* * *
Лейфтана Айлин находит вечером в саду. Он как всегда задумчив, молчалив и меланхоличен, но Айлин помнит, что Лейфтан был таким всегда… И всегда это была лишь маска, под которой прятался… — Здравствуй, — тихо произносит она, стискивая руки в кулаки. — Привет, Айлин, — Лейфтан поднимает на нее взгляд и слабо улыбается. — Ты занят? — неуверенно Айлин переминается с ноги на ногу, не зная, как начать разговор. — Я всегда свободен, если ты хочешь поговорить. — Я пришла не поговорить… Лейфтан смотрит вопросительно, с теплом и нежностью, а Айлин всю передергивает от мысли, что придется просить у него помощи. — Научи меня обращаться, — наконец говорит она, вставая напротив. — То есть? — Мне нужны крылья, что не понятно? — вспыхивает Айлин. Меланхоличные неторопливые ответы Лейфтана бесят, словно его очередное притворство. — В этом смысле, — протягивает он и грустно смотрит на небо. — Я знал, что рано или поздно ты задашь мне этот вопрос… — И? — Айлин… — Что не так? — Ты взвинчена. Ты себя не контролируешь. — Я себя контролирую, — Айлин делает глубокий вдох. — И я спокойна! Лейфтан вздыхает, и качает головой. — Прости, но я не могу. — Что не можешь? — Я не могу учить тебя. — Почему? — Я демон, — отвечает Лейфтан и отворачивается. — Но у тебя еще есть шанс вернуть в этот мир истинный свет аэнджелов. — И как это связано? — Айлин кусает губы, чтобы ненароком ее досада не вырвалась наружу. — Я поклялся, — продолжает Лейфтан стоя к ней спиной. — После всего, что я совершил — никогда не брать в руки оружия, никогда не касаться своей чудовищной силы. Это мой обет данный Эль и самому себе, — он поворачивается и показывает ей тонкий браслет, похожий на мелкие четки, — моя тьма больше никогда не выйдет наружу. Моя тьма… больше не тронет тебя. — Какая ирония, Лейфтан, — отвечает Айлин, прищуриваясь, — что свои грехи ты решил исправлять вот так — отказывая в помощь гвардиям. Отказывая в помощи мне… — Мои грехи не исправить ничем, — Лейфтан убирает руки в карманы и смотрит на нее испытывающее. — Но я правда хочу помочь тебе. — Скажи уже прямо. — Ты на грани, Айлин. — На какой еще грани? — Ты варишься в темных чувствах. Если сейчас начнешь учиться способностям, не расставшись с ними, то увязнешь во тьме, — голос Лейфтана становится тише. Он подходит ближе, желая убрать выбившуюся из косы прядь, но одергивает руку прежде, чем Айлин успевает отпрянуть. — Пойми. Я больше всего не хочу для тебя такой участи — погрязнуть во тьме. — Тоже предлагаешь мне просто забыть обо всем? — горький ком подступает к горлу, глаза начинает щипать. — Жить так, как будто ничего не было? — Хуан Хуа тоже волнуется за тебя, — отвечает Лейфтан. — У нее есть повод, — твои неконтролируемые выбросы энергии. Темной энергии. — Я смогу с этим справиться, — Айлин стискивает кулаки. — Мне нужно только… — Боль, Айлин, порождает лишь тьму. Я хочу для тебя другой судьбы. Мы все хотим для тебя другого. Ты заслуживаешь света. — Ясно… — отвечает Айлин холодно. — Что ж, по крайне мере, не буду тебе должна. — Ты знаешь, я готов сделать для тебя все, что угодно, — грустно отвечает Лейфтан, поднимая на нее глаза. — Но лишь то, что никогда не навредит тебе. — Хорошо. Я понимаю, — притворяется она, и кивает. Айлин досадно от фарса и показной учтивости, за которой скрыт их истинный конфликт: она не может простить Лейфтану преступления, он не желает ей помогать, чувствуя ее брезгливое отношение. У кого хватит смелости высказать все друг другу в лицо? Айлин точно не готова, хотя понимает, что неприятных разговоров с Лейфтаном не избежать. Не желая продолжать первый, она спешит покинуть сад. — Твой Свет обязательно найдет тебя, — говорит Лейфтан ей вслед. — Ему только нужно время.* * *
