Ведьма

      — Вау-у! — восхитилась Неджиро, — А можно мне тоже?       — А можно Айзаву-сана тоже накрасить? — спрашивает Эри. Неджиро в добровольно-принудительном порядке отправляет в мои руки мужскую часть Большой Тройки, и если Мирио держится весьма крепко (только дергается постоянно — щекотно ему видите ли), то Вампиреныш весь извертелся, пока я ему красные тени наносила, а когда занялась стрелками, начал дрожать как старая стиралка, только грохота не издавал.       — Мать твою, ровно сиди, — выдохнула я тихо и раздраженно, чтобы лишними движениями грудной клетки не передать импульс рукам, которые могут от этого дрогнуть. Провела черную линию и дополнила уголком снизу. Подумав, взяла плоскую пушистую кисть и нарисовала на щеках пару сердечек.       — А теперь рот приоткрой и губы не сжимай. Глаза не жмурь, всё поплывет, — приказываю я, нанося на руку немного розовой помады. Пальцем впечатываю цвет в губы парня, и отправляю его размазывать дальше самостоятельно, настоятельно попросив не выйти за контур — тратить ещё и тоналку за несколько штук баксов на них меня жаба задавила.       — Айзава-сенсей, вы следующий! — раздается радостный возглас Неджиро, которая забирает Тамаки для фотографий, — А сейчас я!       — Есть какие-то конкретные пожелания?       — Доверюсь вашему вкусу, Ведьма-сенсей!       Я принимаюсь и за неё — девушка не так боится кистей для макияжа, так что выходит быстрее. Сделать из её глаз бабочек получается с небольшим трудом — всё же аквагримом я не занималась, но вышло неплохо. Завершив образ персиковой помадой, я отправила её к зеркалу, а на диван передо мной приземлился Айзава.       — Сделать из тебя панка или ограничиться стрелками? — спрашиваю я, задумчиво поигрывая в руках подводкой. Видимо, выглядит со стороны угрожающе, но Шота только улыбается, мол, я весь твой. — Ладно, попробую что-нибудь темное…       — Может, просто стрелки? — предлагает он, прикрывая глаза.       — Можно, — задумчиво киваю я, пальцами подвигая подбородок и не отпуская, чтобы было удобнее наносить подводку.       Айзава не дергается, будто засыпая прямо так — впрочем, с него станется уснуть вообще, главное, что мне не мешает. Взгляд цепляется за шрам на щеке. Обыграть его, что ли? Было бы интересно. Что-то вроде гирлянд или веточки сакуры? Можно было бы сделать из этого полумесяца зонтик, если бы кончики были направлены вниз, а не вверх… я задумчиво провела новую линию на другом веке, повертела немного голову, проверяя, как смотрятся стрелки. Потом положила подводку в косметичку, и на глаза попалась золотая — ей я пользовалась редко, но… у Шоты ведь желтые очки, ему должен пойти золотой, он вообще всем идет. Мысль о том, что ему идет всё, проходит мимо. Золотая линия ложится на кожу над черной, я закрепляю её тенями, как и черную, стараясь сделать так, чтобы они не сыпались куда не нужно.       Шота чуть приоткрывает глаза, когда я касаюсь золотой подводкой шрама, задерживает взгляд на моих пальцах, на ребре ладони, которое для опоры кончиком безымянного упирается в носогубную складку. Палец немного щекочет дыханием.       Он чуть вытягивает губы вперед — и дотягивается ими до мизинца, и улыбается, радуясь этой маленькой победе, а потом снова прикрывает глаза. Я это замечаю самым краем сознания — работа тонкая и кропотливая, требует полной отдачи.       Шрам покрывается золотом, с него «капают» золотые слезы, вытекают как из открытой раны. Круглой мягкой кистью намечаю форму нескольких цветков и добавляю объема бордовыми тенями. Заканчиваю золотой и черный подводкой, коричневыми тенями добавляю объема под рисунком.       На губы наношу только питательный бальзам, просто чтобы было.       Встаю, убирая в косметичку кисти и палетку с тенями. Вжикает молния. Я ставлю её на диван, потом наклоняю голову влево-вправо, разминая затекшую шею.       — Я всё, можно просыпаться, — информирую, подавая зеркало.       Айзава заинтересованно рассматривает рисунок на шраме.       — Похоже на кинцуги, — выдыхает он, почти касаясь пальцами позолоченного шрама, — Ничего про это не слышала?       — «Золотая заплатка», — перевожу я скорее для себя, — Нет, а что это?       — Это искусство, — улыбается Шота, кажется, уловив в моих действиях какой-то совершенно особый смысл, — Реставрация керамических изделий с помощью лака, полученного из сока лакового дерева, смешанного с золотым, серебряным или платиновым порошком. Философская основа искусства кинцуги заключается прежде всего в том, что поломки и трещины неотъемлемы от истории объекта, и поэтому не заслуживают забвения и маскировки.       — Что-то в этом есть, — киваю я, пробегая ещё раз взглядом по его лицу.       — Я думал, что ты про него слышала, раз выбрала такой цвет и место… выглядит шикарно. Стрелки, кстати, тоже красивые.       — О, тебе правда нравится? — улыбаюсь я.       Вопрос остается без ответа, но искорки в темных глазах лучше любых слов показывают его отношение к подобным рисункам. Секундой позже к нам возвращается Большая Тройка вместе с Эри, Неджиро восхищенно разглядывает мою не самую высокохудожественную работу, ребенок стоит, прижав руки к груди и рассматривая каждый лепесток на цветах, каждую золотую линию, которая ярко выделяется на чуть загорелой коже. С моего бедра пропадает рука, которую я до этого вообще не заметила — была слишком занята, а потом, видимо привыкла.       — Айзава-сенсей, можно сфотографировать? — спрашивает Неджиро, доставая телефон, — Вы же смоете через пару минут, а такая красота не должна пропадать!       — Нет, — обрубает Шота, а я сама тоскливо вздыхаю — жаль, что не храню на телефоне фотографий знакомых вообще, во избежание, а всех, кого фотографирую, всё равно удаляю в ближайшую неделю максимум.       — У-у меня полароид есть, — негромко замечает Тамаки, и уже Мирио с Неджиро на пару пытаются уговорить Сотриголову на фотку.       — Если одну мне оставите, — цыкает он недовольно, и Неджиро буквально вылетает из общежития, чтобы сбегать за фотиком.       Через пару минут Вампиреныш с весьма умелым видом, правда, всё равно заикаясь через раз на третий, говорит, как повернуться и всё такое, чтобы в кадр попали и стрелки, и рисунок на щеке.       Неджиро вместе с Эри размахивают несколькими фотографиями, чтобы те быстрее проявились, а потом кладут их на стол, чтобы Айзава выбрал ту, которую хочет забрать, раз она ему нужна. Интересно, за плюшевого кота, которого я так ему и не отдала, Шота согласится пожертвовать мне ещё одну фотографию?       — Какую ты хочешь? — спрашивает он у меня негромко. Я удивлённо оборачиваюсь, — Тебе же хотелось это запечатлеть, я и согласился.       Я чувствую, как щеки предательски заливает румянец. Шота подумал об этом и согласился, несмотря на то, что не любит фотографироваться. И запомнил, что я не храню фотографии людей в своем телефоне.       И за что мне такое счастье?       Фотографии все по-разному хорошо выглядят, я выбираю себе ту, на которой всё видно четко и Шота смотрит в камеру. Через секунду слышится щелчок затвора, а я решаю посмотреть, кому это надоело жить, что он так смело…       …впрочем, Эри можно. Фотик выплевывает ещё одну фотографию, которую девочка достает и начинает весьма остервенело трясти — фотография гнется и издает забавный звук. И несется к нашей компании с проявившимся изображением. Я не вглядываюсь в разукрашенные мною как на маскарад лица Большой Тройки, едва цепляю краем глаза собственное чуть смущенное и улыбающееся, главным образом интересует, как вышел Айзава. У него непривычно-мягкий взгляд, легкая улыбка. С этого ракурса заметна только стрелка на правом глазу.       — А вот это мне, — и мягко забирает у Эри фотографию, пока Тройка не успевает толком ничего понять. Я, кажется, краснею ещё больше. Если он забрал эту, потому что я там смущаюсь, то это можно считать местью за то, что я с утра устроила.       Свою фотографию я прячу в чехле для планшета — и под рукой, и искать там ничего никто не будет.       

