в голове всё, что произошло. Воспоминания тут же навалились на неё каменной плитой и пригвоздили к кровати, лишая возможности пошевелиться. Дан. Жёлтые глаза. Застывшее время. Чёрт, чёрт, чёрт. Как можно было так легко попасться?! Она ошиблась, и эта ошибка может стоить ей жизни! Дура-а-а. Хотелось что-то сделать с собой, как-то себя наказать за эту оплошность, и Раф, глухо рассмеявшись, чтобы не заплакать, ударила кулаком по прикроватной тумбочке. Взмахнула рукой, и стакан с прозрачной жидкостью, стоящий там, упал на пол и со звоном разлетелся на осколки. Посреди гулкой тишины этот шум показался едва не оглушительным. — Ты очнулась! И разбила стакан. Дверь открылась, и плывущей походкой вошла Бьянка, включила свет, отчего Раф зажмурилась. — Прости, я сейчас же уберу… — она не узнала свой голос, тот как будто наполовину исчез. И сейчас это испугало. А что, если это приближение конца, знак? — Не волнуйся об этом. Скажи лучше, как ты? И что произошло? — Я… не знаю? — Раф закусила губу, опуская взгляд. Она понятия не имела, как рассказать Бьянке всё, что она узнала. — Просто Дан, он… — Изменил тебе? — Не знаю. Возможно. И дело не только в этом, он… У него жёлтые глаза! — вдруг выпалила девушка и зашлась в рыданиях. Со слезами выходила боль, шок, а нежные поглаживания по плечу успокаивали. В конце концов слёзы иссякли, и стало чуть легче, как будто развязался тугой узел внутри и ноша с плеч не исчезла, но стала меньше весить или же сил, чтобы её выдержать, прибавилось. Раф смогла всё рассказать как есть, без эмоций, сухо излагая факты. — Да уж, — хмыкнула после недолгой паузы Бьянка и посмотрела куда-то в сторону. — Не думала, что он раскроет карты. — О чём ты… — Раф не успела договорить, столкнувшись с гипнотизирующим взглядом таких же жёлтых глаз. Сердце медленно ушло в пятки. Лицо сестры — или не сестры? вряд ли это ещё она — стало беспристрастным, лишённым каких-либо эмоций, ровным. Вот общая черта всех демонов: ровные лица, очень симметричные, как будто даже кукольные и пустые. Удивительно и смешно, но сейчас из всех них Сульфус казался самым человечным. Он действительно пытался помочь. А она не поверила. И сейчас расплачивалась за это. Произошедшее окончательно разрушило её мир, в нём уже не было ничего привычного, никакой надежды. Всё, во что она верила, оказалось ложью. Не существует любви — никакой: ни романтической, ни родственной. Её желание быть счастливой обрушилось против неё. — Как давно? — сдавленно прошептала Раф, не теряя надежды отыскать что-то знакомое в глазах «сестры». — Это неважно. Глупая птичка, ты попала в клетку. Сможешь ли ты теперь выбраться из неё? Бьянка забавлялась, склонив голову на бок, она проводила ноготками по щеке девушки, отчего ту обдавало поочерёдно то холодом, то жаром. Её бросало в дрожь, дыхание участилось, к горлу подступила тошнота, которую она старалась превозмочь. Сейчас самым главным было сохранять спокойствие, не показывать панику и отчаяние, это как нажива для них. — Зачем это вам? Я же просто хотела быть счастливой, Бьянка… Почему я не могу это получить? — Ну, знаешь, в аду ску-учно. А мы, демоны, любим развлекаться. — Глаза в глаза, холодное дыхание на губах. — Ты была идеальной жертвой, тебя оказалось так просто подбить, я даже не ожидала. Тебе, наверное, будет обидно это узнать, но твои чувства оказались ненастоящими, они были искусственно вызваны. — О чём ты? Они настоящие! Ты же как никто другой это знаешь, кем бы ты ни была! — Ох, жаль тебя