«Мама: у Шоты поднялась температура, 37.9, но держится он весьма стойко. Отпаиваем чаем, потом спать погоню»
— Айзава простыл. Не привык к таким морозам, да и одежда у нас была неподходящая, так что он тоже может в ближайшую неделю не приехать. — Понятно, — серьезно отвечает директор. — Я посмотрю, что смогу сделать, оставайся на связи. Я коротко угукнула, директор сбросил звонок. Я снова осталась в тишине. Так странно было быть одной и при этом в эту секунду поддерживать связь с кучей людей одновременно. Подписка все так же лежала передо мной, я не могла её подписать, по крайней мере, пока не свяжусь с адвокатами. Снова зазвонил телефон, я коротко выдохнула, готовясь к очередному дерьму, потому что звонил Афанасьев. — Никаких подписок о невыезде не подписывай, — с порога начинает он. — За тобой уже выехали. Не сопротивляйся, но предупреди своих и успей связаться с адвокатами. Не расставайся до последнего с телефоном. Я покажу этой стране, как нужно обращаться с героями. Вот оно как… Решил через меня провернуть такое… Афанасьев, вот же… — Ты — тварь, знал? — спрашиваю я, не скрывая восхищения. Уверена, он уже что-то провернул… Виктор в ответ довольно смеётся: — Ну, ты замечательная ученица и многое у меня переняла, так что справишься. — Так точно! — Я ухмыляюсь — такие приказы мне по душе. Виктор сбрасывает звонок, и я звоню адвокатам, не дожидаясь, пока они соизволят это сами сделать. Подписанный как Максим отвечает через восемь гудков, очень сонным голосом отвечает: — Встаю, встаю… — Чувак, ты там не охуел в край случаем? — спрашиваю тоном, которым точно не разговаривают с теми, кто должен вытаскивать из загребущих лап. — Мне сказали, что ты профи. — Э-э-э, — мычит он в ответ. — Погоди, Ведьма — это ты? — Какой догадливый! — фыркаю я. Раздается грохот, и у меня проскальзывает мысль о том, что с такими защитниками мне и обвинители не нужны. — Блять! Простите, простите! — раздается немного вдалеке. — Лег полчаса назад! И не сомневайтесь в моей профпригодности. Против себя не свидетельствуйте, и скажите мне, что вы писали и что подписывали. Я перечисляю. — Мне нужно срочно с вами встретиться, чтобы я мог Вас защитить, не знаю, правда, до суда обещали хотя бы пару недель, так что лучше сейчас. — Сейчас меня заберут, — отвечаю я. — Так что выехать из части мне не дадут. Я попытаюсь связаться и сообщить, куда меня привезут. — Ближайший СИЗО? — Наверное, не знаю. — Чаще всего военных судят за убийство мирных жителей и вынос информации, вроде ношения смартфонов на службе, но второе не относится к героям… Но здесь незаконное пересечение границы могут… — Преступная халатность, неповиновение приказам, — отвечаю я. — Возможно. Опять же, не факт. Слышу, как шуршит бумага, видимо, мои слова записали: — Как только узнаем, в чём именно обвиняют, будем знать, как противодействовать. — Знать бы ещё, в чем… — я чуть закусила губу, — это хотят превратить в громкое дело, так что этим можно воспользоваться. В ответ звучит неожиданно азартные и уверенное: — Точно громкое. Только-только началось затишье с Январских Заморозков. — Чего? — В январе был десяток судов над героями, которые получили резонанс. Старые дела, никто ничего не понимает. Было несколько митингов, но их разогнали. А ты работала в Японии, и можно понять, чем ты занималась; именно медийности не хватало. С января? Десять штук? А началось это минимум в ноябре–декабре, пока я была вне доступа к информации… Виктор уже понимал, что ему нужен медийный герой, чтобы дело вышло достаточно громким. Зная мой уровень, понимая мой языковой уровень, отправить меня в Японию, где герои постоянно в газетах и на интервью, несмотря на то, что я ничего не посещала вроде такого… Блять, этот старый черт провернул такую сложную схему, при этом видимо ни в чем не участвовал… Я одновременно в бешенстве и восхищении. Знала, что тут что-то нечисто, но чтобы настолько… Обыграть этих ребят, хотя они наверняка в суматохе попытались протянуть закон-другой, чтобы гайки ещё сильнее затянуть… Только сколько их не затягивай — разболтаются, и сжатая пружина рванет. Поэтому, когда приехал полицейский наряд и ребята с другой базы — не герои, а обычные федералы — засадили меня в автозак, я заходила туда походкой королевы в изгнании, и не могла не излучать ауру победителя, смотря с азартной улыбкой новому и опасному, но от того ещё более интересному приключению. Бурлила кровь, требуя действий, а я все так же сидела на сиденье, наблюдая за лесочком в окне. Невероятно. Я полной заднице, но при этом… К середине поездки мои эмоции немного улеглись и выветрились, я их не скрывала, так что вышло как вышло. Когда меня привезли в местное СИЗО в том небольшом городе, где я жила, то отправили не за решетку, а на скамью рядом с офицером, который заполнял протокол задержания и проинформировал о том, что меня перенаправят в столицу для дальнейшего разбирательства… Что ж, мне же лучше — они не смогут меня телепортировать, а так у нас будет больше времени. Я отписалась адвокату о происходящем:«Максим: мы выехали навстречу, Ксеня уже берет билеты на рейс. Пока что все в порядке, они уже нарушают твои права, и можно давить на это. Я передам тебе небольшой диктофон, нужно будет поймать его на взятке, полиция не сможет найти диктофон при обыске. Первым делом просишь о встрече с адвокатами. Пока выпишут разрешение, мы уже будем там».
