the lighthouse & the ship

      Конец настаёт тогда, когда больше нет даже сожалений. В какой-то момент прошлое становится мало, как старый свитер, в котором торопилась к стольким людям, но выросла. Я осознала, что расставания неизбежны, а общее прошлое — слишком маленькая причина, чтобы быть вместе в настоящем. Страх перемен пройдет, я приму то, что они неминуемы и поверю в чудо. Вроде ещё хочется жалеть себя, которая запорола всё хорошее, ворошить память, а следующий момент, уже нет. Надоест рассказывать только то, что мою душу обобрали и ушли, любимые люди стали безымянными, старый мир разрушен, а новый ещё не построен. Я отчаянно мечусь вдоль этого несчастного сентября, без возможности вернуться назад, не могу смотреть в зеркало, потому что там не та, кого хочется видеть, и за окном не тот город, который нужен. Пора понять, что у друзей есть более важные люди. Я ведь тоже выросла, хватит вздрагивать при звуке имён из памяти, и нужно выкинуть тот свитер.       В ту ночь луна бы ещё долго светила, если бы её не закрыли тёмные, мутные тучи. Гроза, она как будто хотела раскрасить всё небо фиолетовым убивающим цветом, её было не остановить, ветер после её ударов расходился по всей окружности, он был такой холодный, что пробирал до дрожи, и они, сидевшие в промокшей одежде, сливались с этим небесным омутом безразличия. — Да погоди ты помирать, может что-то повеселее придумаем, — уставший голос заставил прекратить длительные раздумья.       Она посмотрела на него. Рассвет был близок, но солнце не собиралось показывать свои лучи. Его волосы почти высохли после дождливой ночи, но от этого закудрявились ещё сильнее. Внешне он выдавал полнейшее спокойствие и безразличие к происходящему, но по его глазам можно было понять, что внутри бушует ураган. — Знаешь, в такой ситуации лучше помереть...       Даже две сотни оттенков серого выглядят куда многограннее и глубже того, в чём мы оба сейчас завязли, но, наверное, в этом и есть вся прелесть нашего существования — спускаться по лестнице все ниже и ниже, стараясь не упасть на дно раньше положенного.       Он с таким же беспечным лицом поднялся с холодного упавшего дерева, на котором они оба сидели, встал напротив неё и протянул руку. — Потанцуем? — Что? — она выпучила на него глаза, потому что была уверена, что ей послышалось. — Что? — он иронично повторил её выражение лица. — Ты определённо придурок.       Она поднялась с дерева, обошла Калибана через правое плечо и пошла куда-то в бездну леса. Он простоял ещё пару секунд в таком же положении разочарованно глядя на то место, где только что сидела Сабрина, затем резко сменил выражение лица на такое же беззаботное, которое он всегда показывал, и поспешил за девушкой. Она ускорила шаг, он повторил её действия. — Не понимаю в чём дело... — Не понимаешь в чём дело?! — она снова его перебила. — Не вздумай перебивать меня, иначе я превращу твоё хрупкое тельце в песок. — Ой-ой-ой, очень страшно, — пробубнила себе под нос, передразнивая, — И у меня... не хрупкое тельце, понятно тебе? — Не понимаю, почему ты не можешь просто расслабиться? — Расслабишься тут, когда на мою душу черти охотятся. — А на мою душу тебе всё равно? — А она у тебя есть? — А ты сомневалась? — Учитывая то, что я не уверена, к какому типу из существ ты относишься, я не могу с точной уверенностью заявлять, что у тебя есть душа. Может ты простой кусок глины, внешним обликом напоминая человека. — Кхм, — он прокашлялся, — Я, вообще-то, как ты правильно, но если честно, немного обидно выразилась: простой кусок глины, внешним обликом напоминая человека. Но у меня так же есть душа и чувства, как и у вас всех. — Ладно, допустим. Но это не отменяет того факта, что мы в большой опастности. — Скажи честно, принцесса, у тебя провалы в памяти, что ли? Два часа назад ты наложила на нас защитное заклинание, не припоминаешь таких деталей, нет? — Я всё помню, но это не даёт полной защиты, — она замерла и повернулась к нему, — И хватит называть меня принцессой. Я не принцесса, я Сабрина. С-а-б-р-и-н-а. Что, так сложно запомнить? Или у тебя тоже провалы в памяти? — теперь она саркастично улыбалась, а он стоял напротив смотря ей в глаза, автоматически копируя и перенося ей выражение лица на своё. — Ты — принцесса, я — принц, всё по правилам, разве нет? — Нет, Калибан, для тебя я просто Сабрина. Запомни раз и навсегда, ладно? — Хорошо, принцесса. — Ещё раз, и я снова заколочу тебя в булыжник. — Договорились, принцесса.       