Путеводная звезда (A Guiding Star)

Мне шесть лет, и меня перенесли в год 2261. Разумеется, позже мне объяснили, что я не путешествовал во времени; скорее я взрослел обычным образом до тех пор, пока в возрасте двадцати девяти лет не пережил несчастный случай, в результате которого мой физический возраст уменьшился, а соответствующие воспоминания стёрлись из памяти. Мне кажется, что мне шесть лет. Я чувствую себя на шесть лет. Тщательное медицинское обследование моего тела подтверждает все эти данные. Меня зовут С’чн Т’гай Спок, и мне шесть лет. Моя мама, чьё неизменное присутствие я ощущал со дня своего рождения, умерла две целых и восемьдесят три сотых года назад, что по времени совпало с уничтожением моей родной планеты. Мне рассказали об этом, и я сам смог в этом убедиться с помощью записей в компьютерных журналах. Восемнадцать дней спустя после того, как я привык к ежедневному распорядку – к посещению временной общеобразовательной школы в Колонии, столь остроумно названной Новым Вулканом, что даже я, подкидыш для всех целей и намерений, не могу придерживаться культурной бесчувственности – мой отец приветствует меня по возвращении в нашем общем жилище: - Отрадно видеть тебя в добром здравии, Спок. Он имеет в виду здоровье разума, как я понимаю, и он прав, насколько я могу сравнить себя со своими сверстниками. Их ментальные связи крайне слабы, их вера в парадигмы разрушена, и они пытаются в избыточной степени возместить это внешним лоском самоуверенности, что, в моих глазах, превращает их в маленьких хулиганов. Я для них – главная мишень, поскольку у меня нет социальных связей, которые меня бы защитили, а моё наполовину человеческое наследие обеспечивает слишком много поводов для конфронтации с моей персоной, ежели кто-то пожелает их найти. Я не обеспокоен их нападками. Ущерб, который они причиняют, с лёгкостью нивелируется с помощью обычного кожного регенератора, и я сохранил один такой – тот, которым обзавёлся на «Энтерпрайз». Полагаю, что это именно тот случай, когда мой отец воспринимает меня как взрослого, что предотвращает его попытки внимательно изучать мои личные вещи. Я скучаю по Джиму. - Я говорил с твоими кураторами, - продолжает мой отец, размещая миску с реплицированным пломиковым супом на моём привычном месте за столом, - и они сообщили о твоих исключительных достижениях в твоей возрастной группе. Они предложили перевести тебя на следующий уровень исходя из результатов сданных тобой экзаменов. Я сажусь и беру свою ложку. Меня не устраивает моё привычное место за столом, но я не сообщу отцу об этом, поскольку недовольство нелогично, а я знаю о его желании того, чтобы я вёл себя логично. В свою очередь я желаю создавать эту иллюзию так долго, как я смогу её проецировать, из страха, что он попытается отнять у меня мою эмоциональность, как только её обнаружит. Либо это, либо он изгонит меня из своего клана за этот позор. И всё же, как я могу стыдиться смеха? Я вспоминаю лицо Джима, усмешку на его губах; я помню звук, жёсткий и безыскусный, вырывающийся из его горла; дрожание его плеч, неожиданное расширение его грудной клетки. Всё в Джиме было бесконечно очаровательно, но видимое проявление радости, веселья, юмора – у этого слова нет точного перевода на вулканский – наполняло меня счастьем, которого я не испытывал с самого своего прибытия в Колонию. Я не могу стыдиться смеха. И точно так же я не могу стыдиться страха или мучительной тяги – это заставляет меня стремиться стать лучше, преуспеть, быть быстрее, сильнее и тянуться к знаниям, потому что в конце этого долгого и трудного пути я вижу своё воссоединение с Джимом. - Я желаю продолжить своё образование в ускоренном темпе, - говорю я, думая о ярких глазах и беззастенчивых улыбках. О твёрдых, тёплых прикосновениях пси-нулевых ладоней. Если бы когда-либо где-либо существовала привязанная к реальности замена рая, то она существует и ждёт меня. – Я не вижу необходимости медлить. Отец кивает и встаёт. - Я испытываю удовлетворение от наблюдения за твоими успехами, - произносит он лишь слегка искусственным тоном. Смерть мамы оказала на него огромное влияние, а мой регресс усугубил эти изменения в сокрушительной мере. Я отчётливо это вижу. Это ещё одна причина моего желания покинуть это место – и его призраков, если мне позволена человеческая сентиментальность – и вновь присоединиться к экипажу «Энтерпрайз». *** Я держу руки Т’Рок так, как меня проинструктировали. Немедленно, без осознанного решения с моей стороны, мои щиты полностью поднимаются. Я проверяю себя перед тем, как позволяю себе улыбнуться – это формальное мероприятие, не