Соучастник

— Франкенштейн. — Да, Мастер? Рейзел отставил чашку в сторону, чуть приподняв взгляд. За долгие годы Франкенштейн научился считывать любую информацию, поступающую от Ноблесс настолько хорошо, что они могли общаться практически невербально. И вот сейчас ученый прочитал в рубиновых радужках немой вопрос. — Все в порядке, — опередив Рейзела, тут же поспешно ответил он. Ноблесс, однако, не отступил. — И все же я вижу в твоей душе сомнения. Франкенштейн слегка стушевался. Как бы глубоко ни были спрятаны его мысли, он знал: Мастер без особого труда найдет нужное, деликатно вынув это из разума так же легко, как сняв книгу с полки. А потому скрывать что-либо не имело никакого смысла. — Возможно, в будущем у нас могут возникнуть некоторые… трудности. Он не хотел вызывать в господине лишнее беспокойство о том, что творилось в стране последнее время. Не хотел говорить, что известную на всю страну школу, которую он сам основал пять лет назад, и ставшую одним из лучших учебных заведений, придется оставить, если Северная Корея открыто продолжит заявлять о военном конфликте. А ведь Мастер только-только начал привыкать к людям и полюбил это место. За все время своего служения он впервые видел, как Ноблесс обрел то, чего ему так не хватало в Лукедонии. Покой. И Франкенштейну, как никому другому, не хотелось отнимать те крупицы времени, которыми его Мастер, казалось, наслаждался всем своим естеством. Но ситуация в Корее становилась все хуже с каждым днем. Если и нужно было действовать, то необходимо было сделать это в ближайшее время. Рейзел едва грустно улыбнулся, ощутив весь спутанный клубок мыслей, исходивший от его слуги. — Не нужно пытаться оградить меня от правды, Франкенштейн. — Я лишь забочусь о вашем комфорте. — Не думаю, что мне будет комфортно оставаться в неведении. Мне нравится это место. Дом, школа, дети… Все это ново и необычно, но ты должен понимать, что взял на себя обязательства защищать не только меня. И я знаю, что ты осознаешь всю ответственность, что легла на твои плечи. Франкенштейн кивнул, соглашаясь с Ноблесс. За восемьсот лет ему не раз приходилось менять имена и места жительства. Каких-то двадцать-тридцать лет — ничтожно малый срок, — и ученый уже смирился со своим вынужденным «кочевым» образом жизни, чтобы не вызывать лишних подозрений. Ли, Виктор, Герберт, Вейер, — у Франкенштейна было много личин. Исчезать со страниц истории в нужное время не составляло для него труда. Но то было, когда он существовал один. Теперь же на его попечении оставались еще трое модифицированных и дети. Как хозяин дома и как директор Ли, он просто не мог оставить все свои дела, не убедившись в безопасности последних. — Ты нашел решение? — снова задал вопрос Рейзел. Франкенштейн покачал головой. Если бы он мог предсказать заранее, что от бывших агентов Союза будет столько проблем, то не стал бы пускать все на самотек. Единственный мало-мальски пригодный свидетель никак не желала просыпаться, раз за разом заставляя ученого засиживаться почти до утра, подбирая подходящий для безопасного вывода из комы химический состав. Такео однажды проговорился ему, что защита информации от посторонних являлась главным приоритетом Союза, приводя в пример себя же. Когда отряд ДА-5 только формировался, каждый участник носил в воротнике специально зашитую капсулу. Быстродействующий яд на случай попадания в плен к вражеской стороне. Легко дотянуться даже будучи обездвиженным и легко проглотить. Ни одна крупица информации не должна была достаться врагу. С повышением боеспособности и престижа отряда капсулы были заменены на препарат «D» (что, впрочем, не сильно отличалось). — Еще нет, Мастер. — Понятно. На секунду между ними воцарилась вязкая тишина. — Вы же не собираетесь… — Франкенштейн вдруг резко поднял голову, пораженный своей догадкой, — вы не должны тратить свои силы. Мне понадобится еще немного времени для того, чтобы… — Насколько я помню, ты говорил, что у нас его нет. — И все же я настоятельно рекомендую вам… — Я не буду использовать свои силы, — Рейзел чуть качнул головой, успокаивая нервы своего слуги, изящно поднимаясь с кресла и обращая свой взор в сторону лаборатории, — я лишь хочу кое-что увидеть.

