Впусти меня

Глава 6. Солнце уже клонится к горизонту, когда они прибывают на место. Тишина кажется прозрачной — даже насекомых не слышно. Пронизанные лучами деревья будто выкованы из золота. Цзинь Гуаньяо срывает травинку, прикусывает ее — терпкий вкус напоминает ему о таблетках, которых у него больше нет и не будет. — Как только станет жарко, вам будет лучше отступить куда-нибудь в сторонку, господин Цзинь, — говорит Вэй Усянь. — Сохраннее будете. — Вы же знаете, моя безопасность — это мой приоритет, господин Вэй. Взгляд Лань Ванцзи, который он бросает на Цзинь Гуаньяо, по-видимому, должен обратить того в кусок льда. Они исчезают мгновенно, только что были — и уже нет. Цзинь Гуаньяо присаживается на корточки. Ждать придется довольно долго — они пришли сильно заранее, на тот случай, если Сюэ Ян решит проверить подходы. Когда начинает смеркаться, он поднимается на ноги. Убирает пряди волос за уши. Складывает руки на груди. Травинка — уже неизвестно какая по счету — зажата у него в зубах. Сюэ Ян приземляется прямо перед ним — совершенно бесшумно и очень близко, практически вплотную. Его глаза сверкают, ловя последний луч солнца — полные торжества. — Ты нашел? Нашел? Ну и молодец же ты! Цзинь Гуаньяо смотрит на него с яростью. Вот для кого он старался? Они же обсуждали такую возможность среди прочих: если за ним будет слежка, если его вынудят участвовать в засаде. Они договорились о сигналах для разных ситуаций, и Цзинь Гуаньяо использовал соответствующие. Сюэ Ян забыл? Или ему вообще на все посрать, в том числе и на себя? — Ты совсем рехнулся, Чэнмэй? — шипит он. «Покажись, но не приближайся», — знаки, которые показывал он Сюэ Яну. И — «я нашел». Неужели только последний Сюэ Ян и заметил? Сюэ Ян обхватывает Цзинь Гуаньяо рукой, стискивает его, приподнимает над землей и немного кружит, смеется: — Как же без тебя было скучно!.. Сзади раздается свист меча, и Сюэ Ян разворачивается, продолжая прижимать Цзинь Гуаньяо к себе. Цзинь Гуаньяо кажется, будто из него одним ударом выбит весь воздух, когда Бичэнь пронзает ему плечо — насквозь, выходит под ключицей — и лезвие скользит дальше, втыкаясь в грудь Сюэ Яна. Неглубоко — уже на излете. Ну и сука же ты, хочется сказать Цзинь Гуаньяо, но дыхания не хватает. Сюэ Ян смотрит ему в глаза, потом осторожно ставит на землю, разъединяя их сошпиленные мечом тела. Бичэнь выскальзывает из раны, по вызову Лань Ванцзи — ощущение, когда он выходит из тела, тоже не из приятных. — Извини, — говорит Сюэ Ян. И черной тенью исчезает за деревьями. Цзинь Гуаньяо падает на колени. Мимо него проносятся Лань Ванцзи и Вэй Усянь — в ту сторону, где слышен идиотский смех Сюэ Яна. Наконец, у него снова получается дышать. Больно — но терпимо; Цзинь Гуаньяо прекрасно знает, что бывает и хуже. Левая рука висит как плеть, однако рана не серьезная, даже крови не очень много. Цзинь Гуаньяо стягивает верхнюю одежду, пытается оторвать полоску ткани, но с одной рукой это не очень получается. В итоге он кое-как зубами отрывает кусок рукава, обертывает вокруг плеча. Рука кажется горячей и тяжелой, в груди тоже тяжело. Вдалеке из-за деревьев слышен звук скрещивающихся мечей, вспышки талисманов. Сюэ Ян уже давно мог бы убраться — но ему всегда нравились игры. Надеюсь, ты не зря подставил меня под меч, думает Цзинь Гуаньяо. Он садится в позе лотоса и берет еще одну полосу оторванной ткани. Повезло ему, что левое плечо, а не правое. Он находит на земле достаточно острую ветку, наносит немного крови на ее кончик. Даже палец прокусывать не пришлось, думает он с иронией. «Чэнмэй, ритуал уничтожен. Я его запомнил. Если он тебе нужен — найди меня». К тому времени, как он заканчивает, перед глазами у него пляшут черные пятна. Во рту вкус крови. Красные иероглифы на светлой ткани расползаются, словно насекомые — Цзинь Гуаньяо заставляет себя собраться. Нет, все в порядке, его почерк никогда его не подводит, вполне читаемо. Он сворачивает полоску ткани, засовывает под корень дерева. Если Сюэ Яну удастся уйти от этих двоих — а ему нужно просто уйти, нет необходимости принимать бой — он позже вернется и обыщет место. Потому что Цзинь Гуаньяо не стал бы показывать «я нашел», если бы это было не так. Сюэ Ян бывает легкомысленным, но у него острый ум, он догадается, что Цзинь Гуаньяо имел в виду. К тому времени Цзинь Гуаньяо уже рассчитывает быть как можно дальше от Облачных Глубин. Сколько времени у Сюэ Яна займет найти его — и получится ли вообще — Цзинь Гуаньяо не очень волнует. Если Сюэ Ян найдет его, он запишет для него ритуал. Решится ли Сюэ Ян осуществить его — дело другое. Но свою часть сделки Цзинь Гуаньяо выполнит. Главное, что Облачным Глубинам ничего не будет угрожать. Лань Сичень сможет жить спокойно. Так странно, что десять дней назад Цзинь Гуаньяо был готов на все, чтобы лишить Лань Сиченя покоя. Он хотел причинить Лань Сиченю боль — любой ценой, кажется, не остановился бы ни перед чем ради этого. Что ж, больше не хочет. Лань Сиченю даже не пришлось просить прощения. Цзинь Гуаньяо сам простил его. Ну, потому что вот… прощение не приходит по заказу. Это не был выбор Цзинь Гуаньяо — прощать или нет. Он просто больше не может и не хочет ненавидеть Лань Сиченя. Не хочет причинять ему вред. Он хочет, чтобы с Лань Сиченем все было хорошо. Чтобы тот жил, и чувствовал удовлетворение от жизни, и чтобы у него было все — любовь и уважение его брата, мир в его ордене, семья. Чтобы ему не приходилось ломать голову, как совместить все, что ему дорого — с присутствием в его жизни Цзинь Гуаньяо. У них были эти несколько дней. Когда они были так близки, что между ними не осталось ни одной преграды. Когда они узнали и поняли друг друга лучше, чем за все годы до этого. Когда Лань Сичень отдавал ему всего себя — и принимал все, что ему готов был дать Цзинь Гуаньяо. Этого должно быть достаточно. Достаточно, чтобы Цзинь Гуаньяо смог жить дальше. Без Лань Сиченя. А Лань Сичень