стоит выставлять эту традицию напоказ – и всё же я уже знаю, что, какой бы ни была рука, которую мне протянут, мои щиты всегда останутся поднятыми целиком. Выбор Т’Рок в качестве наречённой – это логичный выбор. Такой же, каким был бы выбор любого из ещё двухсот восьмидесяти семи выживших юных вулканцев, а также семисот тринадцати иных возможных кандидатов. Я уже знаю, что не смогу сформировать супружеские узы ни с одним из них. Не смогу – и не желаю. Мой отец не поймёт – такова правда. Это вопрос логики, для него – в ресурсе всей вулканской расы после её геноцида, и, если рассуждать абстрактно, я с ним согласен. Возможно, будь я полностью вулканцем, без значительной склонности к эмоциональности, являющейся моим проклятием и моим благословением, я бы мог и хотел участвовать в попытках восстановления популяции в соответствии с логикой и традициями. Тем не менее, я гибрид, «ублюдок» - как мои ровесники склонны меня называть, пренебрегая тем фактом, что мои родители были соединены узами и женаты в соответствии с культурными требованиями своих биологических видов. Я по большей мере невосприимчив к подобным оскорблениям – я вспоминаю Джеймса, который лукаво заявлял мне, насколько он завидует моей возможности воплотить в себе лучшие качества как вулканца, так и человека, не будучи обязанным быть ни тем, ни другим, а следовательно – не подвергаться тем или иным критериям. Теперь я чувствую, что суждение Джеймса было слишком оптимистичным, но его мнение по-прежнему остаётся одним из моих руководящих принципов. - Вы уверены, что он вулканец? – вопрошает Т’Рок, чьи губы кривятся от презрения. Она не чувствует моего разума и машинально предполагает, что этого разума и не существует. Как нетерпимо с её стороны. В семилетнем возрасте она должна лучше в этом разбираться. - Спок из клана Сурака обладает телепатическими способностями, - подтверждает Целительница, но я чувствую безразличие в её манере поведения. Я не должен этого чувствовать; любой другой вулканец не почувствовал бы. Даже моя врождённая способность к сопереживанию выделяет меня среди моих сверстников. - Я не ощущаю доказательств Вашего утверждения, - надменно заявляет Т’Рок, выпуская мою руку, отдёргивая свою собственную и вытирая её о полы своего одеяния, как если бы она опасалась подхватить какую-то болезнь. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы предотвратить приступ смеха, который угрожает вырваться из моего рта. Я был заражён человечностью – так было с момента моего появления на свет, и я знаю, что из-за этого мне дважды суждено подвергнуться навязчивым преследованиям. И всё равно, я чувствую, что это того стоит, что в конце моей борьбы меня ожидает награда, о которой не мог бы и мечтать ни один из моих вулканских сверстников. Это весьма прискорбно для них. Их разумы заперты в клетке их личного восприятия реальности, и они навсегда останутся рабами своих собственных аксиом. Я не скован этими ограничениями. Вместо этого я следую за своей путеводной звездой. - С’чн Т’гай Спок является неприемлемым кандидатом для заключения предварительных уз, - настаивает Целительница с ноткой беспощадного удовлетворения, которую я распознаю и встречаю приподниманием брови. – Он не будет признан ни одним из потенциальных партнёров. - Я понимаю, - отвечает мой отец. В его глазах отражается пустыня – сухая и красная в лучах заходящего солнца. Он жестом указывает мне последовать за ним, и мы покидаем ритуальное место. На город опускается вечер; зажигаются огни на всех стратегически важных объектах, что обеспечивает нам освещение для безопасного перемещения в сторону нашего жилья. Сарек совершает движение, как будто бы в попытке предложить мне руку, но колеблется и в конце концов воздерживается от этого. - До встречи с… - он пытается произнести слово, наполненное значением, от которого мне становится не по себе, как и всегда, когда меня сравнивают с моим прошлым я, - … у тебя не возникало никаких проблем с формированием уз. Я прячу свои руки внутри широких рукавов моей уличной одежды и поднимаю обе брови. - Я знаю тебя, Спок. Дело не в том, что твои возможные партнёры отвергают тебя. Дело в том, что именно ты отвергаешь их. В данном случае я вынужден признать поражение. Мой отец постиг самую суть, и он видит презрение, которое я испытываю к некоторым из своих сверстников, и равнодушие, которое я испытываю к остальным. Мои глаза устремляются к более далёкой цели, и у меня есть желание и силы её достичь. Я не желаю быть обременённым долгом по отношению к чему-либо ещё. Затем, пока мы стоим на пороге нашего скромного, практичного жилища, Сарек