Ведьма

      В Москву меня отправляют через местные авиалинии в сопровождении двух кортежей; в наручниках неудобно, к тому же, мне запретили разговаривать с другими пассажирами, но на мои жетоны косятся с подозрением. Я то засыпаю, то просто пялюсь в иллюминатор, то рассматриваю пассажиров; на мой вопрос, покормят ли меня, мне отвечают суровым взглядом, на что я только глаза закатываю, мол, вы кого, гаврики, запугать пытаетесь?       Периодически ловлю взгляды пассажиров на своих жетонах, слышу щелчки фотоаппаратов, но коллеги по цеху то ли не обращают внимания, то ли только вид делают. Конечно, в какой-то момент неугодными будут они сами — а кому и по какой причине, всех волнует слабо.       Воздух в столице морозный, а наполненные машинами и вечными пробками улицы кажутся серыми — облака висят низко над мегаполисом, обещая снегопад. На зданиях вижу рекламы знакомых магазинов, на улицах куда-то торопящихся и волнующихся людей. Стоя в пробке перед светофором, смотрю в тонированное стекло машины рядом, с трудом различая силуэт человека с рогом.       Пробегаюсь глазами по вывескам магазинов на первых этажах домов, замечаю ровный взгляд одного из сопровождающих, и задумываюсь уже об ином. Уставший голос офицера, с которым я говорила нескольких часов назад, зачитывает статьи во второй раз, а я думаю, как меня будут оправдывать, потому что презумпция невиновности для них, видимо, шутка какая-то юридическая.       Когда час по пробкам подходит к концу, машина останавливается окончательно. На улице стоять прохладно в лыжных штанах и кофте, остальная верхняя одежда в пакете с личными вещами, которые мне, разумеется, никто не выдал. Тяжелой походкой подошел крупный охранник, окинул меня хмурым взглядом, и меня перевели уже в КПЗ, заполнили ещё один протокол, а я легла на скамейку, понимая, что, в общем-то, заняться мне сейчас нечем — все события проходят где-то за стенами. Адвокаты уже в Москве. Айзаве, надеюсь, стало лучше, или хотя бы не ухудшилось состояние. Мне показалось, что, когда мы выбирались, Шота был по крайней мере в относительном порядке, и не начал кашлять сразу после; мы отогрелись, как только получили возможность, так что в теории он должен оправиться достаточно быстро.       Но не так быстро, как меня посадят, хе. Правда, это тоже вопрос времени и желания… Уверена, все эти шутки сейчас — простая защитная реакция, всё же меня не так часто забирают менты куда-либо. Ну и нахуй.       Мысли плавно перешли с оценки собственного состояния на происходящее вокруг. Афанасьев никогда не был простым как удар палкой, скорее, наоборот. Да, у него не всё было гладко в плане, но были слишком крепкие опорные точки, ему просто нужен был повод. Уверена, проблемы можно было решить иначе, не высылая меня в долгосрочную командировку, если бы Виктор действительно хотел качественно помочь Незу, отправил бы меня вместе с кем-то, раз проблема именно в недостатке людей. У старого черта есть поисковики и отличные детективы, на худой конец, он мог приехать сам, но почему-то выбрал долгий и сложный путь — я этого не понимала, потому что слова «нам на конец года нужен учитель для обучения беспричудным боям» отдают маразмом и абсурдом. Чтобы в UA не давали нужных знаний? Это тоже звучит как бред. Согласна, в этой школе есть свои недостатки, начиная тем же экзаменом, но такие изменения должны вноситься перед новым учебным годом и явно не за неделю-две, перекраивая расписание на скорую руку…       Видимо, Незу нужен был человек, который будет дополнительной силой в предстоящих сражениях, и сможет сыграть роль Того Человека, а не учитель. А в условиях срочности было решено искать помощи у старых знакомых, которым точно доверяешь, и которые не подведут. Афанасьев и не подвел, просто избрал иной путь, преследуя собственные цели. Мне интересно, сами директора что по этому поводу думают?       Ебала я эти схемы, честное слово.       Ладно, с Незу разобрались… а Афанасьев? Получается, взял человека, который ему должен и не ослушается приказов, то есть меня, отправил в страну, где, в отличие от любимой Родины, геройская деятельность освещается, на максимальном уровне, распространяя информацию по всем смартфонам и TV, превращая героев чуть ли не в персонажей какого-то красивого комикса. Хотелось бы, чтобы она такой и была, эта геройская работа, но реальность чуть сложнее и немного темнее. И не я одна так думаю: Шота пытается донести это до своих учеников и выбить из них (фигурально и не очень выражаясь) стереотип о том, что герои — люди в клевых костюмах, которые, рассыпая для папарацци улыбки и выкрикивая громкие фразы, бегут драться со злодеями.       