сможет жить без него. Он сильный — гораздо сильнее, чем Цзинь Гуаньяо думал. С ними все будет в порядке. Когда они будут далеко друг от друга — с ними все будет в порядке. Земля кажется немного нестабильной, и Цзинь Гуаньяо собирается с силами, чтобы подняться на ноги. Пока эти трое заняты своими разборками, самое время элегантно покинуть сцену. Лань Ванцзи и Вэй Усянь вряд ли будут его особо старательно искать, вне зависимости от результата их столкновения с Сюэ Яном. Цзинь Гуаньяо встает — и сердце у него странно дергается, будто забыв, как биться. Кажется, на его грудь что-то давит изнутри. В легких у него хлюпает, и он вдруг выплевывает огромный сгусток крови, кажущийся черным. А вот это уже серьезно. Он пытается осторожно сесть обратно, но вместо этого мешком падает на землю. Перед глазами все пляшет. Внутренне кровотечение? Бичэнь задел какую-то артерию? Глупо будет умереть вот так, посреди леса, в одиночестве и темноте. Но, кажется, у него нет выбора. Он лежит, чувствуя колючую траву и сухие листья под щекой. Ему холодно. Ему не больно. — Ушел, — внезапно раздается голос Вэй Усяня. — Лань Чжань, мы должны его найти. — Найдем, — соглашается Лань Ванцзи. Белые одежды возникают из темноты, и Цзинь Гуаньяо почти рад им — даже если это люди, которые ненавидят его — умереть не одному все-таки как-то… утешительнее, что ли? Они подходят ближе. Цзинь Гуаньяо не может различить их лица, но видит, что они оба склоняются над ним, чувствует, как они поворачивают его. Он снова откашливает кровь, много. — Лань Чжань, — говорит Вэй Усянь, и его голос звучит немного растерянно. — Я думал, смысл был в том, чтобы просто немного его задеть? Чтоб не ушел далеко, если что. — Так и собирался, — произносит Лань Ванцзи сквозь зубы. — Почему он себя не вылечил? — говорит Вэй Усянь. — Не может, — цедит Лань Ванцзи. — Нет духовных сил. Значит, Лань Сичень это почувствовал; и рассказал своему брату. Цзинь Гуаньяо не очень приятно думать, что они обсуждали его. Но чего он ожидал? Да и вообще, это уже не имеет значения. Лань Ванцзи внезапно хватает Цзинь Гуаньяо за ворот, подтягивает ближе. Целительная энергия из его ладони поступает резко, будто ударом. — Я обещал брату, — говорит он. — Я обещал. Его тон Цзинь Гуаньяо понять не может, да и не пытается. От всего остального остаются только осколки и обрывки — холодный воздух на лице, темнота, движение. Тепло, Ханьши, свет свечей. Цзинь Гуаньяо не хотел сюда возвращаться… нет, конечно же, он хотел, хотел больше всего на свете. — Эр-гэ! — зовет он; он давно не называл Лань Сиченя так, тем более после того, как их отношения приняли совсем не братский характер. Но сейчас Цзинь Гуаньяо чувствует себя таким слабым, маленьким, ему нужна защита, ему нужны тепло и сила Лань Сиченя. Лань Сичень не отвечает. Он больше совсем не называет меня «А-Яо», не хочет больше так звать, думает Цзинь Гуаньяо. Ему снова холодно, и голубой поток целебной энергии вливается в него, очень сильный, такого Цзинь Гуаньяо еще никогда не испытывал. Ему кажется, что внутри него что-то смещается, реорганизуется — и может быть, это необходимо, но это очень, очень неприятно. Он пытается отстраниться, избавиться от этого вмешательства в его тело, но не может. — Брат, — говорит кто-то. — Достаточно, брат. И отчаянный голос — Цзинь Гуаньяо никогда не слышал его таким, и никогда не хотел бы слышать — отвечает: — Ты можешь мне не мешать? А потом долго, долго нет ничего. * * * Цзинь Гуаньяо приходит в себя с сильнейшим ощущением, что все это с ним уже было. Острый медицинский запах и сквозняки больничного крыла Облачных Глубин — похоже, это становится традицией. Он открывает глаза — и видит перед собой ледяное, пустое лицо Лань Ванцзи. Губы у того сжаты в тонкую линию, и странно, что от кого-то, кто выглядит таким невозмутимым, могут так явно исходить волны бесконечного гнева. Лань Ванцзи ждет ровно мгновение, чтобы убедиться, что Цзинь Гуаньяо в сознании и понимает его. Потом произносит: — Встал. Оделся. На кровать падает сверток одежды. Цзинь Гуаньяо оглядывается. Неподалеку Вэй Усянь стоит, подпирая косяк. Лицо его также выглядит удивительно холодным. Лань Сиченя нигде нет. — Где Цзэу… — И тут же его губы оказываются запечатанными. Это тошнотворное ощущение. — Не смей о нем говорить, — произносит Лань Ванцзи. Цзинь Гуаньяо чувствует, как паника охватывает его. Что произошло? Что он сделал, что Лань Сичень не хочет видеть его? Он ведь не нарушил свое слово, Лань Ванцзи и Вэй Усянь в безопасности. Сюэ Ян что-то натворил? Потому что Цзинь Гуаньяо не помог убить его? Он смотрит на дверь с надеждой, словно силой мысли может заставить Лань Сиченя появиться. Словно может исправить что-то — что, видимо, пошло ужасно не так. — Быстрее, — напоминает Лань Ванцзи. Цзинь Гуаньяо послушно встает, одевается. Это не та одежда, в которой он был последний раз — видимо, та уже не поддавалась починке — просто какая-то простая, непримечательная одежда. Руки у него немного дрожат. Хотя чувствует он себя хорошо. Совершенно здоровым. Наверное, лучше, чем он когда-либо чувствовал себя в этом теле. — Иди, — говорит Лань Ванцзи. Но он не может, это невозможно, куда он должен идти, он же должен получить ответы, он ничего не понимает! Он даже не может задать вопрос. Он касается руки Вэй Усяня, пытаясь заглянуть ему в глаза. Кажется, Вэй Усянь не так сильно ненавидит его — не так, как Лань Ванцзи, во всяком случае. — Не прикасайся к нему. Вэй Усянь вздыхает, меняет позу — и наконец-то встречает взгляд Цзинь Гуаньяо. — Хватит, Лань Чжань, — говорит он. И отвечает на немой вопрос. — Господин Цзинь, Цзэу-цзюнь в плохом состоянии. Он отдал слишком много духовных сил, чтобы вылечить вас. Но, но, думает Цзинь Гуаньяо, разве я был так серьезно ранен? Почему… Наверное, его взгляд достаточно выразителен, потому что Вэй Усянь продолжает. — Ваша рана была серьезной, но проблема в том, что после этого Цзэу-цзюнь не