— Дьявол! Не могу! Не выходит! — ругается Айлин, с досадой всплескивая руками. Резвящиеся на равнине Безымянная Музароза и спасенный сейфон, которого они с Эвелейн назвали Дунки, замирают и опасливо укрываются в высокой траве. — Простите, ребята, — выдыхает Айлин, понимая, что опять напугала фамильяров. Ей досадно и обидно. Она проводит за тренировками вторую неделю, но все бесполезно. Айлин сама не знает, на что надеялась, когда решила пытаться разбудить свои силы самостоятельно, учитывая, что до этого ее способности всегда проявлялись лишь в минуту смертельной опасности, под воздействием сильных эмоций или даже аффекта… но по ее собственной воле никогда. После небольшой передышки Айлин пытается еще раз. Она закрывает глаза, сосредотачивается, пытаясь выцепить из памяти отчетливый миг, когда пробудились ее силы. Вот они с Лейфтаном здесь, на равнине, Ланс пикирует на них с высоты… Момент воссоздается в памяти с поразительной точностью, кончики пальцев начинает покалывать, а ладони наполняются теплом. Айлин концентрирует все свою ярость, словно готовясь отразить атаку, но ничего не выходит, — тепло исчезает, тело не чувствует прилива энергии, и она снова с досадой ругается. Айлин готова попробовать еще раз, но внезапно она понимает, что фамильяры стихли, и она больше не слышит шуршание травы. Она взволнованно оборачивается и видит Офелию, сидящую на корточках возле притихшего зверинца. Дунки ластиться к ее руке и щекочет ладонь, отчего девочка смеется. От нахлынувшей теплой волны умиления Айлин впервые за месяцы улыбается — искренне и спокойно, а не натужно и вымученно. Ей отрадно видеть, что Офелия счастлива, это дает надежду, что счастлива и Элдария. Оракул поднимает на девушку ясные радужные глаза, но Айлин тут же опускает голову и резко отворачивается. Она не выдерживает этого проникновенного взгляда, не может смотреть в глаза Оракулу, потому что она, она… Варится в темных чувствах. Нож все еще крепко сидит в ее грудной клетке и напоминает о себе при каждом вздохе. И от каждой неудачи становится только хуже. — Прости меня… — говорит Айлин еле слышно. Рядом с Офелией она чувствует себя предательницей — худшей из всех, что приняла Эль. «Что в твоем сердце, Айлин?» — слышит она голос внутри себя. Айлин поднимает глаза. Офелия все еще сидит на траве и смотрит на нее ясными глазами. Ее губы не шевелятся, но Айлин уверенна, что слышит ее голос внутри себя, как слышала и ранее — голос не маленькой девочки, а голос Оракула, который и не думала услышать его вновь… — Боль, — отвечает Айлин, даже не думая, это она знает наверняка. Айлин закрывает глаза, образ безмятежной равнины Эль исчезает, и она видит себя в бушующем океане, где яростные волны бросают ее словно щепку. Она барахтается в черной воде, и не может даже продохнуть — ядовитая жижа проникает в легкие и ее неминуемо тянет на дно… — Целое море. Бездонная чаша, которую я силюсь, но не могу выплеснуть. «А что за этим морем боли?» — спрашивает Оракул. В ту же секунду волна подхватывает Айлин снова и вышвыривает на берег безжизненной пустыни. Она бредет по пустоши под черным солнцем, где ветер неистово воет, бросая ей в лицо клубы пыли. Она здесь совершенно одна, а все, что ей было