***
Ещё минут пять длилась гонка — я нутром понимала, что пиромант где-то неподалеку, но подставляться нам он не собирался и держался на расстоянии. — Кажется, я нашел его, — сказал Айзава. — И Даби был недалеко. — Он решил просто следовать за нами… — пробормотала я, — а не выходить в открытое столкновение. — Я отправляюсь в больницу, парню явно не хорошо, — предупредил Айзава. — Мне нужно прикрытие и антипричудные наручники. — Поняла, — бросила я. — Отвлеку Даби, Сотриголова. Мы не ебём, как работает причуда парня. Так себе просьба — быть осторожнее, но я сомневаюсь, что Шота в таких нуждается, он не долбоёб. Я заметила мелькнувшие над крышами ленты и тёмную фигуру, метнувшуюся вперед. Снизу пронеслась волна пламени. Вот ты себя и спалил, Даби! Я рванула туда, откуда пришел огонь. В воздухе пахло паленым, но на месте и вокруг никого не было. Цыкнув, рванула за Сотриголовой — отвлекаться было опасным, это могло быть ловушкой.***
Больше злодей себя не проявил, и парня мы доставили в целостности… Ну, относительной. Отделался обожжённой до мяса рукой, но учитывая то, как работает Даби, парню ещё повезло. — Подержите его пока в одиночке, помощь не оказывайте, — предупредил Сотриголова. — Я пока справлюсь своими силами. На улице я отправила себя вверх и, ориентируясь по уличным фонарям и витринам, отправилась к зданию полиции. Только когда антипричудные наручники были надеты (только на одну руку, правда, но этого было достаточно), медсестры смогли начать обрабатывать ожог. — Кансен Уирусу*, семнадцать лет, верно? Причуда — заражение простудой? — уточнил Айзава, — А теперь расскажи нам, что у тебя за причуда и почему за тобой охотился тот злодей? Парень мялся, сидя на кушетке, но глаза его были пустыми: — В моей причуде кое-что было неизвестно. Все думали, что я передаю другим только простуду, потому что я никогда ничем кроме неё не болел. Но потом я случайно убил своих родителей ветрянкой, но никто ничего не понял, даже я. Я передаю свои заболевания через прикосновение, поэтому старался не выходить из дома и ни с кем не видеться, работал по Интернету, но… меня украли. Я был в каком-то подвале, мне удалось быстро выбраться оттуда, только вот я оказался в самом центре города. Я хотел добраться до своего дома, чтобы никого не задеть, но не вышло… Айзава задал самый важный вопрос: — Как отменить воздействие причуды? — Никак, — покачал головой парень. — Она вызывает изменения, соответствующие моей патологии, и лечится так же, как и обычная… — Но у всех у них — глубокая депрессия. Настолько, что они встать не могут, не видят в этом смысла, и слишком устали, — отвечаю я. — Тогда как ты сидишь здесь и рассказываешь нам свою историю. Уирусу опустил голову: — Потому что со мной это уже давно, — потом поднял её и улыбнулся. — Я считаю себя чудовищем и хочу умереть. Я нахмурилась, перехватывая свободную руку: — Тогда почему ты не убил себя? — рассматривала зажившие шрамы — несколько были достаточно свежими. — Смелости не хватило? Айзава посмотрел исподлобья, явно не понимал, почему себя так веду. — Блять, ты не думал, что есть другие решения? Парень скривился, выдергивая руку: — Дайте мне скальпель — я сделаю харакири, — зашипел он. — Мне надоело вредить людям по случайности. Даже если я сяду в тюрьму за то, что сделал, им это не поможет. И меня тоже не вылечит. Я дернула уголком губ: — От твоей смерти им легче не станет тоже. В общем, думай. Скоро тебя перевезут в полицию, но если захочешь что-то рассказать… Парень кивнул. Мы вышли из палаты. — Что думаешь? — спросила я у Шоты. — Выглядит безнадежно. — Я уже говорил, вряд ли он сможет отменить действие своей причуды. Если это с ним давно, то он уже смог к этому привыкнуть, а по другим людям, которые не имели дел с депрессией, это очень сильно ударило. Его