остановился. Он уже истратил много духовных сил, но он продолжил заниматься вами — выводить яд из вашего организма. Чтобы избавить вас от зависимости. Это долгий и сложный процесс, требующий полной сосредоточенности и отнимающий большое количество энергии. Когда он закончил, он потерял сознание. И до сих пор не пришел в себя. Но мы надеемся, что время и отдых восстановят его силы. Цзинь Гуаньяо застывает, стиснув руки. Лань Сичень, какой же ты глупец. Разве в этом была необходимость? Он бы сам справился с зависимостью, он был готов к этому. Зачем это дурацкое самопожертвование?! Он должен спросить об этом. Дождаться, пока прекрасный, безумный глава ордена Лань придет в себя — и спросить! Цзинь Гуаньяо решительным шагом направляется к двери — если Лань Сичень не в больничном крыле, то, наверное, в Ханьши. Как будто Лань Ванцзи читает его мысли; вложенный в ножны Бичэнь касается его плеча — требует подчинения. — Убирайся вон, — говорит Лань Ванцзи. Цзинь Гуаньяо топчется на месте, пытаясь найти промежуток, чтобы проскользнуть между ними, попытаться найти Лань Сиченя, но Лань Ванцзи и Вэй Усянь не оставляют ему возможности для маневра. И они правы, думает он. Лань Сичень нуждается в защите. Не только от Цзинь Гуаньяо. От самого себя. И хорошо, что в его жизни есть люди, которые готовы защищать его. Даже если это выражается в том, чтобы вышвырнуть Цзинь Гуаньяо из Облачных Глубин, как нашкодившего щенка. Он вполне сознает, что Лань Ванцзи охотнее прикончил бы его; и то, что он этого не делает — жертва, на которую он идет ради брата. Цзинь Гуаньяо опускает голову и молча следует к воротам. Как он ни пытается, идти быстрее у него не получается — потому что с каждым шагом ощущение безвозвратности становится все сильнее. Он никогда больше не вернется сюда. Он никогда не увидит Лань Сиченя. Разве не этого он хотел? Сколько — день, два назад — когда пытался уйти там, в лесу? Но тогда с Лань Сиченем все было в порядке. Сейчас… то, в каком состоянии Лань Сичень сейчас — это вина Цзинь Гуаньяо. Лань Ванцзи и Вэй Усянь эскортируют его до ворот. Цзинь Гуаньяо поворачивается к ним, кланяется — сознавая, что тянет время, что подсознательно надеется, что вдруг сейчас Лань Сичень придет в себя и догонит их — зная, что это невозможно. Вэй Усянь отвечает на его поклон, Лань Ванцзи нет. Он поворачивается, ворота распахиваются — и за ними вдруг очень много людей — целая процессия, пешие, конные, и даже паланкин. И человек, сидящий на коне впереди, отводит веер от лица изумленным жестом. — Какая неожиданная встреча! — говорит Не Хуайсан. — Я полагаю, что именно ради этого господина мы все сюда и приехали. * * * Магическая веревка стягивает ему руки за спиной. Цзинь Гуаньяо стоит посреди главного зала Облачных Глубин, окруженный стражниками в форме Цинхэ Не. А еще в зале несколько десятков людей. Верховный Заклинатель явно не путешествует налегке. — Что происходит? — Лань Цижэнь выглядит усталым и едва сдерживает раздражение. — Гусу Лань не был предупрежден о визите Верховного Заклинателя. — Увы, да, — говорит Не Хуайсан — без капли сожаления. — Мы предполагали, что предупреждение о нашем визите может повлиять на достижение его цели. Я очень признателен старейшине ордена Лань за то, что Облачные Глубины так гостеприимно позволили нам произвести наше небольшое разбирательство на своей территории. — Какое разбирательство? — морщится Лань Цижэнь. — Кто это вообще? — он смотрит на Цзинь Гуаньяо. — Молодой господин Мэй? Это гостевой ученик, который посещал Облачные Глубины недавно, но я думал, он уже покинул наши земли. — О да, — говорит Не Хуайсан. — Мэй Юньин. Или Сяо Фэй. Какое имя мне лучше использовать? Может быть, Цзинь Гуаньяо? Сопровождающие Не Хуайсана издают такие потрясенные вдохи — будто для них это полнейший сюрприз. Будто они представления не имели, зачем ехали в Облачные Глубины. Что ж, Не Хуайсан всегда был внимателен ко всем ролям в его пьесах, даже к ролям статистов. Лань Ванцзи и Вэй Усянь молчат — не подтверждая и не опровергая. — Какой-то абсурд, — говорит Лань Цижэнь. — Это чрезвычайно серьезное обвинение, разумеется, Верховный Заклинатель не будет утверждать голословно… — Разумеется, — соглашается Не Хуайсан. — Могу я приступить к приведению доказательств? Цзинь Гуаньяо чувствует, что его подташнивает. Что-то подсказывает ему, что ничего хорошего из этого не выйдет. Лань Сичень сказал как-то, что Не Хуайсан не может воспользоваться правом сильного. Не Хуайсан и не собирался. — Итак, — говорит он, выходя в центр зала. Веер в его руке замирает в почти артистическом жесте. Пять прошедших лет и пост Верховного Заклинателя подарили Не Хуайсану какой-то особый лоск, даже изысканность. Он выглядит худым до истощения — как будто, сбросив с себя маску Незнайки, он избавился одновременно и от многого другого, показавшегося ненужным. Его осанка, его позы полны изящества. Его глаза на костлявом лице кажутся огромными, как у совы. — Как известно, три недели назад на захоронение моего брата, Чифэн-цзуна, охраняемое силами орденов Цинхэ Не, Юньмэн Цзян и Гусу Лань, было совершено нападение. Печати были разрушены, что повлекло за собой многочисленные жертвы. Когда нам удалось вновь запечатать гроб, по рисунку темной энергии мы смогли определить, что одна из душ, пребывавших в запечатанном гробе, больше там не находится. Душа Цзинь Гуаньяо. — Кто взломал печати? — спрашивает Лань Цижэнь. — О, мы еще дойдем до этого, — улыбается Не Хуайсан. — В то же самое время, из Цинхэ исчез молодой человек по имени Сяо Фэй — который зарабатывал на жизнь оказанием определенного рода услуг. — Какого рода услуг? — Лань Цижэнь искренне недоумевает. — Сексуального, — терпеливо поясняет Не Хуайсан, прикрываясь веером. — В последний раз его видели в сопровождении господина в темных одеждах. У нас имеются показания свидетельницы, которая заметила, как из рук в руки переходит достаточно большое количество