* * *
Из знакомых Айлин гвардейцев в саду только Карен, Хром и Эвелейн. Матье и Коори она знает хотя бы по именам и по их первому неудачном заданию. Остальных — даже толком не запомнила. Айлин смотрит, как ребята играют в какую-то игру, где нужно угадать то ли слово, то ли героя по манере щелчков пальцев. Ей совершенно непонятен смысл, но так весело наблюдать за ними. Прошел еще один тягостный месяц, и жить и дышать Айлин чуточку легче, хотя чем больше друзья говорят ей отпустить прошлое, тем больше она вцепляется в него мертвой хваткой. Как и куда можно «отпустить» воспоминания, если каждый сантиметр штаба так или иначе напоминает ей о Валькионе, о тех мгновениях, которые они провели вместе... С тревогой она замечает, что постепенно счастливые воспоминания стираются, заменяются новыми. Айлин понимает, что память играет с ней — ведь тогда, до Белой Жертвы, все было не счастливо и не радужно. Тогда они боролись с нарушением баланса маны, с другими напастями, все было страшно и… совершенно не радостно! Но они были вместе… Почему-то тогда Айлин не могла оценить это по-настоящему. А теперь скучает по нему — до боли, до дурноты… — Айлин, давай с нами! — Карен радостно хватает ее за руку и тянет в общий круг. — Не дадим команде парней нас сделать! — Нет-нет, я лучше посмотрю, — Айлин упирается, как может. — Я с трудом понимаю правила, вы из-за меня точно проиграете. — Ладно, — сдается вампирша, но тут же лукаво улыбается. — Смотришь последний раунд, а потом присоединяешься! Айлин, понимая, что игры ей не избежать, садится ближе, сосредоточенно всматриваясь в каждое движение, но чуть подняв голову, краем глаза замечает Ланса, входящего в сад. — Что случилась? — Карен реагирует мгновенно, заметив, как за секунду лицо Айлин стягивается болью. — Голова кружится, — отвечает Айлин. — Немного дурно. Видимо… было слишком много свежего воздуха, — она пытается улыбнуться, но из-за накатившей дурноты выходит вымучено. Карен смотрит недоверчиво, но Айлин не врет — от одного вида Ланса ее тошнит. Айлин следит за ним, надеясь, что он уберется из сада по своим делам, но Ланс идет прямо к их компании. — Я, пожалуй, пойду… — Ты уверена… что в ты порядке, и сможешь дойти до комнаты одна? — взволнованно спрашивает Карен и, прерывая игру, вскакивает вслед за ней. — Конечно, все в порядке, — отвечает Айлин, смущаясь из-за того, что снова стала центром внимания. Но потом ее одолевает нахлынувшая злость. — Я прекрасно смогу вернуться в комнату одна, ведь… Что со мной одной может случиться в штабе? Неужели тут можно встретить чокнутого убийцу, разгуливающего на свободе? Последнюю фразу она говорит нарочито громко, чтобы Ланс слышал наверняка. Пусть он все это время упорно не реагирует на нападки в свой адрес, будто бы они адресованы не ему, Айлин знает, что долго эта сволочь не продержится. Она слишком хорошо его знает. Своими постоянными болезненными тычками в сторону Ланса Айлин надеется однажды сбросить с него эту невозмутимую маску. Снова явить гвардейцам его истинное лицо, показать всем, что такие беспринципные мрази не меняются. Может она и смирилась с присутствием в штабе его и Лейфтана, но только потому, что в глубине души надеется, что Хуан Хуа следует принципу: «Держи скорпионов на виду», а не собственной глупости. Айлин в тайне мечтает положить этому фарсу конец. Ланс тем временем подходит еще ближе. Айлин усиленно думает, какую еще гадость бросить ему в лицо, потому что тогда он точно разозлиться и ударит ее. И все встанет на свои места. — Это