Малявка

      Последний месяц весны выдался сумасшедшим, он не оставил ни единого живого места на теле Чонгука. Зато долги остались в прошлом. Мать долго плакала и от счастья, дрожащими руками сжимая чек о последней оплате, и от горя, глядя на совершенно измученного сына. Они не виделись почти год, стараясь в один день работать за три, чтобы быстрее погасить кредит. Пришлось сделать это, чтобы по крайней мере отбить дом, отданный отцом в залог «очень серьёзным людям».       – Твой папа не плохой человек, просто поверил не тем, – каждый раз уверяла мать.       А верил «не тем» отец исправно и играл много то в карты, то в казино. Слабый, никчёмный, но родной человек разрушал свою жизнь и семьи тоже, пока не умер. А потом в дверь постучались «те самые» с битами и распиской под нереальные проценты, подписанной твёрдой рукой господина Чона-старшего.       Переступив последний раз порог банка, Чонгук сначала не хотел идти к матери. В последнем бою достался сильный противник. Он был не из робкого десятка, так что ссадины и синяки сходили долго. Оно и понятно, организаторы преследовали две цели: замедлить уход лучшего бойца и устроить грандиозное шоу.       Зная, что мать тоже работает на износ, ждать, пока лицо придет в порядок, Чонгук не мог, а по телефону сообщать не хотел: не тот это случай. И мать у него – женщина сентиментальная, чуткая и восприимчивая, обиделась бы, что не приехал. А так наобнимались, наплакались и чай сели пить. Пустой, правда. Мать потом спохватилась, за тортиком побежала – настояла буквально, а потом, как вернулась, вино разлила, ибо отмечать нужно с размахом.       – Теперь всё, – с краснющими щеками восклицает мать, – расходимся, и деньги мне не присылай, слышишь? Мне своих хватит.       – Ма-а-ам, – тянет Чонгук.       – С мамами не спорят. И вот ещё: сюда не приходи без невесты или жениха.       А он и не спорит. Промолчать лучше, а матери не нужно знать, что планы у её сына другие. Первый пункт: научиться жить заново, потому что, каково это не иметь долга и деньги не откладывать, Чонгук не знает.       – И одежду купи нормальную, без слёз не взглянешь, – добавляет. – И телефон этот твой, кнопочный… ты в каком году живешь? А, – палец вверх, – подработки брось, тебе зарплаты в мастерской хватит. В мастерской, в которой теперь работать будешь, разумеется.       – Что-то большой список у тебя для того, кто со мной расходится, – смеётся Чонгук.       – Или вот ещё: университет закончи. Тебе же нравится учиться.       – Куда мне? В мои-то годы.       – Твои-то годы, – передразнивает мать. – Сопляк ещё, так говорить. Если твои годы такие, то мои что? Мне на покой пора?       Чонгук хмурится, оправдывается, мол, не то хотел сказать и вообще:       – Ты у меня самая молодая и прекрасная.       – Конечно, а ты думал, в кого такой красивый родился? – мать встает со стула, крепко обнимает, будто хочет удушить. Длинные чёрные волосы щекочут Чонгуку лицо.       Тепло, спокойно и жить хочется. Когда в последний раз они с матерью без груза общались, Чонгук и не помнит. Его память вообще хранит и плохое, и хорошее рядом и жалости просит, и злится, выискивая детали. В одночасье показывает, как мать улыбается и по голове гладит, потом как плачет, обнимая, потому что отец снова уходит. Ссоры, слёзы, а потом вдруг отыскивает: папа покупает мороженое, усаживает на плечи и поёт, не стесняясь толпы. Чонгук счастлив, и мама тоже, она идёт рядышком, прикрываясь зонтиком от слепящего солнца. Ещё кадр: маленькая мастерская, набитая непонятными запчастями, инструментами и кучей хлама, старенькая машина и байк. Школа, торт со сливочным кремом, то самое фото, что теперь висит на стене, первая подработка, гаечный ключ и потёртая косуха…       Мать звонко чмокает Чонгука в щёку и отстраняется.       – И чтоб в квартире пообжился, – напоследок завещает. – У тебя там ни черта нет. Берлога уютной должна быть. Я приеду – проверю.       – Да зачем, это просто дешёвая съёмка… Погоди, то есть мне приходить нельзя, а тебе можно?       – Конечно, я же мать. Мне всё можно. В мои-то годы.       Оба смеются и снова обнимаются.

