Don't chomp

У Тэхена татуировка «Не чавкай» на пахе, но Чонгук никогда не слушается. Он промаргивается, елозит по полу и насаживается на толстый член глоткой. Тэхен сверху довольно мычит — этот гортанный звук разлетается по просторной гостиной сытым, хриплым рыком — и туго комкает в руке волосы с макушки Чонгука. Пряди в его длинных пальцах спутанные и жесткие, потому что Чонгук проснулся недавно и, кажется, совсем не ожидал, что его парень перед уходом на работу захочет по-быстрому расслабиться. По-быстрому, правда, не получается — Чонгук сосет уже пол-ебаных-часа. И не то чтобы Тэхен против подобного расклада. Он лишь сипит сквозь сомкнутые зубы обрывистое «мой малыш такой молодец» и коротко смеется над тем, как резко Чонгук сводит колени из-за собственного возбуждения. В Чонгуке почти восемьдесят кило, он четырежды в неделю ездит в один из лучших тренажерных залов и качает свои невъебенно огромные мышцы, но, сидя перед Тэхеном на коленях, он в действительности превращается в милого послушного малыша, готового сделать все что угодно ради родного горячего члена. Чонгук вновь елозит на месте, чувствуя, как от долгого сидения в одной позе у него принимаются затекать ноги, и разводит пятки в стороны, плюхаясь на холодный паркет задницей. Он берет глубже, старательно толкает сочащуюся головку в горло и поднимает взгляд вверх, мимолетно задевая длинными ресницами короткие жесткие волоски на лобке. Тэхен над ним настолько красивый, что у Чонгука в спальных шортах невольно дергается позорно текущий член. Тэхен, в принципе, всегда красивый — и когда спит, и когда ест, и когда грубо трахается ночью, — но сейчас, именно с такого ракурса (такого шлюшьего) он кажется Чонгуку настоящим Богом, благосклонно спустившимся к нему с Олимпа. Чонгук замирает, чтобы дать себе возможность свободно подышать через нос прямо с членом за щекой, и с неподдельным интересом изучает чернильные узоры на руках и торсе Тэхена. Он знает их все наизусть, знает, как бархатно они ощущаются под подушечками пальцев, но все равно смотрит на них так, словно видит впервые. Тэхен забит почти полностью: шея, грудь (Чонгук, признаться, едва не заплакал, когда однажды вечером ему показали милого кролика, набитого прямо под сердцем), живот, спина, бедра и щиколотки; нетронутыми оставались, кажется, лишь ладони с пятками, задница да член, но Чонгук не сомневался, что когда-нибудь яркие чернила заполнят и их. Чонгук ни в жизни бы не предположил, что будет встречаться с одним из самых знаменитых тату-мастеров Японии, однако вот он: сидит перед ним на коленях, задумчиво смотрит на грубое «Не чавкай» и непослушно язвит — чувствуя собравшуюся в глотке слюну, принимается с громким, звонким бульканьем вбирать пульсирующий член все глубже. Тэхен реагирует на это предсказуемо недовольно — начинает толкаться бедрами сам и стягивает волосы на чужой макушке с такой силой, что Чонгук забавно поднимает брови и легко давится. Теснота чонгукова горла кружит голову. Тэхен мутно смотрит в потолок и отчасти молится, чтобы подобная пытка удовольствием поскорее закончилась. Ему страшно хочется кончить, освободить низ живота от жара, заполонившего каждую клетку, но Чонгук не дает — отстраняется и, придерживая налитую головку одними губами, перебирает кончиками пальцев тяжелую мошонку. Он скользит языком по всему члену, мягко целует внутреннюю часть напряженных бедер и нежно вбирает в рот яйца, чтобы помочь расслабиться. Забыть о том, как блядски сильно хочется испытать оргазм. — Трахни меня, — хрипло просит Чонгук, смотря снизу вверх. — Нет времени. Я уже опаздываю. — Пожалуйста? Тэхен опускает взгляд на мило состроенную мордочку и закатывает глаза. — Юнги вставит мне такой пизды за это, — он с тяжелым вздохом тянет довольного Чонгука наверх. — Но я же стóю этого? — Конечно, стóишь, — Тэхен подталкивает парня в сторону кухни. — Раздевайся и ложись на стол. Я принесу смазку. Чонгук бежит едва ли не вприпрыжку. Тэхен возвращается к