состояние накапливалось годами, а им досталось за пару часов. Единственное, что мы можем сделать — стереть его причуду навсегда, чтобы он не навредил другим людям. — Думаешь, ему нужна такая жизнь? — спросила я, наблюдая за тем, как парень пялится то на свои руки, то в стену. — Не удивлюсь, если он действительно не прочь умереть. Вряд ли его устроит жить с таким прошлым. К нам подошел офицер: — Спасибо, Сотриголова, Валькирия, — кивнул он. — На этом, пожалуй, всё. Детектив попросил передать, что ждёт отчёты до утра, и нужны ваши показания, так что вам нужно поехать в управление. Дальше мы справимся.***
И мы ещё несколько часов потратили на отчеты и показания. По молчаливой договоренности о наличии там Даби промолчали, хотя мельком, но видели его. Просто злодей с огненной причудой, мало ли таких. А вот таких причуд типа «вирусов» — не так много… Нехорошее у меня предчувствие…***
Утром перед занятиями я зашла к Незу. — Юля-сан, доброе утро, — кивнул он. — Я как раз хотел Вас позвать, но… что-то случилось? — Да, — кивнула я. — Я бы хотела попросить у вас порцию вещества, которое навсегда стирает причуды. Незу нахмурился: — Перед тем как я отвечу, мне нужно сообщить кое-что важное, — он достал планшет и протянул его мне. — Кансена Уирусу вчера застрелили в его палате ближе к рассвету. Он умер во сне, предположительно. Я нахмурилась: — Нет, — пригляделась к снимкам. — Но теперь понятно… Наркотик, стирающий причуды, мне не нужен. Он нужен был ему. Он не сопротивлялся, был в сознании — иначе правая рука у него была бы не так далеко от тела. Там был ебаный ожог, и просто касаться ею чего-либо было охренеть как больно… Зверек покачал головой, не отрицая этой версии, но не торопясь с ней соглашаться. Что-то мне подсказывало, что это он заметил тоже: — Не было ни криков, ни драки, всё достаточно целое. Ну да, если он готов был сам подставиться под пиздец, то о каком сопротивлении будет идти речь… — Кроме самого парня, конечно, — кивнула я. — Ладно, я поняла. Это будут расследовать? — Конечно, — кивнул этот хорек, — но уже без нас. Если от нас что-то потребуется, посодействуем детективам. Всё же я больше боец, чем следователь, так что даже не вижу смысла в бестолковом бунте — толку-то, тем более, если нужна будет какая-то информация, так или иначе я смогу её получить.***
Захватив с собой конспект, я отправилась к 1-А. Ученики, не привыкшие к неформальной обстановке в библиотеке (всё же классы очень давили, да и система образования в Японии порой вызывала у меня крайнее недовольство и вопросы), устроились группками в креслах-мешках, которые сюда понатаскали до этого за несколько минут именно ради урока. — Сегодня у нас предпоследний урок психологии в году. На следующем я буду разбирать вопросы, которые мне принесут до понедельника. Они все будут анонимные, те, на которые у меня не получится дать ответ, я просто обозначу. Итак, с организационными вопросами разобрались, а теперь перейдем к теме, которую я старательно обходила всё это время, видимо, чтобы оставить это напоследок, и достаточно актуальную в преддверии праздника восьмого марта или «Дня солидарности женщин в борьбе за равные права». Озаглавила бы я её как «Здравый смысл или чего на самом деле хотят феминистки». Предупреждая вопросы, скажу следующее: я не навязываю свои идеи, видела разные страны и разные отношения как между расами, так и между гендерами. Так что считаю, что могу быть объективной. Как всегда, все споры оставим на конец урока. Начнем, пожалуй, с определения. Феминизм как явление появился достаточно давно, лет четыреста уже прошло, но это время можно сократить вдвое — из-за появления причуд общество откатилось назад, и всё стало намного хуже. Статистика говорит о том, что состояние общества сейчас в этом плане схоже с тем, что было