***

      Остаток выходных и начало недели пробегают как будто мимо меня, последние занятия с пистолетами идут в своем темпе и без эксцессов — ученики стабильно попадают по кругам, уже не мажут совсем, кто-то почти стабильно бьет не ниже семерки.       Отпустив 2-В я, даже не возвращаясь в школу, отправляюсь к станции. Дурное предчувствие, которое медленно опускает настроение всё ниже, ни разу не помогает. Звонит в кармане телефон, я поднимаю трубку — звонит Ястреб.       — Вечера! Ты ещё не села на поезд?       — Нет, я работала так-то, — хмыкаю я, — Знаешь, некоторые заняты чем-то помимо фотосессий. Я ещё не опаздываю, кстати, хули ты вообще звонишь?        По ту сторону гудит негромко машина, раздается шуршание, и всё стихает. Он что, не в центре? Как-то подозрительно тихо по ту сторону:       — Я тут недалеко пролетать буду, могу тебя подобрать. Зачем тратиться на метро?       Я закусываю губу, думая, как задать вопрос так, чтобы он не вызвал подозрений, но смог бы что-то прояснить:       — Так хочешь меня увидеть?       Сзади раздается совершенно спокойное:       — Да, не могу никак дождаться.       Я сжимаю руку в кулак, отвечая:       — У станции буду минут через десять.       Ястреб сбрасывает сразу, как получает ответ, и я убираю телефон в карман, тяжело вздыхая. Осталось понять, что он задумал. Или не он. Это кажется немного странным: идти в настолько очевидную ловушку с моей стороны по меньшей мере глупо. Но несмотря на ощущение глобальной подставы уверенность в том, что я сегодня не умру, всё равно на месте, а это что-то да значит.       С другой стороны, раз меня так настойчиво приглашают — грех не согласиться, ну, потому что когда ещё будет шанс? Жаль, правда, поймать вряд ли удастся, но может разживусь информацией, тоже неплохо. В любом случае, собственная выгода и геройская миссия отчего-то отходит на второй план, а истинную цель я понять не могу, как у себя не спрашиваю.       Где-то на середине спуска к станции я замечаю мелькнувшую в небе фигуру с алыми крыльями, но та быстро пропадает внизу. Продолжаю идти вниз, даже не пытаясь ускориться. Кому надо подождет, я ему что, школьница, которая на свидание бежит? Нет, спасибо, мне такого счастья не надо.       Мысли, которые могли бы зациклиться на сегодняшнем патруле (или чем это будет) в итоге просто перескакивают часов на двенадцать вперед, когда у меня запись вместе с Немури в маникюрный салон, и на тот самый бал, начало которого в шесть часов вечера. Скинуть Васе фотку в платье или обломится?       На станции Ястреб успел собрать вокруг себя небольшую толпу местных, и занимался тем, что раздавал автографы. Меня явно заметили, но уйти от фанатов Ястреб просто так не мог, так что я пошла к автомату взять себе энергетик — иначе я это говно воспринимать отказываюсь, день был тяжелый, ночь предстоит ещё тяжелее, позавчера я спала три часа, а сегодня — пять. Пусть нахуй идут все, кому есть что возразить — туда им и дорога.       Когда с этим более-менее закончили, я махнула рукой герою и тот, весьма резво закончив весь разговор, направился ко мне.       — Пройдемся немного пешком, если не хочешь слухов.       — Мне похуй на слухи — быстрее начнем, быстрее закончим, — отрезала я, — Патруль сам себя не начнет, пока ты переживаешь о своей куриной заднице, где-то могут гибнуть люди.       Ястреб нахмурился, но на руки меня подхватил без вопросов, я устроила руки у себя на груди вместе с энергетиком. Не слабак, донесет, а уронит — пизды получит. Полет был долгим на этот раз, взгляд у героя — хищным и боевым, я преспокойно допивала энергетик, не считая нужным пытаться о чем-то говорить на такой скорости и высоте. Когда стало очевидно, что мы летим не к району патруля, я ткнула его пальцем в желтый ромбик на груди и показала пальцем вниз, мол, снижайся. Для большего эффекта ещё и по шее пальцем провела, правда, ему, а не себе, потому что на себе показывать нельзя.       