На потоках восходящих словно горный уголь чёрен, чёрен, словно ночь незрячих – видел я, как кружит ворон. В небесах из синего стекла надо мной чернеют два крыла.
В ежевичной тьме, опустившейся на лес, широкоплечий мужчина набирал в колодце воду. Одной рукой он крутил ворот, а другой поправлял цепь на нём, чтобы жидкость в подвешенном ведре меньше выплёскивалась. Когда достаточное количество ледяной воды было поднято, он взял вёдра и отправился к своему дому. Его имя – Игрок-в-Камни. Он умеет ходить тихо, слышать и узнавать каждый звук, который издаёт лес и его обитатели. Поэтому он остановился и особенно внимательно прислушался, когда услышал шорох тяжёлых крыльев, а затем – знакомый скрипучий клич. – Не помню, чтобы я сделал что-то плохое за последнее время, – выкрикнул мужчина ввысь, вглядываясь в тень, образовавшуюся под тяжёлыми ветками ели. – Чем обязан, господа? Присутствие воронов так близко к жилищу никогда не предвещало ничего хорошего, поэтому он поставил вёдра с водой на землю и принялся ждать ответа. Игрок точно знал, что не нарушал законов уже несколько лет, однако подобные гости ещё никого не посетили просто так. Впрочем, когда ворон выпорхнул из своего укрытия и сел прямо перед ним, открыто взглянув своими ярко-зелёными глазами на Игрока, он облегчённо выдохнул. – Летняя-Ночь? Не ожидал. Ворон раскрыл крылья, захлопал ими, весь встрепенулся, впиваясь когтями в сухие, шуршащие под его резко возросшей тяжестью листья. Жизнь в лесу отучила Игрока относиться к обнажённому телу иначе, чем к телу, прикрытому одеждой, однако вид оказавшейся перед ним женщины внезапно вызывал в нём смешанные чувства. Летняя-Ночь тоже знала, что человеческие тряпки в лесу – лишь аксессуар. За пределами Союза Городов, где оборотни соседствовали с людьми, больше вопросов вызывало наличие такого аксессуара, нежели его отсутствие. Однако пристальный взгляд Игрока, находящегося в обличии человека – и притом одетого, – вынудил её прикрыть руками грудь. – Ты действительно далеко забрался, – вздохнула Ночь, окинув взглядом лужайку перед домом. – Довольно холодно здесь. Найдёшь для меня одежду? Игрок кивнул. – Конечно, – он пошёл по направлению к своему жилищу, и Ночь двинулась следом, ощущая голыми ногами холод осенней земли. – Однако женской одежды у меня нет, не говоря уже о той, что была бы достойна верхоглаза. Ирония в его голосе не ускользнула от девушки. – О, не волнуйся. Городские верхоглазы никогда не посещают лес ради того, чтобы нарядиться. Угроза в голосе – неизменный спутник любого, даже такого молодого, как Ночь, надзорного служащего. Игрок оборачивается через плечо, пока ставит вёдра с водой на крыльцо и отодвигает запор на двери, и его тяжёлый взгляд немного смягчает девушку. – Ладно тебе. Я пришла с миром. И просьбой. – Просьба – значит, я могу отказаться? – мужчина показывает в сторону печи. – Залезь пока, погрейся, я сейчас принесу тебе одежду. Ночь не полезла наверх, однако прижалась спиной к уже поостывшему камню. Тепло приятно разлилось по телу, которое мгновенно покрылось мурашками. – Почему ты так недружелюбен со мной? – Потому что, – находясь в другой комнате, Игрок вынужден говорить громче, – верхоглазы не приходят просить. Они приходят приказывать. Называй вещи своими именами хотя бы при мне. – Ты можешь отказаться. Обещаю принять твой отказ, хотя я очень надеюсь, что ты дашь мне совсем другой ответ. Когда Игрок принёс кофту с длинными рукавами и брюки с кожаным ремнём, он наткнулся на её внезапно расстроенный взгляд и быстро отвёл свой. Девушка спешно оделась. – Я рада тебя видеть, Выходящий-Вперёд. Мужчина сел за стол. – Это больше не моё имя. Когда-то давно, когда он жил в столице и служил при Первом верхоглазе – Вороне-в-Небе, он действительно звался так, как завещала его мать – Выходящим-Вперёд. Но после того как Первый умер, а он – его ближайший страж – не смог исполнить свою главную защитническую функцию, Выходящий-Вперёд отказался от своего смелого имени. Он проиграл все свои деньги и имущество в камни, а затем позорно удалился жить в лес, как и полагает медведю. Несмотря на это, он предпочёл берлоге