Впусти меня

Глава 1. Сюэ Ян умирает. Когда талисман перемещения переносит Су Шэ к месту назначения — дом в предместье Ланьлина, о котором известно только ему и Верховному Заклинателю — его одежда промокла от крови Сюэ Яна. Кровь из обрубка руки уже не бьет фонтанчиком, а бежит ленивыми струйками. Су Шэ, который и сам едва стоит на ногах, роняет на пол бьющееся в конвульсиях тело. Глаза Цзинь Гуаньяо сужаются, губы скорбно сжимаются — а потом глава ордена Цзинь опускается на колени рядом с Сюэ Яном, прямо в лужу крови, и кладет пальцы на его виски. Сюэ Ян дергается, хрипит, пытается что-то сказать, вцепляется рукой в золотую ткань на груди Цзинь Гуаньяо. — Тише, — говорит Верховный Заклинатель, — тише, Чэнмэй. Лицо Сюэ Яна искажается, меняя выражения — становясь то яростным, то по-детски уязвимым, то сверкая кривой, вызывающей улыбкой, но Цзинь Гуаньяо не отшатывается от него, даже когда Сюэ Ян кашляет, забрызгивая его кровью. Кончиками пальцев он пробегает по волосам Сюэ Яна, разбирая спутанные пряди. А потом он начинает напевать — совсем тихонько — какую-то простую мелодию, слова без особого смысла, что-то про «птички спят, и лисички спят, и собачки спят» — но в этом меланхоличном перечислении есть что-то странно успокаивающее. Постепенно рука Сюэ Яна перестает комкать вышивку золотого пиона; он закрывает глаза. Еще несколько секунд судороги пробегают по его лицу, а потом лоб его разглаживается. Тогда Цзинь Гуаньяо встает — и качает головой на невысказанный вопрос Су Шэ. — Слишком большие повреждения, — говорит он. — Я погрузил его в кому, но — нет, ничего нельзя сделать. Так он просто уйдет спокойно. В руках у него Тигриная печать, но в глазах стоят слезы, и у Су Шэ в очередной раз перехватывает дыхание от приступа любви, которую он испытывает к Верховному Заклинателю. Если мне когда-нибудь придется отдать за тебя жизнь, думает он, я надеюсь, ты прольешь слезы и обо мне. Шесть недель спустя, когда Су Шэ мертв, и Цзинь Гуаньяо мертв, в заброшенном доме на окраине Ланьлина Сюэ Ян открывает глаза. * * * — Вот узнает командир, что ты перед нарядом напился — не поздоровится тебе! Несколько солдат в форме Цинхэ Не слегка замедляют шаг, пока их товарищ откупоривает кувшинчик вина и с удовольствием отхлебывает. — Ну нет, — говорит он, вытирая рот, — я там на трезвую голову ночь стоять не собираюсь. Хотите — могу и с вами поделиться. — Давай, — соглашается один. — А новичку не надо, — советует другой. — Пускай по полной прочувствует, каково оно там. — Что, все так плохо? — жалобно спрашивает молодой голос. — Да уж куда хуже, — не без злорадства сообщают остальные. — Скоро сам увидишь. Представь себе: ночь, кладбище, только тени от луны, ни деревца, ни травинки кругом — куда ни глянь. И тишина. А потом так — тум-тум-тум! И ба-бах! — Чифэн-цзун? — Ну да! В гробу! Как даст изнутри по крышке — аж земля сотрясается! Некоторое время все молчат, потом молодой голос спрашивает: — А печати-то выдержат? Остальные переглядываются. — Да должны вроде. Их ведь кто накладывал? Сам брат Чифэн-цзуна. — Которого еще раньше Незнайкой называли, — ехидно добавляет кто-то, но на него тут же шикают. — Был Незнайкой, а стал Верховным Заклинателем, так что нечего тут! Выдержат печати, на нашу смену точно хватит. — Там, говорят, еще тот, второй… ну, который сестру трахал, — нерешительно продолжает молодой. — Ах вот тебя чего интересует! Ну, кого