My salvation is in you.

— Этого не может быть, — неверяще произносит Один, хватаясь за свой посох, хотя прекрасно понимает, что он ничем уже не поможет. Ничего больше не поможет. — Как видите, Ваше Величество, может, — криво усмехается Питер, виновато поглядывая на Локи, который хмурится всё больше, осознавая всю суть происходящего. Какой будет его реакция? Чем закончится сегодняшний день? Смогут ли они наладить свои отношения, или всё закончится, так и не начавшись? Слишком много вопросов, на которые просто нет ответов. — Мам, могу я?.. — Ты уже не в том возрасте, Пит, когда я могу тебе что-нибудь запретить, — хмыкает Хела, проходя вперёд него, и медленным шагом направляется к трону, не обращая внимание на остальных, кто до сих пор находится в зале. Просто не до этого в данный момент. — Сейчас ты уже не выглядишь таким уверенным и всекарающим, отец. Неужели что-то изменилось за полторы тысячи лет? Или… о, нет. Ты испугался возмездия? Паркер понимает, что сейчас самое время оставить их наедине. Сомнений в силе матери нет, как и в её победе, если начнётся борьба. Этот исход один из предполагаемых у него, потому что ему бы хотелось этого, но никогда бы не получилось. Не решился бы просто. Только Одинсдоттир — не он, поэтому такой вариант не стоит сбрасывать со счетов. Фригга, кажется, тоже это понимает, раз кивает ему и начинает подходить к Хеле. Питер думает всего пару мгновений, затем натыкается на пылающий взгляд Локи, на решительного Тора и хмурую Сиф, после чего быстро направляется прочь из тронного зала. Всё-таки свои силы он переоценил. Их явно не остаётся на ответы для всех вопросов, которые, Паркер уверен, посыпятся на него, стоит всем им оказаться в одной комнате. Это и происходит, потому что его затягивают в одну из гостиных, что уцелели в недавней битве, ведь разрушения не коснулись этой части дворца. — Рассказывай. Всё. От и до, — говорит Лафейсон, сажая его в кресло, а сам продолжает стоять на ногах. Рядом с ним встают и Одинсон с Сиф, складывая руки на груди, но через пару секунд всё-таки садятся в соседние кресла, однако смотреть нечитаемыми взглядами не перестают. — Может, зав… — начинает Питер, но замолкает, когда мимо что-то пролетает, разбиваясь о стену, а после следует взрыв. Он бы предпочёл настоящий, с огнём и грохотом, нежели такой эмоциональный. — Завтра? Завтра, чёрт возьми?! Знаешь, сколько я слышал от тебя этих «завтра» за всё это время? Наслушался. Предостаточно. Поперёк горла уже, Паркер! — с рычащими нотками произносит Локи, даже не пытаясь сдерживаться. Нервы сдают, хотя никогда на выдержку жалоб не было. Всего год с небольшим понадобился и один день, чтобы всё полетело в Хельхейм. Хельхейм… О Норны. — Хватит, Питер! Хва-тит! Я устал от твоих вечных недомолвок, постоянных тайн, косых взглядов. Да плевать на всё это. Час назад я видел, как ты умер! Умер! Рассыпался по ветру, а я ничего не мог сделать. А теперь что? Ты сидишь тут и снова, снова, снова пытаешься увильнуть от ответа. Я рад, конечно, что ты сидишь здесь, но дай хоть какие-то ответы! Просто расскажи уже всё, умоляю. В этом же нет ничего сложного! — Ничего сложного? Ты действительно, чёрт всё побери, думаешь, что нет ничего сложного в этом?! — резко спрашивает Паркер, вскакивая на ноги, и подходит к нему вплотную, зло заглядывая в глаза. Ростом они не сравнялись, да и внешностью уйти далеко не получилось, потому до сих пор выглядит, как восемнадцатилетний парень, нежели взрослый Бог, но это неважно. Взгляд снизу вверх, кажется, тоже работает, ведь выражение лица Локи почти неуловимо меняется. — Я год молчал о том, о чём хотелось кричать. Желание поделиться этим хоть с кем-нибудь было невыносимым, потому что одному оказалось слишком сложно. Терпел, сдерживался, но не бежал к тебе, потому что нельзя было. Просто нельзя! Думал