Потом на меня надевают антипричудные наручники, как будто мне это сильно помешает в случае атаки… но это не то место и не то время, чтобы показывать, как я круто дерусь и кулаками махаю. Немного напрягало обращение «Ксеня» и манера общения в целом, но в Кристине я более-менее уверена, раз она направила меня к этим двум, значит, смогут преподнести информацию так, как нужно и выиграют дело. Вдогонку приходит ещё одно сообщение, чтобы я снимала всё на видео и высылала ему, как будет возможность — вот где пригодилось то, что память телефона и на половину не заполнена. Я прикрываю глаза, опираясь затылком о стенку, — несмотря на общий мандраж и готовность «бить и бежать», всё было достаточно спокойно и требовалось это как-то уравновесить, со мной такое случалось, по счастью, редко, но и ситуация располагающая и непривычная, начиная с того, что скоро в Японии что-то произойдет — сердце чует неладное, улавливая малейшие изменения в поведении других людей куда лучше глаз и ушей, заканчивая тем, что Шота температурит, и — тьфу-тьфу — если что-то случится, то увезти его куда-то не получится. Вася вряд ли сможет всех скоординировать, мама не обладает хотя бы половиной моих связей, так что в больницу он лечь не сможет — ни полиса, ни паспорта, ни виз, считай, зайцем в стране и то по большому исключению про него временно забыли. Понимая, что по третьему кругу думать одно и тоже — не есть хорошо для мозга, а то думалка сломается, и думать будет банально нечем, я, ответив на очередное сообщение, включила камеру, наблюдая в кадре стыки между плитками на полу, кусок офицеркого стола и большую часть немного тучного тела. — Скажите, пожалуйста, в чем конкретно меня обвиняют. Какие основания для задержания? — спрашиваю я. Мужчина вздыхает, но не ответить не имеет права: — Незаконное пересечение границы, 322 статья УК РФ; невыполнение распоряжений вышестоящего начальства, 332 статья УК РФ; преступная халатность, статья 293 УК РФ; содействие террористической деятельности, 205 статья УК РФ; 32 статья УК РФ, соучастие в убийстве, — он вздохнул, делая небольшую паузу и набирая дыхания, и снова заговорил мерным, уставшим и как будто блеклым голосом. — Далее по Геройскому Кодексу РФ: несогласованные действия, 20 статья ГерК РФ; превышение должностных полномочий, 15 статья ГерК РФ; применение причуды, несущее опасность для общественного порядка, статья 35 ГерК РФ, ч. 3; пособничество террористическим группировкам, 3 статья ГерК РФ, — он вздохнул снова, перелистывая дело. Я вдохнула тоже. — Статья 9 и 11 ГерК РФ, оставление в опасности. Это всё. — Спасибо, — отвечаю я, останавливая съемку, и жду пару секунд, пока видео окажется в галерее и отправляю его адвокату. Мне очевидно, что это только для того, чтобы меня закрыть и закопать — мои действия были оправданы и рациональны, в отличии от действий тех, кто отдавал приказы. На телефоне, следуя прикосновениям к сенсорному экрану, появляется следующий текст:«Максим: Без доказательств никто не поймет, в чем дело. Настаивай на том, что в самолете должен быть черный ящик, записи переговоров пилотов и камеры, которые были включены во время полета. Если их не забрали, то они там, самолет, насколько я могу предположить, не пострадал»
