I want to give you everything I give you my all Because you gave me, you gave me your lips A gentle kiss - the medicine took all my pain Eyes set to kill - Beauty through broken glass
Сакура тянет вниз пояс его брюк, на что Какаши предсказуемо пытается протестовать. Шепчет севшим голосом: - Боги, остановись уже, - выглядит почти испуганно и в то же время восхищённо. - Не врите, - хмыкает она, вглядываясь в потемневшие кобальтовые глаза. Отчетливо ощущает его не ослабевающую эрекцию под собственным весом, – что не хотите этого. Его ладонь взлетает вверх, ласково обводит её лицо, пропускает прядь волос сквозь пальцы. Какаши побежденно выдыхает, гасит пламенный взгляд ресницами, и спокойно признает: - Не буду, - кладет руку ей на затылок, притягивая к себе так, что они соприкасаются лбами. - Но ты ничего не должна, Сакура. Можно подумать, она поэтому это делает. - А если я хочу? – спрашивает куноичи честно, не отводя глаза. Позволяет себе лёгкий заговорщический смешок, чтобы заглушить неуверенность, вызванную его замешательством. – Что вы сделаете тогда? Запретите мне, Какаши-сэнсэй? Опускает руку и сжимает его сквозь ткань. Какаши вздрагивает всем телом и со свистом втягивает воздух, несколько секунд молчит, зато смотрит на неё уже не таясь – голодно, дико. - Полагаю, - цедит сквозь зубы, ухмыляясь ей в тон, - что для этого уже поздновато. Сакура переносит вес на одну ногу, чтобы освободить ему пространство, и выдыхает бесстыдные указания прямо в его точёные губы: - Вот и раздевайтесь, шаннаро. Помогает ему избавиться от одежды, сразу всей, нагло повторяя его же собственный недавний манёвр. После чего вдруг теряет всю былую дерзость и робко тянется ладонью вниз, не разрывая зрительного контакта. Видит, как расширяются его зрачки, слышит, как мгновенно учащается дыхание, стоит только коснуться. Потрясённо замирает от незнакомых тактильных ощущений – кожи, будто расплавленный шёлк на ощупь - и его напряжения под своими пальцами. Сглатывает, жадно опускает глаза и пробно ведет ладонью по всей длине. Какаши судорожно дышит и отзывается крупной дрожью на её неумелую ласку. Сакура вдруг отчетливо понимает, что его наслаждение подвластно ей не меньше чем ему - её. Это придаёт освобождающей уверенности: поддавшись порыву, куноичи делает то, чего не собиралась – о чем и не думала даже – резко наклоняется и без предупреждения берёт его в рот. - Сакура, ты…- он давится словами, зарывается пальцами в волосы на её затылке. Тянет назад, но недостаточно сильно – не хочет сделать ей больно - поэтому Сакура просто игнорирует его попытки остановить её. Ведет губами вниз, чувствуя, как пульсирует вена под кожей, как он напрягается всем телом на её действия, как задыхается на каждое движение. Как сдаётся – неумелым ласкам, что выходят интуитивно, но, судя по реакции, правильно – поэтому Сакура не собирается их прекращать. Горячее, утробное ликование поднимается внутри, а вместе с ним – желание почувствовать его в себе, настолько острое, что от него сводит конечности. Словно заряды расплавленного электричества разлетаются по телу из низа живота. Какаши снова угадывает её мысли, потому что вдруг дергает вверх – уже отнюдь не бережно, за шкирку, словно нашкодившего котёнка. Что-то звериное проскальзывает в его лице, в заострившихся скулах и грозовых глазах, когда он пристально-обещающе заглядывает ей в лицо: - Удивительная настойчивость, - рычит на выдохе почти зло, тянется пальцами между её ног удостовериться в том, что они оба итак знают – какая она мокрая, податливая, готовая для него. - Ты определённо умеешь добиваться своего. Повелительно тянет на себя, без труда располагая их тела под нужным углом. Упирается в неё, в миллиметрах от того, чтобы стереть последнюю преграду между ними, и вдруг останавливается, чуть сжимая её плечи. Сакура ошеломленно смотрит в только что метавшие молнии глаза, но обнаруживает в них лишь бесконечную нежность и один-единственный немой вопрос. Закусив губу, она отвечает также без слов, с силой подаваясь на Какаши всем своим весом. Тихо стонет от всего сразу – от боли, от острого удовольствия, от ощущения невероятной наполненности. Оба замирают, потрясённо вслушиваются-всматриваются друг в друга, дрожат и тяжело дышат. По тому, как бешено стучит его сердце, Сакура знает, каких сил ему стоит оставаться неподвижным, дать ей привыкнуть к ощущениям. Вот только ей не больно и точно не страшно. Ей восхитительно. Поэтому куночи делает еще одно приглашающее движение навстречу, сцеловывая ответный стон с его губ. Тянется шепнуть еле различимое «всё хорошо». Уже знает, что Какаши поймёт всё с полуслова и полуулыбки, будто он – её продолжение. Сильные руки рывком ложатся на её тазовые кости, пуская стайки мурашек по коже: мужчина, наконец, перестаёт с ней церемониться. Насаживает на себя присваивающим движением, выбивает тихий крик из её груди, а за ним целую вереницу криков, медленно, глубоко. Сводит её с ума этим мучительным темпом, крепко придерживает за талию, не давая ускориться. И смотрит, смотрит глаза в глаза, смотрит на неё, на то, как она дрожит и выгибается, заходится стонами. Как она отдаёт ему себя до капли, до исступлённого неистовства, в которое