дорого — все мертво. — Пустота, — одними губами отвечает Айлин. «А что там, за этой пустошью?» Новый вопрос заставляет Айлин заглянуть в себя еще глубже. Нехотя, она делает новый шаг, и в следующий миг мерзкие зыбучие пески затягивают ее в воронку. Ей противно, она хочет вырваться и отмыться от этих чувств, наполняющих тело. И чем больше она борется, тем глубже увязает в трясине — в трясине обиды и зависти, потому что у всех все сложилось хорошо! Ее подруги: Хуан Хуа, Эвелейн, Карен, Алажея нашли свое счастье. А она потеряла. Навсегда. Икар никогда не найдет свое, а Лейфтан будет преспокойно ходить по этой земле. Ланс прибрал к рукам всю жизнь своего брата, а Валькион… да, она обижена и на него. Он обещал быть рядом, но теперь его нет. Она несчастна. Она одна. Она брошена… — Обида… «Что за твоей обидой, Айлин?» Сердце сжимается. Айлин видит на горизонте чернеющее пятно леса, и ноги не хотят идти дальше. Лучше уж остаться здесь, в песках обиды, в пустоте или вернуться в море боли. — Страх, — говорит она, и вдруг чувствует чью-то невидимую поддержку, будто бы кто-то берет ее за руку. И она идет… Проходит пустыню и оказывается в темном лесу, кишащим дикими и злобными тварями. Чудовища подстерегают за каждым деревом, Айлин хочет бежать, но теперь, чувствуя поддержку Офелии, она находит себе силы поднять голову и посмотреть этим страхам в лицо. Вспышка озаряет чащу, и монстры выходят из черноты деревьев… У первого чудовища хвост скорпиона и облик Лейфтана. — Ты не справишься, — говорит он. Его жало рассекает пространство и скрывается во тьме. Айлин чувствует нависшую угрозу, но не может понять, где именно. У второго показавшегося монстра — тело Ланса, но вместо рук клешни гигантского краба, перепачканные кровью. — Ты забудешь и предашь его, — черная клешня вонзается в дерево и запирает ее в капкан, из которого не выйти. Айлин поворачивает голову и видит третьего. У этого чудовища скользкие щупальца каракатицы и голова Эзарэля. — Ты свыкнешься и смиренно проглотишь обиды, — склизкие щупальца сдавливают ей горло. А потом они исчезают, и из черноты леса появляется Она — сама Айлин: искаженное злобой лицо и черные всклокоченные перья на расправленных за спиной крыльях. Айлин смотрит в глаза своему внутреннему я, своей темной стороне и понимает — так бы выглядела ее душа, если бы сейчас вышла наружу. Она смотрит на свое злое лицо и видит, что за этой злобой скрывается бесконечное отчаяние и страдание, — нож в груди победил: раскромсал грудную клетку в клочья. Айлин подходит к своей темной сущности, обнимает ее и начинает плакать — неистово, навзрыд. Она осталась наедине, в объятиях своего самого главного страха — остаться одной, сломленной болью, неспособной смотреть в будущее. — Ты никогда не будешь одна, Айлин… Она вздрагивает и поднимает голову, — кто позвал ее? Айлин оборачивается, и видит место, где черный лес расступается, открывая дорогу на высокий утес над бушующем морем. «Так что в твоем сердце, Айлин?» Свет озаряет беспросветную тьму, и Айлин уже знает куда бежать… И она бежит. Бежит, продираясь через свои страхи и обиды. Бежит к месту, где ее ждет самое главное. Айлин поднимается на холм, где теплый ветер дует ей в лицо и уносит прочь всю ее печаль и страхи. Все застилает нежным светом, и пышное облако, похожее на большого дракона нежно касается ее плеч. С высоты холма она смотрит вниз, и понимает, что ее бездонное море всего лишь лужа, которая под ярким светом становится