обо всём этом, пока голова просто не вскипала. Тренировался на износ, только чтобы не думать, что ты зол на меня и обижен, а я не могу ничего изменить. Не закатывай глаза, Лафейсон! Если ты не знаешь, не значит, что нет проблемы. А она, чёрт возьми, была. Хотя… проблема-то моя. Неудивительно, что ты не понимаешь её. — Так объясни, чтобы я тоже знал и понимал! Как вообще так вышло, что ты сын Хелы? Уму не постижимо, — вздыхает Локи, как-то резко выдыхаясь. Уже даже неважно, что Паркер назвал его по такой фамилии. Просто хочется всё понять и разобраться в этом, чтобы потом… А что потом? Всё зависит от исхода этого разговора, который прерывается из-за Тора. Точнее, продолжается, но не в ту сторону. — Объясните мне, почему я опять самым последним узнаю, что Локи не мой родной брат? — спрашивает Одинсон, проводя ладонями по лицу. — И откуда у нас сестра? Что вообще происходит? Почему всё в день нашей свадьбы?! — Нет, ну, объяснять, откуда берутся дети, я не буду. Думаю, ты и сам это знаешь, поэтому сможешь понять, откуда появилась моя мама, — качает головой Питер, слыша, как открывается дверь, и раздаются мягкие шаги, но не оборачивается туда. — Про фея я не смогу рассказать, так как не помню, что мне говорили в прошлом. Так и не восстановились воспоминания. А день… ну, такой вот день. Паркер виновато смотрит на Лафейсона, который вздыхает, машет рукой и садится в единственное свободное кресло, утягивает его за собой и сажает на подлокотник, пока Фригга, зашедшая в комнату, устраивается напротив них. В тишине проходит пара минут, давая время на осмысление всего и краткую передышку, а после Питер начинает рассказывать: — Вы все знаете, что мы с Локи познакомились в Мидгарде. Я был обычным ребёнком, ходил в школу, жил спокойной жизнью, не считая некоторых казусов. Потом фей забрал меня с собой, и здесь мы уже встретились со всеми вами. Однако… Появившись тут, я через какое-то время начал попадать во снах в странное место, где встретил маму. Удивительно, не правда ли? Мне удалось узнать, что мама жива, хотя я считал иначе. Да и вообще думал, что мои родители люди, но оказалось всё по-другому, — усмехается Паркер, нервно теребя свой рукав, пока Лафейсон не перехватывает его ладонь, не давая делать это дальше. Вздохнув, он продолжает рассказывать, уже водя пальцами по руке Локи: — Я хотел вытащить маму. Неважно откуда и как. Просто вытащить, чтобы быть рядом хоть теперь. Хотя бы теперь, ведь первую сотню лет я не помню. Да что там? Я почти ничего не помню, что было до попадания сюда. Однако и её спасение было невозможным. Я даже не знал, где она и кто, но разве важно такое в вопросе родителей? Нет, знаю. Так пролетели ещё четыре года. Ночные встречи, разговоры, тренировки с вами и обучение всему, что мне понадобилось бы. А потом мы пошли в Мидгард… — И после этого всё изменилось, не так ли? — хмыкает невесело Локи, закатывая глаза, когда раздаются три шика и просьбы не перебивать от Сиф и Тора. — Ты прав, Ло. Вы тогда оставили меня со Стрэнджем, за которым я пошёл на крышу, и там же впервые использовал силу мамы, чуть не отправившись к ней, кстати. В тот же день она мне рассказала, кто мой отец, как её зовут и всё остальное, — кивает Питер, непроизвольно сжимая его ладонь своей рукой. — Я был в шоке, если честно. Узнать, что я всё это время жил с частичной семьёй, было нелегко. Смириться с тем, что моего отца убил Один — ещё сложнее. Да что там? Я всё ещё не смирился. Вряд ли вообще смогу когда-нибудь это сделать, потому что из-за него я никогда не узнаю, каково жить с отцом. Но не суть. На следующий день я всё обдумал и понял, что кое-кто ещё знает мою тайну. — И я догадываюсь, кто. Вы тогда не занятия обсуждали, не так ли? — спрашивает Сиф, понимая, о ком говорит Паркер, но в то же время в голове это всё просто