***
Поломки веселили меня почти три недели, а потом снова стало скучно. Экипаж научился чинить всё очень быстро, оставляя дежурных буквально на каждом предмете, способном выйти из строя. Суки коммуникабельные. Я слонялся по кораблю, в очередной раз как-то слишком быстро выполнив задания, когда наткнутся на желтого, сидящего в навигации возле иллюминатора. Шлем был снят, что вообще-то не по уставу, но, знаете, ебали все этот устав. Карими глазами он уставился на пролетающую вдалеке комету, даже рот приоткрыл. Ну надо же, как его легко впечатлить. Вот бы мне быть таким же идиотом, чтобы не маяться от скуки. Чуть было не прошёл мимо, но тупица меня всё же окликнул. - Розовый, ты куда? Уже закончил на сегодня? – голос у него тоже глупый, под стать неказистой внешности – слишком высокий, почти девчачий. Да и весь он выглядел неуместно на этой огромной машине, несущейся сквозь время и пространство. Слишком яркий и солнечный, веснушчатый, ЖИВОЙ. - Вроде того. – возможно, мне не стоило бы быть настолько холодным, чтобы не вызывать подозрений, но уже, если честно, плевать. Внутри зрело огромное желание выпилиться нахрен, прихватив с собой ещё половину корабля, но рамки морали пока держали меня в узде, не позволяя пустить в ход честно спизженный на кухне нож. - Может, посидишь со мной? Мне до смерти скучно… - я не особо эмпатичен, но всё же расслышал в чужом голосе что-то до боли знакомое – такую же, как и у меня самого, скуку. Почти тоску. Почти депрессию. Не знал, что такие идиоты умеют грустить. - Ладно, чёрт с тобой. Двинься. Время потекло чередом, всё было почти так же, как и раньше, за исключением одного но – жёлтый теперь почти всегда оказывался рядом со мной. Куда бы я ни шёл, что бы ни делал, везде рядом мелькал яркий скафандр. У меня появилось новое развлечение – напакостить так, чтобы это вездесущее блондинистое несчастье меня не поймало с поличным. Можно было бы взломать систему управления и устраивать неприятности парой касаний, но это было слишком скучно. Слишком просто. - Почему ты постоянно со мной? – я не мог не спросить у него это. К тому же, атмосфера располагала – мы застряли в электрическом отсеке, отрезанные ото всех заклинившими стальными дверями. И на этот раз это даже не было моей проделкой. - С тобой интересно и спокойно. – жёлтый опустил лохматую голову мне на плечо и зевнул. – И спать хочется… - Такой себе комплимент, честно говоря. – я фыркнул, поведя плечом в сторону, от чего сонный парнишка сполз ниже. Похоже, сложившаяся ситуация его мало волновала – он свернулся на полу калачиком, уложил голову ко мне на колени и зевнул снова. - У меня не получается спать с начала полёта. Не знаю, почему. А рядом с тобой спокойно… Можно мне? – даже в тусклом освещении я увидел немую мольбу в чужих золотистых глазах. - Ладно, спи…***
- Ребята, кто-то убил фиолетового. Нам нужно обсудить это и попытаться вычислить убийцу. – чёрный старается быть серьёзным и собранным, но я явно вижу, что громила очкует не меньше остальных. Прижимаю к себе дрожащего жёлтого и плевать, кто и что подумает. Этот идиот в последнее время стал мне дорог. А вообще, с фиолетовым довольно нелепо получилось. Он просто не вовремя сунулся в отсек навигации, где жёлтый снова спал, прижавшись ко мне. Яркий свет резанул по глазам, я услышал недовольное ворчание под ухом и, не долго думая, метнул нож, которым резал яблоко, а потом запечатал двери. Как всё-таки хорошо, что почти все, забив на устав, носили форму без скафандра – будь на будущем покойничке толстая