он там трахал — мы свечку не держали, а вот с Чифэн-цзуном у него особые счеты, это да. Убитый и убийца в одном гробу — конечно, никому покоя не светит. Пять лет они там вдвоем заперты, а, говорят, еще сто будут. — Через сто лет нас не будет. — Это точно… если я от такой собачей работы раньше не вздернусь. — Или командир тебя не вздернет. Их смех затихает вдали, и тогда особо густая тень под деревом на перекрестке оживает. Сюэ Ян потягивается, сверкает в усмешке острыми кошачьими зубами. — Травы у них там, значит, нет, — бормочет он. — Ну, спасибо, что предупредили. Запасемся. Он срывает широкую травинку и прячет ее за пазухой. А полчаса спустя огненный вихрь талисманов взрезает выжженную кладбищенскую землю. Да, наверное, печати невозможно разбить изнутри, думает Сюэ Ян. А вот снаружи — вполне возможно, особенно когда тебя не очень заботит, чем все это может закончиться. Короткими вспышками печати на крышке гроба лопаются, превращаются в лужицы расплавленного золота, уже бесполезные — одна за другой. А потом и сама крышка раскалывается — и столб темной энергии взрывается вулканом. Это последнее, что видит охрана — черные вихри злобы, несущиеся к ним, сметающие, ломающие их как беспомощных кукол. А последнее, что они слышат — заливистый смех, разносящийся над темнотой. Сюэ Ян давно не видел ничего более восхитительного. Черный смерч вьется среди могил, над трупами охранников — так близко, что кажется, вот-вот поглотит и его самого, если он окажется неосторожным. Из-под разбитой крышки гроба поднимаются серые руки Не Минцзюэ, а еще Сюэ Ян видит клочья золотистой ткани, и совсем немного вспоминает, как смотрел на бело-золотой пион, думая, что это последнее, что он видит в жизни. И Сюэ Ян вынимает травинку, прижимает ее ко рту. Свистеть одной рукой неудобно, звуки получаются резкими, рваными. Но это всего несколько нот — достаточно для того, кто захочет их услышать. «Иди сюда!» Открытый мешочек-ловушка для душ привязан у него на поясе — и через мгновение Сюэ Ян чувствует, как тот стал на самую крошечную малость тяжелее. Сюэ Ян ускользает от щупальца темной энергии, чуть не схватившего его — хохочет, перескакивая с одного могильного камня на другой, и растворяется в темноте. …Это полуразвалившийся сарай в поле на расстоянии нескольких десятков ли от Нечистой Юдоли. Даже здесь видны молнии, сверкающие над тем местом, где с гроба Не Минцзюэ сорваны печати. Но Сюэ Яну больше не интересно, что там происходит. Одним движением он зажигает свечи. Все уже готово — печать нарисована, талисманы повешены. В середине круга — тело, лежащее на земле, бледное и бездыханное. Сюэ Ян все подгадал вовремя, учел все вплоть до ночного холода, который задержит тление. Он присаживается возле тела, ставит рядом мешочек для душ. — Надеюсь, тебе понравится, — говорит он. И начинает читать заклинания. И когда в полночь очередная багровая вспышка рассекает небо, Цзинь Гуаньяо оживает, кашляя и царапая ногтями горло в мучительном наслаждении снова дышать. * * * Ему больно — но это совсем не та бесконечная, всепоглощающая агония, из которой состояло его бытие — точнее, небытие — так долго, что само понятие времени не имело смысла. Там не было ничего, кроме страшного, преисполненного ненависти присутствия Не Минцзюэ — его брата, его врага, его жертвы, его мучителя — и понимания, что это не прекратится никогда, что они навеки замкнуты друг на друге, в