Ведьма

      Просыпаться ночью — удовольствие не из удовольствий, особенно, если засыпал на диване без подушек, одеял и в халате. Волосы находятся в стойком и как попалошном беспорядке, о чем меня информирует случайная включившаяся передняя камера на телефоне — с экрана смотрит заспанное и растрепанное нечто.       Судя по ощущениям, выспаться так и не удалось, так что нужно попытаться лечь ещё через несколько часов, чтобы не так сильно нарушать режим. Первым делом — раздобыть чего-нибудь перекусить. Заменив халат на более удобные домашние штаны и футболку, я, широко зевая, выхожу в коридор. Тапочки, разумеется, забыла где-то… в комнате, скорее всего. В коридоре зеленые ковры, так что это не страшно.       На кухне я завариваю себе какао и пытаюсь понять, чем кроме яблок могу перекусить и на кой черт вообще пошла именно сюда, если могла приготовить себе что-нибудь у себя?       С другой стороны, аппетита не чувствую вообще, так что спокойно допиваю какао и думаю, чем бы мне заняться, потому что за исключением отчета о практике 2-В ничего писать вроде как не надо, так что… интересно, Шота ещё не спит?       А ведь я даже не знаю, где его комната, мы постоянно зависали у меня. Что ж, кажется, самое время это исправить. Попросила его спуститься на кухню по смс и отложила телефон, возвращаясь к какао. Он пришел через пару минут — надо же, даже не спросил зачем. В груди приятно тлело тепло, распространившись по рукам и ногам, когда он подошел и ласково погладил по плечу.       — Дай угадаю, не спишь ты сейчас из-за бумажной работы? — спросила я и сделала последний глоток.       — Верно, — кивнул спокойно. — Так что ты хотела?       — Предложить помощь в это тяжком бою с бумажками. Не волнуйся, я всё равно не собираюсь спать в ближайшие несколько часов.       — Ты сама предложила, — усмехнулся Шота. — Ну, пойдем тогда.       В гостиной вообще было пусто, а в спальне стояла кровать, небольшой шкаф и рабочий стол, на котором стоял компьютер и планшет, лежала ровная стопка бумаг.       — Минималистично, — хмыкнула я. — Что тут можно сделать?       Шота включил свет и передал мне стопку бумаг и ручку. Оказалось, тесты разных классов. Получив ответы, я расположилась на полу, проигнорировав отсутствие ковра. Через пару минут Шота не выдержал такого надругательства над организмом и предложил мне лечь на его спальный мешок или одеяло на выбор.       Я забралась в весьма уютный спальник, в нем и в самом деле было теплее. Понятно, почему Сотриголова с ним в школу ходит и засыпает где только придется.       Работа была не сложная, но требовала сосредоточенности. Через пару часов половина листов перекочевала в стопку проверенных, я зевнула, потянулась и услышала, как хрустнули кости.       — Тебе кофе сделать? — поинтересовалась я, разминая кисти.       — Можно, — кивнул Айзава, ненадолго оборачиваясь.       Когда я возвращаюсь, он сидит все там же. Ставлю кружку на стол, одну ладонь положив на спинку стула. Пальцы, отпустившие кружку, перехватывают и мягко целуют немного обветренные костяшки, потом прижимают к лицу:       — Спасибо, — искренняя благодарность в этих темных глазах определенно стоила потраченных на тесты часов.       — Пожалуйста, — улыбаюсь, мягко возвращая руку — впереди ещё не мало работы. — Поспи сегодня немного, ладно?       — Только если в твоих объятиях, — ухмыляется Айзава. — Иначе это не имеет смысла.       — Это что, шантаж, трудоголик несчастный?       Шота крутанулся, поворачиваясь ко мне всем корпусом, а не только лицом:       — Да, шантаж, — и эта треугольная ухмылка. — И очень даже счастливый. С остальным спорить не буду.       — Можешь попробовать подкупить меня поцелуем и обнимашками, — хмыкнула я.       Айзава ухмыляется, принимая это за вызов, сгребает руками за бедра и усаживает на колени. Я ерзаю, устраиваясь поудобнее и целую в уголок губ.       — Если не вернемся к работе сейчас, не сделаем этого ещё долго.       — Я предлагал, — пожимает плечами Шота, коротко целует в нос и опускает меня обратно на пол. Я возвращаюсь в мешок к исписанным листам формата А4. Слышно, как бегают по клавиатуре пальцы и как гудит негромко вентилятор в процессоре. Один лист меняется на другой, мелькают перед глазами верные и неверные ответы, иногда глаз цепляет имена или фамилии в верхнем правом углу бланка, но это уже реже. Телефон тренькает коротко, я выплываю из почти медитативного состояния. На экране высвечивается сообщение от Васи — там фотография. Я моргаю удивленно, но открываю, а в следующую секунду делаю скрин и пишу подрагивающими от сдерживаемого смеха пальцами.       Фотография с растянувшимся на одеяле парнем — последнее, что я ожидаю получить в пять утра, но фотка определенно красивая — видно, что кошак старался. Лицо в кадр попадает только краем глаза, короткими серебристо-белыми волосами и пятнистым кошачьим ухом взамен обычного. Видны крепкие мышцы рук и спины, чуть-чуть выглядывает из-под шеи ключица. Ага, линия поясницы и хвост почти торчком. Новый приступ смеха захватывает меня.       Вася орет капсом и, переходя от мольбы к угрозам, требует удаления всех скринов. Я такую красоту удалять отказываюсь, обещаю натравить на него Ястреба, чтобы тот не только мне, но и Васе мозги выклевал.       Потом вспоминаю, что на фотографии есть, к сожалению лицо, и с тоскливым вздохом её удаляю — от греха подальше. Оставив Васю в догадках, действительно ли я удалила его случайно не туда отправленную фотографию, я вернулась к листкам — оставалась всего пара работ, что определенно обнадеживало. Со стороны Айзавы раздался тихий хруст, я подняла глаза — тот подтягивался, разминая затекшие плечи и шею. Зевнула, чувствуя подкатывающую сонливость и вернулась к тестам.       Выставив итоговые восемьдесят три на последней работе, я подхватила всю стопку, пальцами ровняя её и с негромким хлопком опустила на стол.       — Ещё пару минут, и я закончу, — негромко говорит Айзава. — Подожди немного, пожалуйста.       Я проверяю сообщения — получив плюс полдесятка от Барса, который всё ещё задается вопросом, действительно ли я скрыла последствия его позора, я всё же сжалилась и написала, мол, не могу я такие фотки хранить, да и курица твоя этому рада явно не будет. Расслабься уже. Параллельно выключаю в комнате свет, погружая её в холодный полумрак.       Когда я заканчиваю с этим, замечаю, как откидывается на спинку стула Шота, прикрывая глаза. Чистый рабочий стол, поверх которого — иконка выключения. Ещё через пару секунд экран потухает. Мягко пробегаюсь пальцами по плечам, сминаю напряженные мышцы — мужчина расслабленно постанывает под мягким напором моих сильных рук.       Легкий массаж лишним не бывает. После того, как помяла минутку шею и плечи, мягко продвигаюсь выше, почесывая кожу головы ногтями.       — Да, охеренно, — долго выдыхает Шота. — О, вот здесь, да.       Я чуть усмехаюсь — контролировать чужое удовольствие и доставлять его приятно как-то по-особенному. Помассировав немного виски, мягко убираю руки. Он встает с кресла, тут же заталкивая его под стол одним движением, наклоняется ко мне и коротко спрашивает: «Можно?» — а получив короткое «да» прямо в губы, целует мягко, почти томно, как будто кушает теплый кекс, стараясь не рассыпать ни крошки. Грубоватые руки на щеках чувствуются тепло и правильно, щетина чуть покалывает кожу, но почти не больно, да и отвлекаться на неё у меня нет ни сил, ни времени, ни желания.       — Никогда не думал, что от простого поцелуя можно расплавиться, — негромко говорит мужчина в самые губы. — У тебя точно не причуда, которая заставляет людей превращаться в желе?       — Это называется чувства, — улыбаюсь я. — Если ты что-то о них слышал.       — Может, и слышал, — смеется в ответ и втягивает ещё в один долгий поцелуй, давая распробовать. Отдает крепким кофе, и из-за этого поцелуи чуть горьковатые на вкус.       