***

Тот день отпечатался в памяти серыми смутными пятнами. Небо было чрезвычайно низким. Оно нависало над головами людей, словно огромный молот. Мелкий дождь моросил по крышам синтоистского древнего храма, а нарастающий с каждой минутой ветер колыхал сотни деревянных табличек «Эма» с написанными на них желаниями. Глухо стукаясь друг о друга, они создавали умиротворяющий шум, так резко контрастирующий со стремительно изменяющейся погодой. Никто не мог предсказать, что обширный оползень сойдет в тот день на префектуру Сидзуока, похоронит под горными породами почти две сотни человек. Включая всю ее семью. — Это и есть Накамура Мирой? В городском приюте она провела совсем немного времени по местным меркам. Всего лишь три месяца, когда одна интеллигентная британская семья, работавшая в Японии по контракту, приняла одно из самых важных решений в своей жизни: завести второго ребенка. Молчаливая девочка двенадцати лет с большими глазами и мягкими чертами лица. Мирой неловко топталась на месте, слушая скучные разговоры будущих опекунов, когда ее взгляд зацепился за маленького мальчика лет девяти. Он то и дело украдкой бросал на нее любопытные взгляды, однако, встретившись глазами, тут же смущенно отводил их, делая вид, что поправляет спустившийся с шеи галстук. Воспользовавшись случаем, Мирой подошла к нему сама. — Привет. Тот покраснел еще больше. — Ты… ты… Мирой вздохнула. Очевидно, ее собеседник на разговор был не настроен. Она хотела было отойти, как мальчик внезапно выдал. — Ты очень красивая, — сказал он и тут же отвернулся, делая вид, что рассматривает птиц на ветке за большим окном. — Не слушай моих родителей, они вечно заняты чем-то важным. А меня оставляют одного разбираться с «делами», — чуть надувшись, добавил он. — Если хочешь, мы разберемся с твоими делами вместе? Я позабочусь о тебе. Она подошла к нему со спины и, мягко улыбнувшись, протянула руку. Успокоенный ее словами Мальчик не стал возражать. — Мирой. — Саймон. Наваждение развеялось миражом перед глазами. Время стерло из памяти лица биологических родителей, стерло мягких опекунов, заменивших семью. Время не пощадило никого из них, оставив ей единственного человека, о котором она обещала позаботиться. Пальцы рук приятно грело от его остаточного тепла. В чернильной темноте и отголосках проносящихся перед глазами воспоминаний она чувствовала, что не одна, погружаясь и смакуя каждое из них, словно лучшее саке, когда образы мелькали перед глазами несменяемой картинкой, повторяющейся из раза в раз. Она бы утонула в этом обволакивающем тепле, если бы среди чернильной темноты не возникло белое пятно. Среди окружающей ее тьмы оно казалось инородным, чужим. Но оно было здесь, сейчас, паря на краю сознания молчаливым наблюдателем. «Кто вы?» Вопрос возник в ее голове сам собой. Пятно медленно преобразовалось в высокую фигуру в белом школьном пиджаке. Если бы она могла говорить, то задала бы еще много вопросов. Однако, едва фигура приблизилась, она почувствовала, как темнота вокруг расступилась, оставляя ей лишь холод на пальцах. «Кто вы?» Снова повторила она в своей голове уже более настойчиво и, не получив ответа, запаниковала. Искрой мелькнули красные глаза. Чужеродная фигура пугала своей неземной энергией. Более древней, чем сама земля. На секунду ей показалось, будто она стоит на краю бескрайней черной дыры. Звезды и галактики схлопывались и стирались в пыль перед подобной силой, исчезая из времен истории. А потом она услышала тихий голос, так сильно контрастирующим с ощущением всепоглощающей мощи. — Тебе пора. «Но…» Сквозь черноту она увидела тонкую изящную кисть. А через мгновение ее словно вынесло водоворотом туда, куда она возвращаться не хотела. «Прошу, верни меня назад!»