тебе, — говорит Ланс, даже ни с кем не поздоровавшись, и протягивает Айлин какой-то сверток. Она настолько уже ждет удара, что непроизвольно шарахается в сторону, но Карен оказывается рядом и хватает ее за плечи. — Что это? Бомба? — спрашивает Айлин зло, но понимает, что у Ланса в руке — ее старая, превратившаяся в лохмотья одежда, тряпки, в которых она вышла из кристалла. — Мы подумали, что если она побудет с твоими вещами, то привыкнет… Теперь Айлин начинает понимать. Сердце замирает, когда она видит, как из тряпья вылезает суетящийся носик, а потом и… — Флоппи! — Айлин прижимает ладони к губам, не веря своим глазам.* * *
Айлин ложится в постель, забирается под мягкое одеяло, а Флоппи устраивается у нее на плече. Айли гладит шершавую шерстку, и музароза тыкается ей в плечо влажным носиком, а потом зарывается в волосы. Айлин улыбается от нежной щекотки. Странная дрожь пробегает по телу, неужели… да не может быть! Неужели она вновь чувствует себя счастливой? Такое странное и забытое чувство... Айлин закрывает глаза и к ней возвращается тепло и чувство защищенности — так она чувствовала себя, когда после тяжелого дня засыпала, уткнувшись в плечо Валькиона, ее огромная, словно плюшевая паналулу Ласси устраивалась в ногах, а Флоппи всегда забиралась Айлин в волосы, и щекотала носиком ухо. — Ты ей нравишься, — сказал Валькион, когда впервые увидел их вместе. — Мне стоит ревновать? — Не стоит, — шепчет Айлин в пустоту, открывает глаза, и невыносимое горе снова накрывает ее тяжелой удушливой волной, пронзает ее насквозь, разрывает сердце. По спине и шее волной пробегает озноб, в горле встает комок, не давая вздохнуть. Она себя обманывает: постель холодная, а справа пустота, и не кто не копошится в ногах. Айлин осторожно берет Флоппи и прижимает к груди. — Теперь мы остались одни, — говорит она, напрасно стараясь сдержать слезы, сами собой покатившиеся по щекам. Одни… Валькиона и Ласси забрал у нее Ланс. Он забрал бы и Флоппи, но ей удалось отвоевать ее. Айлин пытается не думать об этом. Флоппи уже заснула, спрятавшись в ее волосах, и она лежит, боясь шелохнуться. Айлин вспоминает сильные и горячие объятия Валькиона, утопая в которых она всегда чувствовала себя совершенно защищенной. Ей безумно нравилось, обнимая его, уткнуться головой ему в подбородок и ощутить у себя на волосах его дыхание. Но от чувственных образов глаза снова застилает слезами. Спасаясь от холода и гложущего одиночества, Айлин берет подушку и крепко прижимает к себе. Ей кажется, что в последний раз она по-настоящему обнимала только Валькиона вечность назад. А самое страшное — Айлин боится представить, что когда-нибудь сможет вот так обнять кого-то другого.* * *
С Флоппи на плече Айлин проталкивается сквозь рыночную суету к магазинчику Мурфея. — П-привет, Айлин. Рад в-видеть тебя, — взволнованно мурлычит котофей. — И я тебя, — отвечает она улыбаясь. — Ч-чем я могу помочь нашей спасительнице? — воодушевившись, спрашивает Мурфей. — Просто Айлин, пожалуйста, — трясет она головой и продолжает. — Мне нужна еда для сейфона. Мы с Эвелейн и Хуан Чу выходили найденного детеныша. Решили позаботиться о нем вместе. — Я т-тебя понял! — говорит котофей и кидается к стеллажам с ящиками. — Как продвигается торговля? — спрашивает Айлин, осматривая обновленный интерьер лавочки. — Х-хорошо, с-спасибо, — отвечает тот смущенно и обвивает хвост вокруг талии. — А знаешь… н-не мое совсем дело, но Муркиза обижается на тебя, — вздыхает Мурфей. — Со своего возвращения ты у нее почти не б-бываешь. Айлин