не укладывается сейчас. — Да. Мне пришлось рассказать Питеру о пророчествах Норн, которые предупредили Одина о Рагнарёке и возможной смерти от сына его первенца, — соглашается Фригга, пожимая плечами под перекрёстными взглядами. — Тогда я всерьёз захотел мести, потому что какое-то пророчество не стоит жизней! Даже если это пророчество о смерти, — кривится Паркер и слышит, как повторно открывается дверь, и по комнате разлетается звук почти бесшумных шагов Хелы, которая мимолётно касается его волос, проходит дальше и опускается на подлокотник кресла, где сидит Фригга. — Я рассказал маме о пророчестве. Молчать было глупо, потому что я думал над тем, как её вытащить. И вот… придумал. — А я до сих пор не могу понять, почему ты не сказал нам? Ладно, этой парочке я бы тоже не доверил ничего, но мне? Почему ты не сказал мне, кроха? — спрашивает Локи, поглаживая большим пальцем тыльную сторону его ладони. — Во-первых, кто есть кто здесь? — задаёт вопрос Одинсдоттир, не дав ответить Питеру, опирается локтем на спинку кресла и внимательно смотрит на Лафейсона, который как-то странно улыбается. — Во-вторых, кто наследник? И, в-третьих, почему Пит что-то вообще должен тебе? — Потому что он мой соулмейт, дорогая сестрица, — усмехается Локи, на что Паркер закатывает глаза и переглядывается с Фриггой понимающими взглядами. — А наследник Тор. Он же твой родной брат, рядом с ним его жена с сегодняшнего дня. Ну и сущая мелочь ещё. Питер мой жених. По крайней мере, был до сегодняшнего дня. — Фе-ей, — тихо стонет Паркер, вытягивая ладонь из его захвата, и закрывает лицо руками, понимая, что сейчас будет ещё хуже. — Фей? Тот самый? Ещё и жених? Когда ты собирался мне сказать, Пит? — хмуро спрашивает Хела и смотрит на Фриггу, которая предостерегающе касается её предплечья и качает головой. Одинсдоттир и сама понимает, что ребёнок уже на грани после такого сумасшедшего дня, понимает, что он взрослый и, раз нашёл своего соулмейта, будет с ним до конца. Просто для неё это слишком быстро. Они только встретились после безумно долгой разлуки, а тут прямое доказательство, что её сын уже взрослый. Он больше не малыш, которого она когда-то вынужденно оставила в Мидгарде. И вживую это оказалось сложнее принять, чем во снах. Питер пытается сползти с подлокотника на пол, надеясь, что хоть там можно будет спрятаться от всего мира, но руки на талии не дают этого сделать, утягивая его на колени Лафейсона. Паркер мог бы спокойно выскользнуть из такого крепкого захвата, но за последние дни ссоры с Локи слишком истосковался по нему, поэтому лишь льнёт ближе, устраивая голову на плече и обнимая за пояс. Становится таким неважным, что на них все смотрят, что щёки невольно всё-таки опаляет румянец, что сердце вновь сходит с ума. На второй план отходит даже то, что за ними наблюдает его мама. Сейчас самое главное — объятия и поглаживания по спине, помогающие расслабиться. Пусть обида, исходящая от Лафейсона, до сих пор чувствуется, они справятся с этим. Иначе зачем он выжил после удара клинком эльфа? — Было слишком опасно говорить об этом вам. За мной с детства шёл шлейф смертей, поэтому… Если бы вы узнали, кто моя мама и я, то попали бы под удар. Меня бы явно не оставили в Асгарде, если и чего похуже бы не случилось. Ты ведь сам знаешь, Ло, что информацию иногда можно получить против воли человека. Не так ли ты узнал когда-то, что йотун, а не ас? Поэтому я боялся и молчал, пока Фригга помогала мне понять магию и силы, — бормочет Питер, немного изменив свой рассказ. Просто так будет лучше, думает он, и продолжает: — Да, мам. Локи и есть тот самый фей, забравший меня из Мидгарда. Мой соулмейт и жених, даже если иногда невыносим. Но я всё равно его люблю. — Кто ещё невыносим, кроха? — цокает Лафейсон, утыкаясь носом ему в макушку, и вздыхает. — Глупый, глупый