серебра. Дальше следы теряются — впрочем, мы нашли обугленную заколку, которую, как утверждают, носил Сяо Фэй, на пепелище сгоревшего в ту ночь сарая. Однако никаких останков там не было найдено. Либо у Не Хуайсана высококлассный отряд следователей, думает Цзинь Гуаньяо — либо он просто, грубо говоря, трепет языком. Свидетельница… заколка — что-то он не помнит никакой заколки. Кто все это может проверить? — Не поразительно ли, что Сяо Фэй, неграмотная проститутка из Цинхэ, внезапно появляется в Облачных Глубинах в качестве образованного и начитанного молодого господина по имени Мэй Юньин? — завершает Не Хуайсан. — Но с чего вы взяли, что этот ваш Сяо Фэй — и Мэй Юньин… — О, — говорит Не Хуайсан. — Господин Цэ, господин Ся, прошу вас. Из толпы сопровождающих выходят двое. Оба они средних лет, выглядят обеспеченно. Они не торопятся, разглядывая Цзинь Гуаньяо. Потом один из них говорит: — Это он. — Да, — говорит второй. — Это точно он. Этот рот я никогда не забуду. — Не надо вульгарностей, — вздыхает Не Хуайсан. — Я никогда в жизни не видел этих людей, — не может удержаться Цзинь Гуаньяо. Заклинание молчания, наконец-то, перестало действовать. — Могу поклясться в этом. — Несомненно, — соглашается Не Хуайсан. — Помимо показаний господина Цэ и господина Ся, которые согласились сопровождать нас для опознания, в Цинхэ имеются показания других клиентов Сяо Фэй. Они предпочли бы не придавать огласке свои имена, но так же готовы опознать его. Кроме того — мадам Линь, прошу вас. Из толпы появляется низенькая, квадратная женщина, одетая ярко, но тщательно — видимо, она и прибыла в паланкине. — Я владею мастерской по изготовлению париков, — сообщает она. — Вы знаете, некоторые женщины, и даже господа, которых небеса одарили недостаточно щедро, порой используют накладки из чужих волосы, чтобы… довести свой внешний вид до совершенства. Наша мастерская занимается этим уже более ста лет, у нас репутация далеко за пределами Цинхэ. Мы покупаем волосы самого лучшего качества. Этот молодой человек обратился к нам три месяца назад с просьбой купить его волосы. Он был в отчаянии, срочно нуждался в деньгах. И я пошла ему навстречу, к тому же, у него были хорошие волосы, мягкие, как у молодой девушки. — Нужно ли нам попросить, чтобы господин… даже не знаю, какое имя применить, показал нам, какой длины у него волосы? — спрашивает Не Хуайсан. — Пусть покажет, — говорит кто-то. — И так видно, — откликается кто-то другой. Цзинь Гуаньяо чувствует, как один из стражников дергает за ленту. Его волосы падают на плечи; они короткие — слишком короткие. — Фу, используют волосы шлюх, — говорит кто-то в толпе, — не разрешу моей жене больше носить… — Прошу вас, глава клана Чжао, вы уверены, что нам надо это знать? — замечает Не Хуайсан. — Кроме того, у нас есть показания владельца борделя, в котором жил Сяо Фэй до того, как начал работал на улице — подтверждающие, что Сяо Фэй никогда не умел читать и писать. Однако, выдавая себя за Мэй Юньина, он сумел получить дозволение пользоваться библиотекой Облачных Глубин. Старейшина ордена Лань, я понимаю, что ваш клан отличается широкими взглядами — и, кстати, мы все помним об усилиях главы ордена Лань по созданию пособий по духовным практикам для тех, кто не является заклинателями — но все же… неужели двери Облачных Глубин открыты абсолютно для всех? Лань Цижэнь вряд ли мог бы выглядеть еще более раздраженным — кажется, он уже и так на грани того, чтобы его хватил удар. — Однако это не значит, что Мэй Юнь… Сяо Фэй — и Цзинь Гуаньяо — одно и то же лицо. — Наша следующая остановка в пути, — оглашает Не Хуайсан, — небольшая пещера на окраине Цинхэ, предположительно служившая местом, где бывший Верховный Заклинатель прятал украденные у ордена Ланьлин Цзинь ценности. Разумеется, это вызывает очередной гул возмущения. Вор! Казнокрад! Цзинь Гуаньяо испытывает странное желание поклониться, как на сцене — к вашим услугам, господа. — Разумеется, сами ценности были из тайника забраны, но кое-что забравший их после себя оставил. Старейшина ордена Лань, вы узнаете это? И Цзинь Гуаньяо с чувством тошноты видит, как Не Хуайсан держит на ладони перепачканную, треснутую подвеску. Если бы он поднял ее тогда… если бы он поднял ее тогда, Не Хуайсан не смог бы сейчас ее лапать. — Это… старая подвеска Сиченя? — с удивлением говорит Лань Цижэнь. — Он носил ее, когда ему пришлось покинуть Облачные Глубины, когда солдаты ордена Вэнь сожгли… — И, как известно, именно Мэн Яо взаимодействовал с Лань Сиченем, пока тот скрывался после сожжения Облачных Глубин, — завершает Не Хуайсан. — У нас также есть показания владельца антикварной лавки, которому неизвестный господин в темных одеждах продал несколько ценных предметов, описание которых, я уверен, найдется в списках казны ордена Ланьлин Цзинь. У нас есть показания владельца гостиницы, в которой останавливались двое путников по пути из Цинхэ Не в Гусу Лань. И показания служанки, которая слышала, как двое гостей обсуждали длительность и мотивы пребывания одного из них в Облачных Глубинах. Это все в лучшем случае, косвенные улики, думает Цзинь Гуаньяо. Самая прочная связь, что у них есть — это между Сяо Фэй и Мэй Юньином. Наверное, для проститутки выдавать себя за ученика заклинателя не очень хорошо, но бывают преступления и похуже. Что же касается души — кто тут вообще что-то может знать наверняка. Разве что Чифэн-цзун, и Цзинь Гуаньяо плохо от этой мысли. Если его поместят в какой-никакой близости от гроба Не Минцзюэ — ни в каких доказательствах не будет нужды. Он очень надеется, что до этого не дойдет. — Но кто… кто этот второй человек? — спрашивает Лань Цижэнь. — Господин в темных одеждах? Не Хуайсан захлопывает веер. — Старейшина ордена Лань, скажите, а глава ордена Лань не собирается к нам присоединиться? — Сичень нездоров, — машинально отвечает Лань Цижэнь. — Как жаль, — говорит Не Хуайсан. — Нам бы очень, очень хотелось услышать, каким