Малявка

      Охранник, седой высокий мужчина, в который раз проходит мимо. В желании драматично закатить глаза, Чонгук вздыхает и поправляет тёмные очки. Да будто он гангстер какой, что за ним так бдительно следят. Хотя, возможно, выглядывающее из-под рукава тату до костяшек заставляет думать именно так. Ещё и приехал на чёрной тачке с тонированными стёклами.       Солнце палит яркостью – не теплом. Весна выдалась прохладной, тут уж не кожанку надо было надевать, а пуховик. Чонгук мёрзнет, но ждёт.       Студенты один за другим выбегают из корпуса: как раз закончилась четвёртая пара. И вот наконец появляется нужная макушка. Тэхён щебечет что-то рослому парню с короткими волосами и широченной улыбкой. Он альфа, и, кажется, Чонгук слышал о нём, но имя припомнить не может. Да оно и не интересует, когда перед глазами Тэхён загорается как огонёк, весь застывает, выпучившись, пихает альфу, кивая в сторону Чонгука, и тянет за собой, шустро сбегая по лестнице.       – Хён! – восклицает. – Это Намджун. Намджун, это Чонгук.       Они жмут друг другу руки, быстро знакомятся вежливости ради, после чего альфа прощается, а Тэхён бросается в объятия. Перед другом стеснялся, а сейчас вот пожалуйста – лезет целоваться, мычит довольно, а, отрываясь, так и хлопает глазами. И спустя столько лет сердце всё ещё трепещет.       – Ну всё. – Чонгук чмокает напоследок и косит на охранника, что материализуется за спиной Тэхёна и делает вид, что просто разминается, а не следит. – Пора рвать отсюда, пока этот аджосси нас не отчитал.       – Он очень старательный, – шепчет Тэхён. – Ни один студент не проскользнёт мимо него без пропуска. А такие, как ты, летят по лестнице вниз. – Уф, надеюсь, ему доплачивают.       Чонгук берёт Тэхёна за руку и ведёт к машине, открывает дверь, усаживает и пристегивает ремень.       – Блин, че ты как с маленьким? – улыбается хитро и снова утягивает в быстрый поцелуй.       – Ухаживаю за тобой, ну.       За водительским Чонгук снимает очки и напяливает на Тэхёна.       – А чего приехал-то?       – Да так, покататься поедем.       – М-м, – тянет Тэхён и пускается в подробный рассказ об ушедшем учебном дне.       Там и про Намджуна, и про то, какой он крутой альфа, единственный крутой в потоке, и про то, как круто он ответил не крутому преподавателю-омеганенавистнику. Об этом душниле Чонгук наслышан давно, аж кулаки чешутся. Придурок ставит Тэхёну четвёртый год подряд только «удовлетворительно».       – Отвечаю, Чонгук, у меня в штанах побольше будет. Вот и бесится. А Намджун – красавчик, хоть он его на место поставил.       – Даже пообщаться с твоим Намджуном захотелось.       – Я его как раз с Чимином свести хочу. Поможешь? Я уже всё придумал. Чимин будет актером нашей выпускной короткометражки, Намджун будет снимать, у него никаких шансов не влюбиться и... О, – отвлекается, впечатываясь лбом в стекло, – а куда это мы?       За окном прямая дорога без поворотов, ведёт она к памятному месту, в котором Тэхёну пришлось пережить по собственной глупости мощнейший стресс, но именно она привела его к Чонгуку.       – А ты не помнишь?       Серенькие дома Наппына, половина из которых находятся в аварийном состоянии, вырастают один за другим, за ними магазины, остановка, а дальше – бар и клуб. Давненько Чонгук тут не был, даже под ребрами заныло, а Тэхён и вовсе был-то раза три, но, конечно, вспомнил. И молчит.       Припарковавшись, Чонгук ухмыляется, предвкушая задуманное. Вспышкой идея пришла внезапно за варкой кофе и разрослась до взрыва сверхновой. Немного усилий, и вот они здесь - выходят синхронно, хлопают дверями.       В дневном свете Наппын выглядит не так уж мрачно и грязно, а скорее приятно. Памятно. Даже воздух будто родной. И пусть многое поменялось: вот ту же вывеску сменили, дыру в асфальте заделали. И парковка чистенькая...       – И чего мы здесь? – оглядывается Тэхён, поджимая губы.       Улица пуста. Тигры и не высовываются.       – Да вот подумал, что будет символично. Здесь я тебя нашёл. – Чонгук снимает с Тэхёна очки, крутит в руках и нацепляет на кармашек куртки.       Тэхён покусывает губу, сдирая кожицу, глазами бегает то вверх-вниз, то влево-вправо.       – Да ты заставляешь меня думать, что... да нет... – он разворачивается и делает пару шагов к клубу, в котором на самом деле никогда не был. Оно и к лучшему. Такому светлому человеку незачем туда. Уж Чонгук не позволит.       – Тэхён, – зовёт он, вытаскивая плоскую красную коробочку из-за пазухи, – обернись, ну, – и встаёт на колено, не жалея джинсы.       – Не хочу.       – Давай, ёжик.       Покачнувшись, Тэхён вздыхает.       – В ушах кровь стучит, – поворачивается и глухо вскрикивает, обнаруживая то самое, подбирается ближе, чуть сам не падает туда же, вниз.       Чонгук вынимает кольцо из белого золота с аккуратным камнем. Вздрагивая, Тэхён тянет руку и опять кусает губу. Глаза горят, щёки пылают. И Чонгук медленно и торжественно надевает кольцо на палец. Средний.       Пауза.       Чонгук вдыхает полную грудь. Задувает ветер. Вдалеке слышится визг авто.       – Это чё за фигня? – растопыривает пальцы Тэхён и глупо пялится на кольцо.       Чонгук прочищает горло.       – Подарок тебе прикупил в честь окончания семестра, – и поднимается, отряхивая колени от дорожной пыли. Между бровей Тэхёна образуется забавная складка. – Предпоследний всё-таки.       А где-то слышатся сверчки.       Пауза...       – Ну. Ты. И скотина. Чон Чонгук. – Тэхён поднимает взгляд, в котором обещание боли скрывается за стрелами.       И первая из них летит вместе с нападением. Чонгук уворачивается, хохоча во весь голос от души, а Тэхён не прекращает причитать, перечисляя, что он с ним сделает, когда поймает. Так и бегают в центре самого злобного района без опаски, что обворуют или отмудохают. Во-первых, Чонгук не даст, а во-вторых, он с Юнги договорился расчистить место для грандиозного события. Юнги некоторое время ржал и пообещал обеспечить чистоту и пустоту. Ну с асфальтом он переборщил.       Кожа под курткой горит, холод отдаёт жаром. Запыхавшиеся, Чонгук и Тэхён вваливаются в машину. Лёгкие горят.       – Я ещё не закончил, – кое-как выговаривает Тэхён и бьёт пару раз кулачком по плечу.       И Чонгук снова ржёт как дебил. А потом оба замолкают, пытаясь восстановить пульс до уровня «норма». Наконец на лице Тэхёна растягивается улыбка. Тц, Чонгук знал, что ему понравится.       – Вот ты, блин, придурок, а раньше весь такой крутой ворчун был.       – От тебя повёлся, ёжик. И я с тобой тоже не закончил.       Возвращая мыслям серьёзность и смахивая игривое настроение, Чонгук подхватывает руку Тэхёна и подносит запястье к губам, смотрит внимательно на отклик напротив и целует, потом подтягивается к шее, оголяя старую метку, и вонзается поверх, куда глубже прежнего.       Не сдерживаясь, Тэхён хнычет, но льнёт ближе. Укус не длится долго. Дольше Чонгук дует, чтобы остудить.       – Блять... моя очередь.       – Стой, – из бардачка он достаёт антисептик, распыляет на рану и лепит пластырь.       – Верх романтики, – а в голосе все чувства. – В машине неудобно...       – Жизнь она такая неромантичная и неудобная, – изрекает Чонгук тоже с чувством.       – Теперь я.       Стянув до плеч кожанку и оттянув ворот лонгслива, Чонгук приготавливается к боли и ощущает её ярче, чем хотелось бы.       – С-сука...       Тэхён что-то там урчит довольный, мол, а ты что хотел? Вот этого и хотел вообще-то. Антисептик дарит прохладу как благословение, а Тэхён назло шлепает по пластырю рукой, чтоб приклеился лучше.       Вот и всё.       И снова молчат, оглядывая друг друга. Не изменилось ли чего? Да вроде такие же, как прежде. И раньше были значимы. Так, может, брачные метки – всего-то дополнение? Красивый жест для общества? Пусть так, но воодушевление крышу сносит. Сама мысль о том, что они не нуждались в подтверждении, ласкает и нежит.       – Ну погнали, – Чонгук заводит машину, – скажем родителям, что я права на тебя заявил.       – Да они уже давно на свадьбу копят, всем родственникам уже письма готовят, блин, – снимая ботинки и оставаясь в белых носках, Тэхён скрещивает ноги. – Кому оно надо вообще?       – Старикам надо, но мы можем хоть щас заявление подать, – ухмыляется Чонгук.       – А ты шаришь, – предвкушает Тэхён. – Вот это у них лица будут, да?       Наппын остаётся позади, больше они не вернутся. Впереди двадцать минут дороги или все тридцать, если ехать медленнее. Тэхён под конец дремлет, привалившись к стеклу. День был долгий. Чонгук сворачивает к дому. Там ждут ужин и кино. А с заявлением можно и завтра управиться, и послезавтра, и послепослезавтра. В конце концов, оказалось, это не так уж и важно.