Мы опустились на крышу. Я опустилась на бетонный парапет, приподняла его за воротник футболки, благо, каблуки сейчас играли в мою пользу:       — Тебе последние голубиные мозги отшибло, Ястреб? Нам не склады патрулировать надо. Чё за хуйня, а?       — Да нормально всё, — поднял руки Ястреб, — Слетаем в одно местечко, это быстро. Уверен, мои ребята справятся с патрулем и без меня один-то день. Ты сама всё скоро узнаешь, а на слово мне не поверишь!       Я тяжело вздохнула:       — Ладно, надеюсь, много времени это не займет, — и отпустила воротник.       Меня снова взяли на руки. Оставшийся полет длился ещё минут пятнадцать (и это несмотря на весьма приличную скорость!) и приземлились мы в каком-то недолесу рядом с заброшенным зданием… больницы или какого-то санатория, вероятнее всего.       Я успела оценить обстановку — ничего сверхпримечательного, местность достаточно открытая, ни деревьев, ни скал, но мелких построек достаточно. Если на месте будет Даби, то для него тут, считай, раздолье — ничего не сдержит огня, кроме построек и самого здания больницы, но вот успею ли я добраться до этих самых стен — это хороший вопрос. Несмотря на то, что я попросила сделать свой костюм максимально жаропрочным, насколько это возможно, у меня было достаточно открытых участков кожи, начиная с рук и заканчивая нижней частью лица — благо, глаза прикрыты маской.       Мы приземлились недалеко от входа, я спустилась на землю:       — Итак, нахуя ты меня сюда притащил, если тут даже нет нико… — взгляд метнулся, отметив несколько фигур, а голос дрогнул, — Го. Что ж, чего-то такого я и ожидала.       — Правда? — «удивился» Ястреб.       — Нет, на самом деле нихуя я такого не ожидала, — ответила, пересчитывая взглядом людей и вспоминая информацию, которая была на них.       Химико Тога.       Мистер Компресс.       Спиннер.       Твайс.       Отсутствуют Шигараки, Курогири, Даби и Магне (которого расхуячил Восстановитель по его собственным показаниям). То есть по факту вся Лига, за исключением непосредственного руководства… расклад определенно так себе. Даже с весьма условным фактом, что Ястреб всё же на моей стороне… что опять же дале-е-е-еко не факт…       Спасибо всем, кто верил в меня!       — А я всё думала, ты это или не ты, — улыбнулась Тога.       — И как, мозгов хватило сопоставить? — хмыкнула я, — Я так понимаю, сюда я на крыльях любви этого пидора прилетела не просто так.       Напряжение постепенно сгущалось в воздухе. Буду надеяться, что Ястреб хотя бы не против меня будет, потому что если придет Даби и они объединятся — то это будет как в том сражении против Ному. Не знаю, как Ному, а против такой пятерки… Да, не самая лучшая ситуация, но не то чтобы у меня есть причуда телепортации, чтобы тут же съебаться.       — Твои идеи схожи с нашими, — ответил Спиннер, — Поэтому предлагаем объединиться.       Ага, а очко тебе не вылизать?       — Допустим — допустим! — я соглашаюсь на эту попахивающую отборным дерьмом авантюру. — Что вашей шайке психов от меня надо и что я получу?       — Нам от тебя нужна помощь, — отвечает Мистер Компресс, — В будущей битве за свободу использования причуд. Этот мир прогнил насквозь, и это надо менять.       — А вы прямо все историки, политологи, этнологи и психологи, собрались, пораскинули умами и поняли, как человечеству лучше и как это сделать… Звучит весело, но я всё ещё не услышала ничего конкретного.       — Нам нужна вся антипричудная сыворотка! — машет руками Тога, приближаясь, — И твоя боевая мощь!       — Губа не треснет? — хмыкаю я, опуская руку на бедро, Компресс это движение отмечает и напрягается, Тога всё ещё продолжает приближаться. Я кидаю взгляд на тень Ястреба на земле передо мной — тот стоит спокойно, не вмешиваясь в это подобие разговора, — И нехуй меня трогать, я психованная!       