отстроенный здесь собственными руками человеческий дом и так и не породнился с братьями, большую часть времени пребывая в теле человека. – Я понимаю, – Летняя-Ночь вздохнула, присаживаясь на скамейку с противоположного конца стола. – Прости мою сентиментальность, Игрок. Лучше налей мне настойки. – Я же говорил, – вдруг засмеялся хозяин дома, – никаких просьб. Только приказы. Однако он быстро исполнил его и поставил на стол угощенье. – И зачем же ты здесь, Летняя-Ночь? Ночи очень нравилось, как он произносил её имя. По правде говоря, отправляясь сюда, она была свято уверена, что все её нежные чувства по отношению к бывшему стражнику отца уже утихли. Как молодая красивая девушка, к тому же дочь Первого верхоглаза, она не была обделена вниманием самых разных мужчин. Однако Выходящий-Вперёд – видимо, в соответствии с именем – ворвался в её мысли и не выходил оттуда ровно с того момента, как поступил на службу. Летней-Ночи тогда едва стукнуло тринадцать, а его, уже тридцатилетнего бывшего дозорного, после долгих испытаний и школ повысили до стража во дворце верхоглазов. Уже спустя год он оказался лучшим в ряду своих товарищей, был замечен Вороном-в-Небе и стал ему если не сыном, то близким другом. Долгие восемь лет службы Выходящего-Вперёд закончились два года назад, когда Ворон-в-Небе, её любимый отец, погиб.два года тому назад • Столица, центральный рынок
Крупные хлопья снега хлестали по лицу, несмотря на все попытки закрыть его капюшоном. Было нестерпимо холодно, но физическая боль, охватывающая замёрзшие руки и колени, отвлекала от той скорби, которая сжимала в мёртвой хватке грудную клетку. И дрожь во всём теле, не унимавшаяся последние несколько дней, уже имела обоснование и оправдание в виде пронизывающего до костей ветра. Летняя-Ночь не любила зиму никогда. А теперь, когда это время года отмечено датой смерти отца, она и вовсе возненавидела зиму. Она рвалась сквозь группки людей, игнорируя недовольные возгласы тех, кто её не узнавал. Это было к лучшему: негоже человеку такого ранга выставлять себя в столь непристойном виде: несобранной, красной от слёз, готовой чуть что – лечь в ближайший сугроб и отдать концы. Ни один верхоглаз, конечно, не позволил бы себе принять добровольную и – что важнее – скромную смерть в старом неприметном плаще. Залетев в один из игральных домов, Ночь бросила стоящему за дверями человеку: – Где Выходящий-Вперёд? – и тут же окинула зал зорким птичьим глазом, найдя ответ быстрее его. Мужчина сидел за большим столом с другими людьми, лица которых были знакомы Ночи, однако она не удостоила их приветствием, когда подошла ближе. – Выходящий, нам нужно поговорить. Это срочно. Голубые глаза стражника обернулись на девушку. Он кивнул и начал подниматься. – Эй, голубки, игра не может быть прервана без весомых причин! Слова другого игрока взорвали и без того напряжённую голову Ночи. Гнев, столь же сильный, как и страдание, прорвался сквозь сжатые зубы с тихо произносимыми словами: – Весомые причины требуются лишь для того, чтобы сохранять за вами, господин Орлиный-Охотник, ту должность, что вы занимаете в Ведомстве. Может быть, пришло время найти человека, который не допился до состояния, в котором не может отличить ворона от голубя? Мужчина заметно побледнел, когда девушка чуть подняла капюшон. – Я прошу прощения, госпожа верхоглаз… я… я… – У меня нет времени разбираться с этим, Охотник. Хорошей вам игры. Она вернула капюшон на место и отвернулась, покидая зал и зная, что Выходящий идёт следом. Свободная комната нашлась менее чем через минуту, и они наконец остались наедине. – Почему ты так легко одета, Летняя-Ночь? Несмотря на то, что за последние несколько лет они всё же ушли от «госпожи верхоглаз», он так и не стал называть её просто «Ночью». Но девушка не была разочарована: её полное имя звучало из его уст, словно песня. – Дядя сказал, что ты уходишь со службы и уезжаешь из города. Это правда? – из её голоса ушёл гнев и угроза: он стал тоньше, выше и зазвенел от переживаний. – Да, это правда. Я уезжаю в лес. – Но почему? Потому что отец умер? Это же не твоя вина! Выходящий-Вперёд смотрел сочувственно, но