Имена

На теле Спенсера россыпь женских имен и всего одно мужское. Женские имена появляются один за другим, щекоча, словно крылья бабочки. Имена укладываются под рёбрами, на животе, на внутренней поверхности бедра и бицепса. Они мягкие и гладкие на ощупь, некоторые с забавными завитками, некоторые неразборчивые, словно лизнули кожу Спенсера второпях, некоторые (точнее два) чуть глубже въелись в кожу под рёбрами, словно заявляя о своей значимости. Первое имя (Спенсер всегда мягко произносит его, поглаживая кончиками пальцев) – Дана – первая юношеская любовь. Это первое имя, появившееся на его коже, и Спенсер невообразимым образом любит его. Любит угловатые, неровные буквы, и зачастую представляет задорную девочку-подростка, покорившую сердце его соулмейта. По статистике девяносто два процента населения терпеть не могут имена партнёров своего соулмейта на коже и жаждут поскорее избавиться от них. Спенсер же после грязного дела, где маньяк выжигает имена на коже жертв, просто радуется очередному лёгкому словно пёрышку имени. У Спенсера на теле целая россыпь имён, история жизни его соулмейта, и он ценит каждое из них, кроме одного-единственного, расположенного под сердцем на груди. Вырезанного на коже словно острым ножом и болезненным даже спустя годы. *** - По статистике, - говорит Спенсер, нервно заправляя прядь за ухо, - большинство соулмейтов встречаются на работе, также лидирует знакомство в учебных заведениях, кафе и интернет-знакомства. Интернет-знакомства всё больше пользуются популярностью, так как… Спенсер не знает, зачем он это говорит. Он облизывает губы, обхватив себя руками, словно маленький испуганный ребенок, и смотрит Моргану прямо в глаза, боясь отвести взгляд. Это было очевидно, лежало на поверхности всё это время перед его гениальным умом, и Спенсер понятия не имеет, как он мог не заметить. Профиль своего соулмейта он составил ещё в четырнадцать. Мужчина, старше лет на десять, обаятельный, легко заводящий новые знакомства, физически крепко сложен, есть старшие или младшие сестры, в связи с травмирующим опытом в юношестве может работать на правоохранительные органы. Спенсер составил профиль десять лет назад, но не опознал Моргана за годы работы, пока его не ткнули носом в само имя, не заставили распахнуть глаза и наконец-то посмотреть. Морган выглядит усталым и разбитым. Обычно он мягко перебивает его нервный треп, заставляя замолчать, но сейчас просто смотрит тяжёлым, немигающим взглядом. Смотрит, словно ожидает от него удара. - Ты знал, - на выдохе говорит Спенсер, резко обрывая свою тираду о процентом соотношении удачных интернет-свиданий. – Ты знал, что мы соулмейты. Дерек молчит, не отрицая его слова. Спенсер панически пытается вспомнить: когда? Когда Морган узнал? Когда он стал уделять ему внимания чуть больше, чем коллеге? Называть ласковыми словами, по-доброму поддразнивать и постоянно прикасаться? Его накрывает паника, потому что Морган делал это всегда, с самой первой их встречи, а Спенсер был слишком наивен, чтобы заметить это. - Хэй, парень, успокойся, - мягко просит Морган, кладя свою большую ладонь ему на плечо, и Спенсер вздрагивает. Он вдруг понимает, что невольно раскачивался на месте все это время. Спенсер внимательно рассматривает лицо Моргана, как никогда прежде, пытаясь привыкнуть к мысли, что они соулмейты. Выходит с трудом, потому что это же Морган. - Когда ты узнал? – требовательно спрашивает он, потому что ему просто необходимо знать. Морган смотрит на него долгие секунды, всё тем же тяжелым взглядом, а потом просто приподнимает футболку. Имя «Лайла» высечено у него возле пупка красивым ровным почерком. Спенсер смотрит, словно заворожённый, а затем тянется ладонью, чтобы прикоснуться к имени, стереть его с кожи