кроха. Разве ты не понимаешь, что мы бы не дали тебя в обиду? С нами было бы безопасно. — В том-то и дело, Локи! Вы бы стали меня защищать, но попали бы сами под удар! А я не хочу этого. Я столько раз уже подставлял всех вас, что хватит, — качает головой Паркер, вскакивая на ноги. — Поход в Мидгард, моё появление здесь, несколько мелких стычек с асами, из-за которых попадало тебе, фей, и Тору, ситуация с Биврёстом, когда попало Сиф. И всё из-за кого? Из-за меня. Про маму я и вовсе молчу, потому что… — Потому что я достаточно взрослая, чтобы самой решать, как жить, и твоё появление на свет было нашим осознанным решением? — перебивает его Хела, закидывая ногу на ногу, и сжимает ладонь матери, когда Фригга опускает руку ей на колено. — Да, было бы отлично, не родись я наследницей и первенцем, но не жалею ни о чём. Зла? Безусловно. Но за тысячу лет поняла, что, изменив какую-либо часть из всей этой истории, дальше всё пошло бы иначе. И не факт, что в лучшую сторону. Поэтому даже не думай винить себя в чём-то, потому что твоей вины в этом проклятом пророчестве нет. А я рада, что ты есть у меня, Пит, большего и не нужно. Тем более, дальше будет спокойная жизнь. Правда, царю Асгарда придётся смениться. Сядешь на трон, братец? — А не ты ли там должна сидеть? Насколько я понимаю, между нами разница не в одну тысячу лет, поэтому наследница ты, — хмурится Тор, стучит пальцами по подлокотнику кресла, пока думает, но всё-таки задаёт вопрос: — Что ты сделала с отцом? — Одином? Ничего. Жив пока. Просто он ощутил вкус того, на что обрёк меня полторы тысячи лет назад — изгнан, без возможности вернуться в Асгард, — усмехается Одинсдоттир, пожав плечами, когда на ней скрещиваются взгляды. — Убивать его у меня не было цели. Хотелось, конечно, повторить то, что сделал он с моим соулмейтом, но мама не должна страдать из-за разрыва связи. — А почему Пит жив, если мы видели, как он умер? Никто из вас так ничего и не рассказал, — спрашивает Сиф, кажется, разложив всю новую информацию по полочкам, и теперь восполняет пробелы. — Я — Богиня смерти. Мой ребёнок не сможет умереть. А Пит слишком часто норовит попасть в Хельхейм, — хмыкает Хела, на что уже Фригга начинает смеяться и добавляет: — Особенно на самостоятельных тренировках. — Ничего подобного! Я просто искал способ тебя вытащить. И он сработал, между прочим. Своим появлением там я нарушил заклинание Одина, которое тебе не давало выйти из Хельхейма, поэтому мы смогли уйти оттуда вместе. Так что не всё так плохо, мама! — Конечно, не так плохо, Паркер. Мы совсем не пережили твою смерть, — качает головой Сиф, складывая руки на груди. — И нас совсем не стоило предупреждать, что ты собрался прогуляться в Хельхейм, ведь нам всё равно, — вторит ей Тор, подпирая щёку кулаком. — И совсем не я в день свадьбы узнал три весёлых новости. Мам, а ты могла бы и рассказать раньше, не думаешь? — Не могла, и ты это знаешь, милый, — качает головой Фригга, замечая переглядки Локи с Питером, но говорит о другом: — Разве что-то изменилось от того, что ты узнал о Локи? Насколько я помню, свои распри вы оставили в прошлом. — Ты права, но появление сестры оказалось слишком неожиданным, — хрипло произносит Одинсон, вспоминая слова Питера о том, что Один убил его отца, и сжимает виски пальцами. — Получается, Пит — мой племянник? Родной? — Именно. Отсюда следует, что Сиф теперь моя тётя совсем официально. Да, тётя Сиф? — довольно улыбается Паркер, на что получает смех и один страдальческий стон с ехидным: — Ребёнок, я же молчу, что благодаря тебе эти трое всё равно породнятся! Это немного разряжает обстановку, позволяя расслабиться. Питер снова садится на подлокотник кресла, но Локи утягивает его на свои колени. Кажется, пытается убедиться, что с ним всё в порядке, и никто не собирается умирать в ближайшее