***

      Что не говори, а Чонгук матери благодарен, ибо план у него был, а как реализовать его он не знал.       Про «Инфернус» забыть просто, там правил нет: пришёл, получил леща или прописал и ушёл. Ни бумажек, ни договоров.       С «Тигр Z» расстаться просто. Чонгук дел с ними не вёл, с боссом знаком не был, но знал, когда тот, наведываясь в клуб, делал ставку, так что и бои хорошо вёл, не поэтому, конечно, а потому что деньги нужны были. В общем грань Чонгук не переступал и смылся изящно.       Забыть дорогу в Наппын опять же – просто. Скучать по серым переулкам, по пропитавшимся смрадом отчаяния и нищеты улицам, приводящим в уныние, по бандюгам, алкашам, наркоманам и зазывающим проституткам Чонгук точно не будет.       Отпустить всё это – раз плюнуть, а начинать… начинать трудно.       Так что находясь в торговом центре с миной озадаченности и пакетом из магазина электроники, Чонгук соображает со скоростью улитки. Он даже не знает, в какую сторону пойти и откуда вообще шел. Гипермаркет душит, а Чонгук давненько никуда не выбирался и совсем отвык.       Одежда, одежда, игрушки, обувь, одежда, обувь, поворот… Лестница точно в этой стороне? Чонгук вообще вроде не проходил здесь. Огромный пакет с маленькой коробочкой почему-то бесит, как и взгляды плывущих мимо людей, как и куча одинаковых бутиков, как и попадающиеся под ноги торговые островки. Все это душит, и Чонгук понятия не имеет, как можно находиться здесь дольше пяти минут, оставаясь спокойным.       Он останавливается у скамьи, вытаскивает новенький смартфон и зарядку, запихивает их в карман безразмерного худи, комкает пакет и выкидывает в урну. Туда же отправляется коробка, и Чонгук немного успокаивается. Раздражаться глупо, но он переживает, наверное, а все его переживания закономерно перетекают в нервозность. Ну и гипермаркет, конечно, бесит.       Чонгук идёт дальше с чётким намерением продержаться чуть дольше, чтобы если и не купить с десяток новой одежды по завету матери, то хотя бы набить желудок. Лестница в небеса обнаруживается за следующим поворотом.       Внезапно кто-то врезается в спину Чонгука, чьи-то руки обвивают талию. Он замирает, чувствует яркий запах духов вперемешку с чем-то знакомым, родным и только поэтому не спешит вырываться.       – Хё-о-он, я скучал, – слышит, и звуковые вибрации провоцируют мурашки по телу.       – Мелкий… – выдыхает Чонгук, прежде чем думает, жмурится и хочет запрокинуть голову к потолку. – Пусти, – чуть встряхивается, откашливаясь.       – Хён, ты забыл, как меня зовут?       Чонгук не готов. Он, блять, не готов к встрече с истинным. Он почти перестал о нём вспоминать, будто страницу перелистнул и дальше пошёл: ах, вот оно каково было… ну было, да прошло. Сожалеть не пришлось.       Мальчишка позади гудит в спину, жмётся ближе и крепко сцепляет руки.       – Тэхён, хватит, – прочищает горло Чонгук, замечая косые взгляды.       Тепло уходит, тело чувствует себя неуютно, словно потеряло нечто важное. Перед глазами прыгает картинка, и зрачок фокусируется на улыбающемся Тэхёне. Почти не изменился: такой же мелкий, только с синими волосами. Чонгук цепляется именно за это.       – Нравится? – подмечает Тэхён и, небрежно пропуская пальцы, проводит рукой от чёлки назад.       А Чонгук не знает, что ответить, и жмёт плечами. Он будто встретил давнего любовника, шикарного и счастливого, а сам стоит в спортивках и ветровке как какой-то лох.       – Скажи, что нравится, – улыбается Тэхён.       