Преподаватель

Олеся.

      Дима продолжал смотреть на нас, сильно сжимая рукой дверь. С каждой секундой его взгляд становился всё более шокированным, а улыбка сползла окончательно.       Испуганно оттолкнув Шефера, я спрыгнула с парты на ноги и, опомнившись, застегнула кофту. Время будто стало течь в два раза медленней.       – Д-дим, – еле слышно выдавила из себя я.       Одногруппник наконец оттаял и шагнул в аудиторию. Олег откашлялся, он все еще стоял у меня за спиной.       – Какого?.. – лицо Семёнова скривилось, выражая крайнюю степень отвращения, словно тот увидел чудовище из Кинговского «Тумана».       Он переводил бешеный взгляд с меня на нашего преподавателя и обратно, при этом открывая и закрывая дрожащий рот, явно не в силах подобрать нужные слова.       – Дима, послушай, – начал Олег, мягко оттеснив меня в сторону и подходя к парню, но Семёнов его тут же перебил.       – Что послушать?! Грязный извращенец, какого хрена ты её лапал, урод?! – его карие глаза пылали очень недобрым огнём.       – Дима, он не… – вмешалась я, но он перебил и меня.       – А ты, как ты могла? Неужели зачёт стоит того?!       Эта фраза просто повергла в шок. Парень явно всё понял совсем неправильно.       – Слушай, всё не так, позволь, мы всё тебе объясним. Послушай, пожалуйста, – мой голос звучал максимально спокойно и ровно, насколько это было возможно в такой ситуации.       – Не хочу я ничего слушать! – начал истерить Димка. – Этот мерзкий вонючий извращенец, злобный и закомплексованный педофил лапает девушку, которую я люблю, а ты хочешь, чтобы я слушал? – он уже почти перешел на визг.       – Тише, прошу.       По коридору кто-то прошел.       – А эта самая девушка еще лучше! Готова лечь под гребаного неудовлетворённого мужлана, лишь бы оценку заработать, как последняя ш…       Договорить он не успел. Громкий звонкий хлопок прервал верещания, после чего в аудитории повисла гробовая тишина. Мои глаза округлились. Димка прижал ладонь к полыхающей щеке. Олег, тяжело дыша, стоял рядом с парнем.       – Он… Он меня… Ударил? – Семёнов перевел удивлённый взгляд на меня. – Дал пощечину?       Парень потянул вторую руку назад, пытаясь нащупать дверную ручку. Я тут же сорвалась с места и, оттащив его за плечо, прислонилась к двери, закрывая проход.       – Что ты делаешь?       – Выслушай нас, твою мать, – процедила я, изо всех сил стараясь сдержать слёзы.       Глаза щипало.       Шефер глубоко вздохнул и опустился на край преподавательского стола.       – Леся, давай просто уйдем отсюда, – наконец понизив тон до обычного, попросил Димка, и убрал руку от лица.       На его щеке алело крупное пятно.       – Нет.       – Но почему? Я обещаю, он ничего тебе не сделает. Мы вместе расскажем, что произошло, что он домогался тебя, что ударил меня. Нам просто заменят преподавателя. Не бойся.       – Дима… – я набрала в грудь побольше воздуха и впилась ногтями в ладони, – если… если ты хоть кому-то что-то скажешь, то я пойду к Ксении Витальевне и скажу, что ты ко мне приставал. А ударила тебя я.       – Что?       – Я скажу, что ты зашел за мной сюда после зачёта, Олег вышел, оставив нас двоих, ты начал ко мне приставать, я стала звать на помощь, но ты зажал мне рот, Олег в это время возвращался обратно в аудиторию за какой-то своей вещью, и вступился за меня. А ударила тебя я, когда отбивалась. – Я вытянула вперед руку и, задрав рукав, крепко сжала запястье. – Надавлю еще сильней, чтобы остались синяки, скажу, что это сделал ты. Как думаешь, кому поверят: девочке-отличнице и взрослому преподавателю или пацану-троечнику?       Пелена слез застилала глаза, все силуэты стали размытыми. Теперь я обхватила свою шею, стараясь не дотрагиваться до кожи ногтями.       – Ты что, дура? – выпалил Дима. – Слушай, если он тебе угрожает, то давай просто уйдём. Мы никому ничего не скажем, обещаю, – он посмотрел на Шефера.       – Дима, просто забудь об этой ситуации и уходи. Если ты кому-то расскажешь, клянусь, я дойду и до полиции. Мне плевать. Я не дам тебе ему навредить, – последняя фраза была произнесена шепотом, по щеке покатилась первая предательская слеза.       Олег молчал.       – Так ты с ним, что ли? И давно? – горько произнёс Семёнов. Я ничего не ответила. – Настя, Алёна знают?       – Нет. Никто не знает и не должен узнать, слышишь?       – Да плевать я хотел на тебя и на этого козла. Пропусти.       Одногруппник грубо отодвинул меня от двери и быстро вышел в коридор, но через секунду заглянул обратно.       – И если бы ты мне сразу нормально всё сказала, я бы понял. Но раз ты готова так легко подставить человека, который всегда хорошо к тебе относился и ничего плохого не сделал, причем, подставить конкретно, то иди ты… сама знаешь куда. Заметь, он меня ударил, а не я его.       Обозвав нас обоих напоследок парой нецензурных выражений, Димка ушел.       Я пнула дверь ногой и, прислонившись к парте, заплакала.       – Олеся, – тихо позвал Шефер, приблизившись ко мне, и дотронулся до лица, но я оттолкнула его руку.       – Не надо, Олег, оставь меня, ладно?       Обернувшись, я нашла свою сумку, всё еще лежащую на четвёртой парте, и, схватив её и куртку, направилась к выходу, попутно вытирая тыльной стороной ладони солёные слезы.       – Подожди, давай я тебя подвезу, я на машине.       – Нет.       – Лесён, пожалуйста, нам надо поговорить.       – Нет.       – Малыш, – преподаватель схватил меня за предплечье, но я вырвалась.       – Отвали от меня!       Он отшатнулся, словно от удара, от такой же пощечины, после чего его лицо исказила гримаса боли и искреннего сожаления.       – Зачем ты его ударил?! Что он такого сделал?! Ты что, садист какой-то?! Меня тоже ударишь, если что-то лишнее ляпну?! – вышло излишне громко и эмоционально.       Шефер с грохотом захлопнул дверь ладонью и наклонился ко мне.       – Ты что такое говоришь? – толи прошептал, толи прошипел он. – Я бы никогда в жизни тебя пальцем не тронул. Я не садист. Этот идиот визжал на всё здание, оскорблял тебя и меня. Как его нужно было привести в чувство? Это была всего лишь пощечина, от такого никто не умирает.       Прислонившись спиной к двери, я продолжала беззвучно плакать, не в силах взять себя в руки.       – Если ты думаешь, что я дал бы тебе обвинить его или себя, то ошибаешься. Я – взрослый мужчина, и могу отвечать за свои поступки. Я могу сказать, что влюбился в студентку и, да, врезал какому-то идиоту. Надо будет – уволюсь, если хотят, пусть гонят по статье.       – Он не идиот… И он прав, я мерзкий и ужасный человек...       – Чего ты такое говоришь? – преподаватель нахмурился. – Послушай, Лесь…       – Нет, не хочу. Олег, дай мне уйти, – моя ладошка упёрлась в его широкую грудь.       Еще несколько минут назад я изгибалась под его нежными и горячими поцелуями, стараясь прижаться к этой груди, а теперь…       – Олеся, я умоляю, выключи истерику, давай я отвезу тебя и нормально поговорим.       – Дай выйти.       – Да почему ты ведёшь себя, как ребёнок! – отходя в сторону, воскликнул он, после чего как-то странно осёкся.       Подавляя рыдания, я выбежала из кабинета, стараясь как можно быстрее оказаться на улице.       Белые мелкие снежинки, направляемые потоком резкого ветра, летели прямо в лицо, забирались под шиворот, прилипали к волосам. Быстро шагая вперед, не видя перед собой дороги, я спешила к метро. В голове не было ни одной мысли, только желание сбежать. Сбежать от этого места, от Олега. От себя.       Спускаясь на эскалаторе, я набрала сообщение замёрзшими пальцами. Экран расплывался перед глазами из-за слёз.       Олеся: Маша, умоляю, давай сегодня увидимся. Можно я приду к тебе?       Чуть подумав, набрала еще одно:       Олеся: Дима, пожалуйста, прости меня!