броня, нож скорее всего не убил бы его, а так, вошёл прямо в сердце, как по маслу. Он не успел даже осознать всё, не то что закричать. - Кто-нибудь замечал что-то подозрительное в последнее время? – красный слишком визгливый. В последнее время один его голос выводит меня из себя. - Я думаю, что это синий. Он же всегда с фиолетовым ходил, а тут тот оказался убит. Может, они что-то не поделили, или вроде того? – голубой умница, толковый и внимательный паренёк. А ещё обычно он тихий. Не бесит, пусть живёт. - Да, вечно эта парочка ходили вместе, не разлей вода, а тут трупак с ножом в грудине. На совпадение не похоже. – зелёный не говорит – рокочет, как горный водопад. Махина настоящая, но по факту – безобидный механик. Я едва заметно улыбаюсь и молчу, пока буквально каждый на корабле обвиняет отпирающегося синего. Он меня тоже бесит, практически уверен, что если бы не фиолет влез тогда в навигацию, то уж точно этот придурок. Орёт, как свинья на скотобойне, пока его тащат к отсеку выброса мусора. Чёрный сам нажимает на рычаг и тело уносится в космос. Пока, придурок!***
- Это уже пугает… Ребят, чтобы вы понимали, мне пришлось искать голову красного, чтобы сложить тело в мешок, ползая по всему реактору. – теперь страх чёрного виден невооружённым взглядом. Здоровенный детина, а такое ссыкло. Мы с жёлтым сидели в комнате охраны, когда я услышал чей-то крик из реактора. Пришлось оставить засыпающего на моих руках парня и пообещать, что скоро вернусь. На полу комнаты валялся красный, которому придавило ноги упавшей с потолка трубой. Чтобы помочь ему, мне пришлось бы включать общую тревогу, собирать экипаж и пытаться вытащить идиота из западни. Вместо этого я помог себе – достал нож из рюкзака и отрезал нахрен голову визжащей мерзкой свинье, после чего вернулся в комнату и, взяв на руки дремлющего парнишку, спокойно пошёл к каютам – мне нужно было переодеться. - Я думаю, что это лаймовый или жёлтый, - подаёт голос медик в белом халате. Мне кажутся странными именно они. - возможно, сейчас он подписывает себе смертный приговор – не позволю обижать, за кем пообещал присматривать самому себе. - Жёлтый всегда со мной. Он не мог никого убить. – мой голос через фильтры шлема кажется выше, чем есть на самом деле, и уж точно ни у кого не может возникнуть подозрений в том, что парень в нелепом розовом костюме отрезал чью-то голову. А я бы и не сделал этого, если бы все они не мешали жёлтому спать. - Не, ребят! Это точно не я! Вы чего! Во мне полтора метра роста, какой из меня убийца? – лайм поднимает руки вверх и смеётся, но как-то истерично, наигранно. Все мы видели, как кричал, вылетев в космос, синий, и никто не хотел повторить его участь. - Если так подумать, я видел, как лаймовый химичил что-то с проводкой, а когда он отошёл, я проверил и все провода были спутаны. – коричневый тянется почесать подбородок, но вместо этого чешет шлем. Вот же дубина. - Да я просто дальтоник! Не различаю цвета! – истерика и предчувствие скорой смерти явно слышны в голосе бедолаги, но, не смотря ни на что, чёрный поднимается с места и, подойдя к нему сзади, как щенка поднимает за воротник скафандра. Жёлтый прижимается ко мне, зажмурившись, пытается спрятаться от криков и смерти. Я прикрываю стекло его шлема рукой – не хочу, чтобы он это видел.***
