Малявка

      Чонгук не любил этот район. Наппын вообще гиблое местечко, но подпольный клуб «Инфернус», частым посетителем которого был Чонгук, расположился в самом центре. Вообще находиться в Наппыне опасно, лишь когда стемнеет, и то лишь тем, кто нарывается, не может за себя постоять или выглядит хотя бы долларов на сто.       Так вот тот парнишка, явно омега, которого прижали к стенке, подходил по всем параметрам сразу. Какого хрена он тут забыл и зачем добровольно нарвался на местную шайку «Тигр Z», Чонгук не понимал. Он следил за представлением с самого начала и не ушёл до сих пор, лишь потому что беспокоился о сопляке, пусть и существовала вероятность, что тот, походу, просто искал приключения на жопу и ему норм. Ибо то, что быдло тусовалось в баре близ клуба, знали все и их не трогали. Даже полицейские не совались, потому что крыша у тигров была пуленепробиваемая, да и новостные каналы давненько забили на подобный контент. В соцсетях зато частенько писали разные байки, не всегда правдивые, но очень интересные.       Короче, народ в танке не жил, всё осознавал, район стороной обходил.       На самом деле в Наппыне было не так плохо, даже терпимо. Мажора, может, и обкрадут – факт, течной омеге «помогут» по старинке, но человека за просто так не изобьют, морально подавят только – это пожалуй. До убийства дело доходит редко, и то в определённых кругах, маргинальных, там, или бандитских. Впрочем, этим грешит не только Наппын. Просто так сложилось, что концентрация дерьма тут высокая, ну, и gangsta, конечно.       Докуривая сигарету, Чонгук думает, что авось и обойдется: пацан получит ценный урок, напишет пост в инстаграме о вечерних приключениях и предупредит, чтоб никто его ошибки не повторял. Но галдёж и улюлюканье набирает обороты, а грёбаная совесть не позволяет спустить все на самотёк. Бросив окурок, Чонгук привычным жестом поправляет кожанку и врывается в самую гущу.       – Малого отпусти, – басит, чтоб сразу с места в карьер.       Толпа расступается, пропуская. Коренастый альфа с лицом, просящим кирпича, оборачивается, хмурясь по-комичному тупо. Клыки б ему и слюни для полного набора.       – Чё, твой пиздюк, Чон?       – Не имеет значения, Кван. Пусти.       А малой пожирает Чонгука глазами и разве что не рыдает: не хочется ведь так – у стенки ноги раздвигать.       – Мы с пацанами на тебя ставим завтра, не обосрись, – предупреждает Кван и отворачивается, гаденько ухмыляясь пареньку. – А ты, сладкий, больше на глаза не попадайся, окей?       Тот кивает раз десять, складывая большой и указательный пальцы, мол, окей-окей. Его отпускают, и он, чуть заваливаясь вперед, попадает прямо в руки спасителя. Ноги ватные, не держат. Чонгук хватает за плечо, понимает, почему сладкий (в нос забивается запах мармелада или ещё какой-то химозной фигни из детства), уводит подальше от бара и, только отходят на приличное расстояние, спрашивает:       – Как звать?       – Тэхён, – стучат зубы.       И Чонгук готов поклясться, что слышит, как бьётся чужое сердце, а ещё нутром чует подвох. Вот прямо чуйка предупреждает: внимание обрати, заостри и, желательно, соображай быстрее.       Машина дожидается хозяина далековато, ибо парковаться вблизи шоу уродов – идея хуёвая. Кое-как дотащившись с несопротивляющейся ношей, которая и ногами-то двигает, только потому что тащат, Чонгук открывает дверь. Он устраивает Тэхёна на переднем сидении и с заботливостью мамаши пристегивает ремень. Он видит секундную панику в глазах, но ничего не говорит, садится на водительское и жмёт блокировку: чем чёрт не шутит, сбежит его сладкий и нарвется все на тех же.       – Адрес.       Тэхён колеблется, но называет.       – И как тебя сюда занесло, – вздыхает Чонгук, вбивая в навигатор.       