в двадцать первом веке, причем в первой его половине. Я присела на край подоконника: — Разберем именно то, что происходило до двадцать первого века. Так называемая первая волна — рубеж девятнадцатого и двадцатого века. Основными цели примерно такие: право собственности для замужних, приемлемость работы по найму для женщин среднего класса, право голоса, доступ к образованию для всех девушек, независимо от класса, разрешение поступать в университет на любой факультет, возможность работать в любой профессии, включая политику и юриспруденцию, возможность избрания в парламент и равенство в оплате труда для работающих. Список достаточно обширный, но, по сути, чего они хотели? Сведем к нескольким словам: «Разрешите нам работать, получать достойную оплату, и разрешите нам учиться, чтобы работать!» — и плюсом избирательное право. Не так уж и много, но и не мало. Ребята внимали — такие темы в российских и японских школах никогда не поднимались. Одного занятия, опять же, маловато, но чем богаты, тем и рады. — Вторая волна — это шестидесятые-восьмидесятые двадцатого века. Поддержка девушек, чтобы мечтать не только о том, чтобы «стать домохозяйкой», устранение дискриминации в рабочей среде, равная оплата труда, телесная автономия и доступ к контрацептивам, легализация абортов, прекращение сексуальной объективизации женщин, запрет порнографии, защита для жертв домашнего насилия. Дословно: не пи́здите нас и дайте выбор, что делать с телом, которое не вам принадлежит. Третья волна чуть более провокационная для консервативных японцев, но и её я затрону. Вот их цели: сексуальная свобода, право наслаждаться сексом, устранение стигмы в отношении женщин, которые наслаждаются сексом, критика «устыжения шлюх» (slut shaming), больше убежищ для жертв домашнего насилия, увеличение количества женщин в СМИ и высших эшелонах политики. Я не могу сказать, что этих целей феминистки добились, но четвертую волну мы обсудим чуть подробнее. Я пропустила в голове поток событий, которые в то время происходили, о которых я с упоением читала, и продолжила: — Начинается всё с модели семьи. Мужчина — защитник и добытчик, женщина — хранительница очага. Патриархальная система, главный её признак — главенство мужчины. Сексизм — систематическое угнетение по половому признаку. Продолжается воспитанием — во-первых, им занимается женщина. Ни оплачиваемого декретного отпуска, ни детских садиков, зачем создавать их, если природа придумала женщину. А раз женщина сидит дома — деньги у мужа, вместе с властью. Муж может начать бить, или давить психологически, или привязывать к себе, или ревновать. И жена не может от него уйти. Потому что развестись можно… но нельзя. Потому что работать женщинам можно… но детей никуда не денешь. Речь не про то, чтоб послать в пизду мужчин, отрезать им хуй, отказываться варить детей и рожать борщи, а про выбор. И лезть со своими советами к другим без соответствующей квалификации нельзя тоже, особенно, если вас об этом не просят. Я замечала лица ребят — им казалось всё странным, непривычным… плавали, знаем. Поэтому я и оставила тему на конец года — это тот случай, когда мне требовалось доверие. — Я не собираюсь осуждать людей, которых заставила система принимать весьма узкий выбор, я осуждаю систему, которая очень сузила нормы. Даже юридически мужчина и женщина не равны, даже на улицах. Мне иногда страшно, когда я осознаю всё это, поэтому я не собираюсь рассказывать всё. Книги назову, если вам интересно, опять же, но позже. Перелистнув страницу конспекта, я снова оглядела класс, выдержав достаточно долгую паузу… — Что же всё рассуждаю, да рассуждаю… как говорится, пруфы или слита. Пожалуй, самым объективным в нашем мире можно считать статистику, которая собирает огромное количество данных, делает верную выборку и в итоге представляет перед нами цифры. Самое простое — и сложное. 