Проводив взглядом улетевшего в бескрайнее пространство парня, все расходятся по комнатам. Я, как и всегда, провожаю своё личное несчастье до каюты, и уже собираюсь уйти, но в последний миг меня останавливает неуверенная хватка на запястье. - Я снова не смогу уснуть, можешь остаться со мной? – сквозь шлем не видно глаз, но я знаю, что он смотрит с мольбой, поэтому не выдерживаю, согласно киваю головой и прохожу внутрь. Первым делом стягиваю перчатки – за день они надоедают больше всего, затем идёт шлем. Жёлтый делает то же самое, развернувшись спиной ко мне, а потом начинает расстёгивать скафандр. Тяжёлое обмундирование падает кучей у тонких ног, а жёлтый что-то недовольно бурчит себе под нос и нагибается, чтобы расшнуровать ботинки. У меня пересыхает во рту от вида худых ягодиц, обтянутых простым хлопковым бельём, от стройных бёдер и белой линии кожи, появившейся, когда майка скользнула чуть выше, чем ей положено быть. Наконец, он, чертыхаясь, стягивает обувь и буквально выпрыгивает из пут валяющегося у ног скафандра. Милаха. Светлые кудри подлетают вверх, чтобы в хаотичном порядке распасться вокруг почти девчачьего лица, обращённого ко мне. - Ого, а ты красивый… - он впервые видит меня без шлема и, вероятно, поражён. Ну ещё бы – я его антипод. Брюнет, загорелый, нос с горбинкой, оставшейся от старой драки. Совсем не похож на нелепого фрика, коим меня считают здесь из-за цвета скафандра. Не знаю, как реагировать на неожиданный комплимент, потому просто усмехаюсь, разводя руки в стороны. – Снимать форму не будешь? В ней же не удобно спать… А, ну да, спать… Стягиваю обувь, упираясь носками в подошву и за пару секунд покидаю плен надоевшего скафандра, оставаясь, как и жёлтый, в простых хлопковый трусах, майке, да носках. Теперь мы оба белые. Улыбаюсь этой мысли. Кровать для двоих парней узковата, лежать приходится впритык. Обычно сонный, сейчас мой извечный компаньон никак не может успокоиться. - Как тебя зовут? Меня Финн. Мама так назвала меня в честь покойного дедушки, все говорят, что мы очень похожи. – он щебечет, лёжа передо мной так близко, что наши носы почти соприкасаются. Мой – ломанный не раз, и его – веснушчатый, вздёрнутый кверху. - Эрик… - странно, что он не отводит взгляда. Сейчас его светло-карие глаза кажутся почти кофейного цвета, мои же, наверное, и вовсе похожи на две чёрные дыры. - Эррррр-рик. Красиво. Похоже на раскат грома или рык пумы, собирающейся спрыгнуть с дерева на жертву. Знаешь, я видел пуму в зоопарке, у неё шерсть почти такого же цвета, как у тебя волосы и голова вот такущая! – для наглядности он разворачивается на спину и, подняв руки вверх, демонстрирует расстояние между разведённых в стороны ладоней. – И она такая страшная, просто жуть. - А я тоже страшный? – перехватываю одну из его ладоней и, тихо сжав, мимолётом удивляюсь, какая она хрупкая. Если бы я захотел – сломал бы её без труда, но я не хочу, да и не захочу никогда. Его хочется защищать, оградить от всех опасностей, оставив любоваться красотой этого мира. Его хочется любить. - Нет. Я же говорил – ты красивый. – он снова поворачивает ко мне голову и мне хочется петь, танцевать, летать и читать стихи. Останавливаюсь на последнем варианте. - Образ твой и все его оттенки Я навеки в памяти унёс, Жёлтый пух и тонкие коленки, Чистый голос, милый рот и нос. - Ого… Это ты сам придумал? – улыбка такая мягкая и нежная, что в душе поверх сточных канав и грязи распускаются самые чистые цветы. Вместо ответа приближаю свои губы к его и замираю, предоставив выбор. И он делает его, сократив расстояние до нуля. Поцелуй почти детский – он просто прижимается ко мне, зажмурившись, как крошечная мышь перед огромным котом. Слегка шевелю губами, показывая, что нужно делать, ведя за собой, чтобы