меньше. Пустыня наполняется жизнью, а пески иссыхают. Черный лес расступается и чудовищам больше негде прятаться. Не выдерживая света, они исчезают. Больше нет боли, пустоты, обиды и страха. Есть только этот свет, он ведет ее наверх, над всей тьмой черных чувств, за которыми она едва не забыла о самом главном, о единственном, что имело, и будет иметь смысл в этой жизни. — Любовь… — произносит Айлин и открывает глаза. Окруженная теплым светом, она разворачивается к утесу, делает один решительный шаг, второй, третий — заступает за край… и устремляется вверх.* * *
Крыльями управлять тяжело. Айлин неистово борется с ними, как с непослушными руками — вроде и ощущая их как часть своего тела, но одновременно чувствуя, что они словно сами по себе. Спина неистово ноет от неравной борьбы, и только спустя десять часов словно бы открывается второе дыхание. Словно все становится на свои места. Получается ловить потоки воздуха, парировать, будто бы плыть — в бесконечном воздушном океане. Радуясь, как ребенок, Айлин открывает для себя небо — бескрайнее, чистое, всеобъемлющее. Никаких преград, ничего — только свет и свобода. Только она сама, а все тяжелые чувства остались на земле. Айлин приходит в себя, когда ее закручивает мощными потоками воздуха. Она теряет контроль, и крылья схлопываются за спиной. Айлин летит ниже, ниже, а прерывистые воздушные течения кидают ее словно щепку, словно играют с ней. Ее закручивает вихрем, тянет вниз, и она наконец падает на окутанный туманом берег. Ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Она отряхивает песок с лица и одежды, приподнимается, но встать получается с трудом, берег словно ватный. — Тебе не следовало приходить к нам, дитя, — чей-то голос разрезает густой воздух. — Фафнир? — Айлин оглядывается. Отчего-то она сразу понимает, где она, узнает этот мрачный берег… Но совершенно не помнит, как добралась до места. — Я сплю? — спрашивает она у призрачного силуэта старого дракона, проступающего в тумане. — Возможно, — отвечает Фафнио. — Наш остров, Айлин, больше не принадлежит этому миру. — Я не хотела нарушать ваш покой… я искала Меморию, — она запинается, и нахлынувшие чувства с трудом позволяют ей ответить, — только чтобы проститься… Звучит глупо. Очень глупо. Проститься с кем? С куском камня? Валькиона уже нет в этом мире и свои последние слова он уже сказал ей… Или она хочет проститься со своими чувствами? Запереть их на фантомном острове? Избавиться от прошлого? Айлин сама не знает. — Дитя… — говорит Фафнир. — Я пущу тебя сквозь туман, но лишь на несколько мгновений… — Спасибо… — выговаривает Айлин сквозь дрожь в голосе. — Он сказал, что ты придешь к Валькиону, — Фафнир качает головой. — Я был против, но… ты знаешь, он умеет быть настойчивым. Поэтому, поторопись, — дракон призрачным крылом указывает ей на солнце, нависшее над океаном, — у тебя есть время до его захода. Когда скроется последний луч, мы исчезнем, и тебе придется остаться здесь навсегда. Айлин взмахивает крыльями, следуя за Фафниром, достигает такого же окутанного дымкой утеса. Пробираясь через туман, Айлин идет по поляне, сплошь поросшей белоснежными лилиями. Дует легкий ветерок, и, когда она пробирается через длинные ярко-зеленые стебли травы, шелковистые лепестки щекочут кончики ее пальцев. Земля мягко пружинит под ногами. Драфлаэли окружают ее, от взмахов их сильных крыльев туман рассеивается… И Айлин видит серый камень в высокой траве. Дыхание перехватывает. Сердце