борьбе и разрушении. А теперь перед ним трепещущий свет свечей — и над ним черные балки крыши и звездное небо в проломах между ними — и он чувствует запах земли — и он видит свои руки — нет, не свои, незнакомые руки, пальцы тонкие и белые, ногти искусаны до мяса — но когда он поворачивает их, они слушаются, повинуясь приказу его мозга, дотрагиваются, ощупывают, передают ему ощущения — волосы, лицо, плечи, ребра… — Да все у тебя в наличии, — говорит кто-то рядом. Цзинь Гуаньяо поворачивает голову — в двух шагах от него на корточках сидит человек в черном, и скалится безумной, детской улыбкой. — Чэнмэй, — говорит Цзинь Гуаньяо. — Я думал… я думал, ты умер. Он слышит, как произносит эти слова — но голос тоже не его, непривычный: немного хриплый, как будто севший. Он не уверен, что ему нравится. Сюэ Ян смотрит на него, склонив голову набок. — А я вот оказался крепче, чем ты думал. Могу поспорить, ты теперь этому очень рад. Цзинь Гуаньяо продолжает прислушиваться к себе, пока происходящее не начинает обретать смысл. — Ты… призвал мою душу? Он задирает рукава, но на предплечьях нет открытых порезов, так что это не ритуал жертвоприношения. Он смутно помнит резкий свист, который прорвался сквозь тьму — не обещая ничего, только что-то другое, взамен того ада, в котором он пребывал — и этого было достаточно, чтобы он отчаянно рванулся из плена и устремился на зов. — Точнее, украл, — скалится Сюэ Ян. — Похоже, Минцзюэ до сих пор не слишком от этого счастлив. Цзинь Гуаньяо осторожно выдыхает. Он все еще как будто не вполне связан со своим телом — ах да, это же не его тело — и его сознание блуждает, и он пытается найти точку опоры, которая поможет ему обрести ясность ума, но пока не очень получается. — Это тело… — Специально для тебя подобрал, — говорит Сюэ Ян, и непонятно, то ли это шутка, то ли правда. — Вот, посмотри. Движением руки он кидает что-то Цзинь Гуаньяо — тот машинально ловит. Это маленькое бронзовое зеркальце. Он осторожно заглядывает в него. Лицо, которое он видит — молодое, бледное, красивое какой-то болезненной красотой. Радужки глаз такие черные, что зрачков не различить, рот словно алый порез. Под глазами залегли тени, в углах губ трещины. Это привлекательное лицо, но как будто тронутое распадом. Ну что ж, все наверняка могло быть хуже. — Как ты связал тело и душу? — Тебе знать не обязательно, — Сюэ Ян делает язык трубочкой. — Мой секрет — делиться не собираюсь. Но не боись, тебя из него Цзыдянем не выбьешь. Если уж я берусь за дело, то делаю так, что не подкопаешься. — Спасибо, Чэнмэй. — Наконец-то ты это сказал. Я уж думал, никогда не дождусь. Хотя я тебя отнюдь не за спасибо вытаскивал. — Не сомневаюсь, — говорит Цзинь Гуаньяо и ежится от холода. В первые моменты его мозг слишком горел от всего, что происходит — но сейчас его пробирает дрожь, и он замечает, как его дыхание оставляет облачка пара в воздухе. Ноги у него босые, ступни небольшие и узкие, но грязные. И одет он… это что вообще такое? На пару мгновений он замирает. Какие-то кружева и вышивка, ткань перепачкана непонятно в чем и местами порвана, и кто вообще в здравом уме будет разгуливать в таком непристойном виде… — На, переоденься, — Сюэ Ян кидает ему сверток одежды. — Чэнмэй, — говорит он ледяным голосом, — откуда ты взял это тело? — Откуда взял — там больше нет, — хихикает Сюэ Ян. — Это что — проститутка? Цзинь Гуаньяо сбрасывает расшитую бусинками