образом в Облачных Глубинах был принят человек, который явно являлся не тем, за кого себя выдает. И почему все адепты считали, что он покинул орден? Где все это время находился Цзинь Гуаньяо — тот самый Цзинь Гуаньяо, о дружбе которого с Цзэу-цзюнем не наслышан разве что глухой. Ах ты сволочь, думает Цзинь Гуаньяо. Ах ты мелкая, наглая, хитрая сволочь. — Что за инсинуации? — говорит Лань Цижэнь. Он даже не звучит особо возмущенно — все это слишком абсурдно. — И еще информация к размышлению, — продолжает Не Хуайсан. — Когда я обратился за помощью к главам орденов по поводу подавления темной энергии, глава ордена Цзинь и глава ордена Цзян самостоятельно прибыли для оказания помощи. А глава ордена Лань прислал своего брата — хотя, конечно, мы чрезвычайно ценим помощь, оказанную Ханьгуан-цзюнем. Но где в это время был сам глава ордена Лань? В Облачных Глубинах — или где-то еще? — Чушь, — говорит Лань Ванцзи. — Тем не менее, я припоминаю, что глава ордена Лань обращался ко мне с расспросами, возможно ли снять печати с гроба и насколько это опасно, — говорит Не Хуайсан. И Цзинь Гуаньяо знает, что на этот раз он не врет. Он слышит, как зал гудит, обмениваясь репликами. — Цзэу-цзюнь? Невозможно! Он же сам, своей рукой… но они в самом деле были крайне близки… он провел год в уединении после смерти своего друга… друга?.. я бы не сказал, что такое называется дружбой… названного брата… Цзинь Гуаньяо не помешало спать с сестрой даже кровное родство, а тут они просто побратимы… да нет, Цзэу-цзюнь бы никогда… ну, а помните, как раньше все говорили, что Ханьгуан-цзюнь бы никогда?.. похоже, это семейное… два нефрита клана Лань — два обрезанных рукава… — Хватит уже, — говорит Цзинь Гуаньяо. — Это был Сюэ Ян. Сюэ Ян сломал печати. Сюэ Ян вполне может сам о себе позаботиться. Не моргающие глаза Не Хуайсана останавливаются на Цзинь Гуаньяо. — Господин Цзинь, спасибо за информацию, которую вы любезно нам предоставили. И все снова шумят. — Так это он? Это все-таки он? Не может быть… в другом теле… он осмелился… И, разумеется, кто-то замечает: — Неудивительно, что он выбрал тело шлюхи — учитывая, чем занималась его мать. — То, чем зарабатывала на жизнь мать Цзинь Гуаньяо, не имеет отношения к нашему разбирательству, — безмятежно замечает Не Хуайсан. Дверь распахивается — и Цзинь Гуаньяо чувствует, как у него внутри все сжимается. Он хотел увидеть Лань Сиченя еще раз. Но более неудачного момента для этого, наверное, трудно подобрать. Лань Сичень выглядит ужасно. Таким бледным Цзинь Гуаньяо его еще не видел. Под глазами у него чернота. Его губы белые, потрескавшиеся. Он стоит очень прямо, но трудно не заметить, как его пошатывает. Пожалуйста, думает Цзинь Гуаньяо, ему нельзя здесь быть. Лань Ванцзи должен что-то сделать — пока не поздно. — Что это значит? — говорит Лань Сичень, и его голос звучит так слабо, что это разбивает Цзинь Гуаньяо сердце. Лань Сичень обводит зал расфокусированным взглядом, останавливается на Цзинь Гуаньяо — и делает несколько шагов к нему. Цзинь Гуаньяо цепенеет. Если Лань Сичень сейчас сотворит что-то глупое — что-то, от чего он потом не отмоется — это будет катастрофа. К счастью, Лань Ванцзи и Вэй Усянь уже пробираются сквозь толпу. — Глава ордена Лань, — сердечно говорит Не Хуайсан. — Я вижу, вы действительно больны. Разумеется, это все объясняет. Именно ваше нездоровье явилось причиной всех этих сомнительных событий, которые связаны с Облачными Глубинами. К счастью, нам удалось во всем разобраться. Прошу вас, не напрягайтесь, это может вам повредить. Несмотря на то, как сильно Цзинь Гуаньяо ненавидит Не Хуайсана — сейчас он почти благодарен ему. Он оставляет Лань Сиченю путь к отступлению. Ничего непоправимого не произошло. И не произойдет — Лань Ванцзи обнимает Лань Сиченя за плечи. Лань Сичень откидывает руку брата. — Не Хуайсан, — говорит он. В его голосе глубокое отвращение. Но уже в следующее мгновение кажется, что он забыл о существовании Верховного Заклинателя. Словно у него слишком мало сил, и он расставил приоритеты, куда их потратить. Его туманный взгляд снова находит Цзинь Гуаньяо. Цзинь Гуаньяо беспомощно смотрит, как Лань Сичень упрямо, с трудом переставляя ноги, идет к нему — как будто он единственный, кого Лань Сичень видит. Цзинь Гуаньяо уже готов закричать, чтобы Лань Ванцзи сделал хоть что-нибудь, не позволил своему брату разрушить себе жизнь у всех на глазах. И в этот момент в зал, едва не спотыкаясь, влетает Цзинь Лин. — Мне только что сообщили! Я сразу прибыл. Как такое может быть — мой дя… Цзинь Гуаньяо вернулся? Он останавливается, осматривается вокруг — расположение сил слишком очевидно. Его глаза округляются, когда он смотрит на Цзинь Гуаньяо. — Это он? Не может быть! Это же тот ученик… — Прости, А-Лин, — говорит Цзинь Гуаньяо. — Я не знал, что это ты тогда проверял охранные знаки. Цзинь Лин замолкает и идет пятнами. — На самом деле, в вашем присутствии нет необходимости, глава ордена Цзинь, — говорит Не Хуайсан, — если вам слишком тяжело. Цзинь Лин вздергивает подбородок и после паузы говорит: — Я прослежу за тем, чтобы все было справедливо. Интересно, это должно напугать или успокоить, думает Цзинь Гуаньяо. Лань Ванцзи и Вэй Усянь уводят Лань Сиченя. Тот почти висит у них на руках. Цзинь Гуаньяо смотрит ему вслед. Значит, это была их последняя встреча. * * * Не Хуайсан приходит к нему. Условия в камере Нечистой Юдоли, где Цзинь Гуаньяо ожидает суда, весьма скромные, но вполне в рамках приличий. Как ни странно, изысканные одежды Не Хуайсана достаточно гармонично смотрятся на фоне решеток — может быть, из-за его общего аскетичного облика. — Ты сам-то здоров? — говорит Цзинь Гуаньяо. — А то выглядишь не очень. — Я здоров, — отвечает Не Хуайсан. Выражение его огромных глаз то ли загадочное, то ли задумчивое. — Сань-гэ, — говорит он, — не хочу, чтобы ты обманывал себя. Ты умрешь. — Я знаю. — Но не потому, что я все еще ненавижу