Дерека лёгким движением, но тот непривычно резко хватает его за руку, крепко сжимая. - Не надо, Рид, - низким голосом то ли просит, то ли приказывает он. Имя на коже так и манит, но Спенсер послушно замирает, сжимая ладонь в кулак. - Но ты ведь делал это и раньше до Лайлы, - хмурясь, говорит он и с сожалением наблюдает, как Морган опускает футболку. – Все эти прикосновения,ласковые слова, признаки внимания, они были и до имени. Морган напротив него бледнеет стремительно. Его губы сжимаются в тонкую полоску, а сам он выглядит так, словно ему не хватает воздуха. Прежде чем Спенсер успевает что-либо сказать или спросить, он сбегает из своего же номера. Пять новых женских имен появляются на коже Спенсера в течение недели. Они ничем не отличаются от предыдущих, но Спенсер не может сдержать нервной дрожи, проводя ладонями по ним. Теперь он знает, что это не просто безымянный соулмейт, это Морган. Морган, который пытается справиться со своей подростковой травмой и наличием соулмейта-мужчины столь незатейливым способом. Спенсер не чувствует боли или разочарования от появления этих имен, только бесконечное беспокойство. Он любит Дерека. Это понимание приходит легко и внезапно, когда они летят командой обратно домой, оставив Дерека с матерью и сестрами. Не трубят фанфары, мир не останавливается и не гаснет перед глазами, когда он осознаёт это, наоборот, на фоне храпит Хотч, а Прентисс громко смеётся над шуткой Джей-Джей. Он любит его бесконечную заботу, прикосновения, улыбку, сильные, но ласковые руки, его дурацкую привычку оставлять бумажную работу на потом, умение слушать и вычленять главное из его неуёмной болтовни. Он любит Дерека со всеми этими именами на своей коже и неспособностью признать Спенсера как соулмейта. Они не обсуждают это. Дерек по возвращению в агентство молчалив, скупо улыбается на шутки Прентисс и не флиртует с Гарсией. На Спенсера он старается не смотреть в принципе. Спенсер откровенно плох в таких делах. Каждый раз, когда ему нужна была поддержка, Морган оказывался рядом – выслушивал, давал совет, мягко сжимал его плечо, но Спенсер понятия не имеет, что нужно делать, когда поддержка нужна самому Моргану. Он может привести статистические данные о растлении малолетних по каждому штату Америки, может рассказать о влиянии подобной травмы на жизнь человека, может сделать подборку маньяков, которые подвергались сексуальному насилию в детстве, но, чёрт возьми, он понятия не имеет, какие подобрать слова, чтобы просто поддержать Моргана. В небольшом городке на юге штата Миссури Спенсер пытается заговорить с ним. Неловко переступает с ноги на ногу, заправляя прядь за ухо, и Морган, глядя на него больным взглядом, просит: - Пожалуйста, Рид, не надо. В какой-то момент Спенсер понимает, что начинает скучать. Скучать по ласковым словам, мягким поддразниваниям, прикосновениям, по голосу и смеху Моргана. Они разговаривают по делу, перебивают друг друга, составляя профиль преступника, пересекаются на маленькой кухоньке агентства в очереди за чашкой кофе, но Спенсеру этого нещадно мало. Он и представить ранее не мог, как много места в его жизни занимает Морган. Новое имя появляется на запястье. Оно другое – болезненное и жгучее. Спенсер вскакивает ночью с кровати от боли и до рассвета бродит по номеру, сжимая пульсирующую кожу. На имя он старательно не смотрит, так как прекрасно знает, чьё оно. Несмотря на тридцатипятиградусную жару, ему приходится надеть рубашку с длинным рукавом, чтобы скрыть перевязанное бинтом запястье. Это первое имя, высеченное на его коже на столь видном, открытом месте, и это пугает Спенсера так же сильно, как неутихающая, ноющая боль, исходящая от него. Это имя словно чёртово наказание, только не ясно, чьё именно. Избежать