Потому что Тога приближается, очевидно, собираясь или атаковать, или обнять, я просто отпинываю её от себя — девчонка отлетает, озадаченно рассматривая пятно грязи на своей школьной кофте или что это за бежевая вязаная хуета на ней надета.       — Ястреб, что за ведьму ты привел? — угрожающе говорит Твайс, — Она клевая!       Опа, что это у нас тут? Если я всё верно поняла, у него проблемы с головушкой проявляются ярче, чем у прочих, но, опять же, хуй знает, на что он способен. Натравит на меня целую армию — в пизду, лучше я от него первым избавлюсь.       — Давайте посмотрим правде в глаза, — оскаливаюсь я, — Договориться у нас не выйдет, потому что вы обмудки без зачатков здравого смысла, а я эгоистичная сука, если вам так удобнее.       Азарт заполняет, начиная с рук, потому что, давайте будем честными, когда ещё мне доведется пособачиться со злодеями, а потом хорошенько почесать о них кулаки, не сдерживаясь? У них было бы куда больше шансов, приведи они меня куда-нибудь в центр города или жилой сектор, где меня будут сдерживать возможные жертвы среди гражданских.       — Ну почему нет-то?!       — Действительно, почему? — спрашиваю я, переводя взгляд в небо, — Вы же тут все такие умные, красивые и вообще лапочки. И почему вас разыскивают, действительно?       — Слишком смелые слова для мышки, которая пришла в кошачий питомник, — хмыкнул Компресс.       — Бля, какие метафоры, сударь, я с вас хуею, — хмыкаю я, — Будет какое-то логическое продолжение? С чего вы вообще решили, что я соглашусь?       — Потому что ты видишь проблему этого общества! Ты думаешь так же, как Пятно! — раздается крик от Спиннера.       — Слушай, пресмыкающееся, — я делаю фирменное «стерва» движение рукой и немного закатываю глаза — дурная привычка, — Проблему надо решать радикально. Будь хоть у кого-то из вас нормальное образование, вы бы поняли, что смысл слова в глубоком анализе, а не вырезании кого попало. Не можешь справиться с человеком — убей его. Самый топорный способ, никакого изящества.       — Тупость несусветная! — отвечает Твайс, — В её словах что-то есть.       — Вы считаете, что проблема этого общества в причудах и героях, — продолжаю я, — Но проблема в брошенных детях. В неумении людей слышать и говорить, в том, что блядская психология — прикладной урок, который никому не упал. Проблем дохуя, но объяснять вам их я не собираюсь — всё равно что дошкольнику, только-только складывающему два плюс два, попытаться объяснить интегралы, если вы, конечно, понимаете, что значит это слово.       Злодеи теряли свою легкость и веселость — их ткнули в самое больное. В их «ущербность». Я не считала, что высшее — самое главное в жизни, но если этих можно добить именно таким способом — что ж, грех им не воспользоваться!       — Когда вы последний раз читали что-то сложнее состава поваренной соли? — спрашиваю я, — Вы одиноки и вы глупы. Решения были, но вы выбрали именно это — обвинить во всем остальных, общество, родителей, героев, братьев, сестер — кого угодно. Вместо того чтобы взять задницу в руки и ебашить до пота и крови. У вас нет никакого права менять мир, о котором вы нихуя не знаете.       — А ты, видимо, очень много знаешь о мире, — хмыкает Компресс, подходя ближе. Между нами и так всего каких-то десять шагов, — Не слишком ли самонадеянно для человека, который никогда не был в непригодных для жизни условиях?       Непригодные для жизни условия — это где нет душа и еды? Слабаки.       Я на секунду закрыла глаза, сосредотачиваясь:       — Те, кто видел только боль, знают только эту сторону мира. А другую узнавать боятся. А работать и подчиняться необразованным трусам и слабакам, у которых вместо мозга красочное кровавое желе — это последнее, чем бы я хотела заниматься.       — Ястреб, — говорит Компресс, — Ведьма достаточно узнала. Живой она отсюда не уйдет.       Это служит своеобразным сигналом — Спиннер достает несуразно-огромное оружие из кучи мечей, Тога выхватывает ножи. Я хищно облизываюсь — крылья в силуэте Ястреба распадаются острыми перьями.