в ответ что-то лопочет про то, что у нее пока нет повода подбирать наряд, а еще надо накопить средств, и тогда — обязательно. Но покупать новую одежду, даже из вежливости, ей совсем не хочется. Мурфей тем временем упаковывает ей ярких янтарных листьев, похожих на кленовые и смущенно протягивает сверток. — О! — восклицает он, увидев музарозу на плече Айлин. — Так это же тот м-малыш, которого я нашел Лансу! — Нет, ты ошибся… — Айлин мотает головой и передает котофею оплату. — Это Флоппи, она… — От-тнюдь, с-смотри, я помню узор на розочке… Айлин присматривается внимательнее и теперь замечает — прожилки на изящной хвостовой розе темно-оранжевые… Роза Флоппи была сплошь красная. За бешенным стуком в висках она слышит только отдельные фразы в сбивчивой речи Мурфея: «пару лет назад», «попросил достать яйцо музарозы», «прежняя скончалась от старости». Позабыв о покупках, Айлин разворачивается и стремительно выбегает из лавочки под обескураженным взглядом котофея. Ее вновь обретенный мир рухнул.* * *
— Да, она очень милая, — сквозь рыдания говорит Айлин, сидя на утесе, у моря, на мягкой траве, где теплое закатное солнце греет ее ледяные плечи. — С ней уже подружилась и Офелия. И тебе бы она понравилась, — она осторожно проводит пальцами по гладкому меху. — Конечно, я ее не брошу!… Хоть это не Флоппи, а мне… — ее голос вновь прерывают спазм и болезненный всхлип, — мне бы хотелось что-то, что постоянно напоминало бы о тебе… Нет, я еще не думала, как ее назову… — горло сжимает сильный спазм и Айлин не в силах больше говорить. Хуан Хуа появляется на утесе и осторожно присаживается рядом. Айлин опускает голову, чтобы спрятать в волосах раскрасневшееся лицо. — Мурфей сказал мне, что ты в слезах убежала с рынка, — говорит она виновато. — И я все поняла. Прости… Это была моя идея. Но я правда думала, что так будет лучше! — Спасибо, — говори Айлин слабым голосом, хриплым от пролитых слез. — Вернешь ее Лансу? — Хуан Хуа кивает на затаившуюся в руках подопечной Безымянную Музарозу. — Черта с два! — зло всхлипывает Айлин. — Пусть будет в этом мире хоть что-то, что я у него отняла, — окончание фразы тонет в слезах, сплошным потоком льющимся из глаз. — Айлин… — Что? — Мне больно видеть тебя такой… — Так отвернись и не смотри! — Я все понимаю, — с напором говорит Хуан Хуа. — Это тяжело, но… нужно постараться понять и простить… — Понять и простить?! — всплеск темной энергии вырывается из Айлин, заставляя главу Эль отпрянуть. Но она решительно продолжает. — Да. Как бы больно это не звучало. И идти дальше… Жить дальше! — А если бы он в тот день убил Эвелейн? — зло шипя, спрашивает Айлин. — Ты бы простила?! Хуан Хуа опускает грустный взгляд. — Этого я не знаю… Но знаю наверняка, что пиная Ланса, при каждом случае напоминая ему о грехах прошлого, о том, о чем он сам возможно хочет забыть… ты не обретешь избавления… И твоя душа не обретет покоя. — Я не хочу покоя, — шепчет Айлин сквозь слезы. — А чего хочешь? Мести? Айлин всхлипывает, сжимается в комок и качает головой. — Тогда отпусти эти воспоминания, — Хуан Хуа кладет руку ей на плечо. — Оставь все в прошлом. — У меня ничего от него не осталось, — Айлин захлебывается в собственных слезах, стекающих со щек и кончика носа. — Ничего, кроме воспоминаний. А ты просишь выкинуть и их, — она заходится новыми рыданиями, — как какой-то хлам из прошлого. Но это не хлам! — Значит вот зачем тебе все это, — Хуан Хуа присаживается ближе, обнимает Айлин и успокаивающе гладит по спине, — вещи Валькиона, нападки на