сорочку и поспешно натягивает то, что ему дал Сюэ Ян. Черное, конечно — похоже, для Сюэ Яна не существует других цветов. Но, по крайней мере, это нормальная одежда для нормального человека — и в ней тепло. — Ну… да, — с притворным вздохом признает Сюэ Ян. — Но… почему? — Внезапно его осеняет мысль — он проверяет, затаив дыхание. — У него ведь даже нет золотого ядра? Он не заклинатель. Ты что, не мог найти заклинателя? Сюэ Ян хлопает в ладоши и плюхается на землю, давясь от смеха. Цзинь Гуаньяо закатывает глаза, терпеливо ждет, потому что знает — пока Сюэ Ян не насмеется, ответа от него все равно не получишь. К тому же, он обнаруживает, что это тело на пару пальцев выше его бывшего. Приятный угол зрения. — Только посмотри на себя, весь такой сердитый! — наконец говорит Сюэ Ян. — Не угодил тебе, да? Давно ли у тебя никакого тела не было, что тебе это не нравится. Ну, не мог я никого с золотым ядром использовать. Слишком сильное было бы противодействие. Дырок бы в тебе понаделало… лишних. К тому же, нужен был кто-то, кого никто не хватится. — В борделе обязательно хватятся. Сюэ Ян вздыхает, словно это разговор ему жутко наскучил. — Я его на улице подобрал. Судя по всему, из борделя его давно выкинули — наверное, когда он к «радости» пристрастился. — К «радости»? — Цзинь Гуаньяо чувствует, как кровь отливает у него от лица. Голос звучит шипением змеи. — Я что, наркоман? — Не беспокойся, — говорит Сюэ Ян, встряхивая какой-то коробочкой. И что самое неприятное, на этот звук тело Цзинь Гуаньяо реагирует рефлекторно, дрожь предвкушения проходит по спине. — Я о тебе позабочусь. Цзинь Гуаньяо делает несколько глубоких вдохов, овладевая собой. — Так что требуется, чтобы я сделал, Чэнмэй? Сюэ Ян довольно кивает. — Приятно иметь с тобой дело. Я тебе все объясню — но сейчас нам надо делать ноги. Что-то мне подсказывает, что как только Минцзюэ запихнут обратно в ящик — а может и раньше — начнут обыскивать территорию. И лучше нам к тому времени быть подальше отсюда. Цзинь Гуаньяо кивает. Сюэ Ян проводит рукой, опрокидывая свечи. Огонь занимается в пучках соломы на земле, и к тому времени, когда они выходят на дорогу, сарай позади них уже пылает. * * * Они останавливаются в трактире. Несмотря на то, что час уже ближе к утреннему, за кусочек серебра хозяин соглашается принести им еды прямо в комнату. — Первый раз вижу, что ты платишь, — говорит Цзинь Гуаньяо. — Что ж, мальчишка из Куйчжоу повзрослел и стал солидным господином, — философски замечает Сюэ Ян. — Годы-то идут. — Сколько — лет? — Пять. Цзинь Гуаньяо прикусывает губу. — Кто глава ордена Цзинь? — Цзинь Жулань. Он кивает головой — так и должно быть. — А Верховный Заклинатель? — Не Хуайсан. — Кто?! — Что кто? Никогда этого имени не слышал? Это брат — твоего брата. Как считается, если он брат твоего брата — то он твой брат? Или не брат? Цзинь Гуаньяо пропускает мимо ушей чушь, которую несет Сюэ Ян. Потому что он помнит — помнит то острое чувство унижения, тогда, в храме Гуаньинь, когда он понял, кто именно привел его к поражению. Кто сделал все, чтобы он закончил вот так: израненный, опозоренный, лишившийся всего. С мечом в груди, воткнутым рукой единственного человека, которому он доверял. Ему кажется, что он и сейчас не может дышать, потому что этот меч снова в нем, и он прижимает руки к груди слишком откровенным жестом — и у него занимает слишком много времени, чтобы