получить неожиданно страстный отклик и полу-всхлип полу-стон. Когда язык скользит меж доверчиво распахнутых губ, обводит ребристое небо, касается зубов и, наконец, сплетается с его, чужие глаза распахиваются, и я вижу в них всё то же, что так долго гасил в себе. Улыбаюсь сквозь поцелуй и нежно пытаюсь притянуть к себе поближе своё сокровище. Жадный дракон внутри урчит «моё» и тянет когтистые лапы, но я слишком боюсь ранить его, сделать больно, причинить вред. Солнце неожиданно отстраняется, но только чтобы, осмелев, откинуть тонкое одеяло и усесться на мой живот. Поправляю под спиной подушку так, чтобы можно было сидеть, опираясь на неё, и с тихим писком Финн скатывается чуть ниже. До чего же идеально мой натянувший ткань трусов член ложится в ложбинку меж ягодицами, но я не хочу сейчас пугать его своим напором. Боюсь спугнуть, так что просто притягиваю к себе, продолжая целовать. Тихие стоны сносят крышу, но мне всё ещё страшно разрушить такую хрупкую идиллию. Когда тонкие руки ложатся на мои плечи, позволяю себе коснуться нежной кожи спины, задрав повыше майку. Обвожу большими пальцами ямочки на пояснице, кончиками пальцев скольжу по бокам, вызвав тихий смех, отозвавшийся звоном колокольчиков внутри моей грудной клетки. - Снимешь её? – я не настаиваю, спрашиваю мягко, продолжая едва ощутимо поглаживать тонкое тело, как струна отзывающееся на каждое касание. - Да, но тогда и ты тоже… - он так смущается, я вижу яркий румянец, разлившийся по щекам и шее, да такую робкую, но соблазнительную улыбку. Первым сбрасываю майку и любуюсь, как медленно обнажаются плоский живот с пуховой дорожкой, скрывающейся под резинкой натянутых трусов, худые рёбра и очаровательные соски цвета спелых персиков, набухшие от возбуждения. Не в силах сдержаться, подхватываю его одной рукой под поясницу, наклоняя немного назад, чтобы прижаться губами к напряжённым комочкам плоти. Лизнуть, подуть, прикусить немного, пока не услышу тихие стоны, чтобы потом, окончательно потеряв голову, буквально опрокинуть своего жёлтого спиной на кровать, потому что только так можно в полной мере насладиться прекрасным телом, насытиться им. Цепочкой поцелуев опускаюсь к аккуратному пупку, который просто невозможно не лизнуть. Слегка прикусываю кожу на боках, пальцами медленно спускаясь по рёбрам, заставляя выгибаться, выдыхая стоны и неясные мольбы, опускаюсь чуть ниже, полной грудью вдыхая сладко-солёный запах чужого возбуждения. Да, именно этого я хотел сейчас – всем телом видеть и чувствовать, как сейчас жёлтому хорошо в моих объятиях. С нажимом сквозь ткань касаюсь губами влажного пятна на белой ткани, в награду получая всхлип и касание тонких пальцев к моим растрепавшимся волосам. Такой невинный. Такой неуверенный. Такой соблазнительный. Сдерживаться трудно, но всё же спускаюсь ниже, прокладывая дорожку из лёгких поцелуев и укусов по бёдрам. Щекочу невесомо ямочки под коленями и снова слышу самый чудесный в мире смех. Я готов преклоняться ему, как божеству, но никогда не смогу смыть с себя грехи, очиститься до его уровня, поэтому мне остаётся лишь сгорать в его сиянии, да жадно откладывать в памяти украденные моменты нежности. Крепко зажмурившись, чтобы прогнать непрошенные и лишние сейчас мысли, прижимаюсь щекой к тонкой лодыжке и аккуратно стягиваю носок сначала с одной стопы, а затем и с другой. Скольжу языком от пятки к аккуратным пальцам, слыша в ответ возмущённый писк. Впрочем, попытки отнять у меня ногу абсолютно тщетны – я мягко пресекаю чужое возмущение лёгким укусом