делает глубокий вдох. Он вбивает код и призывает меня пройти внутрь впереди себя, прочь от пронизывающего холода наступающей ночи. - Возможно, - тихо бормочет он мне в затылок, - в итоге ты не так уж сильно отличаешься от себя самого. *** Я отслеживаю новостные статьи об «Энтерпрайз». Отец этим крайне недоволен, но он всё ещё ничего не высказал мне по этому поводу, поэтому я прихожу к выводу, что его возражения в лучшем случае были бы лицемерны, а в худшем – нелогичны. Я подозреваю, что он был гораздо более сдержан со мной во время моего предыдущего детства и теперь обнаружил причину для горьких сожалений об этом, если выражаться метафорически. В настоящее время он пытается исправить свои ошибки. Он рассказывает о моей маме вопреки тому, что это причиняет ему боль. И этим самым он демонстрирует склонность вулканцев лгать касательно отсутствия у них эмоций, а также общую тенденцию ко лжи. Сарек бесспорно является вулканцем, и вопреки этому его важнейшие жизненные решения были подвержены влиянию или даже решительно определялись эмоциями и инстинктами. Я чувствую удовлетворение. Джеймс пока ещё не упрочил своё положение в моём разуме. Всё, что я получил от него, - это лишь несколько недель воспоминаний и ненадёжные статьи в средствах массовой информации. Также во внутренней сети Звёздного флота доступны его очерки и диссертация, которую я знаю наизусть. Имеется некоторое количество другой информации, а именно: записи об арестах, достижениях, победах в различных соревнованиях, о его гроссмейстерском шахматном рейтинге, а помимо того – пара медицинских исследований, проведённых с его участием, когда он подвергался ранее неизвестным видам аллергических реакций. Я коллекционирую эти знания как драгоценные камни. Я встраиваю их в мозаику своего разума - они бесценные и хрупкие, окружённые темнотой и пустотой внутри моей katra. Я знаю, хотя и не способен объяснить, откуда именно – что Джеймс полностью и идеально заполнит это место, как только я заполучу его назад. Он разместится там, как будто он был создан для того, чтобы находиться внутри меня. Я с лёгкостью преодолеваю следующий уровень и приступаю к получению среднего образования. Экстраполируя свои ранее проявленные способности, мои наставники рассчитывают, что на это понадобится четыре года. Я тайно поставил перед собой цель сократить этот период до трёх лет, ещё раз принимая Джеймса за свой образец для подражания. С каждым проходящим днём я всё ближе и ближе к нему. *** - Я беру Т’Ирзель в жёны, - сообщает отец после того, как убеждается в том, что я положил свою чайную ложку на стол и абсолютно готов к восприятию подобной информации. Я рад, что мои руки находятся вне поля его зрения, поскольку похоже, что они сцепились вместе без моего осознанного участия, насколько это приемлемо для выражения почтительности к памяти моей мамы. Но по факту я не удивлён. Я полностью в курсе реалий ситуации моего отца, которые будут иметь место через два года и двадцать девять дней, и я понимаю необходимость его поступка. Я не желаю ему смерти, и здесь нет иного выхода. Он мог бы быть в прошлом, но с учётом того, каким стало вулканское общество, и при том, что Время моего отца неумолимо приближается, женитьба является единственным достойным выбором. - Я не знаком с Т’Ирзель, - отвечаю я в уверенной, логичной манере, и несколько ошеломлён, прочитав облегчение в облике моего отца. Был ли он встревожен тем, что я могу не одобрить его поступок? Тем, что я проявлю эмоции? Мне не приходило на ум, что моё сознательное и бесцеремонное пренебрежение несколькими из традиционных норм вулканского общества является источником беспокойства для отца на таком личном уровне. В политическом аспекте, да, моё существование – это значительное неудобство, и так было всегда. Но поскольку моё существование не могло бы стать реальностью без одобрения отца, то он, должно быть, принимал во внимание подобные последствия. Вёл ли я себя нелюбезно? Постыдно? Нет, я не припоминаю, чтобы я устраивал истерики. Время от времени мы выражали несогласие друг с другом, как неизбежно бывает между двумя своевольными индивидуумами, проживающими на одной территории, и всё же, за исключением моего нежелания заключить узы, между нами не случалось никаких раздоров. - Я приглашу её принять участие в нашей завтрашней вечерней трапезе, если это приемлемо для тебя, - предлагает отец. Я киваю. Опять же, похоже, что он позабыл о том, что я по факту не взрослый. Я не возражаю, но подобная рассеянность тревожит. Возможно, узы подействуют на него благотворно и помогут исцелить эти раны до того, как они станут очевидны