время. Паркер снова устраивает голову на плече Лафейсона и с улыбкой наблюдает, как мама спорит с Тором и Фриггой о следующем царе или царице Асгарда. — Я только вернулась. Какой трон? Я хочу спокойствия, тем более мне хватает своих царств. Так что нет. Тебя готовили, скорей всего, к этому, поэтому всё решено, — качает головой Хела, кривясь от мысли, что есть возможность занять трон Асгарда. Возможно, до изгнания она хотела этого, чтобы затем начать жить свободно. Мнимой свободы ей было недостаточно, поэтому бывали такие мечты о власти, но сейчас… Нет, в данный момент у неё уже всё есть и без трона. Поэтому никакой власти не нужно. — Но ты же старшая, разве не тебе и править? — говорит Тор, переведя взгляд на брата с Питером, а после усмехается. — Или на трон садится ребёнок. Он же старше меня? Твой сын к тому же. Прямой наследник. Паркер давится воздухом, слыша его слова, и возмущённо смотрит на Одинсона, который спокойно пожимает плечами. Это как называется? Предательство? Подстава? Стрелочник! Он его от Локи спасал множество раз, а тут такое! Нет, так дело не пойдёт вообще. — Знаешь, дядя Тор, тебя готовили к трону, даже Локи от него отказался, поэтому это твоя судьба. Мне явно власть никакая не нужна. Маме, как оказалось, тоже. Про фея молчу, потому что… неважно. Поэтому и остаётесь вы с Сиф и Фриггой, — улыбается Питер, пожимает плечами и счастливо смеётся, видя, как ему подмигивает мать. Ради этого он готов умереть ещё сотни раз, чтобы они вот так спокойно сидели и общались, спорили, но не до ссор, переглядывались, смеялись. Просто, чтобы вся семья, которая у него осталась, была рядом с ним. Разве ему нужно что-то большее? Нужно, что подтверждает хитрый взгляд Локи, который наклоняется к нему и шепчет в ухо: — Что там было дальше «про фея я молчу, потому что…»? Паркер нервно прикусывает губу, отворачиваясь от него, и замечает, что на них все смотрят. Кто-то с весельем, кто-то насмешливо, кто-то задумчиво. Питер слышит фырчание сзади, когда Фригга говорит, что нужно показать комнату Хеле, а Тор соглашается и предлагает проводить их, заодно и разобраться до конца с темой наследия. Поднявшись на ноги, чтобы пойти с ними, ведь расставаться с мамой пока не хочется, не говоря уже о том, что оставаться наедине с Лафейсоном… страшно. — Пит, тебе нужно отдохнуть. Мы сейчас отведём Хель и тоже будем отдыхать, поэтому можешь идти к себе, — произносит Фригга, пока он подходит к Хеле и обнимает её. — А Локи тебя проводит. — Что? — переспрашивает Одинсдоттир, не разобрав бормотания Питера. Услышав во второй раз, она не сдерживает смеха и утыкается носом в макушку сына. — Кажется, кто-то хочет сбежать от своего соулмейта, да, Пит? Будешь всегда от него бегать по дворцу? — Так не впервой уже, — хмыкает Сиф, устало прижимаясь к боку Тора, который поддерживает её за талию. День помотал всех знатно и, к сожалению, не только в физическом плане. — А тебе бы всё посмеяться, колючка, — закатывает глаза Локи, подходя к ним. — Вспомни ваши выяснения отношений. — Да те… — Это надолго, — встревает в их разговор Фригга, укоряюще посмотрев на Сиф и Лафейсона, после чего первая направляется к выходу из комнаты. — Оставьте свои ностальгические речи на завтра, хорошо? Сегодня был сумасшедший день. Питер смеётся, мысленно соглашаясь с ней, и выходит в коридор одним из последних, столкнувшись в дверном проёме с Локи. Тот пропускает его, но сразу же ловит за руку, переплетая пальцы, из-за чего Паркер понимает: не отпустит, пока не поговорят. Он согласен с этим, однако иррациональный страх не убрать так просто, хотя хочется. А ещё хочется понять, что Лафейсон просто так сказал что-то в духе: «Питер мой жених… был до сегодняшнего дня». Вроде бы было сказано немного иначе, но Питер ни за что сейчас не вспомнит точно, потому что страх снова