Машина двигается. Сначала едут в тишине. Включать музыку не хочется атмосферы ради. Тэхён ёрзает, вздыхает надрывно, вкушая плоды собственной беспечности, но, видя знакомые, если не родные, дали, успокаивается.       По прямой ехать ещё минут двадцать, а если скорость сбавить, так вообще все тридцать. Поглядывая время от времени на мальца, Чонгук… чувствует себя странно. Секунда за секундой в голову прокрадываются догадки, которые хочется нахер вымести, ибо не надо ему такого.       – А как тебя зовут? – тихо спрашивает Тэхён.       – Чонгук.       – А сколько лет? – смелеет.       – Двадцать шесть.       – Мне шестнадцать. Скоро. Я буду звать тебя хёном, – утверждает.       Чонгук поворачивается и замечает, что пацан панибратски шарится по нему взглядом, а глаза, большие, наглые, горят из-под кудрявой чёлки. В ноздрях щекочет, внутренности переворачиваются чёрт знает почему. Чонгук не любит сладкое, но Тэхена хочется съесть.       – Ты знаешь тех бандитов?       – Да.       – Ты… их главарь?       Чонгук смеется, а потом надевает маску сурового равнодушия (равно брутальности). Он вообще-то со своим послужным списком на поучителя мало походит, но просветить чадо считает себя обязанным, да и язык за зубами не держится.       – Ты какого творил вообще? – картина человеческой тупости все ещё стоит перед глазами: хрупкий силуэт, нерешительно шаркающий к голодной стае.       Парнишка кусает губу, а потом смеётся, рассказывая, как его на слабо взяли.       – На слабо, что в подворотне оттрахают? – без злобы говорит Чонгук.       Тэхён смурнеет.       – Ты не бесстрашный, малой, ты глупый. И ко мне ты сел без возражений. Не боишься?       – Ты не страшный, не обидишь.       – Откуда тебе знать?       – Интуиция, – и улыбается по-доброму так, невинно.       Интуиция, значит, имеется, а мозги последние растерялись. Чонгук усмехается от нелепости и выдыхает с тяжестью. В машине будто печка работает. Жарко, туман вокруг.       – И стоило оно того?       – Стоило.       Урок не усвоен. Чонгук качает головой, вдыхает глубже, чувствуя легкое головокружение и покалывание пока только в пальцах.       Осознание торкает, рука сжимает руль, пока вторая наскоро приоткрывает окно. А жизнь-то ещё способна удивить, пусть ситуация не из удивительных. Чонгук, не осознавая, набирает скорость и вновь косит на Тэхена.       Шестнадцать, выходит?       Ещё ребёнок, но уже почти сформировавшийся омега, раз ароматный шлейф тянется для всех неравнодушных. Но только для, мать его, Чонгука, одного на всем этом грёбаном свете, запах, волнующий до мурашек, будоражит кровь, пробуждая глупые инстинкты.       Шестнадцать.       Течный цикл ещё не пришел в норму, и тонкое омежье обоняние не обострилось. Тэхён спокоен рядом с истинным, но не осознает почему. Это Чонгуку, неконтролируемо выбрасывающему феромоны с непривычки, хуёво от слова хуй: жар, дымка в голове и острое желание. Состояние «заяви права и еби» сигналит о близости истинного. Только Чонгук – не пиздюк, он по большинству головкой не думает, он мозгами пользуется исправно.       «Пиздец», – думает Чонгук, берёт себя в руки и ноги, а вслух запоздало интересуется:       – Почему? – выходит хрипло.       Холодный воздух на пару с самовнушением и выдержкой остужают.       – Я ведь тебя встретил.       Чонгук вообще не любит усложнять, и истинность ему не нужна, а значит и малой тоже. Красивый омежка – ну и всё, отвезёт и забудет. Похуям, что там природа напридумывала, похуям, что вокруг Тэхёна круги нарезать хочется и хвостом вилять – это всё животное. У Чонгука проблем в жизни хватает, и брать бо́льшую ответственность в планы не входит. Да и Тэхён, видно, из приличной семьи. А Чонгук что? Чонгук долги всю жизнь раздаёт тем, что морды бьёт. А как кончит, так что? В машинах возиться планирует, ибо любит дело это горячо и безумно. Спасибо папаше и за первое, и за второе, и за третье. Ну и за четвертое: за то, что откинулся. Жестоко – да, грустно – тоже, зато проблем меньше и мать не плачет больше.       