справиться с собой. Но когда он выдыхает, он видит, что Сюэ Ян не смотрит на него — устраивается за столом, подтягивая к себе поближе закуски. — Есть будешь? — говорит он. — Или не проголодался? За пять лет-то? Цзинь Гуаньяо садится напротив. Это тело не особо хочет есть. Однако он чувствует кое-что другое. Когда он пришел в себя в сарае, этого ощущения не было. Его кости кажутся странно хрупкими и одновременно тяжелыми. И как он ни пытается устроиться, ему все неудобно. Какое-то назойливое беспокойство нарастает внутри. Цзинь Гуаньяо решает не обращать на это внимание. — А как ты провел эти годы? — спрашивает он мягко. — О, — Сюэ Ян не выглядит обиженным, что его делами поинтересовались только сейчас. — Путешествовал. Подзаработал немного. Оставался мертвым — для всех, кого это касается. — Хороший мальчик. — Я был в Дунъин, — Сюэ Ян наклоняется вперед, и Цзинь Гуаньяо понимает, что сейчас разговор зайдет о главном. — И вот там я кое-что нашел. — Что? Вот эту технику, которую ты применил со мной? — Да нет, — раздраженно отмахивается Сюэ Ян. — Это я сам придумал, здесь. Что с тобой-то сложного? Душа есть, а подходящее тело всегда найдется. — О. Цзинь Гуаньяо понимает, куда клонится разговор. Значит, пять лет ничего не изменили для Сюэ Яна. Значит, он по-прежнему хочет только одного. — Я, конечно, слегка облажался в И, — говорит Сюэ Ян с кривой улыбочкой, и это нехарактерный для него момент признания своих ошибок. — Эта сладкая парочка — Вэй Ин и его гусуланьский муженек — меня уделали как бог черепаху. За руку к ним отдельный счет будет, до этого дело дойдет. Но они у меня еще кое-что украли. — У тебя? — Она была моя! — Сюэ Ян стучит ребром ладони по столу. — Душа Даочжана была моя! — И где она теперь? Ты искал? — Уж можешь не сомневаться, искал, — Сюэ Ян злобно смеется. — Нашел. Только опоздал немного. Этот бесполезный кусок дохлятины — Сун Лань — решил, что он лучше знает, что Даочжану нужно. Отпустил его! Он сказал, что отпустил его! Пустой мешочек — все, пуф! Цзинь Гуаньяо смотрит, как в лице Сюэ Яна полная ненависти улыбка сочетается со странным блеском в глазах, который почти можно принять за слезы. Цзинь Гуаньяо всегда считал эту идею с восстановлением души Сяо Синченя лишней и бесплодной. Потенциал, которым Сюэ Яна обладал — тратить его вот так впустую, в погоне за невозможным, было просто глупо. Но Сюэ Ян так хотел, так жаждал этого. Может быть, это можно было сравнить с тем, как сам Цзинь Гуаньяо когда-то хотел признания своего отца — так страстно и жалко… и так бесплодно… и так уродливо это все закончилось. Но никто не учится на чужих ошибках — и Сюэ Ян еще явно не дошел до осознания, что лучше бы ему забыть про Сяо Синченя и жить дальше. — Но если его души больше нет… Сюэ Ян улыбается хищно, торжествующе. — Кое-что есть. Он лезет рукой за воротник — вынимает оттуда висящий на шее мешочек. Он похож на мешочек-ловушку для душ — только очень маленький. — Ты сам всегда говорил, что не надо класть все яйца в одну корзину. Цзинь Гуаньяо смотрит на этот крошечный мешочек и хмурится. — Там же ничего не может быть. — Есть, — на этот раз Сюэ Ян выглядит куда менее торжествующим. — Один фрагмент. Один-единственный. Я как знал — не поместил его с другими. Или, может быть, тебе приятно было носить его близко к сердцу, думает Цзинь Гуаньяо. — Но ведь это то же самое, что ничего. — Дунъин, — говорит Сюэ Ян. — Я нашел там