Стена жесткая, так что как с диваном в моих апартаментах не получается, поэтому я просто ложусь в объятия, а потом меня поворачивают набок — я издаю совершенно несолидный быстрый писк, в ответ слышу короткое то ли хмыканье, то ли смех. Держусь за крепкие руки, спиной чувствуя дыхание, а ногами — чужие крепкие бедра и немного — колени. Как чертовы ложечки, вставшие друг к другу вплотную. Верхняя рука перемещается на талию, немного заходит на изгиб бедра, ласково оглаживает, не претендуя, и возвращается немного назад. Моя шея удивительно удобно лежит на плече, я могу слышать пульс и чувствовать, как Айзава напрягает бицепс или трицепс. Он неловко шевелит пальцами, немного прижимая к себе эту руку.       — Я могу положить руку тебе под грудь? — спрашивает он на ухо негромким ленивым голосом. Я удерживаюсь от слов о том, что если он будет просить таким голосом и интонацией — то можно будет всё и немного больше, и только перекладываю руку. Шота довольно почти мурчит на ухо. — Так тепло и мягко. Чертов антистресс.       Я ерзаю немного, грудь хорошо лежит в мужской ладони, ощущается весьма приятно, примерно так же приятно, как теплое дыхание в волосы. Несмотря на усталость, засыпаю я не сразу. Дыхание у Шоты постепенно выравнивается. Я отмечаю это краем ускользающего сознания, потому что сама уже почти сплю, а потом и вовсе погружаюсь в приятную и теплую, как пуховое одеяло, темноту.       Когда Шота во сне вздрагивает и начинает метаться — я просыпаюсь почти сразу, не сразу поняв, что именно происходит. В комнате предрассветный сумрак, фонари на улице уже не горят. Рассыпанные волосы вокруг, челка спадает на лоб, который прорезает небольшая складка от тонких бровей, сведенных к переносице. Я мягко зарываюсь руками в темные волосы, поглаживая голову, чуть-чуть дую в лицо вытянутыми в трубочку губами. Айзава коротко хмурится ещё сильнее и резко открывает глаза.       — Ш-ш-ш, — тихо и сипло спросонья шепчу я. — Всё хорошо. Ты сейчас в безопасности.       Айзава приходит в себя резко — непонимание в глазах сменяется твердой решимостью, и он отворачивается, смотря в потолок. Сердце болезненно сжимается.       — Хэ-эй, — мягко зову я, не пытаясь коснуться. — Как ты?       — Порядок.       Дыхание тяжелое, рваное и частое, через нос.       Я очень аккуратно, едва-едва касаясь, провожу пальцем по предплечью. Шота вздрагивает, но поворачивается обратно, сминая одеяло и приподнимаясь. Взгляд — суровый и почти злой, и только на самом дне плещется страх.       — Ты не можешь просто взять и сделать так, чтобы мне стало лучше! — рычит он, не переходя на крик.       Я моргаю недоуменно, продолжая глядеть снизу-вверх, потому что всё ещё лежу на кровати, спрашиваю:       — Хочешь дам тебе немного обнимашек?       — Ну разве что, — сдается он, падая на кровать и позволяя себя обнять и утыкаясь носом куда-то в шею над ключицей, щекочет кожу теплым дыханием. Тычется как слепой котенок. Может, я и являюсь его маяком для того, чтобы найти выход из этого кошмара, который захватил его темными липкими щупальцами. — Ладно, можешь.       Я подтягиваюсь ближе, дышу в волосы. Пахнет немного виноградом, ещё немного – кофе, и чем-то совсем незаметным:       — Может, всё-таки расскажешь? Я не настаиваю.       Шота вздыхает долго, прикрывает глаза — я это чувствую, потому что ресницы щекочут голую кожу. Рассказывает сбивчиво, сон явно начинает забываться, растворяясь в уютном сумраке, перекрываясь ощущениями и миром вокруг. Реальность постепенно перекрывает наваждение, и голос его чуть дрожащий постепенно утихает и становится ровнее. Снился ему, кажется, Оборо, снился Курогири. Снилась смерть, тьма и боль, и его собственное бессилие, пожирающие его, не дававшее двинуться и сделать хоть что-нибудь…       Когда поток слов иссяк, Айзава просто обнял меня крепче, и я мягко огладила его спину:       — Знаешь, что самое главное? — тихо спрашиваю в темные волосы. — Что ты здесь. Ты сильный. Ты делаешь лучшее, что можешь — и даже больше. Ты меня слышишь?       