даже для тех, кто не знает его настолько хорошо, как я… Если же нет, то пусть будет так, я быстро продвигаюсь к завершению образовательного этапа, необходимого для выхода из-под родительской опеки. Если суждено случиться худшему, я не позволю своим консервативным родственникам помешать мне в моём стремлении. - В том случае, если ты изменишь своё мнение, - говорит отец, вводя в синтезатор код для терранских дат, который, как я знаю, предпочитала мама, - всё ещё не слишком поздно найти партнёра по узам также и для тебя. Я поднимаю взгляд. Некоторое время я смотрю ему прямо в глаза, а затем опускаю голову. Мой чай остывает. Моя рука задевает карман моей верхней одежды – я более не ношу традиционные вулканские наряды, предпочитая подобие форменного пиджака Звёздного флота. Я ощущаю вес и острые края своего падда, и успокаиваюсь от осознания существования терранских книг Конан-Дойля, в процессе чтения одной из которых нахожусь в настоящий момент. Их наивность и хронологическая неточность одновременно раздражают и придают сил, и я нахожу необъяснимое утешение в знании того, что человеческая дружба и верность никуда не делись за последние четыреста лет. Джим примет меня назад; мне лишь нужно до него дотянуться. - Я ожидал, что твоё решение останется неизменным, - отмечает Сарек, и мы расходимся чтобы в тишине заниматься нашими вечерними делами. *** Мне десять лет, когда я узнаю правду о после Споке, который недолгое время управлял Колонией и сыграл важнейшую роль в её создании. Это было весьма неплохо сокрыто – настолько хорошо, что фактически я подозревал в этом участие Джеймса. Насколько я знаю, Джеймс достиг совершенства в ловкости компьютерного программирования. Это знание меня тревожит. После нескольких неудачных попыток медитировать, я иду к отцу. Сейчас полдень и он стоит на крыше нашего жилища с его привычно нечитаемым выражением лица, вглядываясь в горизонт, как будто бы желая однажды уйти в пустыню и никогда не вернуться назад. Возможно, когда я уеду, то именно это и случится. Если то, что он чувствует к моей покойной маме составляет хотя бы крошечную часть от того всеобъемлющего и всепоглощающего, что я чувствую к Джеймсу, то я не буду его винить. - Что произошло с послом Споком? – спрашиваю я, кладя свою руку поверх пластиковых перил. Это ощущается как имитация жизни – вся Колония, как имитация жизни, и в некоторые из дней я чувствую, что мне хочется либо рыдать, либо писать пылкие поэтические строки о том, почему вся вулканская раса должна стремиться с достоинством окончить свои дни. В итоге я не совершил бы ничего подобного. Я испытываю слишком глубокое уважение к тем, кто отказывается сдаваться. Я желал бы быть одним из них. Мой отец демонстрирует лишь лёгкое удивление, и всё же у меня есть отчётливое ощущение, что мне удалось выбить его из колеи. - Что именно ты желаешь знать? Я убираю руку с перил и сцепляю её с другой рукой за своей спиной, пытаясь стать прямее и выше – даже при том, что я едва дорос до отцовского локтя. - Исходя из записей в журналах, он покинул Колонию вскоре после моего прибытия сюда. В его личном деле нет ни записей о медицинских осмотрах, ни его свидетельства о смерти. Мне по-прежнему не удаётся правильно сформулировать свой вопрос, тем не менее, отец мне отвечает: - Он отбыл, чтобы присоединиться к экипажу «Энтерпрайз». - Чтобы занять моё место? – требовательно спрашиваю я. - Чтобы занять твоё место, - соглашается отец. – Он утверждал, что слишком многое зависит от успеха их первой пятилетней миссии, а успех этой миссии в значительной мере объяснялся присутствием на борту Спока. Он желал, чтобы это был ты, но даже он знал о том, что нет никакого способа вернуть тебе твой настоящий возраст. Я опускаю голову. Это резкое движение, мои зубы сжимаются, мои кулаки сжимаются тоже, кровь стучит у меня в висках, и я весь переполнен горечью. Это должен был быть я. Джеймс и я, мы вдвоём, вместе, как… как… Я всё ещё не могу найти это слово, но оно здесь, на грани моего восприятия. Скоро, очень скоро я буду достаточно взрослым, достаточно мудрым, чтобы заявить свои права. Но Джеймс ушёл без меня, с этим ещё одним Споком, который стар, и который уже получил свой шанс – своего Джима – а теперь он претендует на моего. Моего. Я едва удержался от того, чтобы не сломать перила. От выкрикивания непристойных слов. Я знаю, что на моих щеках выступил румянец, и о том, что мой отец пристально изучает мою реакцию, но в данный момент я не в состоянии сказать ему хоть что-то, ибо если я открою свой рот, то я предам то, что воистину чувствую. Я неэлегантно киваю, подтверждая, что