Но теперь я часть этой индустрии, потому что ходила с Ястребом (вот умеет он себя подать на камеры, могёт), и часть его харизмы попала и на меня. Не только его заслуга — я вполне отличилась пару раз, начиная тем инцидентом с банком и заканчивая захватом Джентльменов Беды и иже с ними, тогда новости тоже были, правда, я провалялась в кровати это время, а потом появились новые поводы для обсуждений.       Приоткрыла глаза, понимая, что просто так лежать мне уже надоело, поэтому заерзала, устраиваясь удобнее, и положила руки под шею.       Полусонное состояние вернулось, распространяясь приятной тяжестью по телу.       Не удивлюсь, если перед тем, как ставить меня в патрули с Ястребом, Незу связался со старым чертом и узнал, можно ли мне вообще таким заниматься.       Интересно, какова вероятность того, что Незу знал о том, зачем меня к ним высылают? В теории мог, ровно как мог и смириться с тем, что всё будет идти в своем темпе.       Лишь бы суд не затянулся на год, максимум у меня есть месяц, и то далеко не факт, опять же, кто знает, когда Шигараки моча в голову ударит снова объявиться… Даби, судя по всему, если и не адекватный, то обладающий остатками здравомыслия, и теперь «захвативший власть», не то чтобы став на не особо ему интересное место главы, но что-то определенно близкое.       Меня вырвал из спокойного потока мыслей грубый мужской голос:       — Вставай, адвокат приехал.       Я взглянула на него на секунду, забившая на тон, мне похуй на его комплексы, и, потянувшись, встала и подошла к решетчатой двери. Щелкнул в замке ключ, и она с тихим скрипом открылась.       — Руки на виду держи, — приказали мне.       Интересно, как по их драгоценному мнению я могу их держать не спереди? Могу, конечно, но нахуй надо? Переведут ещё в какие-нибудь казематы, и всё это останется без смысла.       Меня привели в допросную, судя по интерьеру, и вышли, оставляя меня наедине с собой на несколько секунд. Следом зашел Максим: то, что в моих мыслях казалось мне чем-то фриковато-пирсингованным и растрепанным, выглядело вполне неплохо и представительно: достаточно высокий парень без каких-то причудливых деталей, с зачесанными назад волосами, в рубашке и джинсах, в прямоугольных очках с тонкой оправой и аккуратным, почти аристократичным, носом… чем-то похож на тонкую ивовую ветвь, то ли гибкостью, то ли ещё чем-то таким… печальным?       — Я понял, в каком направлении работать. Запрос на предоставление доступа к уликам уже отправлен, но не факт, что получится его получить, — говорит негромко он без всяких приветствий. — А ещё я слил в сеть то видео, которое ты мне отправила через одну девушку, она последние несколько лет занимается вопросами о героях: сначала делала по ним докторскую, потом увлеклась подробнее… не суть. Она организовывала правозащиту героям.       Спасать героев. Надо же, как звучит.       — У неё есть предложения по поводу законов. Начиная с того, что нужно перестать возводить героев в отдельный класс людей и настолько ограничивать в праве передвижения и не только… — он вздохнул, ненавязчиво опуская правую руку в карман. — Возможно, ты про неё даже слышала, сейчас это не так важно. Мне так хочется поддержать тебя сейчас… позволишь?       Я кивнула, улавливая практически неприкрытую фальшь в голосе.       Максим сделал полшага вперед, похлопал по плечу и поменял руки, ненавязчиво касаясь открытой кожи шеи в почти дружеском, несмотря на месте, жесте, и задерживаясь снова на плече:       — Ты сильная, а правда на твоей стороне. Мне осталось это доказать, а людям — поверить. Доказательства будут, я обещаю.       Я почувствовала что-то между щекоткой и покалываем, где пару секунд назад были чужие холодные пальцы, но виду не подала.       — Спасибо, — киваю я, — когда суд и как скоро я смогу вернуться в Японию? У меня есть там дела.       — Максимум — неделя, может, даже раньше, — адвокат нахмурился, отвечая. — Чем больше ошибок они допустят, тем проще нам будет, а они уже облажались не один раз. Ты будешь удивлена, когда снова получишь доступ к связи, — и ухмыльнулся.       Я чуть прищурилась. Это ещё что значит? В каком смысле, блять, удивлюсь?       — Время вышло! — раздался голос вошедшего полицейского.       