играет с его памятью. Что, если Локи передумал, и ему не нужен такой муж? Да, соулмейты чаще всего становятся мужьями и жёнами, однако иногда так и остаются друзьями и родственными душами. Не больше. Вдруг Лафейсон хочет теперь именно этого, узнав о нём всё? Поняв, что будет нелегко и дальше, поменял своё решение? Паркер не вправе его судить, но почему-то что-то больно колет слева в груди. — Без мамы ведь не обошлось? — спрашивает еле слышно Локи, пока они идут позади всех и наблюдают, как Тор что-то рассказывает, а остальные его слушают. Вот Хела комментирует, из-за чего раздаётся тихий смех Сиф и Фригги и фырчание Одинсона. — Ты слишком хорошо знаешь нас, — вздыхает Питер, не сдержав улыбки, когда видит, как незаметно Одинсдоттир цепляется пальцами за рукав платья Фригги. Какой бы сильной и опасной ни казалась Хела, это изгнание нанесло свои раны. И сейчас, Паркер надеется, их присутствие поможет справиться с ними. — Твоя мама знала, что вы пойдёте за мной, и просила подождать. Чуть позже я осознал, что никогда бы не смог убить Одина, поэтому подставил бы вас слишком сильно. Этого нельзя было допустить, ведь вы стали моей семьёй. Хотя ею и являетесь. Прости меня, фей. За всё. Питер сжимает ладонь Локи чуть сильнее, когда до них снова доносятся отрывки фраз спора. Опять та же тема, только аргументы другие. Он даже заслушивается, когда Хела в сотый раз говорит, что не может быть царицей, а Тор в сто первый раз утверждает обратное. Почему-то мелькает мысль, что ему очень не хочется править, хотя его именно к этому готовили. Но каковы причины? — Знаешь, я, наверное, тебя ненавижу за весь этот год, потому что кем только себя не чувствовал. Даже идиотом. Про планы, которые приходилось строить, чтобы вытянуть из тебя всю правду, промолчу, — медленно произносит Лафейсон, начиная подниматься по лестнице, что ведёт на жилые этажи, и замечает, как меняется выражение лица Паркера. Почти неуловимо, ведь эмоции тот научился скрывать почти идеально. Почти. — Однако ты правильно сказал, кроха. Каким бы невыносимым ты ни был, я тебя люблю. Питер шумно выдыхает, удивляясь, что задерживал дыхание, но ничего ответить не успевает, потому что Локи утягивает его в сторону их спален, когда остальные продолжают подниматься на следующий этаж. Сказать ему ничего не дают до тех пор, пока они не оказываются в комнате Лафейсона, хотя Паркер предпочёл бы свою, чтобы после разговора сразу же лечь отдыхать. Фригга была права, когда говорила, что отдых нужен всем сейчас. — Я тоже тебя люблю. Это на тот случай, если ты забыл, — произносит Питер, присаживаясь на край кровати. — И я на самом деле не знаю, что сказать тебе, фей. Хочется молчать, ведь уже нечего рассказывать, но и говорить без остановки хочется. — Тогда скажи, чем заканчивается та фраза? — просит Локи, медленно подходя к нему, осматриваясь в спальне, хотя ещё с утра отсюда выходил. И пусть сейчас уже ночь, неважно совсем. — Это которая: «про фея молчу, потому что…»? Ты про неё? — спрашивает Паркер и хмыкает, получив в ответ кивок. Видимо, очень его зацепила эта фраза, а ему совсем несложно объяснить, что да как. — Понимаешь… Хотя нет. Я сказал так, потому что, если ты сядешь на трон, то и мне придётся. Мне совсем не хочется этого, потому и начал говорить такую фразу. — А почему не закончил её? — Это допрос, Мистер Лафейсон? — Рассказывай давай, провинившееся недоразумение, — хмыкает Локи, вспоминая день, когда впервые столкнулся с ним. Правду говорят, что первые встречи с соулмейтами не забыть. Хотя и тут Питер отличился, вот же. — Я подумал, что ты хочешь разорвать помолвку, поэтому не стал ничего такого говорить, — быстро бормочет Паркер, надеясь, что его не услышат. Глупо, конечно, ведь Лафейсон стоит на расстоянии вытянутой руки, но делает ещё пару шагов вперёд, вставая почти