тебя. Мой счет к тебе был оплачен, когда ты умер там, в храме. Сейчас все, что меня интересует — это прекратить распространение темной энергии на моих землях. Да-гэ хочет, чтобы ты вернулся — и ты вернешься. Цзинь Гуаньяо надеется, что у него получилось не выдать себя; он уверен, что не получилось. — Мне все равно, как это произойдет, — продолжает Не Хуайсан. — Не думаю, что большинство проголосует за то, чтобы напрямую поместить тебя обратно в гроб и позволить Да-гэ разобраться с тобой. Такие предложения звучали — но, скорее всего, это сочтут слишком варварским. Другая крайность — можешь себе представить? — есть те, кто считает, что два раза карать за одни и те же преступления неправильно, и раз уж ты один раз умер, то более мягкое наказание, типа пожизненного заключения, вполне приемлемо. Но, думаю, они тоже останутся в меньшинстве. Полагаю, классический вариант казни — например, обезглавливание — наиболее вероятен. Мои люди будут готовы в этот момент — будут ожидать с мешочками для ловли душ. Как только твоя душа покинет тело, мы захватим ее и передадим Да-гэ. Надеюсь, это его успокоит. Цзинь Гуаньяо сидит, прижавшись к стене. Кажется, он не мог бы пошевелить ни рукой, ни ногой, если бы попытался. Он едва может дышать. Слова Не Хуайсана впечатываются в его мозг, и он знает, что не забудет ни одного из них. Не Хуайсан некоторое время молчит, то ли ожидая его ответа, то ли позволяя ему осознать все сказанное, потом продолжает: — Однако если судопроизводство затянется, боюсь, что ты можешь и не дожить до приговора. Несчастные случаи в тюрьме происходят довольно часто. Я не хочу заставлять Да-гэ ждать слишком долго. Возможно, это было бы лучшим вариантом. Я должен думать о благосостоянии моих подданных — ведь поврежденные темной энергией земли не восстановить. Ничего личного, Сань-гэ. Только когда он собирается уходить, Цзинь Гуаньяо удается совладать с собой. Есть один вопрос, который он должен задать — и эта необходимость сильнее, чем ужас, который вызывают описанные Не Хуайсаном перспективы. — Хуайсан, что ты сделал с телом моей матери? Не Хуайсан замирает, оборачивается. — О, — говорит он, — он тебе не сказал. — Кто? Но вместо ответа Не Хуайсан складывает веер и удаляется. * * * Цзинь Лин приходит к нему. Стоит перед решеткой, то сжимая, то разжимая кулаки. — Я так много хотел у тебя спросить, — наконец, говорит он. — Все эти годы — конечно, я не все время об этом думал, но иногда. И мне так обидно было, что я не могу спросить. А теперь — я даже не знаю, с чего начать. — Как я мог приказать убить Фею? — говорит Цзинь Гуаньяо мягко. Цзинь Лин усмехается. — И это тоже. — Мне жаль, — говорит Цзинь Гуаньяо. — Она хорошая девочка. С ней все в порядке? — Да. Все говорят, что она толстая. А я считаю, нормальная. — Значит, она нормальная. — Я знал, что ты так скажешь. Моментами Цзинь Лин все еще выглядит тем ранимым, эмоциональным ребенком, каким он был пять лет назад. Но в нем уже есть сила, есть зрелость. — Ты помнишь, ты рассказывал мне страшные истории, когда я был маленький? — говорит он. — Про черный паланкин. И про золотую руку. И про шкатулку с костями. Не знаю, почему ты считал это хорошей идеей — я боялся. Но потом — потом все заканчивалось хорошо. И это было такое радостное чувство, как будто я выдержал испытание и победил. Тогда, в храме, когда ты сказал, что сделаешь со мной что-нибудь страшное, если я попытаюсь убежать или закричать — мне немножко, втайне, казалось, что это одна из твоих страшных историй. И что все закончится хорошо. — Но ведь все закончилось хорошо, — говорит Цзинь Гуаньяо. — Не для тебя, — говорит Цзинь Лин. Он стоит, кусая губы, выглядит то сердитым, то уязвимым. Когда он, наконец, поднимает глаза, в них практически вызов. — Я плакал по тебе. Наверное, это ужасно, но Цзинь Гуаньяо чувствует короткую вспышку радости, услышав эти слова. Он не думал, что хоть кто-то проронит слезу по его смерти. Но его чудесный, наивный племянник, которому он, пусть даже не желая этого, вполне мог перерезать горло — плакал о нем. — Не стоило, А-Лин. — Не надо мне говорить, что мне стоило, а что не стоило делать. Они оба молчат. — Я не знал, что у тебя день рождения в один день с моим отцом, — говорит Цзинь Лин. — Этот день всегда был днем рождения моего отца — и все. Я только потом узнал, из твоих бумаг. Я даже не знал, когда у тебя день рождения. Ты никогда его не праздновал. — Это было бы неловко, не правда ли? Особенно учитывая все обстоятельства. Но, А-Лин, — говорит Цзинь Гуаньяо; этот разговор становится слишком сентиментальным, — ты сказал, что хотел меня о чем-то спросить. Пока ты мне только рассказываешь. — Я спрошу, — говорит Цзинь Лин. — Если бы тетя не была твоей сестрой… если бы у вас был наследник… я ведь был бы угрозой? Для наследования. Был бы я тогда еще жив? Цзинь Гуаньяо вздыхает. Цзинь Лин действительно вырос — раз научился задавать правильные вопросы. — А как ты сам думаешь? — говорит он. Цзинь Лин белеет. — В этот раз я не буду плакать по тебе, — говорит он, резко разворачивается и уходит. * * * Вэй Усянь приходит к нему. Этот визит Цзинь Гуаньяо находит довольно загадочным, пока Вэй Усянь не поясняет: — Цзэу-цзюнь просил Лань Чжаня навестить вас. Но он отказался. Поэтому здесь я. — Как Цзэу-цзюнь себя чувствует? — Он боится ответа. — Значительно лучше, — говорит Вэй Усянь. — Ему запрещено появляться в Цинхэ, вы знаете? Нет, Цзинь Гуаньяо не знал; но это к лучшему. — А старейшины запретили ему покидать Облачные Глубины. Неужели и от старейшин бывает польза? Внезапная мысль обжигает его. — Он… он же не наказан? Лань Сичень глава ордена, но в Облачных Глубинах своя атмосфера. Непереносимо даже думать о наказаниях, принятых в Гусу Лань — а Лань Сичень, конечно, посчитает, что обязан принять любое, которое назначат. — Ему настоятельно рекомендовано уединение. Цзинь Гуаньяо выдыхает. — Вот и прекрасно. Пусть там пока и остается. Вэй