Добраться до правды

Какой восхитительный день. Всё утро Аика провела, растянувшись на траве перед своим домом, под огромным платаном, который целиком закрывает её, защищает и окутывает тенью. Она любит эту местность, любит здесь жить, потому что здесь её корни, те глубокие, чувствительные корни, которые привязывают человека к земле, где родились и умерли его предки, привязывает его к определённому образу мыслей, к определённой пищи, к обычаям и кушаньям, к местным оборотам речи, к произношению различных звуков, к запаху почвы, деревни и самого воздуха. Аика любит свой дом, где она выроста. Из окна она видит скалу, где выбиты портреты четырёх Хокагэ. Если посмотреть направо, то можно было увидеть обширный город синих крыш под остроконечным лесом готических колоколен. Хрупкие или коренастые, возглавленные литым шпилем собора, они бесчисленные, и там множество колоколов, которые звонят в голубом просторе прекрасного утреннего часа, распространяя мягкое гудение металла, свою бронзовую песню; когда ветер доносит её до девушки, она звучит то сильнее, то слабее, смотря по тому, пробуждается ли ветер или засыпает. И ничего не могло омрачить этот день, кроме не известного до ныне чувства, которое было девушке не понятно и от этого её становилось как-то грустно. Откуда струятся эти таинственные влияния, которые превращают наше счастье в уныние, а надежду в отчаяние? Как будто самый воздух, невидимый воздух наполнен неведомыми Силами, таинственную близость которых мы испытываем на себе. Просыпаясь радостным, грудь переполняет желание запеть переполняет грудь. Почему? Может быть, это струя холода, коснувшись кожи, потрясла нервы и омрачила душу? Или же это форма облаков, краски дня, оттенки предметов, такие изменчивые, воспринятые зрением, встревожили мысль? Как знать? Всё, что нас окружает, всё, что мы видим, не всматриваясь, всё, с чем мы соприкасаемся, не вникая, всё, к чему мы притрагиваемся, не осязая, всё, что мы встречаем, не познавая, оказывает быстрое, неожиданное и необъяснимое воздействие на нас, на наши органы, и через них – на ваши мысли, на самое сердце. Как глубока эта тайна Невидимого! Мы не можем проникнуть в неё с помощью наших жалких органов чувств. Нам не могут помочь наши глаза, которые не умеют видеть ни слишком малого, ни слишком большого, ни слишком близкого, ни слишком далёкого, ни обитателей звёзд, ни обитателей капли воды… Нам не может помочь наш слух, который лишь обманывает нас, так как передаёт нам колебания воздуха превращёнными в полнозвучные тона. Наш слух той же породы, что и феи: он чудесно претворяет это колебание в звук и метаморфозой этой рождает музыку, которая придаёт певучесть немому волнению природы… А что уж говорить о нашем обонянии, более слабом, чем чутьё собаки… о нашем вкусе, еда различающем возраст вина. Ах, будь у нас другие органы, которые творили бы к нашему благу другие чудеса, сколько всего могли бы мы ещё открыть вокруг себя… Всё-таки она больна и это ясно. А ведь она так себя хорошо чувствовала последний месяц. Такое чувство сродни лихорадки, точнее лихорадочного возбуждение, доставляющее не меньше страданий её душе, чем телу. Всё время её не покидало ужасное предчувствие угрожающей ей опасность, боязни надвигающегося несчастья или близкой смерти, то ощущение, которое, несомненно, является приступом непонятной болезни, ещё неизвестной, но гнездящейся в крови и плоти. Ей даже пришлось посоветоваться с доктором, потому что она страдать бессонницей. Он нашёл у неё учащённый пульс, расширение зрачков, повышенную нервозность, но не обнаружил ни одного тревожного симптома. Ей нужно принимать душ и пить бромистый калий. Никакой перемены. В самом деле, какое странное состояние. Лишь только близится вечер, ею обладает непонятное беспокойство, как будто ночь таит страшную для неё угрозу. Молодая девушка наскоро обедает, потом пытается читать, но не понимает ни слова, еле различает буквы. Тогда она принимается ходить взад и вперёд по гостиной под гнётом смутной, но неопределимой боязни, боязни сна и боязни постели. Часам к десяти она подымается обычно в спальню. Едва войдя, запирает дверь на два поворота ключа и задвигает засов: она боится… но чего? … До сих пор она совершенно не боялась… Она открывает шкафы, заглядывает под кровать, прислушивается… прислушивается… но к чему? Не странно ли, что простое недомогание, быть может, некоторое расстройство кровообращения, возбуждение какого-нибудь нервного узла, небольшой прилив крови, ничтожнейший перебой в работе нашей одушевлённой машины, столь меланхоликом самого весёлого человека и трусом – храбреца? Затем она ложится и ждёт сна, как ожидают палача. Она с ужасом ждёт его прихода, сердце у неё колотится, ноги дрожат, и всё тело трепещет в жаркой постели до тех пор, пока она вдруг не проваливается в сон, как падают в омут, чтобы