Ланса, самоистязания. Ты боишься, что если этого не будет, ты предашь его память, но это не так! — она отстраняется, поднимает лицо Айлин за подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза. — Ты предаешь его память и его жертву, потому что не даешь себе жить дальше. Айлин понимает, что Хуан Хуа права, но чем больше она пытается унять глубокие судорожные всхлипы, тем сильнее они сотрясают грудную клетку. — Тебе не нужны его вещи, как доказательство, что он жил, что вы любили друг друга. Он будет вечно жить в твоей душе. — Ты не понимаешь… — Айлин отворачивается к морю. — Я хочу, чтобы ты смотрела в будущее! — говорит Хуан Хуа. — В будущее, ради котрого мы тогда сражались. Айлин больше не может терпеть этого разговора. Она вскакивает и бежит дальше по склону утеса, но решительные шаги преследуют ее. — Хватит, Хуан Хуа, пожалуйста! Не трать время, читая мне… — она оборачивается и замирает, потому что по склону за ней идет Ланс. — Да во имя Оракула! — Айлин начинает неистово колотить изнутри. — Во всей Эль тебе пойти больше некуда?! Ланс останавливается, но уходить не собирается. — Сволочь, — кидает Айлин и спешит уйти сама. Она бежит к морю, но вместо спуска, который был здесь раньше, она натыкается на крутой обрыв. Словно загнанная в угол она обреченно падает на траву. Ланс подходит к ней и садится рядом. Айлин отворачивается, прижимает к себе Безымянную Музарозу, готовая огрызаться, и даже драться, если Ланс потребует ее назад. — Оставь себе, — произносит наконец он. — Какое великодушие, — Айлин шмыгает носом и наскоро растирает слезы по лицу. Оно все красное и опухшее. — Флоппи умерла три года назад, — говорит Ланс, а Айлин молит Оракула, чтобы он заткнулся и не травил ей душу. — Музарозы живут лет десять, а ей уже было… прилично, — продолжает Ланс, расфокусированно смотря вдаль, а Айлин утыкается губами в тыльную сторону ладони, но удушающий всхлип все равно прорывается, а слезы снова катятся по щекам градом. — Я завел другую мышь, потому что мне было хреново ее потерять. Флоппи была последним, что осталось у меня от брата. Новая волна рыданий не дает Айлин сказать, какой бездушной тварью она его считает. — Кроме Валька у меня нет и не было в этом мире никого, — продолжает Ланс, не сводя глаз с краснеющего моря. — Он был самым близким и дорогим мне человеком. Моей семьей. И сделал для меня то, что мог сделать только он — отдал мне свою жизнь, когда моя была сожжена ненавистью. Каждое утро, когда я просыпаюсь я осознаю, что я живу его жизнь, так, как Валькион сам бы хотел прожить ее — принося пользу миру, стараясь вернуть в него жизнь и баланс. Айлин вскрикивает сквозь рыдания будто от пронзительной боли, словно ее подвесили и потрошат нутро. — И возможно, когда-нибудь я буду достоин… своего брата. — Ты никогда и мизинца его не будешь стоить! — злобно выдавливает Айлин, чувствуя, как закипающий по венам гнев дает ей новые силы. — Я почти научился жить с этим. Но потом появилась ты, и все пошло по новой… Мне невыносимо видеть тебя, как и тебе меня. Я хорошо знаю ад в котором ты живешь. — Если тебе так тяжело, то покончи с этим! До обрыва два шага и клянусь, сейчас все, что тебе нужно это повернуться ко мне спиной! — чеканит Айлин сквозь плач, не веря ни единому слову. Что-то внутри шепчет ей, что этот спектакль сожаления Ланс разыгрывает, чтобы истеричная баба в ее лице угомонилась и не мешала ему преспокойно жить. Но он не на ту нарвался! К изумлению Айлин, Ланс поднимается. Делает шаг вперед, еще один и замирает. Она смотрит на