в икру, но всё же, тяжело выдохнув, отпускаю прекрасные ноги и снова двигаюсь вверх, к эпицентру возбуждения не любовника, но любимого. Стянуть последнюю преграду мне помогает сам Финн – он приподнимается неловко, скользит по простыне, упираясь головой в изножье кровати, но всё же обнажает самый прекрасный и желанный член из всех, что я когда-либо видел. Жадно вдыхаю запах, касаюсь кончиком языка дырочки уретры, получая смущённый писк, и опускаюсь на него глоткой без предупреждения. Меж тем, одной рукой я дотягиваюсь до чужих губ и мой мальчик быстро соображает, что к чему, принявшись юрко облизывать два пальца. Одновременно ощущать, как плавно он скользит в моём горле, не вызывая дискомфорта, и посасывает пальцы, сладко постанывая – вот высшее блаженство. Если я когда-то умру и каким-то чудом меня занесёт в рай, то я точно уверен, что там по кругу будет проигрываться эта ночь, полная совсем не страсти, нет – любви. Лишь теперь мне стало понятно выражение «заниматься любовью». Лишь теперь я понял смысл любви. Я забрал у увлёкшегося малыша пальцы и получил в ответ разочарованный вздох, тут же сменившийся стоном удовольствия от того, что я сглотнул, не выпуская чужой член изо рта. Музыка для моих ушей. Пришлось немного постараться, чтобы стянуть с себя бельё, не вытерев о ткань всю накопленную влагу, но всё же и это у меня удалось. Чего только не сделаешь ради любви. Малыш, кажется, и не заметил, что его я не коснулся – просто продолжил выгибаться и стонать, пока я вставил в себя сразу два пальца, наспех растягивая. В космосе не достать нормальной смазки, а тщательно подготовить его для первого раза на одной лишь слюне я не смог бы, поэтому выбрал самый простой вариант. Несколько раз разведя в стороны пальцы, я максимально расслабился, прежде чем отстраниться от члена и, аккуратно сведя чужие ноги, взобраться сверху. - А разве не я буду… эмм… снизу? – такой удивлённый, наивный, смущённый. - Обязательно будешь, но только не в этот раз. Не хочу причинить тебе боль… - проговорил я, насаживаясь. Мда, пожалуй, с этим я немного поторопился, но плевать. Скоро небольшой дискомфорт должен был пройти. Чужие глаза расширились от удовольствия, черный зрачок почти скрыл радужку, а рот приоткрылся в немом стоне, когда я, наконец, опустился до конца. Пара движений на пробу, чтобы найти нужный угол и ритм, и, наконец, удовольствие, отключившее разум. Рука Финна обхватила мой член, тихо надрачивая, и я даже мимолётом удивился, что он не смог сомкнуть пальцы вокруг толстого ствола. А ещё похвалил себя за сдержанность – я бы точно порвал его, попытавшись вот так, на сухую почти, войти. Впрочем, вскоре мне стало совершенно не до мыслей – ритмичные попадания по простате выбили из моей головы всё, оставив лишь пелену удовольствия, с каждым разом накатывающую всё сильней, пока мощная волна оргазма не накрыла нас с головой, заставляя кричать и рычать в унисон, выплёскивая вязкую тёплую сперму. Прежде чем, вымотавшись, отключиться, я подгрёб к себе под бок мягкое тело и накрыл нас обоих одеялом, выловленным из-под кровати. Не хватало ему ещё простудиться.***
Утро началось с нерадостных новостей – белый повесился в мед отсеке. Хмурый чёрный вслух зачитал прощальную записку, где врач признавался во всех совершённых убийствах, и искренне умолял экипаж его простить. Для меня это было шоком – с чего бы доку признаваться в том, чего он не делал? - Я люблю тебя, - тихо шепнул жёлтый, прижавшись ко мне, и, кажется, уснул. Плевать. На всё плевать. На всё, кроме жёлтого.