вплотную. — У меня лишь один вопрос, Пит. Откуда эта глупость появилась в твоей голове? — Ты же сам до этого говорил, что я твой жених. Ну, был им до этого дня. Разве нет? Локи закатывает глаза, кладёт ладони ему на щёки и ловит его бегающий взгляд, чтобы понять одну простую истину: он боится. Нет, Питер боится не его, совсем не его. Тут страх чего-то более глубокого. Неужели Паркер так боится, что разрыв помолвки мог случиться? Ну, конечно! Только каким глупцом нужно быть, чтобы такое представить? Тем более фраза там была несколько иная. — Во-первых, кроха, я именно такого не говорил. Во-вторых, появилась твоя мама. Если мне не изменяет память, то нужно её благословение на наш с тобой брак. То есть не всё зависит от нас. В-третьих, я бы никогда не разорвал помолвку. Ты? Всё может быть. Но не я точно, — качает головой Лафейсон, поглаживая большими пальцами его щёки, и не может сдержать улыбки, когда в глазах Питера мелькают огоньки. — Я ни за что не разорвал бы нашу помолвку. И мама даст благословение, потому что я в любом случае планирую окольцевать тебя. Но со словами… Согласен. Я не помнил точный вариант фразы, поэтому сказал то, что знаю. Да и после всего, что произошло, именно так и могло получиться. Разве нет? — выдыхает Паркер, нервно облизывая пересохшие губы, а после снова заглядывает ему в глаза, сглатывая. — Нет, кроха. Ты не прав. Я могу злиться и очень, но одно останется неизменным, — хмыкает Локи, наклоняясь к нему ниже, и улыбается. — Ты всегда будешь моим любимым соулмейтом, которому я прощаю слишком многое. Питер готов согласиться с этим и даже сказать, что всё работает в обе стороны, но решает оставить слова на потом. Сейчас, в такой недвусмысленной ситуации, он слабо кивает и чувствует, как его впервые затягивают в мягкий поцелуй, не давя, а позволяя сориентироваться и отдаться на волю ведущего, кем выступает Лафейсон. И ему это нравится, в чём он себе спокойно признаётся, поэтому тянет Локи на себя, из-за чего оба оказываются лежащими на кровати.

***

Паркер готов признать, что ночь, наполненная поцелуями и допросом со стороны Локи, которому нужны были ответы, не так уж плоха. Точнее, совсем не плоха, только просыпаться после неё не хочется. Приходится, конечно, но всё равно не хочется. Водные процедуры занимают пятнадцать минут, переодевание и того пять, из-за чего снова появляется желание просто лечь обратно в кровать, где до сих пор сопит Лафейсон, однако нельзя. У него есть дела, которые не терпят отлагательств. А проснулись ли эти дела? Проснулись. Это Питер понимает, когда заходит в столовую, где сидят Фригга и Хела, что-то тихо обсуждая. Он не вслушивается в разговор, просто подходит к маме, обнимает её со спины за плечи, насколько это возможно, и, зевнув, бормочет: — Доброе утро всем. Тор и Сиф всё ещё спят? — Настолько ли доброе? — хмыкает Одинсдоттир, взглянув на него, когда Паркер садится напротив. — И ты прав. Неудивительно, ведь у них вчера только свадьба была. — И можно ли спросить, чем вы с Локи занимались всю ночь, если ты пришёл сюда в таком состоянии, или не стоит? — спрашивает Фригга, на что Питер фырчит и подпирает щёку кулаком. — Не стоит. Я и так скажу, — произносит Паркер, перебарывая новый зевок. — Он меня пытал. Так пытал, так пытал, что я сдался. Поэтому пришлось всё рассказывать фею. — Ты уверен, что хочешь за него замуж, малыш? — шутливо задаёт вопрос Хела, однако внимательно следит за реакцией своего ребёнка и дёргает уголками губ, получив в ответ нахмуренные брови, решительный взгляд и румянец на щеках. — Я его люблю, мам. Разве могу в таком случае сомневаться в своём решении? «Не сомневается», — становится ясным всем. «Не сомневается», — понимает Локи, заходя в столовую и слыша последние фразы. «Не сомневаюсь», — внезапно осознаёт Питер, улыбаясь самому себе.