Машина ускоряется: от Тэхёна нужно срочно избавиться и на ринге победить ради репутации, денег и не набитого тиграми хлебальника. План прост.       Тэхён щебечет что-то про гангстеров, про GTA, про школу и какого-то придурка Чимина, причудливо связывая всё в речи, жестикулирует, ботинки скидывает и ноги под себя подбирает. Болтливый малой и, видно, шебутной. Чонгук кивает, мычит в ответ. Он вообще никогда не говорит много, а вот послушать любит. Они сошлись, блять, лёд и пламень…       – Так что ты не бандит, хён, – заключает Тэхён феерично и ёжится.       Замерз, видать, руками плечи потирает. Не мудрено, сам воздух меняется, когда по мосту на другую сторону реки переезжаешь.       – Браво, – Чонгук закрывает окно.       Теперь легче, когда всё осознаёшь, когда осталось подождать пару минут – и Тэхён с вещами на выход.       – Так вот, – продолжает малой, – что же ты там делал?       – Мимо проходил по делам государственной важности, – пожимает плечами Чонгук.       – Не, на полицейского ты тоже не похож.       – А на кого похож?       – Чёрный плащ. Только свистни, он появится.       – Чего?       – Не знаешь Чёрного плаща? Или удачливо маскируешься? – заводится Тэхён и принимается пересказывать историю про селезня.       Детский сад. Чонгуку хочется кричать.       – Хён, по твоему лицу вижу все твои мыслишки.       – Я мультики, знаешь, не смотрю уже.       – Зря, мультики – это же искусство, как кино или картины, они не только для детей. Вот увидишь, я покажу. В мире столько шедевров… Но делают их только люди широкой мысли, особенные. Понимаешь, хён?       Чонгук молчит, ни черта он не понимает и понимать не хочет, но слушать пространные рассуждения продолжает, даже соглашается с дуру в какой-то момент. Тэхён разве что в ладоши не хлопает… а, нет, хлопает, громко и звонко.       Ребёнок, как есть ребёнок.       Чонгук, конечно, не стритрейсер, но попытался выжать из тачки по полной, так что мирный район оказался не за горами. Район этот один из самых дорогих в городе, как и предполагалось, судя по шмоткам и речи малого. Скорость пришлось сбавить, ибо здесь полицейские на каждом углу понатыканы – бдят, покой охраняют. Дворы, домики, особнячки – всё сияет дороговизной. Красотища. Контраст с Наппыном резкий, яркий.       – Хё-о-он, а номер дашь? – Тэхён улыбается заразительно, но милой булочкой не кажется, уж скорее хитрым и соблазнительным лисом. – Ты мне, я тебе.       – А мне твой зачем? – ухмыляется Чонгук. «Ну уж нет, – думает, – с глаз долой, из сердца вон».       Тэхён поджимает губы.       – Как зачем? – обиженно. – У меня день рождения скоро.       Чонгук останавливает машину, паркует вблизи особняка с полутораметровым забором.       – Заранее поздравляю, – разблокировав двери, говорит как можно более безразлично. – И, Тэхён, – заглядывает в глаза и добавляет сурово, понимая, что пацан и глупостей натворить может, – в следующий раз думай, на что соглашаешься. В интернете пошарься, посмотри, что с такими сладкими тигры делают. Мимо я больше проходить не буду.       Тэхен не двигается, видно, понимает, что от него избавляются по-скорому. Чонгук вздыхает и выходит, открывая пассажирскую. Тэхён не смотрит на него, губу изнутри закусывает. Чонгук отстегивает ремень безопасности, мол, иди давай, не испытывай терпение, и сжимает плечо:       – В машину к чужим тоже не прыгай и повзрослей, раз скоро шестнадцать.       Тэхён суёт ноги в ботинки, молча вылезает и идёт к дому.       – Прощай, малявка, – кидает Чонгук вдогонку и прыгает обратно, разворачивает машину и смотрит в зеркало, видя, как крохотный силуэт застывает у калитки.       Паршиво на сердце.       – Пива хочется.       Пива или чего покрепче, чтоб наверняка.