На самом деле нравится. Всё в Тэхёне нравится. Он красивый, разве поспоришь? И губы зацеловать хочется, и к родинкам прикоснуться, и руку в ладони сжать, но Чонгук понимает: за него природа говорит. Или всё же нет? Кто теперь разберёт, понравился бы Тэхён просто так или нет? Чонгук не может вспомнить, что ощущал, ещё не осознав всего пиздеца, не учуяв запах и не распознав в нём тот самый.       – Тебе подходит, – выдаёт всё же.       Тэхён, видно, счастлив. Он-то и сам в курсе, но слышать подтверждение приятно.       – Я здесь с Чимином. Помнишь, я рассказывал? – вдруг вспоминает и смотрит Чонгуку за плечо. – Чимин-и?       К Тэхёну присоединяется мальчишка, тоже красивый и мелкий, тоже с цветными волосами – розовыми. Чонгук не удивлен.       – Чимин, это Чонгук-хён, – указывая ладонью, говорит Тэхён. – Хён, – улыбка ширится, того и гляди уголки губ треснут, – это Чимин.       – М-м, приятно познакомиться, – Чонгук ощущает себя крайне глупо.       Чимин тоже не в восторге, напугано тараща глаза.       – Э-эм, ага, – выдаёт и посылает сигналы Тэхёну. Чонгук тоже здесь, он тоже видит. Боже, какие дети...       – Я очень голоден, хён, а Чимин уже уходит, – лицо мелкого вдруг становится до боли жалостливым. – Бросает меня на произвол судьбы.       Чимин, похоже, узнал об этом только что.       – Да, – подхватывает всё же. – Ну до свидания, эм, Чонгук-хён… Напиши мне, Тэ-Тэ. А я спешу…       Парень исчезает моментально. Чонгук тупо смотрит вслед. Его винда, кажется, улетела в дальние края.       – Хён, ты ведь тоже хотел пообедать? Идём вместе.       – С чего ты…       – Мне так показалось, а нет?       – Ну-у, – Чонгук нутром чувствует манипуляцию.       – Не люблю есть в одиночестве, – понижает голос Тэхён, и, черт возьми, он выглядит по-настоящему разбито. – К тому же, знаешь, здесь так много пугающих альф... Они постоянно подкатывают, от них невозможно отделаться.       Двоичный код в мозгу Чонгука складывается в комбинацию и говорит: «Пообедай ты с ним, чего тебе стоит. Ты вокруг посмотри, тут же одни упыри». И Чонгук смотрит, замечая кучу по-настоящему огромных откормленных альф, то и дело кидающих явно похотливые взгляды.       – Ладно, – соглашается, и его рука тут же оказывается в оккупации, потому что мальчишка хватается крепко и тянет за собой.       Чонгук всё еще нервно поглядывает вокруг: все кажутся врагами. Оказавшись на эскалаторе, а затем с подносом еды у столика, он немного остывает, потому что тупость понемногу вытекает из захваченного сладким запахом и чувством собственничества мозга. Истинность – не пустой звук: своё упускать не хочет. Чонгук выдыхает, но смиряется: пообедают и ладно.       Вокруг куча людей, куча столов и забегаловок на любой вкус: фастфуд, выпечка, традиционная корейская еда, суши… Чонгук предпочёл бы что-то более уединенное, но по крайней мере свет здесь теплый, не давит на глаза, да и музыка в целом приятная.       – Хён? – зовёт мальчишка. – О чём задумался?       – Ни о чём.       – У тебя на лице мыслительный процесс, – он хихикает, заправляя локон за ухо.       Чонгук жмёт плечами, совершенно не понимая, как общаться с Тэхёном, поэтому просто принимается есть, и… что ж, рамен оказывается куда лучше, чем тот, что он варит каждый божий день. С другой стороны, какого чёрта он заказал лапшу? Тэхён вот набрал еды в Маке и довольно уплетает чизбургер с картошкой фри.       – Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз, – выдаёт он вдруг и тут же оправдывается: – Ты не подумай, просто тогда ты показался пипец каким уставшим, но я всё равно смог разглядеть твою красоту, – подмигивает Тэхён и слизывает соус, оставшийся в уголке губ.       «Пиздец», – думает Чонгук, потому что, кажется, с ним флиртуют.       – Хён, ну что ты надулся? Тебе раньше не делали комплименты?       – Нет, но слышать это от малолетки…       – Пф, сегодня мне шестнадцать, завтра двадцать шесть, а ты всё ещё красавчик. Понимаешь, о чем я? – Тэхён откидывается на спинку стула. – И вообще, ты не сильно старше меня, хён.       – Десять лет – это не сильно? – выгибает бровь Чонгук.       – Нас разделяют всего лишь единичка и ноль – это ничтожно мало, – ухмыляется Тэхён.       Чонгук не хочет говорить о возрасте, потому что Тэхён выглядит как человек, способный убедить любого в том, что Земля треугольная. Самоуверенный мелкий, и взгляд наглый.       – Это не имеет никакого смысла. Между нами десяток единиц.       – Ах, взрослые очень любят цифры, – Тэхён выглядит по-настоящему умудрённым жизнью, перекидывая ногу на ногу и скрещивая руки на груди. – Когда рассказываешь им, что у тебя появился новый друг, они никогда не спросят о самом главном, – он вдруг наклоняется ближе. – Никогда они не скажут: «А какой у него голос? В какие игры он любит играть? Ловит ли он бабочек?» – Чонгук наклоняется тоже, потому что Тэхён начинает говорить интимно тихо: – Они спрашивают: «Сколько ему лет? Сколько у него братьев? Сколько он весит? Сколько зарабатывает его отец?» И после этого воображают, что узнали человека*. Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц», – торжественно завершает.       Чонгук, кажется, не дышит, глядя прямо в смеющиеся глаза Тэхёна. Оба разгибают спины, но не расслабляются, натянутые, как струны.       – Это сказка, хён. Скажешь, звучит по-детски? – спрашивает с издёвкой.       – В первую встречу ты спросил мой возраст, – кидает Чонгук из банального нежелания соглашаться.       – Это чтобы знать, как к тебе обращаться, Чонгуки-хён, – просто отвечает Тэхён, и выглядит он иначе. – Вдруг я бы обидел тебя? Вы, старики, так восприимчивы.       Если бы Чонгук в этот момент пил, он несомненно бы подавился. Но нет, сидит, пялится по-тупому и вдруг догоняет, ради чего Тэхён распинается. В его словах правда, но помыслы просты.       – Вы, детишки, тоже. Хочешь, чтобы я перестал видеть в тебе мальчишку? – Чонгук не силен в спорах, он вроде бы умеет складывать слова, но всё как-то не то. Но он все равно собирается то ли оправдаться, то ли задеть в ответ.       – Хён, чего ты такой серьёзный? – его шустро перебивают. Тэхён ухмыляется и смотрит с ярко вспыхнувшей раздражённостью. – Если тебе нравится, я могу и деткой твоей побыть.       С Чонгука определённо хватит. Находиться в обществе Тэхёна трудно, душно, он будто поглощает, засасывает омутом или зыбучим песком. В первую встречу этот ребёнок показался забавным, сейчас… сука, как же он бесит. И чего только добивается?       Чонгук встаёт и наклоняется над ним, одной рукой опираясь о стол:       – Найди себе другого папика, – говорит как можно глубже и громко выдыхает прямо в ухо: – Мне такие принцессы не по вкусу, слишком приторный запах.       Он выпрямляется и, не глядя, уходит с намерением ещё раз послать истинность в далёкие края. Да, он повёл себя грубо, если не тупо. Тэхён – всего лишь подросток, но раз он хочет, чтобы его возраст не брали в расчёт, то оправдывать засранца незачем.       Чонгук успевает спуститься и выйти на свежий воздух, как вдруг его снова ловят в кольцо рук.       – Прости, я разозлился. Ты мне правда нравишься, просто бесишь чуть-чуть.       – Пусти.       – Давай в следующий раз поужинаем?       Ответом служит гнетущая тишина.       – Я понял… – Тэхён искусно маскирует обиду и размыкает объятия. – Если встретимся в третий раз, это судьба. Тогда ты и номер мне дашь, и ужином накормишь, идёт?       Чонгук хочет сказать нет.       – Хорошо…