Усянь рассматривает его практически с интересом. — Вы это сейчас серьезно, господин Цзинь? — А что? Слухи утихнут, если не давать им дополнительного материала. Через полгода-год никто и не вспомнит… — Он просил Лань Чжаня перенять должность главы ордена. — Но почему? — Цзинь Гуаньяо в отчаянии вскидывает руки. — Не поверю, что все так плохо. Что — то, что Лань Сичень больше двадцати лет безупречно возглавлял орден — на это можно наплевать? И Лань Ванцзи согласился? — сердито завершает он. — Нет. — Хвала небесам. — Я пойду, — говорит Вэй Усянь. — Но, господин Цзинь, раньше-то вы поумнее были. До того, как умерли. * * * Конечно, все только вопрос времени: вариантов, каким будет приговор суда, практически нет. Но это не значит, что Цзинь Гуаньяо хочет умереть раньше, а не позже. Тем более что он знает, что ждет его после смерти. Он хотел бы не думать об этом, но на это его самообладания не хватает. Ему очень страшно. Возможно, когда придет время, он соберется — и ненависть Не Минцзюэ столкнется с его ненавистью, как уже было. И снова будет холод, и боль, и тьма, и бесконечное сражение. Он отдал бы все, чтобы избежать этого. Но у него нет выбора. После того, что Не Хуайсан сказал, что с Цзинь Гуаньяо вполне может произойти несчастный случай в тюрьме, тот очень внимательно относится к тому, что ест и пьет. Не Хуайсан вряд ли сказал это просто так — скорее всего, это часть какой-то игры, которую он ведет. Он утверждал, что больше не испытывает ненависти к Цзинь Гуаньяо — бессовестная ложь. Ну, или Верховный Заклинатель не вполне в здравом рассудке. И пытается затащить Цзинь Гуаньяо в ту же пропасть безумия. Но что ему остается? Цзинь Гуаньяо тщательно проверяет приносимую ему еду на подозрительность вкуса, подолгу ждет, не почувствует ли что-нибудь странное, съев немного — и если ему кажется, что что-то не так, предпочитает оставить остальное нетронутым. Однако если ограничивать себя в еде достаточно легко, то с водой так не получается. Иногда Цзинь Гуаньяо не в состоянии себя контролировать, залпом выпивает небольшой рацион воды, который ему положен — а потом старается понять, не было ли у воды странного привкуса. Спать Цзинь Гуаньяо тоже старается как можно меньше. Не то чтобы он смог себя защитить, если Не Хуайсан в самом деле решит устроить ему несчастный случай — но, по крайней мере, он попытается. Он сидит у стены, тараща глаза, силясь не заснуть — и все-таки ловит себя на том, что пару раз уже отключался — когда слышит какой-то шум возле поста охраны. Напевный голос произносит: — Я всего лишь странствующий монах, служащий Гуаньинь. Каковы бы ни были преступления Цзинь Гуаньяо, его заслуги перед богиней милосердия неоспоримы. Я не могу отказать заключенному в духовном наставничестве — тем более, когда его душа уже так близка к отделению от тела. — Не положено, — сердито отвечает охранник. — Но я всего лишь безвредный монах, какой ущерб мое посещение может нанести, — нудит голос. — Вот, вы можете меня обыскать, чтобы убедиться, что я не пытаюсь пронести никакое оружие. — Не положено. — Все, что у меня есть — вот этот мешочек, вот, я с готовностью оставлю его вам на сохранение, — до Цзинь Гуаньяо доносится звона серебра. — Я смотрю, служение Гуаньинь хорошо оплачивается, — несколько более миролюбиво замечает охранник. — Гуаньинь осыпает своими благословениями всех, кто ей служит, — соглашается монах. — Так положено? В коридоре, ведущем к камере, появляется свет, ключ в замке поворачивается. — Только недолго, — говорит охранник. В камеру входит Сюэ Ян. И Цзинь Гуаньяо готов расплакаться от облегчения. — Чэнмэй! На Сюэ Яне монашеская одежда. Отсутствующую руку маскирует истрепанный плащ. Его лицо полускрыто капюшоном, но острые клычки хищно поблескивают в усмешке. — А ты думал, я тебя брошу? — говорит он. — Скорее, у нас мало времени. — Какой у тебя план? Сюэ Ян пожимает плечами. — А какой у меня может быть план? Я, конечно, хорош, но не настолько, чтобы прорубить себе путь сквозь всю стражу Цинхэ Не. Все, что я могу тебе предложить, — он выуживает из-за пазухи мешочек-ловушку для душ, распахивает его и кладет на пол между ними. — Мы с тобой это уже делали, сделаем и еще раз. Тело для тебя я уже подготовил. — Я только привык к этому, — говорит Цзинь Гуаньяо, криво улыбаясь. — Вот, — Сюэ Ян снова роется за пазухой и протягивает ладонь. На ней одна небольшая продолговатая пилюля. — Не скажу, что это будет не больно — но это будет быстро, а время нам важнее всего. Цзинь Гуаньяо смотрит на его руку, на мешочек на полу, думая о том, как иронично, что все последние дни он только и делал, что старался уберечься от яда, чтобы Не Хуайсан не смог поймать его душу. И вот теперь он должен сделать именно то, чего так боялся. Он и сейчас боится, до тошноты, до холодного пота. Но Сюэ Ян обещает ему спасение. Сюэ Ян уже спас его однажды. Между ним и Сюэ Яном всегда была особая близость — они могут помогать друг другу, или использовать друг друга, или даже подвергнуть друг друга опасности — это ничего не меняет. Они понимают друг друга. Они связаны. Он внезапно думает о том, как Сюэ Ян поцеловал его в губы перед тем, как отправить в Облачные Глубины; это был не поцелуй, продиктованный желанием — скорее, попытка успокоить Цзинь Гуаньяо, дать ему понять, что он не один. Он думает о том, как Сюэ Ян кружил его на поляне — перед тем, как закрыться его телом от меча. О том, как Сюэ Ян каждый вечер клал ему в рот таблетку «радости», проводя пальцами по его губам. Сюэ Ян всегда дотрагивался до него — у Сюэ Яна не было представлений о личном пространстве. Этот Сюэ Ян протягивает ему пилюлю с ядом на вытянутой руке, ожидая, что Цзинь Гуаньяо возьмет ее. Это не Сюэ Ян! Цзинь Гуаньяо вжимается в стену от ужаса, чувствуя, как голос у него уходит, звучит слабо и хрипло. — Охрана! — зовет он. И больше всего боится, что никто не придет. — Ты чего? — говорит Сюэ Ян. — Зачем ты кого-то зовешь? Ты