Я кладу телефон экраном вниз, снова коротко выдыхая. Совсем коротко отвечаю на смс-ку от Кейго, пишу небольшой текст о том, что у меня забирают телефон и я не знаю, когда выйду на связь, копирую и сохраняю в черновиках. Контакт с весьма скромным и непримечательным «Айзава Шота» стоит перед глазами. Пальцы замирают над экраном: я думаю, что куда лучше что-то знать и слышать, а неизвестность не приведет ни к чему хорошему, и пишу о том, чтобы он выздоравливал и постарался не гробить свое здоровье; если сможет, пусть возвращается в Японию в нормальную больницу. А потом добавляю уже в самом конце: «Люблю и обнимаю, Юля». И несмотря на похоронный тон, даже исправлять не собираюсь — к черту это всё, имею право нервничать и переживать. Немного блеклый свет, который мешал мыслить более чем, особенно после яркого освещения в Японии, что поначалу было непривычным, а теперь наоборот, как будто было меньше света, и я даже не про освещение говорю. Положила телефон в карман: если что-то придет — я услышу и почувствую; после чего взяла одну свою руку в другую и медленно выдохнула, снова прикрывая глаза. Сохранять спокойствие и трезвую голову. Будут давить именно на это, но я не имею права поддаваться. Я хочу выстоять: мне нравится чувствовать себя в своей тарелке везде, даже в такой ситуации. Мне помогает куча людей, часть из которых меня даже не знают или знают очень мало, и это приятно — чувствовать себя достойной этой помощи и осознавать, как много есть людей, которым не всё равно — хороших людей, которые готовы предложить свою помощь и поддержку. Одно дело знать, что ты с кем-то из них связан, а другое, когда действительно случается что-то… такое. Оно, разумеется, того не стоит, но это не значит, что я не могу забрать всё и даже больше от происходящего вокруг пиздеца. Никто не обещал, что будет просто, но в этом мне весело. Поэтому, когда у меня просят, достаточно вежливо, переложить телефон к личным вещам, я отправляю нескольким людям одинаковые заранее приготовленные сообщения и задерживаюсь на контакте Айзавы, добавляю к уже отправленному: «Я тебя люблю» и открываю контакт с Ястребом. Пальцы бегают по экрану, и меньше через минуту сообщение:«И да, я всё же солдат Российской армии, а не злодейка. Уж прости;)»
Отправляю это Ястребу, но оно не для него — крылатый герой знает это и так, но те, кто за ним наблюдают, будут думать иначе, закономерно предположив, что Ястреб понятия не имел о том, что я всё-таки не злодейка. А ещё это увидит Даби, который и так догадается, просто немного позже, но недостаточно, чтобы дать мне со всем разобраться, а так я как будто остаюсь загадкой, чьи действия невозможно предугадать. Теперь у парня появятся другие вопросы: например, зачем я играла с ним в шантаж, когда, по сути, обладала информацией на него. Да мне много вопросов можно задать, только вот незадача — телефон отправляется в пакет с личными вещами, которых оказывается немного. Жетоны, к сожалению, мне оставляют — не снимут, пока я являюсь героем на службе России. Провожаю взглядом любимый мобильник. Правда теперь пароль на нем всё-таки стоит, но я его уберу сразу, как только выйду: поставила дату, которую легко запомнить. Первая дата, пришедшая на ум — двадцать третье января, в этот день был один из патрулей с Ястребом и раннее утро следующего дня я провела с Айзавой, тогда впервые оставшись у него. Не то чтобы дата шибко памятная, но два события цепляются друг за друга, обрастая воспоминаниями и деталями, и теперь мне будет совершенно нетрудно вспомнить, какой у меня стоит пароль. Идеально, и это не день рождения моих родственников или знакомых, так что догадаться будет сложно, поэтому его и выбрала. Даже если мой телефон будет утерян — ничего шибко важного там нет, самое важное на планшете в Академии, а до него ещё добраться нужно, и очень я сомневаюсь, что у этих ублюдков получится это сделать. Слишком высоки ставки, слишком грязна игра. Экран, отражая свет от лампы на потолке, чуть сверкает на секунду, и это как будто лучшее из предзнаменований — я провожаю взглядом личные вещи и сажусь обратно на скамейку. Хорошо хоть не подсудимых, но это временно и поправимо. Очень мне не понравился взгляд, которым меня одарил работник федеральной службы.