один свиток. Там упоминалась техника восстановления — выращивания — души из одного фрагмента. — И почему тогда ты до сих пор этого не сделал? — Я не сказал, что она там была записана — я сказал, упоминалась. Самого документа в Дунъин нет. — А где есть? — но каким-то образом Цзинь Гуаньяо уже знает, к чему все ведет. И Сюэ Ян кивает. — Облачные Глубины. Библиотека. Теперь ты понимаешь, зачем ты мне нужен? Если бы просто нужно было вломиться и забрать, то без проблем, я бы справился, оглянуться бы не успели, как я бы у них все вынес. — Сюэ Ян слишком высокого мнения о своих способностях — и слишком низкого о системе безопасности Гусу Лань, однако это другой вопрос. — Но рыться в бумагах, искать что-то там — это не мое. Это ты у нас специалист. К тому же, Гусу Лань тебе практически второй дом, разве нет? — добавляет Сюэ Ян, хлопая ресницами с обезоруживающей наивностью. Цзинь Гуаньяо задумчиво водит палочками по краю мисочки с рисом, не поднимая глаз. Надеясь, что его лицо спокойно. Надеясь, что он выглядит так, будто обдумывает слова Сюэ Яна. На самом деле, он ждет, пока меч в его груди растворится — ведь это просто иллюзия, напоминает себе он. Ему не больно. Он не истекает кровью. — Все просто, — говорит Сюэ Ян. — Проникаешь в Облачные Глубины, влезаешь в эту самую ихнюю библиотеку, находишь там нужный мне документ, отдаешь мне. Все — дальше можешь делать то, что захочешь. Можешь спалить там все нафиг вместе со всеми старейшинами, учениками и прочей херней. Я бы так и сделал — я за свой пальчик сам знаешь что сделал. Но ты, конечно, сам решай, как ты обойдешься с дорогим другом, который тебя насквозь продырявил. Что ты так смотришь — ты думаешь, это какая-то тайна? Да все знают — как благородный Цзэу-цзюнь, разглядев твое настоящее лицо, своей рукой доблестно положил конец твоей жалкой жизни. И Цзинь Гуаньяо едва успевает выскочить из-за стола — прежде чем его выворачивает наизнанку. — Правда, некоторые говорят, что это причинило ему такую боль, что он целый год провел в уединении, — доносится до него голос Сюэ Яна. — Но потом вполне оправился. Вполне. * * * — Да, нервишки-то у тебя пошаливают, — говорит Сюэ Ян через некоторое время. Цзинь Гуаньяо, уже умывшись и прополоскав рот, мрачно сидит на кровати. Почему-то у него не получается сидеть спокойно — как будто под кожей у него ползают бесконечные цепочки насекомых. Все его кости гудят изнутри, мышцы напряжены почти до судороги. Он ловит себя на том, что трет ладонями то колени, то предплечья, никак не может остановиться. — Просто это тело — такое слабое, — говорит он. — Я не знаю, о чем ты думал, Чэнмэй. Как я проникну в Облачные Глубины, если я даже не заклинатель. Как я открою потайную комнату? — Придумай что-нибудь. Ты же был шпионом. Наверняка у тебя найдется пара трюков в рукаве. — А если я откажусь, ты меня убьешь обратно и снова запихнешь в гроб к Не Минцзюэ? — и Цзинь Гуаньяо тут же понимает, что сказал слишком много. Обычно он таких ошибок не допускает. Но сейчас у него такое странное состояние — он как будто не может ни на чем сосредоточиться. — Хм, — Сюэ Ян смотрит на него, приподняв бровь. — Все было так плохо? На этот раз он не смеется, и поэтому Цзинь Гуаньяо просто отвечает: — Да. — Ну, так не отказывайся. Не говори только, что ты сам не хочешь натянуть нос этим самодовольным нефритовым принцам. Обыграть их по всем фронтам. Оставить их в дураках. Может