что, мне не доверяешь? Если он сделает еще шаг вперед, думает Цзинь Гуаньяо, я буду сопротивляться, пока хватит сил. Но, по видимости, насилие не входит в планы Не Хуайсана. Сюэ Ян наклоняется и поднимает мешочек с пола — правой рукой. Лицо его расплывается, теряет четкость очертаний — и проступают другие, совершенно незнакомые черты. — Ну как хочешь, — говорит чужой голос. Лениво шаркая ногами, появляется охранник. — Что, уже закончили? — Да, — шепчет Цзинь Гуаньяо. Монах поворачивается и уходит. * * * После этой попытки убить его — он не может рисковать. Он выливает воду и выбрасывает еду в отхожее ведро сразу же, как только их получает — чтобы не было соблазна. Он прокусывает себе руки до крови, стараясь не спать, это сложнее всего. Иногда он не уверен, что не спит. Иногда он уверен, что бодрствует, но видит перед собой только мелькание разноцветных пятен. Ему кажется, что к нему обращаются, но из-за звона в ушах он не может разобрать слов. Он понимает, что так долго не выдержит. Тем или иным способом, Не Хуайсан достанет его. Но сдаться, добровольно расстаться с жизнью — все в нем сопротивляется этой мысли. Иногда Цзинь Гуаньяо кажется, что Не Хуайсану все-таки удалось — он умер. И его душа снова там, в свирепом столкновении с душой Чифэн-цзуна, в борьбе без мгновения отдыха. Иногда ему кажется, что он никогда и не прекращал эту борьбу. Ничего не было: ни его спасения Сюэ Яном, ни возвращения в Облачные Глубины, ни Лань Сиченя и их совместных ужинов, их споров, их хрупкого взаимопонимания, их близости. Иногда ему кажется, что Лань Сичень рядом. Рядом потому, что Цзинь Гуаньяо не успел его оттолкнуть тогда, в храме. И они втроем заперты в вечности, в агонии и темноте. — А-Яо, я рядом, — говорит Лань Сичень. — Все хорошо. Я здесь. И Цзинь Гуаньяо чувствует, как прохладная ладонь касается его лба. Лань Сичень одет не в небесно-голубые одежды Гусу Лань, а в простое темно-синее ханьфу. Но он все равно сияет в темноте. Лицо у него бледное, под глазами темные круги. Пряди волос, идущие от висков, побелели. Цзинь Гуаньяо тянется, проводит по ним пальцами. В маленькой, обшитой деревом комнате, где они находятся, горит только одна свеча. Комнату слегка раскачивает из стороны в сторону. — Мы на корабле? — Да. — Мы плывем в Дунъин? — Да. — Как ты меня вытащил? — Кое-кто помог, — говорит Лань Сичень. Позже Цзинь Гуаньяо обязательно выяснит, кто этот кое-кто, но сейчас важнее другое. — Мне так жаль, — говорит он. — Чего? Он касается пальцем обнаженного лба Лань Сиченя — того места, что обычно пересекала лента. Усмешка Лань Сиченя получается очень невеселой. — Так нужно было, — говорит он. — Потому что ты не мог дать мне умереть? Лань Сичень качает головой. — Потому что я хотел быть с тобой. Я не мог спросить тебя, хочешь ли ты быть со мной, но если нет… — Лань Сичень! — Цзинь Гуаньяо не выдерживает, резко садится. Голова у него кружится, поэтому он почти падает на Лань Сиченя, обхватывая его руками. — Какое «нет»? Неужели ты не знаешь? Ты не знаешь, как сильно — как я всегда хотел быть с тобой? Конец фразы получается почти шепотом, и Цзинь Гуаньяо произносит эти слова, уткнувшись в плечо Лань Сиченя, но знает, что тот слышит его. — Тогда хорошо, — говорит Лань Сичень; его голос звучит немного глухо, его плечи вздрагивают. — Ты что, плачешь? — подозрительно спрашивает Цзинь Гуаньяо. Сам он не стесняется — ткань одежды Лань Сиченя под его лицом вся мокрая. — Нет, конечно, — говорит Лань Сичень. Он проводит пальцами сквозь волосы Цзинь Гуаньяо; это мерный, успокаивающий жест. Цзинь Гуаньяо ловит его руку, подносит к лицу, целует в ладонь. Некоторое время они так и сидят. Потом Лань Сичень говорит: — Я хочу тебе что-то показать. Он встает, и позади него Цзинь Гуаньяо видит маленький переносной алтарь, и табличку со знакомым именем — именем своей матери. Он вскрикивает. — Я пытался тебе сказать еще в Облачных Глубинах, но не получилось, — говорит Лань Сичень. — Ты… ты нашел ее для меня? — Цзинь Гуаньяо плачет и пытается улыбаться одновременно. Ему кажется, его сердце сейчас разорвется, так много оно пытается вместить. — Ты сделал это для меня! — Тогда мне казалось, что это единственное, что я могу для тебя сделать, А-Яо. Тогда… но сейчас нет. Сейчас у них — целый мир, целая жизнь впереди — вместе. Цзинь Гуаньяо знает, что Лань Сичень оставил ради него. Свое имя. Свою семью. Свое прошлое. Свою родину. Он не знает, что он сможет дать взамен, но, наверное — за такой дар невозможно отплатить. Его можно только принять. И он принимает. * * * Сюэ Ян стоит на берегу, почти позволяя языкам волн лизнуть носки его сапог. Когда какая-либо особо дерзкая волна пытается намочить ему ноги, он чуть отступает, словно играет с ними в догонялки. Черноголовые взбалмошные чайки над его головой возмущаются чем-то на своем чаячьем языке. Сюэ Ян не спал трое суток. Клятая парочка — Лань Ванцзи и Вэй Усянь — прицепились к нему, как репей к собачьему хвосту. И это если не обращать внимания, что описания Сюэ Яна приколочены к дверям чуть ли не всех трактиров Поднебесной; впрочем, учитывая, как именно он изображен на этих плакатах — только рогов и хвоста не хватает! — вряд ли ему стоит опасаться, что его опознают. Но, кажется, наконец-то ему удалось оторваться. И теперь он может заняться своими делами. Он зубами подтягивает узел на полоске ткани, завязанной на его запястье. Ткань выпачкалась и истрепалась, но написанные выцветшим красным иероглифы еще видны. «Чэнмэй, если тебе нужен ритуал — найди меня». О том, что знаменитый преступник Цзинь Гуаньяо сбежал в земли Дунъин вместе со своим любовником, бывшим главой ордена Лань, Лань Сиченем — не говорит сейчас только ленивый. Что ж, Сюэ Ян бывал в Дунъин. Карманы у него полны денег — безделушки, которые Цзинь Гуаньяо хранил в своем тайнике, принесли неплохую сумму. Следующий корабль — через неделю. Даочжан, скоро ты снова будешь со мной, думает Сюэ Ян. Конец