Она снова посмотрела на него, на этот раз на её лице смешались злость и непонимание одновременно. Ноздри гневно раздувались, а он чуть ли не смеялся глядя на неё с высоты своего роста. Не выдержав такого напряжения, она почти бегом рванула по тропинке вперёд. — НенавижуГлиняныйПридурокЭтоЯТебяВПесокПревращуОнМеняСпециальноПровоцируетСамовлюблённыйБолван! — бубнила себе под нос, бодро размахивая руками. — Куда собралась, принцесса?       Та самая холодная осень, которая наступила слишком быстро. Дождь, холод, темные улицы с оранжевыми листьями. Горячий кофе и крепкие сигареты. Твоя губная помада, оставленная на побитой кружке. Я больше не буду её мыть. Снова осень.       Дождливые дни со всей силы дали мне по лицу. Опомнись! Кем ты стал? А ведь действительно, в кого меня превратили эти недели? Запуганное что-то, что хотело быть хорошим. Хорошим кем? Человеком? Королём? Судя по моему поведению, нет. Я просто хотел быть хорошим.       Не хотя того, но всё же осознать тот факт, что кроме друг друга, опавших жёлтых и сухих листьев, грязных луж и зябкого ветра у вас больше никого не осталось, было по-настоящему пугающе... ...Для Сабрины.       Калибан, как казалось Спеллман, был по-настоящему счастлив. Такое чувство, что он оставил свою «маску» плохого мальчика где-то в аду. Но на земле, когда Вельзевул и другие его «отцы»—демоны не рядом, не ведут за ним слежку, он может вести себя как настоящий Калибан. Изо дня в день одно и тоже. Складывалось подозрительное ощущение, что самовлюблённый-принц-придурок перетягивает все счастливые эмоции девушки к себе. Он с каждым днём становился всё краше и краше, Сабрина же наоборот — с каждым днём боролась до конца не увясть изнутри, не утонуть в бесконечной грязи, что столько времени копилась внутри неё.       Почему я пытаюсь быть доброй и понимающей, нахожу время, чтобы выслушать других. Нахожу слова, чтобы поддержать их. Забываю о своих делах и потребностях, заботясь о том, кто в этом нуждается. Ищу способы, чтобы мотивировать их на лучшее. Но как только что-то случается со мной, остаюсь одна. С кучей чертовых мыслей и болью, от непонимания…       У каждой монеты есть другая сторона. Именно поэтому мы не можем испытать удовольствие, не познав боли. Не узнаем радости, не познав печали. Не станем уверенными, не побывав растерянными, да и спокойствия без беспокойства не бывает. И разве может быть надежда в мире без отчаяния?       Как всегда, изо дня в день, ужасная погода, холод и бессонные ночи, наполненные раздумьями. — Останься, — раздался греющий душу голос в старой, запылённой комнатушке в гостином доме, находящемся в, возможно, километрах двадцати от родного Гриндейла. — Что ещё? Почитать тебе сказку на ночь?.. Или... — его губ снова коснулась лукавая усмешка, но он тут же стёр её, вглядевшись в измученное лицо Сабрины, — Ладно, — он сел на стул, стоящий рядом с кроватью, — Если что, я не профессионал в этих ваших человеческих телячьих нежностях, так что... — Просто заткнись, ладно? — она вновь его перебила, — И это станет самым лучшим лекарством... Прошло около пяти минут всеобщего молчания. И, когда ему наконец показалось, что она уснула... — Я всегда ложусь спать попозже и просыпаюсь пораньше, чтобы беречь твой беспокойный сон, — шёпот раздался настолько тихо, что наверняка подразумевалось, что этих слов вообще никто не должен был слышать. — Ты... что-то сказал? Я же просила тебя молчать, — голос, который явно был на гране сна и реальности прозвенел чуть раздражённо. — Я ничего и не говорил.