него сквозь пелену слез, но чувствует лишь горечь и слабость в руках. — Какая милость с твоей стороны… и какое малодушие — отдать жизнь Валькиона, чтобы избавить себя от страданий! — зло говорит она, и вдруг понимает, что он дает ей шанс прекратить ее страдания. И ведь Валькион сделал точно так же! — тогда, после мнемонизы. Она металась в отчаянии, потеряв связь с родными, и он сказал ей: «Бей меня, если тебе станет легче. Я приму всю твою боль». На трясущихся ногах Айлин встает. Казалось, нельзя плакать сильнее. Казалось, не может быть больнее, но сейчас ей еще хуже… потому что Айлин понимает, что не убьет этого подонка. Потому что не будет марать об него руки. Потому что Элдарии, ее миру, нужен последний дракон. Потому что он живет жизнь за брата… Потому что его смерть не вернет ей Валькиона. Не избавит ее от этих мук. А может она просто слабая? Айлин едва сдерживает крик отчаяния, когда понимает, столько раз могла убить его! Если бы она не медлила тогда, в Мемории, Валькион был бы жив. Если бы она была сильнее, они с Лейфтаном одолели бы его здесь, на равнине! И Валькион был бы жив. Если бы она попала бы в его шею… Валькион был бы жив. Это она виновата. Это она убила Валькиона. Убила своей слабостью. И это она будет каждое утро просыпаться с мыслью, что на ее руках кровь ее любимого человека. Не в силах больше выносить это, Айлин разворачивается и бежит с утеса прочь, но голос Ланса останавливает ее. — Мемория… — произносит он еле слышно. — Да что тебе еще, черт возьми?! — надрывно вскрикивает Айлин, обернувшись. — Он в Мемории, — говорит Ланс негромко. — Я отнес его туда. В храм драконов. Домой, — его голос звучит сдавлено. — Чтобы он смог обрести покой среди нашей семьи. — Ты ведь врешь… — Айлин кажется, будто бы ее ударили ногой в живот. Хун Хуа не стала бы ей лгать. Невра не стал бы ей лгать. Никто не стал бы ей лгать... А если так, то это ей сейчас впору прыгать со скалы. Она смотрит на Ланса, пытаясь понять по глазам, лжет ли он, но ничего не видит из-за пелены слез. — На утесе, на самой вершине, под большим раскидистым деревом. Айлин знает это место… — И как кстати, что Мемория исчезла! — Мамория закрыта, — отвечает Ланс. — После всего, что там произошло, Фафнир закрыл остров куполом, проделывающим какой-то фокус с измерением. Отныне никто туда не попадет. И никто не выйдет. — Айлин не знает, зачем сейчас стоит и слушает слова, добивающие ее и без того истерзанную душу. — Гвардии очень хотели бы возобновить связь… Хуан Хуа несколько просила меня связаться с Фафниром… но он непреклонен. — А может надо было просто поорать, и потребовать, грозя разнести все к чертовой матери? — не сдержавшись вскрикивает Айлин, и ее слова для Ланса, как чувствительный тычок под ребра. — А, точно! — ядовито произносит она, взмахивая руками. — Ты же теперь ручной и безобидный гвардейский дракон! — словами она старается пнуть его что есть сил, но от этого ей самой становится только больнее. — Мемория закрыта, — повторяет Ланс. — Мне жаль. — Да пошел ты со своей жалостью! Она разворачивается, чтобы уйти, но внезапно ее накрывает волна черной и клокочущей ярости. — А мне вот не жаль тебя нисколько! — говорит она, разом выплескивая из себя всю копившуюся эти месяцы ненависть. — И теперь мне доставит огромное удовольствие попадаться тебе на глаза, зная, что каждый раз, видя меня, ты будешь вспоминать, что ты мразь, трус и братоубийца! Хуан Хуа оказывается абсолютно права — Айлин плюет ядом в Ланса, но вся доза достается ей, и травит душу еще больше.