быть, может быть, на самом деле, он хочет именно этого? Цзинь Гуаньяо вспоминает, какими безупречно-чистыми, блистающими в свете свечей были бело-голубые одежды клана Лань в храме Гуаньинь — в то время как его собственные были измазаны кровью. Он помнит, как все они — все были против него, сплоченные свою праведностью — а у него был только бедный, почти бесполезный Су Шэ — как с каждым шагом петля вокруг него затягивалась все плотнее. Что он ни делал — каждая попытка обходилась ему лишь дороже, лишь ухудшала его положение. Все больше боли, все больше позора — пока — апофеоз предательства! — Шуоюэ не пронзил ему грудь. Да, это все был план Незнайки — но рука, которая нанесла ему удар… Если бы это был кто-то еще! Если бы это был Лань Ванцзи, Вэй Усянь, даже Цзинь Линь — он бы принял это. Но он никогда не думал, что Лань Сичень… Лань Сичень даже не колебался, убивая его. Он даже… он даже не сказал, что сожалеет. Его опять тошнит — всухую, в желудке ничего нет. Цзинь Гуаньяо чувствует себя ужасно усталым, ложится на бок, но руки его не находят покоя — тянут за волосы, скребут ногтями по запястьям. Его знобит. — Ага, — говорит Сюэ Ян. — Похоже, тебе не помешает немного «радости». Он достает из рукава коробочку, встряхивает ее. — Будешь? Цзинь Гуаньяо отталкивает его руку. Сюэ Ян, конечно, урод, что подсунул ему такое тело, но он не собирается становиться марионеткой своей зависимости. Он умеет терпеть боль. Он знает, что будет очень, очень плохо — видел, что происходило с теми несчастными в борделе, кто умудрялся подсесть, а потом не мог достать дозу. Но если он выдержит, то в какой-то момент его тело освободится от накопившейся отравы. Надо просто перетерпеть. — Что там… в Гусу Лань… — спрашивает он. Дискомфорт такой острый, что мысли путаются, но он полагает, что разговор поможет ему отвлечься. — Сичень по-прежнему глава ордена, — охотно отвечает Сюэ Ян. — Ванцзи и Вэй Усянь женаты, можешь в это поверить? Жаль, что у них нет детей — мне было бы приятно порезать какого-нибудь их карапуза на кусочки у них на глазах. Ну что ж, придется резать то, что есть. — Если ты попробуешь отрезать кусочек от Вэй Усяня… Лань Ванцзи покрошит тебя в труху. — Посмотрим, — говорит Сюэ Ян. — Посмотрим… — говорит Цзинь Гуаньяо. — Говорят, глава ордена Лань тоже планирует жениться, — светским тоном продолжает Сюэ Ян. — На ком… — Не знаю, просто планирует. Жаль, наверное, что ты не можешь ему ничего посоветовать и помочь выбрать наиболее подходящую из возможных кандидаток. — Пусть женится… хоть на ослице… — Ну да, ну да, тебе же все равно! Внезапно Сюэ Яна хватает его за плечо, встряхивает, опрокидывает на спину. Цзинь Гуаньяо инстинктивно пытается использовать духовную силу, чтобы оттолкнуть его — но у него нет ничего. Сюэ Ян наклоняется над ним — так, что темные пряди его волос почти касаются лица. — Мне надоела болтовня, — говорит он, и он больше не смеется. — Я не собираюсь с тобой возиться, пока ты пытаешься завязать. Я и так уже слишком долго ждал. Мне нужно, чтобы ты отправился в Гусу Лань — не через неделю, не через две — а сейчас. И нашел там то, что я хочу. Так что перестань ломаться и прими это. В его пальцах появляется маленькая черная таблетка. Цзинь Гуаньяо чувствует резкий травяной запах и вздрагивает от предвкушения. Сейчас в этом теле живет его душа — но рефлексы остались от прежнего хозяина. Подчиниться сейчас — Цзинь Гуаньяо