разочаровывать, но нет. Это мы об этом позаботились. — Широкая алчная улыбка осветила лицо Бьянки. — У всех демонов есть свои способности, например, Дан может очаровывать, я — влиять на психическое состояние человека, внушать комплексы. Юные девочки падки на красивых мальчиков, особенно если те уделят хоть немного внимания им. У нас не было конкретной установки на тебя, мы это практиковали с многими, просто только ты позволила семенам прорасти внутри себя, всё благодаря твоей неуверенности в себе, которую я просто слегка усилила. Вот мы и решили действовать дальше. Жаль, конечно, твою сестричку, пришлось её убрать, но это всё во благо… Думаю, вы встретитесь в аду, если, конечно, ты будешь в состоянии воспринимать ту действительность. Раф неверяще и яростно помотала головой. Она хотела по инерции отстаивать себя, свою честь, но понимала, что бессмысленно: всё, что Бьянка говорит, — реальность, которую остаётся лишь принять. Принять и бороться из последних сил, зубами выгрызать счастье, вырывать когтями свободу, карабкаться из дна тёмного колодца по стенам и сдирать ногти. Главное — не сдаваться. Девушка вскочила, отряхнулась и решительно выбежала из квартиры, сопровождаемая смехом. Она забыла накинуть пальто, но совсем не чувствовала холода, наоборот, горела изнутри, будто в ней был пожар, и никакой дождь не смог бы его погасить. В помятой рубашке, с запутанными волосами, Раф не обращала внимания на взгляды прохожих и просто бежала, бежала, бежала, зная, что нельзя останавливаться, иначе будет плохо. Пожалеет. Бегство создавало иллюзию спасения, позволяло прорасти лепесткам веры. Перед глазами всё мелькало и расплывалось, боковым зрением девушка заметила церковь и остановилась, тяжело дыша и упёршись руками в колени. Наконец, отдышавшись, с силой толкнула дверь и вихрем влетела внутрь. — Пожалуйста… помогите… Мне нужна помощь… Она умоляюще взглянула на кюре, с неподдельным отчаянием, рассчитывая уже только на него. У неё не было цели искать у него спасения, но ноги сами привели к церкви, прежде чем Раф осознала это. Она искренне надеялась, что хотя бы он не окажется демоном. — Я слушаю тебя, дитя, — мягко, обволкаивающим голосом ответил кюре, и девушка почувствовала себя действительно в безопасности, среди икон и запаха свечей. Вот почему, наверное, люди обращаются к Богу: он даёт чувство защищённости, даже если ложное. Но если им становится легче, то так ли важно, какими средствами? Каждому по его вере. Она сбивчиво рассказала всё, благо, остальные посетители церкви не обращали на неё внимания и не мешали разговорам. — Что же, твоя ситуация не из обычных, дитя, но, думаю, я могу помочь, — кивнул мужчина. — Пройдём в молитвенную комнату. Кюре начал произносить текст, велев Раф стать на колени. Она послушалась, упёрлась коленями в твёрдый пол, но, вопреки ожиданиям, ничего не ощутила. Не возникло чувства, будто что-то из неё выходит, её не разрывало изнутри, никакая нить не рвалась. Всё как было, так и осталось. — Чудно, — нахмурившись, произнёс кюре, — почему-то не получается. Сколько, ты говоришь, прошло дней? — Одиннадцать… — Заключение сделки произошло двадцатого ноября? — Нет, восемнадцатого, но ведь сейчас двадцать девятое… Нет? Взгляд кюре был серьёзным и не предвещал ничего хорошего. — Нет, дитя. Сегодня первое декабря. — Как?.. Раф по инерции потянулась к телефону, проверила дату. Двадцать девятое ноября. И тут до неё дошло: скорее всего, Бьянка поменяла дату, а проспала она не почти сутки, а