понял и принял услышанное, отворачиваюсь и торопливо спускаюсь по ступенькам, практически бегу в свою комнату. Я запираюсь и приступаю к медитации. Не важно, займёт это часы или дни, я должен найти способ контролировать это, иначе оно будет контролировать меня. Я не могу этого допустить. Я должен верить, всегда и вопреки всему, в то, что он меня ждёт. *** Когда наступает Время моего отца, я принимаю решение покинуть планету с целью трёхнедельного путешествия, отвергнув опцию поиска альтернативного местожительства. Т’Ирзель и я узнали друг друга настолько, насколько это было необходимо, и я чувствую себя удовлетворительно, полагаясь на неё, когда дело касается дальнейшего благополучия моего отца. Ежели возникнут осложнения, то Целители протянут руку помощи. Я всё равно ничем не смогу помочь, и поэтому я имею возможность позаботиться о своём собственном удобстве. Я решаю провести этот период времени на Земле. Я не ожидаю, что кто-либо будет удивлён моему решению. Я уже вступил на тот этап своего образования, который настоятельно рекомендует участие во внепланетных экскурсиях для приобретения теоретических знаний и практического опыта, и я желаю познать всё, что могу о Терре – в меньшей степени из-за своей мамы, по большей мере – ради Кирка. При входе в зал терминала на планете я моментально ошеломлён обилием звуков и запахов. Мне требуется минута или две для того, чтобы укрепить свои щиты и восстановить ментальное равновесие, и к этому времени ко мне подходит молодая женщина в кадетской форме Звёздного флота. - Nam-tor oSpohk? - спрашивает она с сильным акцентом. Я киваю. Она улыбается с нервным и вкрадчивым выражением лица, если сравнить его с моими воспоминаниями об улыбке Кирка. Она блондинка с голубыми глазами, и, если бы мой разум заставлял меня проводить сравнение - она не походит на Кирка ни малейшим вообразимым образом. - Добро пожаловать на Землю! – провозглашает она с энтузиазмом и направляется взять мой багаж. – Я – Деанна Арчер, и я буду твоим гидом. Либо по причине недостаточности её знаний вулканского языка, либо просто из-за отсутствия уверенности в дальнейшей беседе на нём, она переходит на Стандарт. - Это принесёт мне дополнительные баллы по Межвидовой Этике, поэтому не стесняйся причинять мне столько неудобств, сколько тебе угодно! Я позволяю ей взять более лёгкую сумку с одеждой, но более тяжёлую, с моими остальными вещами, я несу сам. Всё-таки будучи вполовину её младше, я в два раза сильнее её. - Мне дали понять, что моё жильё будет обеспечено посольством Вулкана на Земле. - Всё верно, - соглашается кадет Арчер, энергично кивая. Возможно, я был чересчур поспешен в своих суждениях – энтузиазм Кирка всегда выражался так же свободно. – Но потом важные шишки прослышали, что ты приезжаешь, и с тех пор вся Академия гудит от разговоров – в смысле, не сочтите за неуважение, сэр, но Вы – герой Федерации! Не я - звучит в моей голове, когда я захожу в шаттл вслед за своим гидом. Другой Спок. Он был героем Федерации. Я не тот же самый индивидуум. Я испытываю неудобство, принимая предназначенные ему почести. Почему она называет меня «сэр»? - Вообще-то, - продолжает она, когда мы занимаем наши места, - отдел кадров схлестнулся по этому поводу с Посольством, и в конце концов им было проще просто сдаться и позволить нам позаботиться о тебе. Не переживай, мы не поселим тебя в общаге. А то перед ужином вокруг тебя соберётся толпа! – она смеётся. Я покоряюсь этому, пытаясь проявить вежливость, и просто смотрю в окно. Это мой первый визит на Терру. Я намного более заинтересован в достопримечательностях, чем в лести – а серо-фиолетовый закат, который я наблюдал над горизонтом, уже превзошёл все мои ожидания. Кадет Арчер продолжает свой монолог касательно званий и достижений другого Спока, затем – о сложной политической ситуации в Академии, с намёками на её обеспокоенность тем, что она была избрана для этого задания по причине семейных связей, а затем с лёгкостью скатывается в анекдоты о повседневной жизни Академии Звёздного флота. Я прихожу к заключению, что меня рекрутируют. Бесполезная трата усилий – через два или три года я поступлю в Академию в любом случае. *** В двенадцать лет я почти решаюсь на побег из дома. Я сижу в своей комнате, прислушиваясь к повседневным перемещениям моего отца и Т’Ирзель в общих частях жилища, и размышляю о вариантах выбора. Я знаю, как попасть на Терру. Я обладаю достаточными денежными средствами, чтобы профинансировать эту поездку, и я в достаточной степени знаком с Сан-Франциско и в состоянии найти подходящее для себя жильё. Я поднимаю свои стопы на матрас и