1% — это число женщин, которые не подвергались насилию. Да, не все мужчины такие, но 99% женщин. Дальше, уже про автомобили. Хотя мужчины попадают в аварии со смертельным исходом чаще — примерно в десять раз — в расчете на каждое ДТП вероятность гибели женщин выше на 20-28%, а риск получения серьезных травм больше на 37-73%. Отчасти это из-за того, что мужчины выбирают более громоздкие автомобили, а женщины — более легкие, а с другой стороны мужчины водят куда опаснее. Агрессивность, эмоциональность и истеричность… присуща мужчинам. Я вспомнила случай с учебы — и эти «добрые советы», объяснения свысока… отвратно. Благо, я умею говорить «пошел нахуй» и «мне эти объяснения как по пизде ладошкой, я это знаю». — Я помню, как во время моей учебы в пожарной части меня отговаривали водить десятитонную махину, аргументируя это тем, что я более эмоциональна, но несостыковочка странная — у мужчин на стресс вырабатывается гормон, который делает их более рискованными и агрессивными, а у женщин — тот, который их успокаивает. Большинство преступлений совершаются мужчинами, большинство маньяков — тоже мужчины. Что забавно, женщины куда лучше прячут трупы, и их реже ловят. Впрочем, что мы всё о далеком. Мы тут герои, давайте возьмем что-то более близкое к героизму. Я нашла тут очень интересную статистику. Героинь чаще спрашивают о личной жизни, чем о их профессиональных качествах и прочем. У большинства героинь костюмы более облегающие, и фигурки объективизируют их тело. А ещё героинь меньше. Даже если брать геройский класс — 30-35%. Хотя они лучше работают в команде, и причуды у них попадаются весьма полезные. В некоторых странах профессия герой являлась — а в некоторых до сих пор является — запрещенной для женщин. Якобы забота о репродуктивной системе. В первой десятке только две девушки. Я работала с обоими, и могу сказать, что герои они профессиональные. А некоторые выполняют более… декоративную функцию. Глаза у ребят были удивленными. — Ну, я думаю, сделаем небольшой перерыв от этой статистики, всё-таки это не так уж и легко за раз принять. Налог на розовое. Капитализм и патриархат. В основе лежит нехитрая схема: товар оформляют в стандартной розовой расцветке, ставят маркировку «для нее» и несколько завышенный ценник. Одежда, бритвы, другие предметы гигиены… при этом женские вещи зачастую шьются менее качественно, и эти ебаные фальшивые карманы, которые сильно увеличивают стоимость из-за сложности… Налог на розовое производители объясняют высокими расходами на рекламу и само производство: якобы только так можно подстраховаться на случай нежелательных финансовых потерь. Однако наценка не всегда возникает чисто по экономическим причинам. Женщины считаются более активными покупательницами и изначально готовы платить больше за одежду, обувь, косметику, парфюмерию, предметы гигиены и другие товары, которые поддерживают желание быть красивой, — производители охотно пользуются этой слабостью, вынуждая их автоматически переплачивать. Теперь, сделав эту небольшую передышку, в мир более материальный. Я перелистнула со слайда с фотографиями на следующий слайд, где были разные формы насилия — менсплейнинг, физическое и финансовое насилие, токсичные отношения, газлайтинг — очень многое. Кратко рассказав про это, я немного задела тему того, какими методами женщины отстаивают свои права и оставила достаточно много времени на вопросы. — А если я хочу семью и детей? — подняла руку Асуи. — Феминизм это не запрещает. Я говорила, что феминизм — это здравый смысл, а здравый смысл — это не лезть в чужие дела. Поэтому, если ты хочешь посветить себя семье, то это не плохо. Но здоровое общество не будет порицать тебя за это или заставлять это делать до определенного