утопиться. Она не чувствует, как прежде, приближения этого вероломного сна, который прячется где-то рядом, подстерегает и готов схватить её за голову, закрыть ей глаза, уничтожить её. Она спит долго, два-три часа, потом какое-то сновидение, нет, кошмар, начинает душить её. Она прекрасно чувствует, что лежит и спит… Она это чувствует и знает… но чувствует также, что кто-кто приближается к ней, смотрит на неё, трогает её, вскакивает на кровать, становится коленями ей на грудь, охватывает руками её шею и сжимает… сжимает её… изо всех сил, чтобы задушить её. Она сопротивляется, но связана той страшной немощью, что парализует нас во сне: хочет закричать – и не может; задыхается, делает невероятные условия, чтобы повернуться, сбросить с себя существо, которое давит и душит её, - и не может. И внезапно она посыпается, обезумевшей, покрытой потом. Включает свечи. И понимает, что она в этой комнате и во всём доме. Это чувство непоглощаемого одиночества давит на неё с каждым днём всё с большей силой. После этого припадка, который повторяется каждую ночь, она наконец спокойно засыпает и спит до рассвета. И она всё-таки решила поговорить насчёт этого с Какаши. Выбрав подходящий момент Аика подошла к нему. В это время юноша на тренировочной площадке, которая принадлежала его клану, оттачивал и так до придела идеальные приёмы. — Эй, — окликнула его девушка. — Можешь, пожалуйста, немного прерваться? Мне нужно серьёзно с тобой поговорить. Но юноша продолжал заниматься своими делами игнорируя её просьбу и не отвлекаясь ни на что. Такое поведение разозлило Аика, но она сдержалась, подавляя свой гнев внутри себя и подошла как можно ближе к нему. Когда к нему оставалось уже считаные шаги девушка остановилась по причине то, что в сантиметре от её головы прилетел точно отправленный в неё кунай. – Ты совсем ненормальный? - задала вопрос Аика. - Какого чёрта ты делаешь? Если ты тренируешься, то делай это, пожалуйста, не с живыми людьми, а с манекенами, а то знаешь как-то ещё жить хочется, хорошо? – попросила его молодая девушка. – Я просто проверял свои способности, что здесь такого, а? - Ну да, действительно! – девушка вскинула руки. - А то, что ты мог в меня попасть это ничего, да? – возмутилась она. – Но, - возразил он. – Не попал же. Значит все отлично, не так ли, а? - Почему ты так со мной разговариваешь? — спросила Аика. - Как так? – уточнил он. – Ну, не знаю, может быть, грубо. И отношение ко мне у тебя как-то поменялось. — А на какое отношение ты хотела после того, что ты, Аика, сделала, а? — Что? — не поняла она. — Я не совсем понимаю. — Ты прекрасно всё понимаешь, не нужно включать дурачку сейчас, хорошо? Девушка немного помолчала, а затем поборов в голосе дрожь, сказала. — Ты ничего не докажешь, у тебя нет весомых доказательств, - заявила она. — Что? Теперь быть в состоянии непонимания была его очередь. - Не, не, ничего. То я просто, о своём. - Не скажешь? – поинтересовался он. - Та не, как-то не горю желанием. Может быть в другой раз. - Ну ладно. Но всё же как ты могла так поступить со мной. Ведь я думала, что мы друзья. Аике нечего на это было сказать, но она решила всё же идти до конца и отстаивать свою невиновность, хотя это было и не совсем так. - Да, что я такого сделала. Я не могу понять. - Ты сейчас серьёзно, что ли? – спросил Какаши. Девушка кивнула головой. - Я всё знаю про ваш спор с Аяко Ямадзаки. - И что? – уточнила она. - Как что? – не понял он. - Ну что дальше? Ты узнал. Что планируешь делать дальше? «Я, конечно, сейчас испытываю свою судьбу. Не, ну, а что? Только гениям можно подобным видом деятельности заниматься, да?» - думала Аика про себя пока её собеседник собирался со своими словами. - Я просто хочу спросить почему? – его голос, как и прежде ничего не выражал, в принципе, как и его лицо, скрытое под маской. - Не знаю. Просто. Хотела доказать Аяко, что и такие люди, как ты могут испытывать хоть какие-то чувства. Но я не могла и представить, что ты меня любил и до нашего спора. Для меня это было немного удивительно. - Удивительно? – переспросил он. - Да, - коротко ответила Аика. - Но почему? - Просто сложно поверить, что человек живущий по правилам и не проявляя никаких эмоций может испытывать такое чувство, как любовь. - А скажи ты ко мне хоть какие-то чувства испытываешь, только честно? – задал волнующий вопрос Хатакэ. Аика не задумываясь ответила. - Да. - А какие? - Симпатию и может быть даже любовь. На мгновения в глазах юноши, стоявшего напротив загорелась искра надежды, но он тут же попытался подавить её, но это не укрылось от глаз Аики. - Я рад, что мои чувства взаимны, хотя я их и узнал таким способом, - сказал Какаши Хатакэ. - Я тоже рада, что ты не злишься на меня. Ведь не злишься? - Ну, конечно же, нет, как можно на тебя злиться. По крайней, мере долго. — Вот и замечательно, - ответила она.