два с половиной дня. Сегодня первое декабря, и её время вышло. Почему же тогда за ней не приходит Сульфус? — Мне очень жаль, дитя. Девушка кивнула и заправила прядь за ухо. Внезапно какая-то сила потянула её из церкви, и она, не в силах сопротивляться, вышла, как под гипнозом. Во дворе её ждал Сульфус. — Ну приве-ет, — с ухмылкой произнёс он, но Раф почему-то показалось, что не так уж весело ему было. — Ты пришёл за мной, да? Страха не было. Раф овладело удивительное спокойствие и смирение, принятие неизбежного. Она растратила все силы на переживания, буря прошла, оставляя после себя разруху и тишину. Такой сейчас была её душа: опустошённой и разрушенной, сгоревшей дотла. — Увы. Время истекло, детка. Сульфус подошёл к ней, и в его взгляде откуда-то взялась и печаль, и нежность, и понимание. Действительно самый человечный из всех, кого она знала. Какой парадокс, а: демон оказался по-человечески добрым, а близкие люди — по-дьявольски жестокими и совсем не людьми. — Я ведь предупреждал. — Да. И мне нечего сказать в своё оправдание. Одного только не пойму: почему ты так хотел мне помочь? Для тебя ведь лучше, если моя душа перейдёт к вам. В ранге, может, повысят. — Девушка рассмеялась с лёгкой горечью. — Не поверишь, но я устал быть демоном. Наделся, что смогу тебя наставить на истинный путь и меня скинут из рядов дьяволов. Ад — это ад, клетка даже для нас самих. Всё, чем ты занимаешься, — это ловишь души или ходишь по земле и соблазняешь, подталкиваешь к падению. И так целую вечность. Рано или поздно надоедает, и эта бесконечная погоня за душами, чтобы иметь возможность приблизиться к Сатане… то ещё удовольствие. Хотят все, удаётся мало кому. А деваться некуда. Это как у вас до конца жизни ходить на одну и ту же работу. Я уже чёрт знает сколько на четвёртом ранге и так и не сдвинулся вверх. — Надо же, а я тебя даже отправила принудительно «домой». Какая я нехорошая. Сульфус хмыкнул и взглянул на неё. Раф показалось, что в его взгляде промелькнуло что-то вроде… симпатии? Она в свою очередь осмотрела демона, который, как ни странно, пробуждал в душе какие-то чувства. Это было что-то сродни пониманию. Сейчас он казался совершенно обычным парнем и выглядел так же. Пожалуй, его можно даже назвать красивым: аристократическое лицо, завязанные в хвост средней длины волосы цвета ночи и задумчивый взгляд, устремлённый вдаль. Эдакий мальчик с загадкой. Черты лица чуть более резковатые, чем у Дана, и нет той лёгкой полуулыбки, глаза не бездонное море, но раскалённое железо, которое, тем не менее, не обжигает. Наверняка будь он человеком, за ним увязывались бы толпы девчонок. К его образу подходит гитара. Раф попыталась представить его с этим инструментом, и горло сдавило: картина, возникшая перед глазами, показалась очень реальной, где-то на уровне подсознания ей даже хотелось бы, чтобы так и произошло. И почему-то ему хотелось верить. Может, он обладает даром убеждения? Раф уже не ломала голову над этим. Какой смысл, если до конца её жизни считанные минуты? — Нехорошая, да. Нельзя людям верить. Как знать, может, те, кому доверяешь больше всего, и отнимут у тебя жизнь… — Когда любишь, веришь до последнего. — Раф легонько рассмеялась и засунула руки в карманы джинсов. — Забирай мою душу. Я уже ни о чём не жалею. Сульфус, как ей показалось, вздохнул с сожалением и приложил слегка шероховатую, пахнущую крепким табаком ладонь ко лбу. Резкая вспышка — и её окутала тьма. Последней мыслью было: «А мы могли бы подружиться».