возраста. Типа ты не можешь делать аборт из-за того, что тот или та, кого ты родишь, важнее, чем ты. Твоё здоровье. Или твой выбор. Девушка кивнула, что-то записывая в блокнот. — Вы говорили о том, что женщинам не доплачивают. Но ведь зарплаты обозначены как одинаковые? Я кивнула: — На бумаге одно. Но по факту женщин на низкооплачиваемых работах много. И работают они иногда меньше, потому что надолго детей не оставишь. Некоторые мужчины не хотят пользоваться контрацептивами. Но эта тема для урока полового воспитания, который, опять же, в мою программу не входит. Киришима поднял руку: — Я считаю, что феминизм — это мужественно! Но, пожалуйста, Вольф-сенсей, объясните зачем нам эта информация? Я задумчиво окинула его взглядом: — Для девушек, чтобы понимали, что у них может быть. Чтобы могли отстоять свои границы. Вам — чтобы вы были теми самими, «которые не». Если девушка решила идти в герои, значит, это её выбор — и осуждать её или давать ей скидку не нужно. Все дружно оглянулись на Бакуго. Даже думать не хочу, что за история с этим связана. После урока я дала небольшой (очень небольшой, как по мне), список книг на это тему. — Хагакурэ! — радостно воскликнула Мина. — Вот эта должна понравится — «Невидимые женщины»! Момо сосредоточенно рылась в поисковиках — явно не собиралась отказываться от информации, Киришима заглядывал через плечо, читая список. — Валькирия-сан, казалось, вы рассказали всё, а по этой теме целые книги пишут! — Ну, раз пишут, значит, есть о чём, значит, не всё рассказала, — хмыкнула я. — Вино недоделанное, а ну стоять! Минета, рванувший было к выходу одним из первых — и единственный, что было бы смешно, не будь это так грустно, — вернулся. — Да, Вольф-сенсей? — смотря точно не в глаза, ответил пацан. — Для тебя у меня персональная книга. И небольшое практическое для всех остальных. Для начала разбейтесь на пары, кому пары не хватит — подойдёт ко мне. Пока все разбредались, я достала небольшую брошюрку: — Я понимаю, что с тобой бесполезно обсуждать взаимодействие патриархата и капитализма, но это до твоих крохотных мозгов дойти должно, — и протянула ему буклетик. — Надеюсь, английским ты владеешь хотя бы на начальном уровне. — Активное согласие? — перевёл он. — Зачем? — Потому что до тебя, долбоёба, не доходит, — ответила я, — что девушки существуют не для удовлетворения твоих потребностей, не для затмевания твои личных комплексов. Будешь вести себя как дикое, агрессивное животное — отправишься в лес, где тебе и место. Животное хотя бы инстинктами можно оправдать. Минета осунулся. Ко мне подошел Аояма, достаточно блистательный, чтобы не нуждаться ни в ком. Ага. Как же. — Класс, слушайте задание, — обратила внимание на себя, — простое задание на активное согласие, просто чтобы понимали, как оно работает. Вы — или ваш партнер — спрашиваете, можно ли его или её обнять или взять за руку, меньше или больше не нужно, выберете из того, что назвала по своим предпочтениям. Не хотите тактильного контакта — значит об этом говорите. Задаете вопрос: «Можно я тебя обниму/подержу за руку?» — получаете ответ, и в зависимости от него или выполняете задуманное, или отступаете. Задача не в том, чтобы пересилить себя, а в том, чтобы понимать, надо оно вам или нет, и чувствовать свои личные границы. Я начну. Аояма, не возражаешь, если я возьму за руку? Парень, изящно прислонив пальцы ко лбу ответил: — Сенсей, я рад поделиться свои сиянием! — и протянул ладонь другой мне навстречу. Ненадолго задержав его руку в своих пальцах, я отпустила и обернулась к классу: — Ничего сложного или долгого, так что можете начинать. Меньше, чем через пару минут класс закончил с заданием, и ребята начали вытекать из библиотеки, чтобы идти на обед. Правда, кое-кто задержался, дождавшись, пока остальные уйдут.