встречи с Морганом ему не удаётся. Они встречаются взглядами в полицейском участке, куда приехали попрощаться с офицерами и уладить бюрократические моменты Джей-Джей. Морган стоит со стаканчиком кофе в руках, общаясь с офицером полиции Маейр, чье имя сейчас высечено на руке Рида словно клеймо. С губ Спенсера срывается сдавленный то ли вздох, то ли всхлип, и он неосознанно прижимает запястье к груди, охватывая его ладонью. Несмотря на работающие кондиционеры, пот катится по его вискам, а рубашка уже давно взмокла подмышками. Кажется, он на кого-то натыкается, пытаясь сбежать от настойчивого, обеспокоенного взгляда Моргана, прежде чем скрывается в уборной. Несколько долгих минут уходит, чтобы прийти в себя. Он закатывает рукава рубашки по локоть, умывается холодной водой, трёт глаза, пока они не становятся красными и опухшими. Ворот его рубашки намокает и приятно холодит кожу, бинт на руке промокает тоже насквозь. Спенсер проводит мокрыми ладонями по волосам, зачёсывая их назад, пытается дышать ровно и медленно и не пугаться своего же отражения в зеркале, потому что выглядит он ужасно. Тёмные круги под глазами, опухшие глаза, спутанные волосы, искусанные губы, бледная натянутая кожа. Спенсеру кажется, что ещё немного — и он словит приступ паники, хотя для этого нет никакой видимой причины. Всего лишь ещё одно имя на его коже, ещё одна женщина – умная, привлекательная, флиртующая с Морганом с самого первого дня их пребывания здесь. Кто-то настойчиво стучит в дверь уборной, громко и сильно, не переставая даже тогда, когда Спенсер откликается, что сейчас выйдет. Сейчас главное — это незаметно выскользнуть из участка и подождать команду возле машины. Потом можно будет сказать, что стало плохо из-за жары или придумать ещё какую-то нелепую ложь, в которую никто, конечно же, не поверит. - Да иду я, - нервно говорит Спенсер, выключая льющуюся воду, и когда он открывает дверь, за ней оказывается Морган. Он наступает, заставляя Спенсера отступить, а затем просто захлопывает дверь, проворачивая замок, отрезая их от всего мира. - Что? – хочет спросить Спенсер, но голос его не слушается и выходит что-то больше похоже на сдавленный писк. Морган не отвечает ему. Его взгляд опускается на руки Спенсера и тот вдруг понимает, что забыл опустить рукава рубашки. Он поспешно пытается раскатать их, чтобы скрыть повязку на руке, но Морган ему не даёт. Перехватывает его запястье, ловко разматывая бинт, и всё что остается Спенсеру — просто стоять, судорожно вдыхая воздух. Спенсер не знает, почему он так переживает. Он крепко зажмуривается, не в силах наблюдать, как оголяется его кожа, а когда всё же не выдержав гнетущей тишины, распахивает глаза – Морган выглядит ещё хуже, чем он сам. - Рид, - мягко говорит он, и в его голосе слышится столько раскаянья, отчаянной тоски и боли, что Спенсеру становится не по себе. – Чёрт возьми, прости меня. Он выглядит таким же разбитым как той ночью, и Спенсер готов вцепиться в него намертво, лишь бы не дать сбежать, как в прошлый раз, как все разы до этого. - Оно другое, - внезапно говорит он, чувствуя, что должен объяснить Моргану. – Остальные имена никогда не болели и никогда… Он не говорит о единственном мужском имени на своей коже, потому что это табу. Потому что оно болит даже спустя годы, и Спенсер не знает - это фантомная боль или настоящая. Он неловко замирает, проглатывая остальные слова, потому что пальцы Моргана накрывают имя на его запястье – мягко поглаживая и обводя каждую букву. - Я был зол на тебя, - виновато говорит Морган, глядя ему в глаза. – Твоя вчерашняя очередная самоубийственная выходка вывела меня из себя. Теперь Спенсер начинает понимать. Весь вчерашний вечер Морган прожигал его тяжёлым, обеспокоенным взглядом после