Шота кивает немного, отвечая:       — Да. Спасибо, Юля.       Собственное имя греет лучше радиатора зимой. Явно ведь это его гложет, раз снится, и снится постоянно, хоть и не очень часто. Например… например, если он не устает достаточно сильно.       — Давай полежим ещё немного? — предлагаю я. — Ещё рано, и ты не так много спал.       Шота кивает, обнимая меня сильнее и тут же отпуская, будто боясь сломать. Нашел принцессу на горошине, тоже мне. Из меня принцесса такая же, как из Тодороки. Я проваливаюсь в тревожный сон, правда, что мне снится — не помню.       Я выплываю из сна под выводящий из себя звон жетонов, но какой-то неправильный. Айзава лежит, наблюдая за тем, как играет в дневном свете металл. Я прикрываю только открывшиеся глаза, унимая всколыхнувшееся внутри раздражение, я мягко убираю его руку от жетонов — мужчина замирает, внимательно изучает взглядом мое лицо, пытаясь понять, что сделал не так:       — Я не люблю, когда их трогают, или когда они слишком громко звенят, — раздражение в голосе клокочет, перерастая в рычащие интонации. — Не трогай их больше, будь так добр.       Айзава кивает и отвечает короткими рваными предложениями:       — Прости, не знал. Больше не буду. Захочешь — расскажешь.       Я прикрываю глаза, позволяя раздражению если не скрыться, то потеряться в ощущениях тепла от чужой кожи, которое исходит от кисти.       — Это как своеобразная геройская лицензия, только не на карточке. Неправильное, как и всё остальное, но… громче.       Говорить об этом тяжело, но молчать ещё хуже, так что я ограничиваюсь полунамеками. Айзава неожиданно понимает:       — Ничего страшного, всё в порядке. Немного объятий?       Меня подхватывают, опуская на себя. Твердые мышцы и крепкое тело выбивают остальные мысли так же, как удар в солнечное сплетение, оставляя меня в более спокойном состоянии. Я что-то благодарно бурчу, обхватывая руками и прижимаясь щекой. Меня успокаивающе гладят по спине. Я зажмуриваюсь совершенно по-детски, понимая, что когда-то — кажется, даже слишком скоро — мне придется сделать выбор. И что-то мне подсказывает, что я свой уже сделала. Всё же, мне достаточно долго и доступно объясняли важность приказа.       Мы лежим так ещё какое-то время, лениво целуемся, а потом я ухожу к себе, поблагодарив за хорошую ночь.       Телефон мигает на опасных пятнадцати процентах — ещё бы, ночью я его на зарядке не ставила, я отправляюсь к розетке, чтобы восполнить этот пробел. Мимоходом оглядываю отражение в зеркале — волосы, растрепанные ещё больше, чем обычно, зацелованные губы (лучше всяких помад) и подозрительно довольный сонный взгляд.       Ну и отлично. Насрать.       Расческа не улучшает ситуацию, а вот настроение, маячившее где-то под потолком, шепчет мурчащим голосом: «Нахуячь блесток на лице. И стре-е-елки. И те-ени не забудь!» — и я поддаюсь желанию накраситься как блядь.       Вскоре на лице расцветают смоки из лазурного в темно-фиолетовый и черный. В школе я поняла, что стрелки - это где-то за гаражами, так что и в этот раз увела их куда-то туда, ещё и на подвижном веке ещё одну нарисовала. Дополнив этот образ румянами и приклеив небольшие звездочки под нижнее веко, я довольно посмотрела в зеркало. Ну не лапочка ли я? Ну не красавица ли? Сияю как королева, честное слово.       Дополнив это матовой помадой почти в тон кожи, я вернулась к глазам, не сразу поняв, что я про них забыла — тушь, накладные ресницы, которыми я достаточно давно не пользовалась и в связи с последним фактом — возносила молитву всем известным богам, чтобы не испоганить такую красоту одним случайным движением.       