Окрестности Вейла. Лагерь БК. 1:23. Спустя две недели после боя в порту.
Палатка майора потихоньку занималась ярко-оранжевым пламенем. Огненные языки окутали одну из тряпичных стен, и никто был не в силах ничего сделать. Их хорошенько прижали. Точнее — прижал. Один фавн. И его стая. Зубы сильнее сомкнулись на шее. Амон дернулся и нервно поёжился. Гримм его задери, если у этого волкодава не было Ауры — животина держала не хуже машинного пресса. Он хорошо подготовился к визиту. Как и всегда. Рядовой, также как и он, прижатый к земле не то огромной собакой, не то и всамделишным волком, всё же не выдержал и попытался вскочить. И сдавленно взвизгнул, когда зубы животного пронзили его плечо. А затем над лагерем резко разнёсся леденящий, разрывающий болью, нечеловеческий вопль. Словно кого-то заживо рвали на части. И так же резко этот пробирающий крик оборвался. Тишина опустилась на лес. Амон стиснул зубы — ну вот и всё, они в дерьме, теперь уже точно. Фавн вновь поднял взгляд на палатку — её полог ушел в сторону, и под ночное небо вышел он. И ещё трое из его стаи. Пламя за его спиной вспыхнуло ещё ярче, и палатка с противным древесным скрипом и треском ткани сложилась карточным домиком, погребая в огне и обломках то, что осталось от их майора. Он двинулся в сторону лейтенанта, и Амон ощутил, как хватка на его шее слабеет. Пёс фыркнул и убрал лапу с его спины. Охотник остановился в метре от его лица, так, что фавн четко видел угвазданные в крови ботинки, и коротко бросил: — Встань. Лейтенанту не осталось ничего, кроме как подчиниться. Он поднялся, с ненавистью и отвращением смотря в глаза тому, кого некогда считал своим братом. Охотник безэмоционально продолжил: — Знаешь, Амон, волков ведь не зря зовут санитарами леса — они убивают больных зверей… Он резко вцепился в руку Амона и дернул ту на себя, а затем — вложил в его ладонь нечто, что до того сжимал в кулаке. Фавн зло, но с удовольствием оскалился, отметив, что на левой ладони предателя недоставало двух пальцев — лишь окровавленные обрубки, едва зажившие под действием Ауры. — …И бешеных быков они рвут на ошмётки, — он разжал кулак и убрал руку, оставляя на ладони фавна след своей крови и обломанный бычий рог. Амон в бессильной ярости скрипнул зубами, сжимая в кулаке всё, что осталось в память об их лидере и о его близком друге. Дернулись лежащие рядом братья, и зашипели от боли, когда волки свели челюсти на их плоти. Предатель заговорил вновь, на этот раз громче — обращаясь сразу ко всем: — Вы заигрались в революционеров, ребята. Но! — он развернулся на месте, обводя лагерь взглядом. На его губах блуждала дружелюбная, но насквозь фальшивая улыбка. — На этот раз я даю вам шанс! Делайте что хотите: сдавайтесь полиции, прячьтесь в деревнях или валите в Мистраль — но этот лагерь должен исчезнуть, — улыбка пропала с его лица. — Или в следующий раз он исчезнет по-настоящему. Он вновь обернулся к Амону и наклонился к самому его лицу. Левая рука предателя до боли сжала плечо лейтенанта. Тихий, мрачный и скорбный шепот, который могли слышать лишь они двое, всверлился в его уши: — Позаботься о них, Амон. Я, в отличие от армии, дал вам шанс. И… — он заговорил ещё тише, а в его холодных волчьих глазах впервые блеснула эмоция. Скорбь, — И ради этого мне пришлось убить брата. Не заставляй меня сожалеть об этом. Верни их домой. Он отстранился и убрал руку, оставляя на его плече кровавое напоминание о случившемся в эту ночь. Амон не ответил, обдумывая услышанное. И их варианты на будущее. Женщина в красном не отпустит просто так. Не отпустит и он. С другой стороны — на их лагерь и правда напали. И ей вовсе не обязательно знать подробности. — Мы поняли друг друга? — прежним холодным тоном спросил его бывший брат. Лейтенант поднял взгляд, стараясь поймать настоящую эмоцию на лице Охотника. Он оставался таким же спокойным и беспристрастным. И лишь в самой глубине его глаз проскакивала тень скорби. Тень сожаления. Амон ответил, так тихо, что его мог слышать лишь Волк: — Да, брат. Обещаю.***
|атябер ,ффалф тут сан у ,рему ен мада ,тен|