***

«Назад. Верните меня назад!» Но фигура в белом уже исчезла. Глухая теплота сменилась реальностью, когда Мирой распахнула глаза, словно очухиваясь от долгого сна. И тут же их закрыла, едва увидев размытый голубой фон. Сверху на нее давила масса, больше похожая на воду. Она инстинктивно взмахнула локтями, не почувствовав сопротивления, и вдохнула, тут же замешкавшись. Вместо воды в легкие хлынул чистейший кислород. Тонкие руки медленно нащупали эластичную маску, прочно закрепленную на лице. «О небо, нет…» Мирой снова открыла глаза, на этот раз уже более осторожно. Сквозь мутный взор и непривычную резь она увидела, как границы воды заканчиваются приблизительно на расстоянии вытянутой руки. Она дотронулась до этой границы, ощутив подушечками пальцев матовое стекло. И задрожала от ужаса. «Лабораторная колба!» Эта мысль пронеслась в сознании яркой вспышкой. Затем на нее лавиной обрушились картинки. Ледяной пол склада, жестокие руки брата, причиняющие физически нестерпимую боль и голос. Безэмоциональный и сухой. «Ваше тело послужит отличным наглядным пособием в будущих исследованиях Организации». Холод прошелся по ее позвоночнику, отчаянием пульсируя в мозгу. Она еще жива. После всех пыток, которые усталое тело смогло выдержать, Юрий все-таки забрал ее обратно в лабораторию. Словно в подтверждение ее слов где-то по правую сторону раздались чужие голоса. Водный раствор не пропускал четкие предложения, однако поврежденный слух все еще смог уловить отдельные слова. — …показатели стабильны… невероятно… можно приступать к последней фазе… проследи… Это было даже хуже, чем смерть. Ее отправили на опыты, как и брата. Юрий был прав. Ее тело все еще представляло немалую ценность для Организации. Темное и липкое отчаяние обрушилось на разум разрушающим цунами. Мирой тихо застонала, не в силах услышать свой голос через непроницаемую маску, как замерла, пораженная безумной идей. Она точно знала, смерть от утопления будет не самой приятной. Страшнее всего будет сделать первый вдох. Вода попадет в легкие, вызывая нестерпимое горение в груди и предсмертную агонию. Тело точно будет дергаться, привлекая внимание лабораторных мясников, однако Мирой надеялась, что нескольких минут ей вполне хватит, чтобы завершить начатое до конца. Нужно лишь сдвинуть кислородную маску с лица. Женщина сделала глубокий вдох, собираясь с силами, и медленно выдохнула, выпуская весь воздух из легких. «Пусть все получится». Она вцепилась в плотный материал кислородной маски, не оставляя себе больше времени на раздумья, как на периферийной границе слабое зрение уловило какое-то размытое движение к колбе. — …остановись! — громкий знакомый голос все же достиг ее слуха, когда первый глоток раствора хлынул на лицо, затекая в ноздри и рот. Мирой дернулась, закашлявшись, получив еще порцию раствора, заполняющие легкие. — …черт… — к знакомому голосу прибавился еще один, более приглушенный и четкий, — …начинаю откачку… нужно вытащить ее оттуда немедленно! «Нет!» — панически мелькнуло у нее в мозгу. «Я не позволю вам получить мое тело!» Она уже почти смогла сдернуть мешающую маску с лица, как глаза снова уловили мелькающее движение. Кто-то быстро приблизился к ней, а на матовом стекле появился отпечаток чужой большой ладони. Ведомая последним желанием собственной гордости за свою небольшую «победу» и уже почти задыхаясь Мирой приблизилась к краю колбы, стремясь рассмотреть человека за ней. А затем она увидела, как словно из тумана перед ней появилось паническое лицо Такео, что-то кричащего ей сквозь твердое стекло. «…Shin…jite…kuda…sai…» — буквально по слогам успела прочитать Мирой последнюю фразу. В этот момент крепеж, удерживающий маску, порвался, позволяя воде беспрепятственно проникать в ее легкие, разрушая их изнутри.