Ведьма

      — Ну, как же без тебя…       Если бы ядом в голосе можно было бы убивать, я была бы мертва. Я чувствую, как пространство вокруг меня начинает нагреваться сильнее и вижу в светлых волосах голубые искры.       — Как думаешь, что быстрее сгорит я или порох в пистолете? — спрашиваю я спокойно.       — Валькирия-сан, не подходите к нему, это опасно! — говорит строгим голосом Старатель.       — Ебало завали, ты уже приказов наотдавал.       Отвечаю я раздраженно, и этим заставляю Шото с удивлением на меня смотреть.       — Ведьма, не мешай мне или я тебя превращу в ваш национальных шашлык…       Морщась от жара, я кладу ладонь ему на спину между лопатками, из-за чего он вздрагивает.       — Не касайся меня!       И пытается повернуться, но я красноречиво снимаю пистолет с предохранителя.       И активирую причуду.       — Ты хочешь отомстить отцу, но не думаю, что Старатель понимает, какой пиздец он натворил.       Мужчина раздраженно хмурится, словно хочет мне возразить, но не успевает, Даби отвечает:       — Зря стараешься, у этого человека нет ни сердца, ни души. Не мешай мне убить его и его драгоценный шедевр.       Я активирую причуду, начиная выкачивать его боль.       — Только вот я думаю, тебе будет удобнее это сделать, когда он будет задыхаться от боли, которую ты чувствуешь каждую секунду своего существования.       Даби не поворачивается, но я чувствую, как ломаю что-то внутри него. И я не знаю, что именно я ломаю. Но это однозначно больно. Я вижу, как трескается в глазах Шото доверие, он смотрит на меня, словно я его предала:       — Валькирия-сенсей, вы ему позволите?..       Я не отвечаю на этот вопрос — между нами появляется полупрозрачная лапка с алым отливом — боль. Я хорошо знаю этот цвет.       — Прости, Шото, но я не считаю себя героем. Я вообще мало кого считаю настоящим героем.       Я давлю на спину Даби, мне нужно потянуть время. Я чувствую, как злодею становится легче дышать в этом блаженном отсутствии боли.       — Валькирия, прекращай этот цирк, нам нужно остановить Даби!       — Видишь ли, Старатель, я не считаю, что мне это так нужно, — отвечаю я, ощущая, как Даби под моими руками почти рушится. Он стоит и терпит, словно доверяет мне свою судьбу, словно позволяет дьяволу на левом плече обрести кровь и плоть. Словно позволяет мне судить.       — Этот мир не хороший и не плохой. Поэтому обычно я выбираю быть хорошей, чтобы сделать этот мир немного лучше. Но иногда у меня нет никакого желания подчиняться правилам и добровольно позволять другим приказывать мне. Как я могу исполнить твой приказ, если я тебе не доверяю, как герою? Когда ты причина всех бед своей семьи.       — Я был не прав, — отвечает Старатель, делая, наконец-то шаг вперед.       — Не прав? — тут даже Шото смотрит на него с удивлением.       — «Не прав» это мягко сказано. Ты возомнил себя богом, решив, что твои цели могут стоить любой цены. Ведь ты хочешь быть самым лучшим героем, ты хочешь превзойти Всемогущего, ты хочешь…       — Может я сам скажу своего дорогому папаше, где он облажался? — раздраженно ведет головой Даби, из-за чего седые волосы немного качаются.       — Родители его облажались, когда не утопили как котенка.       Взгляд Шото — удивленный и обескураженный, стоил жестокости этих слов.       — Зря я решил, что все герои дерьмо, — хмыкает Даби и всем понятно, что мнения о героях он не поменял.       — Валькирия, у тебя же есть наручники, почему ты?..       — Потому что их следовало бы надеть на тебя ещё много лет назад.       Старатель смотрит на меня — малознакомую героиню из другой страны, и словно видит тень Даби за выросшим и умершим Тойей. Кажется, вместо меня он видит призрака — вот не думала, что внешнее сходство в виде острых черных волос и голубых глаз так аукнется.       — Ты знала, что мой сын жив… — понимает мужчина и тоже выглядит преданным.       — А ты, его отец, не знал. Похоронил. Вот теперь и справляйся с разгневанным призраком.       Под моей ладонью свободно, без боли, дышит Даби — между нами большая алая лапка, и Старатель не знает, что она может. Но знает Даби. И Шото понимает, как работает моя причуда.       Словно замершие домино — дуновение ветра, и всё рухнет, но в какую сторону?       Я сжимаю пальцы на плаще Даби… и тот слушается неожиданно даже для меня — позволяет утянуть себя назад, давая мне небольшой простор… Я смотрю вперед, на отца и сына, краем глаза вижу седые волосы Даби.       Моя ладонь касается лапки с алым отливом. Старатель словно хочет сбежать — я чувствую, что он захочет это сделать, когда поймет, что я сделала…       Но Шото смотрит в мои глаза…       Смотрит и толкает отца вперед.       Лапка впитывается в его тело, и Старатель падает на колени, кричит, страшно кричит, словно сгорая заживо… Я не слышу из-за оглушительного крика, но чувствую движение и понимаю, что Даби с облегчением и искренней радостью смеется. Вижу испуганный взгляд Шото, словно ребенок не понимает, что он сделал и зачем. Помогая обычно на бессознательном уровне, сейчас он решил толкнуть отца на боль…       Он не понимает и это читается так ясно…       А Даби смеется — и это его всегда отличало, он всё делал с осознанием и понимаем. Понимал, что месть не принесет ему удовлетворения, что исполнение цели принесет ему смерть, и всё равно делал выбор.       Не хочу его уважать — но за эту черту его характера не могу не.       Долгий крик прекращается не сразу. Старатель задыхается от боли, стараясь не упасть плашмя на землю.       И пока все тонет в звуках, пока Даби отвлечен тем, что упивается отсутствием боли и одиночества, я аккуратно достаю наручники, которые гасят причуду.       Воздух кончается, и мужчина больше не кричит, дышит хрипло, с надрывом и видно, как он пытается собраться во что-то… что-то осмысленное.       И в это время щелкают, застегиваясь, наручники.       Даби цыкает недовольно, Шото поднимает руку, по который рассыпается снег, готовый мне помочь.       Злодей оборачивается на меня:       — Ты думаешь, меня это остановит?       И падает на меня, наступая на ноги, чтобы не дать мне стоять ровно — и из-за моего состояния у него это получается, он со знанием тела давит на любую часть тела, понимая, что меня уже потрепали хорошенько. У него получается забрать у меня пистолет, он подпрыгивает, наручники снять не пытается, но кажется, ему это и не нужно. Он целится в Старателя.       — Я хотел сначала убить братца Шото, чтобы ты увидел, как твой драгоценный шедевр, как и ты не становится лучше Всемогущего… Но если я выстрелю тебе не в голову, ты умрешь не сразу…       Шото заносит руку:       — Опусти пистолет, нии-сан. Ты можешь этого не делать.       Вместо того, чтобы встать сразу, я на секунду утыкаюсь в землю, чтобы не рассмеяться — потому что эта фраза явно от меня взялась, я рассказывала, что иногда работает, не думала, что Шото знания эти впитал… Я такую гордость за ученика чувствую…       — Да, могу… Но могу сделать… И это куда приятнее. Я свободно смогу дышать, зная, что этот ублюдок страдал и умер… Я так свободно могу дышать без этой боли, Шото. Конечно, я его убью. Это стоило того, чтобы выжить…       Улыбается злодей кривой, искренней улыбкой, он почти похож на маньяка, но по нему видно, насколько он на самом деле не псих. И это страшнее всего. Руки Шото немного подрагивают, он делает аккуратный шаг вперед. Я встаю с земли, готовая забрать у злодея пистолет.       — Давай вернемся домой, Тойя. Там тебя так ждали.       Ой, блять… Это могло бы сработать, но не с Даби.       — Кто меня там ждал? Он? — он указывает дулом на скорчившегося от боли мужчину, который не может не плакать от физических ощущений, но пытается справиться. — Ты? Фуюми, которая хотела спасти эту блядскую семью? Нацуо, этот идиот? Или наша мать, Шото? Эта слабачка, которая не смогла защитить нас от этого ублюдка, и способная только рожать ему раз за разом?       — Следи за языком, — рычит Старатель, пытаясь встать, но Даби пинает его без промедлений.       — Захлопнись, старик. У тебя было достаточно времени что-то сказать и сделать. Думал, ты просто можешь пойти дальше, сказать «прости» и жить как ни в чем не бывало? Прошлое никогда не умирает!       Я краем глаза вижу отблеск на солнце — Шото выпускает иней из-под ноги и тот, извиваясь причудливыми узорами, направляется к Даби. Тонкая работа. Шото действительно потрудился над этой техникой.       — Ты прав, Даби, — говорю я, отвлекаю его внимание от ледяной змеи на земле. — Ты не можешь отказаться от прошлого. Но оно не обязано определять, кем ты будешь. Ты всегда мог стать тем, кем хотел, а не быть заложником прошлого. Ты никогда не думал, что…       — Я так много думал, что сошел с ума, — отвечает ядовито Даби. — Ты забрала мою боль, теперь показала моему старику, какого это — быть мной, и ты говоришь сейчас мне об этом? О том, что это не определяет меня? Эта боль меня определяет каждый блядский день, и она вернется ко мне через пару суток, как и раньше…       Шото смотрит на меня удивленно, он ведь не знал, что мы раньше пересекались и я занималась разного рода «благотворительностью».       — …чертова ведьма… — бормочет Старатель.       Даби снова пинает отца по лицу, отправляя того в небольшой полет.       — Такая хорошая Валькирия, даже злодею помогла почувствовать себя немного лучше… Только это хуже любого наркотика, Ведьма. — Даби смотрит на меня со злобой. — Потому что никакие наркотики не могут заглушить боль, только твоя причуда могла. Так что я хочу умереть, пока помню, как это — не чувствовать боли. Умереть — и забрать эту поганую, проклятую кровь Тодороки с собой…       Он наводит пистолет на героя, с четкими намерением выстрелить, и тут лед Шото добирается до него, начиная сковывать…       Даби отпрыгивает резко, подтягивает отца за шею, держа его так, что цепь от наручников впивается в его горло. Злодей держит пистолет у его виска.       — Вы меня совсем за идиота держите?       — Нет! — отвечает Шото то ли на вопрос, то ли в целом. — Тойя…       — Да, — хмыкаю я, немного обходя Шото. Даби делает шаг в сторону, чтобы держать нас на расстоянии и сильно прижимает пистолет к виску отца.       — Сука, Ведьма, не дергайся.       Я делаю ещё шаг.       — Не надо, Валькирия-сан. Тойя… Даби… прав… я всё это заслужил. Жить каждый день, чувствуя только эту боль… Это невозможно. Если моя смерть даст моему Тойе хоть немного покоя…       — Заткнись! — рычит Даби. — Ведьма, я сказал, стоять.       Я делаю ещё шаг, спокойно смотря в его глаза.       — Ты постоянно делаешь не то, что тебе говорят, я тоже. Мне тоже не нравится Старатель. Но это очень невежливо и очень просто будет дать ему умереть, не разобравшись с тем, кому он навредил. К тому же, будет очень печально, если ты умрешь, я всё-таки пообещала Рэй, что помогу тебе… Мама всё ещё ждет тебя, Даби.       Рука Даби дергается — от раздражения и от паники, и от этого знания…       — Рэй будет рада тебя видеть. Даже искалеченного. Она сильнее, чем ты думаешь, она будет рада вновь увидеть тебя. В отличии от твоего отца, она не возлагала на тебя ожиданий. Она любит тебя просто из-за того, что ты её сын.       — Все эти разговоры про материнскую любовь — полная чушь, — рычит Даби.       — Не проверишь — не узнаешь.       Я делаю ещё шаг, я почти могу до них дотянуться.       Это понимает и Даби.       И нажимает на курок.