закутываю пальцы ног в простыни. Я крепко обнимаю свои колени и размещаю подбородок на запястье, пристально глядя на экран своего терминала. Терранские и межпланетарные средства массовой информации неистовствуют. Первая пятилетняя миссия по исследованию глубокого космоса завершена, и «Энтерпрайз» возвращается в доки в Риверсайд, Айова, Земля, для капитального ремонта и переоснащения. Капитана Кирка планируют повысить в ранге до адмирала, но также ходят слухи о том, что он отказывается и желает возглавить ещё одну пятилетнюю миссию. Из того, что я помню о Кирке, адмиральство не придётся ему по вкусу. Он покинет Землю, и пройдёт ещё пять лет прежде, чем я получу шанс увидеть его. Раздаётся стук в мою дверь. - Входите, - приглашаю я незваного гостя. Звуки шагов мягче, чем у моего отца, поэтому я ожидаю Т’Ирзель. На самом же деле это Т’Пау – согнувшаяся под бременем лет и невзгод, но всё ещё с чистым, пронзительным взглядом, который по моим ощущениям проникает в самую душу. Возможно, так и есть. Я не был поставлен в известность о её визите, но, когда её глаза обегают комнату и впиваются в экран терминала, я понимаю, почему она явилась. Возможно, отец знает меня лучше, чем я от него ожидал – или меня лучше знает сама Т’Пау. - Уже собрал свои вещи? – интересуется она вместо приветствия и присаживается без приглашения. Одна из сомнительных привилегий почтенного возраста, как мне дали понять. - Нет, - отвечаю я и добавляю правдиво: - Я не уверен, что сделаю это. Т’Пау одобрительно кивает. - Ты мудрее, чем согласно моим ожиданиям может быть настолько юное и настолько измученное обстоятельствами существо. Хранишь ли ты память об этом или нет, но жизнь с подобной утратой – это непростое испытание. Я должен отвести взгляд. Мои глаза прикованы к экрану, к улыбающемуся изображению Джеймса Кирка, который стал на пять лет старше, но всё равно является самым молодым капитаном Звёздного флота, всё ещё золотым и сияющим. Где-то, за его спиной, спрятанный от фотовспышек и камер, в тени стоит ещё один Спок. - Ты не будешь с ним встречаться, - произносит Т’Пау, и это признание моего невысказанного словами решения и одновременно с этим – приказ. Я киваю. Я слушаю, как она уходит, и лишь тогда, когда я слышу, как мой отец желает ей процветания и долгой жизни, я позволяю постыдным слезам хлынуть из моих глаз и стекать по моим щекам. Я ощущаю их солоноватый привкус на задней стенке моего горла, и это больно, больно, больно. *** Я завершаю обязательное обучение в самом юном среди всех вулканцев возрасте. Разумеется, я не стопроцентный вулканец, поэтому я не устанавливаю никаких рекордов. По этому поводу я чувствую мрачное веселье, и принимаю предложение перейти непосредственно на следующий уровень, не проходя через одиозный процесс внешнего оценивания, как надлежало бы в моём случае. Подобное освобождение – это всего лишь импровизированный умиротворяющий ход, совершённый с целью заставить меня промолчать о расовой дискриминации. Я медитирую. В отличие от другого Спока, Старейшины и их предубеждения ничего не значат для меня. Помимо этого, по сравнению с другим Споком, мои интеллектуальные способности оценены значительно выше. С учётом того, что другой Спок уже в отдельных случаях побил графики обучаемости – если воспользоваться терранским коллоквиализмом – мне дали понять, что моя успеваемость – используя ещё один коллоквиализм – выводит моих наставников из зоны комфорта. Я чувствую, что это забавно. «Энтерпрайз» под командованием Джеймса Кирка был отправлен в ещё одну пятилетнюю исследовательскую миссию, и я поддерживаю своё существование лишь за счёт обрывков информационных сообщений, редко встречающихся в средствах массовой информации. Я медитирую. Я вступил в переписку с Т’Пау, которая, как я полагаю, рассматривает мою кандидатуру в качестве своего преемника – ожидая моё окончательное принятие необходимости заключения уз. Однако я сам не ожидаю этого ни в малейшей степени. Фактически, я подозреваю, что для того, чтобы я изменил своё решение, потребовался бы многократно заявленный, несомненный отказ со стороны Джеймса Кирка. Время – это чудовище, которое пожирает даже самую стойкую решимость, сильнейшую страсть и самые искренние клятвы… И всё-таки постоянное ощущение мучительной пустоты в моей katra напоминает о моих обещаниях, побуждает меня не потворствовать своим амбициям. Я медитирую. Я провожу час за часом пытаясь разыскать хоть легчайший проблеск присутствия другого Спока в своём разуме. Хоть малейшую зацепку, проистекающую из несоответствующего воспоминания; хоть крупицу знаний, приобретённую где-то ещё; хоть