колотится так быстро, будто бы сейчас взлетит само. Красные камни на плите размываются в волне нахлынувших слез, выдолбленные письмена смазываются. Айлин падает на колени, прижимается к ледяному камню как к самому теплому в мире. — Я наконец-то нашла тебя, — шепчет она на прерывистом выдохе. Она лежит, не двигаясь. Ничего не произносит, хотя было столько всего, что она хотела ему сказать… Но Айлин лишь лежит, роняя слезы на камень, пока он не окрашивается в красный: солнце садиться… а значит, ей пора покинуть Меморию… или свой сон о Мемории, где она снова рядом с Валькионом. И если это сон, то лучше и не просыпаться никогда… «Тебе пора», — говорит поднявшийся ветер, гонящий на утес поток теплого воздуха. Айлин мотает головой. — Я не хочу, — шепчет она, утыкаясь носом в шершавый камень. — Я не смогу жить и нести это дальше… «Ты сможешь, Айлин», — снова слышит она в шепоте ветра. — «Ты сильная и храбрая. Ты можешь с этим справиться». Айлин поднимает голову. — Если ты здесь, то появись, пожалуйста… — слезы катятся вниз и щекочут щеки. — Ты так мне нужен. «Уже нет, Айлин. Уже нет», — говорит ей качающаяся на ветру трава. — Это жестоко… слишком жестоко, — Айлин сжимается, чтобы не всхлипнуть. — Я решила остаться в Элдарии только из-за тебя, слышишь! Я была жива только благодаря тебе. Я не знаю, как смотреть в лицо трудностям… если тебя нет за моей спиной. Ты всегда меня защищал, а я не смогла… в единственный раз, который должна была… я не смогла! «Это не так, Айлин…» — отчетливо слышится ей во взмахе крыльев драфлаэлей. — «Ты сделала мою жизнь… Нет, ты просто была моей жизнью. И я ни о чем не жалею. Я благодарен тебе за все». Айлин заходится в беспомощных рыданиях. «Вставай, Айлин», — шипят волны, разбиваясь о край скалы. — «Вставай и иди дальше. Мы провели вместе множество прекрасных минут. Но я — глава в твоей жизни, которую тебе предстоит перевернуть и освободиться». — Освободиться от памяти? — воскликнула она сквозь плачь и замотала головой. — Но я хочу помнить! «Помни наши прекрасные минуты, но, пожалуйста, не бойся проживать новые», — шуршит каменная плита под ее рукой. — «Отпусти нашу любовь, и я унесу ее с собой в вечность». — Это я буду вечно любить тебя, — Айлин кусает губы. — Никогда не забуду. Обещаю! «Обещай мне только одно — стать счастливой». — Я обещаю, — Айлин зажмуривается и вздрагивает, а когда вновь открывает глаза, остров уже заволокло густым туманом. «Когда бы я тебе ни понадобился, помни, что я с тобой», — выстукивает в груди ее собственное сердце. — «Я люблю тебя. И это — самое главное». Солнце почти полностью скрылось в холодном море. Драфлаэли вокруг суетятся, силясь развеять туман, и настойчиво тянут ее за одежду. Айлин опускает голову и крепко целует холодный камень. — Прощай. «Возвращайся, Айлин», — говорит кучерявое облако, разрезаемое взмахом ее крыльев. — «Возвращайся и живи. Помни, я присматриваю за тобой… Если ты ослушаешься, я все узнаю».* * *
— Айлин! Айлин! Она пытается лететь на голос, но лишь подскакивает на кровати. На кровати в лазарете Эль. Голова тяжела, словно бы заплыла туманом. Туман… Айлин вспоминает, что всего лишь минуту назад была в Мемории… но сейчас окружают ее только больничные стены. А Хуан Хуа крепко сживает ее руку и трясет за плечо. — Ты очнулась! — выдыхает глава Эль. — Хвала Оракулу, одной бедой меньше! — Одной бедой? — Айлин садиться на кровати, смахивая с себе весь морок сна. — Меня долго не было? Хуан Хуа! Что случилось?