вскоре впадают оба, двигаясь сильнее, быстрее, резче. Какаши рычит на выдохе, когда она зарывается пальцами в его волосы и сжимает их в кулаки. Безуспешно пытается зацепиться за него, но только слепо барахтается и тонет. Сакура захлёбывается в ощущениях, захлёбывается в нём – его запахе, его близости, его движениях, которые будто обрушивают на неё небо. Сакура перестаёт существовать – той переломанной-полупрозрачной версией себя, которую оставила от неё война и глупая безответная любовь. Распадается и множится, отражаясь в его глазах. Какаши будто собирает её заново вот этими горячими сильными руками. Делает себе под стать - тоже сильной, склеенной накрепко, пустой и свободной от боли, сияющей внутри, поджигает её пылающим взглядом. Сакура знает наперед: этот ледяной огонь, разливающийся у неё внутри колким электричеством, никогда не погаснет, повяжет их одинаковостью, родственностью, общей тайной – до конца жизни. Но, шаннаро, ей впервые откровенно плевать на то, что будет потом. На весь мир – пусть катится, хоть в пропасть, хоть куда, забирая с собой всё жалкое и сломанное, чем она больше никогда не станет. Единственно важное сейчас: он, и его движения с ней, под ней, в ней – что заполняют собой всё, ни оставляя ни вдоха, ни поблажки, ни успокоения – только темноту забвения, к которому они неотвратимо тащат друг друга, путаясь телами и губами, теряя себя и находя в другом. Безумие – так она охарактеризовала бы эту близость. Каждое лихорадочное мгновение – с первого, почти нечаянного поцелуя до животного неистовства, которым они присваивают друг друга сейчас – это полное, бесконтрольное в своей спонтанности сумасшествие. Сакура лет с двенадцати стала задумываться о том, каким будет её первый секс, но такого себе уж точно не могла представить даже в больном бреду: Что швырнёт свою девственность сопротивляющемуся Какаши-сэнсэю прямо на голой земле посреди остывающего поля боя. Что, несмотря на всю чудовищность данного факта, это будет ощущаться таким... правильным? Возможно она действительно просто свихнулась, думает Сакура с долей непонятного злорадства, ловит его губы, находит на них улыбку. Встречаясь с ним глазами, натыкается на насмешливый взгляд. Интересно, как он умудряется так смотреть, даже находясь на грани оргазма? Мысль абсурдна и при этом невероятным образом заводит еще больше. Она тихонько смеется, не таясь. Смех перемежается с её рваным громким дыханием. Какаши вопросительно выгибает бровь, будто знает, о чем она думает, и невинно интересуется, не сбавляя темпа: - Что-то хочешь сказать, Сакура-чан? - крупно дрожит от напряжения и удовольствия, очевидно, находясь почти на пределе, но все равно пытается смутить её, смотрит пристально. Проблема в том, что теперь Сакура знает – в эту игру могут играть двое. Ведь у неё тоже припасена на сей случай отменная шпилька. - О да, - следующие слова должны стать шутливой просьбой, но с губ слетает полный иронии почти приказ: – Заставите меня кончить, сэнсэй? Он резко замирает, сраженный её бесцеремонностью. Низко, хрипло смеется, а потом возвращает ей хищный, многообещающий взгляд: - Раз уж ты просишь, - тянет обманчиво-лениво, а потом неожиданно и совсем не бережно переворачивает её на спину, оказавшись сверху. Опасно ухмыляется, прекрасно зная, как мелкая галька резко впивается в её обнаженную спину. О том, что ей на это плевать. Ухватив под колени, разводит её ноги в стороны, раскрывая для себя – и от одного этого острое предвкушение сводит Сакуру тугой судорогой, выгибает ему навстречу. - Ну-ну, - наклоняется шепнуть ей на ухо, всё еще в ней – но невыносимо неподвижный. – Я же говорил, - понимает, как мало теперь нужно, чтобы обрушить её изнемогающее до него тело за край. Мучает жарким ртом, шепчет еле слышно, обманчиво нежно: - Не спеши, Сакура-чан. Словно планеты сталкиваются и взрываются у неё внутри, когда он снова начинает двигаться, чтобы исполнить её просьбу. Заставляет окончательно потерять ощущение реальности, времени, окружающей обстановки. Эйфория, поджидающая её на том конце, оглушительна: Сакура успевает понять только, что они кончают практически одновременно, прежде чем обессиленно провалиться в немую негу без конца и края. В ней она благодарно прячется, оттягивая неизбежный момент возвращения в действительность, момент, когда нужно будет смотреть ему в глаза и осмыслять то, что произошло между ними. Ей бы так хотелось, чтобы этот миг никогда не наступал - и, вероятно, Какаши тоже. Прислушавшись, Сакура ощущает рядом его бессловное теплое присутствиее, даже сейчас дающее именно то, в чём она нуждается больше всего - безопасную лёгкость молчания. И всё же, в какой-то момент его руки проявляются из темноты. Кажется, Какаши помогает ей одеться в собранные с земли вещи: ночь становится прохладной. Бережно укутав в свою безрукавку, притягивает к себе, и Сакура повинуется без слов. Последнее, что она чувствует - мягкое прикосновение губ к своему затылку. Сакура прижимается ближе к Какаши и улыбается во сне. Ей снится совсем не то, что их ждёт.Listen to all this glass shatter. I peirced my ears and made them bleed. Now sounds so beautiful Cause you're beatiful. You're beautiful.
fin Sakura POV