какую-то память о событиях, в которых я не принимал участия… но там ничего нет. Кто бы или что бы не стёрли его из моего разума, они проделали тщательную работу. Должно быть, он существовал на самом деле, ведь многие его помнят, но если моё тело некогда и принадлежало ему, то его принудили к безвозвратному уходу из этого тела, оставив позади себя лишь свою katra. Сурака ради, его katra. Моя katra. Незавершённая, истерзанная за эти годы, причиняющая непрерывную боль. Я слышу шёпот за своей спиной. Мои сверстники – пусть даже они более не ровесники мне, ведь многие из тех, кто на одном со мной уровне, как минимум четырьмя годами старше – больше не называют меня «ублюдком»; они говорят katra-fam – «лишённый души» или sutor-sasu – «робот». Моё присутствие доставляет им неудобства, и это не только по причине моего относительно юного возраста или моей выдающейся академической успеваемости. Благодаря терпеливому руководству со стороны Т’Пау мне дали понять, что я облачён в свою утрату, как в мантию. Я закутан в неё, и никто не сможет прикоснуться ко мне без того, чтобы проникнуть под неё. И они не смеют. Я пребываю в успешной изоляции, в коконе своей надежды, ожидая наступление того дня, когда я смогу – используя ещё одно терранское выражение – расправить свои крылья и полететь. *** - Ты асексуален? – спрашивает Т’Кай во время перерыва в занятиях. Я размышляю над тем, как на этот ответить. Её посягательство на мою частную жизнь усугубляется её грубыми манерами, и всё же, если указать ей на это, то подобное поведение спровоцирует насмешки по поводу нежелания дать прямой ответ. Самый простой ответ, как и всегда, должен быть частично правдив, но мне всё равно приходится преодолевать себя, чтобы не выказать свою боль, когда я говорю: - Если говорить о моей katra, то все интимные сношения привязаны к ней. Возможно, я лгу по этому поводу, но это то, что я чувствую. Я никогда не получал ни малейшего намёка на то, что капитан Кирк может быть заинтересован в отношениях со мной. В противовес этому, несколько моих теперешних соучеников в возрасте восемнадцати и девятнадцати лет делали мне предложения сексуального характера. Я отказал им. Быть в качестве причудливого объекта для изучения всего лишь несколько неловко; однако, будет невыносимо превратиться в сексуальное новшество для скучающих и болезненно любопытствующих индивидуумов. - Он лжёт, - говорит Сеник, вторгаясь в личное пространство Т’Кай с отчётливым намереньем, которое заставляет многих поднять брови. – Он не связан узами. - Я не был помолвлен в ходе официальной процедуры, - позволяю произнести себе я до того, как они нападут на меня с ошибочными и спекулятивными обвинениями. Моя левая рука сжимается на моём падде внутри кармана пиджака. – Мои узы имеют спонтанное происхождение. Всё это, насколько я знаю, чистая правда. Тот факт, что я не могу вспомнить ни малейшей детали, их не касается. Я вполне готов к недоверию и насмешкам с их стороны. Но помимо этого есть ладонь, впивающаяся мне в лицо, в попытке опровергнуть моё заявление путём телепатической атаки. Раздаётся вопль, когда я вонзаю свой столовый прибор в ладонь Сеника. *** Отец и Т’Ирзель провожают меня в космопорт и тактично наблюдают за тем, как сопровождающий берёт мой багаж и заходит с ним в чрево шаттла. Поднимается ветер. Ночью ожидается буря. Горизонт окрашен серыми и бежевыми облаками из песка, и в воздухе ощущается привкус озона. Городок уже затих, на несколько часов раньше, чем обычно. Дети, животные и растения заботливо перемещены внутрь зданий, и немногочисленные взрослые также покидают улицы. После отбытия шаттла будут установлены щиты. Это знакомая процедура в знакомом месте, и я, вероятно, ощущаю нечто вроде меланхолии по поводу того, что это всё останется позади, хотя снаружи мои чувства не оставляют никаких доказательств своего существования. - Всего хорошего, Спок, - тихо произносит Т’Ирзель, отклоняясь от стандартного протокола. Я понимаю. Она последняя из своего клана; больше никто не выжил. Отец и я – это всё, что у неё есть, и она была исключительно добра ко мне, хотя утраты сделали её робкой. Те самые утраты – это то, что позволяет нам понимать друг друга настолько хорошо, что нет смысла следовать протоколу между нами – мы с гораздо большей терпимостью относимся к странностям друг друга, нежели на это способен мой отец. - Всего хорошего, Т’Ирзель, - желаю ей я с лёгким поклоном и вскидываю ладонь в таале, что являет собой наиболее очевидную демонстрацию привязанности и уважения в дозволенной на публике вулканской культуре. Иногда я задаюсь вопросом – во что же мы