Я продолжала смотреть на Максима, который вызывал всё больше вопросов. Тот махнул рукой, пожелал удачи и твердой походкой вышел, что-то негромко сказал сотруднику полиции, который его сопровождал, и они отправились налево по коридору. Меня повели направо, где была моя камера.       Ха-ха, я в опасности.       Камера ощущалась уже почти родной.       — Чуваки, может хоть матрас принесете, а? — спрашиваю я.       По идее нельзя разговаривать с полицейскими в таких ситуациях, но, опять же, законом не запрещено, а свою речь я контролирую более чем.       — Принесут позже, — бросает офицер за столом. Я только вздыхаю — кажется, он не то чтобы настроен на разговоры.       Мысли с собственного положения перешли на Шоту, потом на Полночь, и за ней потянулся и 1-А за которым её закрепили. Как-то я упустила тот момент, когда стала наблюдать за ребятами из этого класса чуть пристальнее — там было предостаточно подающих надежды. Тодороки, опять же. Он какой-то непонятный, вроде и эмоциональный интеллект как у валенка, а иногда такую реакцию выдаст, что не смеяться невозможно. Не от хорошей жизни, опять же, но… он как будто внес немного света в мою жизнь и был одним из тех, кто подпаливает мое сердце. А потом я встретила его брата… и он совсем другой.       Психопат, который любит звезды.       Звучит как отличное название для книги, если честно.       Поразбирать его, что ли?       Ладно, детали только через личное общение и вопросы понять можно, тесты порешать и всё сопутствующее, но общая картина должна быть ясна. С травмой более-менее разобрались, благо, она, что называется, на лицо. Видимо, разочаровавшись в отце, нашел какого-нибудь похожего на того чувака… как же его… Пятно? Вот, который решил убивать ненастоящих, по его ценному мнению, героев. У Тойи был отличный пример — отец, который, как говорится: «Герой он днем, в ночи урод», — и вот как такого переубедить, мол, это только тебе не повезло, что отец у тебя мудло, достигающее целей любыми методами и средствами и не готовое от этих целей отступиться.       Быть первым — не значит быть лучшим, но для этого нужно спасать людей, так что вот такой вот герой.       Опять же, насколько Старатель счастлив быть первым в таком положении, когда Всемогущий просто взял и свалил с поста — не ясно. Вряд ли был шибко рад, что цель, к которой он столько времени шел, так ему в руки упала. Только вот один момент: тут не в достижении цели дело. Такие люди от того, что цели достигают, счастливее не становятся.       Однако не хочу к нему лезть без особой необходимости — этот клубок из проводов от пороховых бочек надо распутывать постепенно и с крайней аккуратностью, и пусть этим семейный психолог занимается. Единственное, что Старателю точно нужно сделать — начать слушать членов своей семьи. Порешал уже всё за всех, наломал дров, всё — иди чини.       А вообще забавные у меня с этой семьей отношения — один цветы дарил, другой целовал почти до звезд под веками, третий вообще с нихуя оплатил лечение в частной клинике. Что дальше? Там вроде ещё третий брат есть, только я про него не знаю ничего.       Я прикрыла глаза снова. Психопат полный? Не уверена, это могло проявляться с детства, но в этом плане не факт, что сама Рей это заметила, не факт, что могла верно это идентифицировать. Скорее психопатичность.       ПТСР, как у Шото? Может быть… но, учитывая общее состояние, я бы могла предположить и депрессию, но для депрессивного он слишком деятельный. Слишком грустные для здорового глаза… daddy issues, как я люблю их называть, тут даже гадать не надо. Старатель, когда до этого доходит, мог бы сказать: «Ещё одна травма своему ребенку? Говно вопрос, дайте мне минутку».       Склонность к перфекционизму, опять же. У его отца наверняка что-то похожее, пусть, возможно, немного в иной форме. Раз взялся — делай наотлично и никак иначе.       Саморазрушение в копилку, ко всему прочему. Если я верно поняла Ястреба, то Даби пропал с радаров на пару суток после того боя, а значит не занимался сверхважными суперзлодейскими делишками, не воспользовался своим улучшившемся состоянием. Это как винить себя за тот факт, что тебе понравился наркотик, который не несет прямого вреда здоровью. Только психике, потому что не хочется, чтобы его действие кончалось, но заниматься лечением одного конкретного недо-психа — не то, чем бы я хотела по жизни заниматься. Мне нужно много психов, а потом, может, и Даби займусь. Если доживу и всё-таки стану психотерапевтом, обязательно его найду, если не подохнет или не подставится под пули в течение этого времени.       