того, как Спенсер сунулся безоружный к убийце, пытаясь уговорить того сдаться. Обычно после подобных происшествий Морган подходил один из первых – встряхивал, сжимал плечо, прикасался, чтобы удостовериться, что Спенсер в порядке, а затем грубо шутил, пытаясь скрыть свое беспокойство. Вчера же всё, что ему оставалось — это смотреть на него издалека, придерживаясь своей новой линии поведения, и сходить с ума от волнения. Морган был взвинчен, обеспокоен, зол на него, и его необдуманное решение отвлечься обернулось болезненным именем на коже Спенсера, словно в отместку. - Ох, - удивлённо восклицает он, чтобы сказать хоть что-нибудь, а затем чувствует, как предательский румянец расползается по его щекам. Морган настойчиво поглаживает имя, высеченное на его коже, обводит мягкими подушечками пальцев, пытаясь стереть с его кожи, и Спенсер чувствует тепло, расходящееся от его прикосновений. Оно распространяется по всему телу, заставляя нервно облизывать губы и чувствовать, как горят щёки. Спенсеру хочется отстраниться от столь откровенной ласки, уйти от прикосновений, разжигающих огонь под кожей, но он не может даже шелохнутся. Морган поглаживает имя снова и снова, и кожа под его пальцами становится чувствительной до невозможности. Морган смотрит на него каким-то странным, слишком откровенным взглядом, из-за чего Спенсеру кажется, что он застрял в какой-то невообразимой ловушке. Впервые он задумывается об имени Моргана на своей коже. О его размашистом почерке, о буквах, въевшихся под кожу, не где-то на теле, словно имя случайного любовника на ночь, а под ключицей, как у всех соулмейтов. Он думает о своем теле, покрытом не безликими именами, а всего одним, таким важным и дорогим именем – Дерек. Спенсер даже про себя не называет его так. Привычное официальное Морган – въелось в мозг, вылетает из уст десятки раз на день. Даже ночью в кошмарах, Спенсер никогда не зовет его по имени. Кажется, назови он его имя и что-то важное, незыблемое сломается между ними. Это словно крайняя черта, переступив которую возврата назад не будет. У них с Морганом были нарисованы десятки границ, нарушать которые им, как коллегам, было нельзя. Но каждый чёртов раз - сжимая ладонь на плече, рассказывая о ночных кошмарах, смеясь в пабе и переживая друг за друга слишком сильно – они нарушали их, пока не добрались до последней. Спенсер знает, назови он его имя и они больше не смогут быть просто коллегами. Спенсер думает о своем имени на коже Моргана. Его бросает в жар от одной мысли о буквах, высеченных на темной, шоколадной коже Дерека. - Учёными доказано, - едва слышно шепчет он, чтобы разорвать эту невозможную тишину и не сойти с ума, - что по статистике у тридцати соулмейтов из ста имена не исчезают после первого касания. Это может занять от пары дней до недели. Дерек напротив него мягко улыбается, как будто ожидал услышать от него нечто подобное, и отстраняется. Он отступает всего на шаг, но Спенсер в жуткой панике цепляется за него, не давая уйти. Мысль о том, что Морган может сбежать, пугает его больше всего на свете, и видимо, что-то такое отображается на его лице, так как Морган шепчет: - Хэй, я тут. Я с тобой. Я никуда больше не денусь. Морган медленным и аккуратным движением заправляет его непослушную прядь за ухо, и Спенсер чувствует, как румянец на его лице вспыхивает с новой силой. - Назови меня, - сдавленно просит Спенсер, заикаясь и проглатывая гласные, паникуя от своей просьбы так сильно, что дыхание сбивается. – Назови меня, так как раньше. Морган хмурится на мгновение, словно не понимая о чем Спенсер говорит, а затем ласково и успокаивающе шепчет: - Хэй, малыш. Когда Спенсер опускает взгляд вниз, его запястье девственно чисто. Новые имена на его коже больше не появляются.