играем, пытаясь скрыться внутри своих раковин всё настойчивее, вместо того, чтобы изо всех сил стараться извлечь друг друга оттуда. Однако, более это не имеет ко мне никакого отношения. Согласно большинству вулканских стандартов я - совершенно определённо не вулканец. - Звони, - тихим голосом добавляет Т’Ирзель. - Да, - подтверждает мой отец. Он пытается взглянуть на меня, но – как в последнее время стало привычным – похоже, неверно оценивает расстояние между нами. Его глаза остаются несфокусированными, как если бы он смотрел на два метра дальше того места, на котором я стою. Мне не кажется, что я оказывал намного большее предпочтение маме, но я могу придумать лишь одну причину для его поведения: фактически он все эти годы оплакивал своего сына. Я не другой Спок – я не его Спок, не мамин Спок; я был незнакомцем в его доме. Я не обещаю, что буду звонить. Я поднимаю руку и распрямляю пальцы. - Живите долго и процветайте. Традиционный ответ звучит мне вослед, когда я поднимаюсь в шаттл. Я занимаю своё место, чувствуя себя ничем более не связанным и мысленно цепляющимся за якорь своей путеводной звезды. Уже сейчас я на один шаг ближе к нему. *** Известие о смерти Спока распространяется по Академии подобно крайне заразному вирусу в один прекрасный полдень в начале экзаменационной недели. Я узнаю об этом, случайно подслушав разговоры других кадетов во время обеденной перемены. Эта новость шокирует меня. Я годами яростно презирал этого ещё одного Спока, но, вопреки этому, от известия о его кончине мне становится тяжело дышать – и, очевидно, также страдают моторные функции, поскольку вилка выпадает из моих внезапно онемевших пальцев. Я чувствую слабость. Пища потеряла всякую привлекательность, и я пытаюсь встать на ноги, но обнаруживаю, что мои общие двигательные навыки тоже пострадали. Я прижимаю свои ладони к менее чем идеально чистой поверхности пластикового стола в студенческой столовой и считаю секунды между вдохами и выдохами. Спок мёртв. Я чувствую себя отстраненным и всё же напуганным – он был мной, в весьма фундаментальном смысле, и поэтому его кончина становится для меня чрезвычайно реальным, острым и мучительным напоминанием о моей собственной смертности. Что ещё хуже, тем не менее, и является настоящей причиной моей потери связи с действительностью – это осознание того, что капитан Кирк одинок. - Спок? – чей-то голос пытается до меня достучаться. – Спок, ты в порядке? - Со мной всё хорошо, - вежливо отвечаю я, и при этом лгу с такой лёгкостью, которую постиг за годы практики. Возможно, так и было. Возможно, этот урок остался со мной с тех счастливых дней, которые я провёл с Джимом – Джеймсом – Кирком – капитаном Кирком ЮСС «Энтерпрайз». Я в ужасе задаюсь вопросом, как много его самого я утратил из-за пролетевшего времени и несовершенства памяти. Где же он? Почему он никогда не пытался меня найти? Неужели он был настолько удовлетворён тем ещё одним Споком? И теперь, когда тот ещё один Спок умер, найдёт ли он меня? Нет. Я качаю головой и моргаю – гены моей матери проявляются в том, что мои слёзные протоки источают влагу – вновь возвращаясь к действительности. Вокруг меня собралась группа моих сверстников. Я узнаю их лица по аудиторным занятиям и спортивному залу, некоторых из них я встречал в лабораториях и во время краткого взаимодействия в библиотеке. Выражения их лиц варьируются от неловкости до сочувствия. Я могу признать, что некоторые из них могли бы называться моими друзьями. - Со мной всё в порядке, Шенка, - говорю я молодой женщине, которая задала свой вопрос первая, и в этот раз мой голос звучит намного убедительнее. – Просто это было… неожиданно. Она вздыхает. Мужчина, который стоит рядом с нею, - орионец по имени Сириус, каковое свидетельствует о наличии у его матери прискорбного чувства юмора – говорит: - Мы с Джорди пытались связаться с тобой по коммуникатору, чтобы ты узнал об этом не из новостей, но мы сами только узнали и… Пожатие плечами и бессмысленный взмах рукой. - Я ценю вашу заботу, - говорю я. – Мне требуется медитация, но фактически я никогда не был знаком с коммандером Споком, и поэтому моя утрата не столь значительна. Я не думаю, что они мне верят. Но в данном случае это не имеет значения. Что имеет значение, так это то, что они не требуют от меня ни беседовать с ними, ни делать ещё что-либо конкретное. Они позволяют мне беспрепятственно покинуть столовую, а Сириус и его товарищ тайком идут вслед за мной в моё общежитие и не позволяют никому ко мне приближаться. Я благодарен им за эти хлопоты. Я задаюсь вопросом – позвонит ли капитан Кирк. Почему-то… я так не думаю.