Поняв, что я закончила, я сбрызнула это дело фиксатором и сделала несколько фотографий, после чего отправила их сестре — вот любитель всякое рисовать на лице и теле (и ответственная за татуировки, так как мне их бить нельзя). Пришлось переодеться во что-то более подходящее, так что в шкафу среди небольшой кучки одежды я отыскала черные базовые джинсы и такого же цвета укороченную футболку с готической надписью: «DISRESPECT YOUR SURROUNDINGS».       Повертевшись перед зеркалом в ванной собралась было задуматься, смывать ли с себя этот или походить так в законный выходной, я наклонила голову, рассматривая собственное отражение. Даже весьма свободная футболка не скрывала проработанных мышц рук, а из-за её длины открывался ещё и пресс.       В дверь коротко постучали, я оглянулась, пытаясь вспомнить, кого я вообще жду, а потом крикнула:       — Можно! — и вошла Полночь.       — Вау! — она взмахнула руками. — Ничего себе, красота какая!       Она подлетела ко мне, как будто поменявшись с Теньей причудами, обошла пару раз вокруг, заглянула в глаза, тут же осмотрела веки, попросила открыть-закрыть глаза и осталась в полном восхищении.       — Я не прощу себе, если ты не пройдешься с этой красотой хотя бы до ближайшего магазина!       — Так мы вроде и планировали небольшой шоппинг? — подняла одну бровь я. — Ноги в руки и погнали!       — Определенно, это отличная идея! — закивала Немури. — Я в общем-то за этим и приходила.       Мы отправились к выходу. Немури рассказывала про специфику бала и перешла к какому-то курьезному случаю несколько лет назад. Уже внизу перед выходом я поставила рюкзак на пол и надела свои привычные кроссовки — их будет гораздо проще снимать для примерки, чем ботинки.       — Кстати, по какому поводу накрасилась? — спросила она, пока я завязывала шнурки.       — Просто хотела выглядеть как проститутка, — пожала плечами я, выдав случайно привычный ответ, который иногда требовали учителя в школе со словами «а почему юбка такая короткая», «а почему плечи открыты», «а почему ты так дышишь» — и последнее даже не шутка.       — А кто такая проститутка? — раздался детский голос в нескольких шагах.       Мы обе замерли и переглянулись. Судя по Немури — та проклинала себя за то, что не имеет причуды отматывать время назад или стирать воспоминания, я же пыталась собрать расползающиеся в разные места мысли.       Опыт сказывался — Полночь была учитель уже не один год и немного дрожащим голос ответила Эри:       — Ну, это такие женщины, которые играют с мужчинами за деньги…       — Хочу быть проституткой! — радостно выдало ничтоже сумняшеся, на что Немури запаниковала, а я не знала, плакать мне или смеяться, поэтому совместила, потом вспомнила, что подводка не водостойкая и запрокинула лицо, чтобы слезы не покинули глаз. Выходило тяжело.       Эри продолжала:       — Я ведь играю с Мирио-куном и Деку-куном, я проститутка, да?       Бля, святая простота… Я сейчас сдохну прямо тут…       — Эри? — раздался голос Шоты с кухни, откуда это чудо и вышло, судя по всему, чтобы с нами поздороваться…       — Я хочу стать проституткой! — раздался радостный голос девочки.       Я быстро схватила Немури за руку, подхватила с пола рюкзак, а с вешалки — свое пальто, и крикнули через всю комнату:       — Прости, но теперь это твоя проблема!       И выскочила вместе с героиней под руку наружу.       Натянув пальто и рюкзак, согнулась пополам от смеха, вспоминая лицо Айзавы, когда он это услышал — это была та ещё гремучая смесь.       — Ты ужасна, — сдерживая смех, героиня прикрыла лоб и глаза рукой.       — Дай мне минуту, я сейчас сдохну.       — Не сейчас — так потом от рук папочки-Сотриголовы, — серьезно кивнула Немури. — Пойдем, пока нас обеих не убили?       — Да, было бы тупо сдохнуть так в расцвете лет.       И мы отправились вперед, по освещенной солнцем дорожке… а где-то там, позади, Шота пытался объяснить Эри, кто такие проститутки. Хочу купить ему что-нибудь, чтобы извиниться. Он такого не заслужил, это точно.