нему, когда он только ложится на стол и призывно разводит ноги в стороны, придерживая их под коленями. Они смотрят друг на друга все еще немного сонно — в конце концов сейчас и восьми утра нет, — но с ярким огоньком от той дерзкой пакости, из-за которой Тэхен теперь точно опоздает в салон. Да, Юнги — его администратор и просто друг — в действительности даст ему хорошей пизды, потому что у них запланирован ранний сеанс ровно в половину девятого, но Тэхену так плевать на все это. Когда Чонгук нежно целует его в шею, когда после недолгой растяжки легко принимает в себя всю длину, все еще немного разработанный после прошедшей ночи, Тэхен забывает о любых делах и концентрируется лишь на одном — дырка Чонгука, сияющая вокруг члена кольцом лишней смазки, и сам Чонгук, хмурящий брови от привычного дискомфорта. — Больно? — приглушенно интересуется Тэхен, склоняясь вперед. Чонгук надежно обнимает его за плечи и качает головой в отрицании так отчаянно и быстро, что Тэхен умиленно смеется. Он подтаскивает парня чуть ближе к себе и по наитию толкается глубже, вырывая из груди Чона шумное аханье. В кухне светло; из соседнего окна льется утренний теплый свет от взошедшего солнца, и лучи эти, такие яркие и шустрые, падают на ломающееся тело Чонгука ослепляющими бликами, жгущими карамельную кожу. Тэхен тянется за бутылкой смазки, оставленной на столешнице, и размазывает густые струи по рельефному прессу, чтобы дать этим лучам больше простора для игр. Чонгук под ним мило сияет и стонет так высоко, что Тэхен в который раз хочет назвать его «своим малышом», потому что Чонгук сейчас и вправду такой разнеженный и нуждающийся мальчик с любимым членом в хлюпающей дырке. — Хён, — шепотом зовет он Тэхена и тянет одну его руку к собственному паху. — Подрочи. Возбужденный Чонгук течет так сильно, что Тэхен, принимаясь грубо тереть пунцовую головку, слышит доносящееся из своей ладони сочное чавканье. Ему в действительности не нравятся многие звуки, обычно идущие в комплекте с сексом — все эти чмоканья и бульканья во время минета, шлепки яиц о задницу, особенно громкие стоны, — но подобные вещи нравятся Чонгуку, и Тэхен идет на уступки. Не пойти на них ради Чонгука он просто не может. Чонгук для него — слишком дорогой жизненный подарок. Они целуются не спеша и глубоко, что полностью идет вразрез тэхеновым толчкам — он входит в Чонгука торопливо и всего на половину. Обоим откровенно хочется поскорее кончить, расслабиться и выпить кофе, сидя обнаженными прямо на полу гостиной, так что Тэхен убирает руку с чонгукова члена и, выпрямляясь, ускоряется. Чонгук чувствует приятное распирание где-то возле простаты и выгибается в пояснице, слыша сразу после удивленное «пиздец». — Чего? — отвлеченно бросает он. — Малыш, — Тэхен грубо вбивается в него до самого основания, — втяни живот. Чонгук делает глубокий вдох и послушно втягивает живот. Распирание внутри усиливается, на удивление, не принося особенной боли, и он озадаченно раскрывает влажные веки. — Посмотри-ка вниз, — сладко тянет Тэхен. — Скорее, Гук-и. Чонгук косо смотрит на низ своего живота и мокро облизывается — прямо под его прессом натянутым бугорком выпирает крупная головка тэхенова члена. — Блять, — хрипло ругается Чон. — Я знал, что ты большой, но это... пиздец. — Так мило, — Тэхен довольно скалится и давит Чонгуку на живот. — Ты такой тонкий здесь, такой хрупкий и стройный, что у меня член выпирает, с ума сойти. У Чонгука забавно краснеют скулы. — Хватит, — смущенно бубнит он. — Давай продолжим. Тэхен оказывается настолько завороженным неожиданным открытием, что продолжает лишь глупо пялиться на робкий бугорок под своей ладонью. На периферии он слышит недовольное «ну же, Тэхен-а, у меня сейчас яйца лопнут» и, едва отмирая, медленно выходит из мягкого отверстия, чтобы после вновь вбиться до упора и натянуть чонгуков живот твердой головкой. Подобное извращение открывается ему впервые — раньше они трахались на кровати или (в редких случаях) в ванной, и