чувствует, что это будет все равно что самому растоптать свою гордость. Ему часто приходилось это делать — но неужели невозможно начать жизнь в новом теле по-новому? Вряд ли, конечно. Слишком много его связывает с прошлым — и не только планы Сюэ Яна. Но он еще может терпеть, ему не так уж плохо… не так плохо, как будет позднее. — Если бы я хотел, чтобы ты был чистым, я нашел бы тебе чистое тело, — продолжает Сюэ Ян. Его локоть упирается в грудь Цзинь Гуаньяо, его лицо очень близко. — Но мне нужно знать, что ты не вильнешь хвостом и не свалишь, как только я потеряю тебя из виду. — Мы что… уже не доверяем друг другу? — спрашивает Цзинь Гуаньяо, и Сюэ Ян хохочет так, что сваливается на него сверху. Он кладет ладонь на лицо Цзинь Гуаньяо, перестав смеяться. — Сделаешь то, что я сказал — и можешь делать, что захочешь, — он произносит это почти мягко. — Сможешь завязать. Или не завязывать. Или сдохнуть пытаясь. Это будет уже не мое дело. Но пока я не получил свиток — ты мой должник. Если бы у Сюэ Яна было две руки, он мог бы зажать ему нос и запихнуть таблетку силой. С одной рукой это затруднительно, хотя, конечно, Сюэ Ян все равно найдет способ с ним справиться. Однако он еще не сделал этого, все еще уговаривает. У меня тоже была бы одна рука, думает Цзинь Гуаньяо. Если бы я выжил. Если бы Лань Сичень не убил меня. А теперь — у него есть руки, и ноги, и его сердце бьется — и он… он не в гробу — и все это благодаря Сюэ Яну. Так ли уж принципиально, когда он избавится от зависимости — сейчас или через несколько недель, когда выполнит желание Сюэ Яна. Сюэ Ян — единственный человек, которому Цзинь Гуаньяо обязан в своей жизни, старой и новой. Он может выплатить долг, а дальше уже быть обязанным только самому себе. Он перестает отворачиваться — и видит, как глаза Сюэ Яна сверкают детским торжеством. Сюэ Ян всовывает ему в рот таблетку так аккуратно, что даже можно поверить, будто он извиняется. Облегчение приходит почти сразу, пока рот его еще полон вязкой, терпкой слюной. Дрожь проходит, напряженные мускулы расслабляются. Боль в костях отступает медленнее всего, как вода при отливе, но даже в самом этом процессе есть какое-то странное, завораживающее наслаждение. — Вот и правильно, — говорит Сюэ Ян. — Пожалей себя. Другие не пожалеют. — Ты-то точно нет, — говорит Цзинь Гуаньяо, и Сюэ Ян изображает обиду. Сейчас Цзинь Гуаньяо не может на него злиться. Ему так хорошо, так блаженно хорошо — словно вся боль, которую он когда-либо знал, внезапно стала неважной. Словно отныне всегда все в его жизни будет правильно и хорошо. — У тебя уже есть идеи, как пробраться в Облачные Глубины? — спрашивает Сюэ Ян. — Да, парочка, — Цзинь Гуаньяо запрокидывает руки за голову. Сюэ Ян одобрительно смотрит на него. — Нужно будет кое-что купить. — А у тебя есть деньги? Твоя «радость» мне недешево обошлась, если хочешь знать. — Ты же сказал, что подзаработал. — А зачем я буду тратить свои деньги, если мы можем потратить твои деньги? — резонно замечает Сюэ Ян, и в данный момент Цзинь Гуаньяо находит, что его слова вполне имеют смысл. — Да ладно, я же знаю, что ты наверняка что-то да припрятал, пока был Верховным Заклинателем. — Ну… — соглашается Цзинь Гуаньяо. — Где? Здесь в Цинхэ? На самом деле, у него далеко не один тайник, но Сюэ Яну нет необходимости об этом знать, поэтому Цзинь Гуаньяо просто кивает. — Вот и замечательно! Продолжение следует…