***
Ши Мэй появляется в школе после трёх недель отсутствия. Он кажется измученным, а на его шее и руках повязаны жёлтые ленты. Однако, это никого не заставило беспокоиться. Ничего с его неожиданной пропажи и такого же неожиданного возвращения не изменилось. Учителя и ученики будто не заметили его исчезновения. Мо Жаня это бесконечно бесит, на что Сюэ Мэн только закатывает глаза и раздражённо вздыхает. — С ним всё хорошо, хватит раздувать из мухи слона. Он тебе даже тетрадь вернул, ты должен быть на седьмом небе от счастья, а не портить мне день своим рычанием, — ворчит Сюэ Цзымин, пока Мо Вэюй угрюмо смотрит в сторону учеников, что переговариваются с виновником его плохого настроения по поводу нынешней политики. — Он пропал на три недели никого не предупредив. Это ненормально. И меня это беспокоит. — Если тебя это беспокоит, то ты должен не со мной разговаривать, а с ним. Инфаркт тебя не хватит от лишнего диалога с ним. Если ты этого не сделаешь сам, я тебя до него допинаю. Мо Жань скептически переводит взгляд на брата, а потом что-то бурчит себе под нос и направляется в сторону той толпы, что собралась вокруг Ши Мэя. Сюэ Мэн же остается на месте, предпочитая наблюдать за этим тугодумом, в отношения которого он не собирается влезать до тех пор, пока сильно не прижмёт. Ши Мэй легко прерывает свой разговор с одноклассниками, когда замечает подходящего к нему… друга? Многие считают, что Ши Мэй дружит с Мо Жанем. По крайней мере, он мягко улыбается ему, когда Мо Жань подходит достаточно близко, и первым начинает диалог: — Здравствуй, а-Жань. Что-то не так с тетрадью, что я тебе вернул? — Нет, с ней всё хорошо, спасибо, — Мо Вэюй чувствует неловкость, когда смотрит на жёлтые ленты. Ему хочется их снять с Ши Минцзина, но это кажется грубостью по отношению к тому, кто их носит. — Тогда тебя что-то иное волнует? Если хочешь, мы можем отойти и поговорить с глазу на глаз… — Ши Мэй говорит тихо, с нежностью, которая разрывает сердце собеседника на части. Руки, обвязанные желтыми лентами, тянутся к чужим и мягко за них хватаются, чтобы увести, сбежать от любопытных ушей и глаз. То, что под этими лентами скрывается, останется тайной до самого конца, ибо Мо Жань забывает о своём вопросе, когда он остаётся один на один с этим человеком. Они начинают разговор на совершенно другую тему и в итоге обсуждают задание от учителя Чу Ваньнина, связанное с составлением схем по конспекту, что они записали ранее. Позже на одной руке Мо Жаня появляется такая же жёлтая лента. В тот день он выглядит морально убитым. Ведь если бы он действительно волновался за Ши Мэя, то всё это закончилось иначе.***
«Большое количество человек, попавших под влияние «Врат Ада», погибли от собственных рук. Многие считают, что в этом виновата секта, именуемая как «Клан Костяных Бабочек». На данный момент ведётся расследование этих происшествий.»***
— Знаешь, он нёс на своей спине ответственность за всех погибших. Не удивительно, что он захотел со всем этим покончить подобным образом. Он даже отдал им честь, надев на себя жёлтые ленты. Как бы не хотел он жить, ему нужно было покончить со всем этим. Хуа Бинань как всегда изъедает душу и сердце своего создателя. На его шее и руках шрамы от порезов и веревки. Он с мягкой улыбкой смотрит на Мо Жаня сверху вниз. Он заставляет его страдать своими словами. Он самый настоящий демон. Он — искажённая версия того Ши Мэя, которого помнит владелец тульпы. — Он скорее всего думал: «Ах, как хочу умереть, но и жить желаю я»! И это было вполне естественным в его ситуации. Ведь он оказался предателем для этого мира, ибо он захотел чего-то лучшего. И его душа будет гореть в Аду за это. Мо Жань сжимает в своих руках ленту. Он не может дышать, он чувствует себя грязным и виноватым. Он так жалок. Он так жалок. — Знаешь, почему он тебе ничего не сказал? Он знал, что ты так мил, ты попытался бы его спасти. Но его было слишком поздно спасать. Он ведь и дьявол, и бог. Он — костяная бабочка, творец теории Врат Ада. Мира, куда более лучшего, чем этот. Он даже целый альманах написал, хотя удивительно, он же хотел стать врачом. Паразит сознания замолкает, когда замечает, что его не слушают. Его творец вырубился, будучи в собственных слезах. Такой грязный. Даже моря не хватит очистить его от этих чернил. Чернил вины и самоугрызения. Но ничего, до его суда осталось ещё много времени. Хуа Бинань аккуратно забирает из рук спящего человека ленту и повязывает на собственную шею, чтобы скрыть шрам на ней. Он оглядывает себя в зеркале и фыркает. Ши Минцзин был явно слишком приукрашен в сознании Мо Вэюя. Такое хрупкое, красивое создание, явно обожествлённое. Мерзость. — А-Жань, поскорее найди своё спасение, иначе тебе не пережить суда. Ядовитые цветы у него в груди помнят всё о тебе, 「 」. Так что спаси его от суда. Спаси его своим белым цветом.