Чонгук так яростно извивался в его руках, что никаких подозрительных выпираний Тэхен не видел. Сейчас же, собираясь, он сосредотачивается лишь на том, чтобы с каждым толчком вырывать из Чонгука высокие стоны и доставать самой верхушкой ствола до низа плоского живота. — Надо почаще так, — сбивчиво бормочет он, резко раскрывая колени Чона шире. — Прогнись в спине. Чонгук чувствует, что начинает задыхаться. Его трахают настолько глубоко, что он, дергаясь в стороны, уже сам ощущает чужой член где-то там, в своем животе. Он с коротким хныканьем приподнимается на локтях и выгибается от самых лопаток и до копчика. Головка тэхенового ствола входит дальше, натягивает Чонгуку живот острой стрелой, желающей пронзить все его тело наслаждением, и Чонгук, задержав сбившееся дыхание, молча кончает. Тэхен продолжает долбиться в него и придерживает под поясницу, не давая полностью обмякнуть. Он скребет отросшими ногтями крупный бугор, появляющийся на чонгуковом животе с каждым новым толчком, размазывает остывающую сперму и лезет грязными пальцами парню в рот, прерывая его бесконечные стоны. Чонгук кривится, но послушно сосет горькие фаланги. Оргазм временно заглушает все его нервные окончания, и он не чувствует ни наслаждения, ни боли, ни горячего семени, разливающегося в нем под хриплое: — Вот так, с-сука. Все внутрь. Тэхен спускает в тугую дырку все до последней капли и, осторожно выходя из нее, уверенно затыкает вмиг сочащееся отверстие вялыми пальцами Чонгука. Ему крайне сложно соображать и двигаться — все тело (ноги в особенности) слишком ватное, — но он слышит, как назойливо трезвонит где-то в спальне его телефон, и, оставляя разморенного Чонгука в одиночестве, идет прочь из кухни. — Да? — отвечает он, уже предвещая недовольный ор Юнги. — Ты где, сука? — шепотом шипят в ответ. Судя по приглушенному тону и тишине на фоне, Юнги закрылся где-нибудь в подсобке или комнате отдыха. — Клиент уже пришел. — Я должен был выехать час назад, но Чонгук… — Мне человеку-то че сказать, самец ты хуев? — Не знаю, Юнги, — Тэхен закатывает глаза, шагая в сторону кухни. — Скажи, что машина сломалась прямо на полпути в салон и что я уже трясусь в электричке, направляясь к вам. — Ты правда заебал, Тэхен, — Юнги шумно выдыхает в трубку. — Когда-нибудь ваш недотрах приведет твой бизнес к краху, клянусь тебе. Заканчивай давай с Чонгуком и пиздуй сюда. Не будешь через полчаса, я тебе член отрежу. Юнги сбрасывает, и Тэхен весело усмехается, прекрасно зная, что его друг никогда не воплотит свои угрозы в жизнь. Он бросает телефон на комод и входит на кухню. Чонгук на столе ритмично насаживается на вставленные в себя пальцы, используя остатки не вытекшей спермы в качестве смазки, и смотрит на появившегося вновь Тэхена жалобно и заискивающе. Тэхен, однако, непреклонен: — Даже не пытайся, Чонгук, — он встает между раскинутых ног и лениво надрачивает по-прежнему текущий и твердый член парня. — Юнги обещал кастрировать меня, если я не буду в салоне через полчаса. — Ну, — Чонгук дует губы, извиваясь, — Тэхен. — Нет, Чонгук-а. Подождешь до вечера. — Вечером я уже не захочу. — Давай, — Тэхен шлепает его по бедру, — пойдем в душ. — На ручки, — Чонгук глупо тянется к нему раскрытыми ладошками. — На какие, нахуй, ручки? — Тэхен смеется. — Раскачался как кабан, а теперь на ручки? — Ну я же твой малыш? — Да, но только когда я трахаю тебя. Ты посмотри на себя — какой из тебя малыш? — Очень хороший? — с улыбкой пробует Чонгук. Тэхен смотрит на то, как парень склоняет голову вбок ластящимся к руке щенком (считай, только ушей, прижатых к макушке, не хватает), и нехотя улыбается в ответ, бормоча: — Хороший, хороший. Прекрасный, если честно. Такой идеальный. Целуясь, они кое-как добираются до ванной, и Чонгук, вновь опускаясь на колени, все-таки получает свое. Уже через полтора часа Тэхен наконец ступает на порог салона. Юнги встречает его с широкой улыбкой, маникюрными ножницами в руках и ласковым: — Ну че, снимай штаны.