Повернулась лицом к стене, переводя взгляд на офицера, а потом прикрыла глаза, снова уходя в свои мысли.       Сильные или частые стрессы и неврозы, лишающие сил и ухудшающие здоровье; не уверена, но Даби вполне может пытаться «глушить» это алкоголем, только сомневаюсь, что ему в кайф такое экстремальное похмелье: я всё не понимала, почему было такое раздражение на всего-то пару крепких коктейлей и что это за «я свою норму знаю», а судя по реакции, у Даби отвратительное похмелье, в том числе и из-за хронической боли, которую он ничем не глушит, потому что уже ничего не помогает. Выход, конечно, есть: врачи, медикаменты, отказ от использования причуды. Но это для тех, кто готов отказаться от такой силы, а Даби есть, с кем расплатиться. Опять же, его цели мне неизвестны, но меньшая из них вполне может быть «отомстить отцу», а самая амбициозная заключала в себе «изменить этот прогнивший мир». Даби получил травму — Даби идет травмировать в ответ, простая как табуретка, и действенная, как удар кувалдой, схема.       А ведь ребенком он был неплохим, если так думать. Если верить словам Рей, опять же. Дети достаточно жестоки, и, если родители это видят не всегда, то дети это легко запоминают, вспоминая потом, что делали что-то не так в силу именно несознательного возраста. Четырехлетнему ребенку всё равно, что тебе больно, он этого не понимает. А иногда наоборот сверх всякой меры…       Интересно, а Ястреб был из таких? Вижу героев, вижу, что они крутые, тоже хочу таким стать — простейшая схема, которая работает во все времена, пусть и не о героях речь.       Перевожу взгляд в потолок, разглядывая небольшие царапинки и какие-то надписи.       Помнится, Вася всё убеждал меня, что Ястреб по своей воле туда пошел… сколько ему тогда было? Четырнадцать? Двенадцать? Вряд ли меньше.       А что, если вдруг по великой случайности, злому вселенскому умыслу, и с легкой руки Создательницы, действительно… да? Странно, всё равно странно. Даже если он был маленьким — были же у него родители, а если не было, то ещё непонятнее. Жаль, что спросить пока не выйдет. В теории, правда, мог, наверное, согласиться, и действительно хотеть там обучаться. Уж не знаю, насколько та местная Комиссия действует в собственных интересах, и насколько все её действия можно считать, ну… законными, но, если убрать демонизацию за недостатком фактов, то Ястреб вполне мог по доброй воли туда пойти.       Не факт, конечно, ведь им могли манипулировать, но… так у меня есть хотя бы внутреннее ощущение, что Ястреб от меня отличается, и, несмотря на схожие пути, к этим самым путям мы пришли разными дорогами.       Обманчивую тишину прервал телефонный звонок, я, не открывая глаз, навострила уши, стараясь не выдать своего напряжения, но ничего стоящего не услышала.       — Да, хорошо, пропущу, — как-то даже потерянно сказал полицейский. — Жду. Так точно.       Минуту через две в комнату вошел весьма делового вида мужчина с высокими залысинами в зимнем сером пальто.       Один его взгляд, и офицер, чуть ли не кланяясь, выходит в коридор. Я провожаю доблестного служителя народа взглядом и перевожу взгляд на вошедшего.       — Меня назначали судьей по вашему делу, у меня не так много времени — дел по горло, — он чуть неуверенным шагом человека, которому приходится много сидеть, подходит к решетке. — Я посажу тебя за решетку — оснований достаточно. Сколько можешь дать?       — Раз или по ебалу? — уточняю я, машинально, а потом, спохватываясь, вспоминаю, что на мне микрофон, машу рукой, успокаивая разгневанного на вид судью. — Ладно, ваша цена: сколько вы готовы взять?       — Три миллиона долларов, для тебя это не так уж и много, — ага, немного, считай, почти полгода моей работы, — и я снимаю обвинения за недостатком доказательств.       Обвинить ты меня не можешь за недостатком доказательств, тварь продажная…       — Как вас, ещё раз, зовут? Прослушала просто.       — Дмитрий Сергеевич, остальное в суде.       Я киваю:       — Как только получу связь, смогу с этим разобраться, — я чуть тронула шею там, где до этого прошелся ток — кожа ощущалась… иначе, как будто завернутая в тонкий целлофан. — Но я взяток не даю и не беру. Идите нахуй, товарищ судья, с такими предложениями.       Судья смотрит зло и предвзято, но взгляд отводит первым и выходит, хлопнув дверьми. Судья-взяточник уходит, а я остаюсь в камере, продолжая вариться в котле собственных мыслей и чувств, стараясь удержать себя от падения в окружающую меня серость.       Безумно хочется увидеть небо.