несколько отрешенно. – Это спорно. Может быть, и моя. – Нет-нет, – Ночь эмоционально взмахнула руками, неспособная держать себя в них. – То, что ты был его другом, не возлагает на тебя большую ответственность, чем на остальных стражников. А суд выразился ясно: стража невиновна. Никто из вас не мог предположить, что Первый верхоглаз падёт от руки ближайшего советника и друга. Мужчина сдержанно кивнул. – Пусть так. – И замолчал. Летняя-Ночь ясно понимала, что ни один из аргументов, которые она могла бы придумывать до скончания своего века, ничего не изменит. Выходящий-Вперёд решил потерять городскую жизнь и зажить как оборотень – и его решение, как и все предыдущие, было нерушимо и неизменно. – Я не чувствую себя в безопасности во дворце, – из последних сил Ночь сдерживала слёзы. – Я никому не доверяю. Только тебе, Выходящий-Вперёд. Отец хотел бы, чтобы ты продолжал охранять меня. Она смотрела на мужчину во все глаза, но лицо его оставалось сдержанным даже тогда, когда он приблизился и положил руку на тонкое плечо. – Летняя-Ночь, тебе нечего бояться. После случившегося во дворце проверять будут всех. Долго и тщательно. Среди тех, кто служил со мной, множество честных стражников, которые не задумываясь отдадут за тебя и твоих сестёр свою жизнь. – Небесный-Воин тоже был честным человеком, который отдал бы жизнь за отца. А потом взял кинжал и забрал его собственную. – Нет, эти люди другие. Ночь ощутила полнейшее бессилие и, неспособная продолжать поиск бессмысленных слов, заплакала. – Мне так жаль твоего отца. Я очень сочувствую твоему горю, – мужская рука заскользила по девичьему плечу, поглаживая его. – Твой отец всегда будет с тобой. Он был великим вороном, благородным верхоглазом, справедливым и не осуждающим без вины. Он, я уверен, будет гордиться своими дочерями. Особенно младшей, Летняя-Ночь. Ты ведь знаешь, что всегда была его любимицей. Не страдай по нему слишком долго, восстанавливайся, живи, продолжай его дело честно. В тебя вложена вся любовь великого Ворона-в-Небе – с такой поддержкой ты пройдёшь любой путь, каким бы тяжёлым он ни был. Ночь не могла перестать сотрясаться в рыданиях, как бы не убеждала себя прекратить. Боль от потери отца сводила её с ума. Возможно, ей стоило бы переживать это страдание в обществе сестёр, однако она не была с ними близка настолько, чтобы позволить им утешать себя. – Вы-выхо-дящий, – девушка всхлипнула и прерывисто выдохнула, – не уезжай. По-пожалуйста. Не оставляй меня одну здесь. Только после смерти Ворона-в-Небе она осознала, что он был самым близким и единственным её другом. Теперь оставался лишь стражник отца – взрослый мужчина, чью любовь она вряд ли могла бы заслужить, даже если бы их не разделяли семнадцать лет. – Ты не будешь одна… Невыносимо. Невыносимо слушать. Летняя-Ночь перестала слышать поток успокаивающих слов, поскольку ни одно из них не успокаивало. И в какой-то момент, поняв, что положение безвыходно и потери в нём в любом случае будут невосполнимы, она потянулась к мужчине и поцеловала его. Выходящий замер от неожиданности, не ответив; тем не менее, его кожа была мягкой и тёплой, а борода с усами – призывно-колючими. Ночь скользнула своими губами и языком по его губам в этом беспомощном, нежном жесте, не рассчитывая на большее, и отстранилась, оставив лёгкий поцелуй ещё и на покрытой волосами щеке. Мужчина тяжело вздохнул. – Летняя-Ночь… – Я знаю, знаю, – руками она усиленно вытирала своё лицо от влаги. – Просто хотелось, чтобы ты узнал до того, как уйдёшь. Чтобы я не носила и это тоже в себе.настоящее время • Дикий Лес, дом Игрока-в-Камни
Игрок помнил их последнюю встречу в игральном доме. Помнил ту тяжесть, которая опустилась на его плечи, когда дочь Ворона-в-Небе поцеловала его с такой нежностью, будто была тринадцатилетней девчонкой, робко пожавшей ему руку в первую встречу, а не действующим двадцатиоднолетним верхоглазом. Он пришёл в ужас, когда понял, что Летняя-Ночь была влюблена в него. Тогда ему осталось дожить два года, чтобы разменять пятый десяток, и он не мог дать строптивой, молодой девушке той любви, что она заслуживала; и сердце его разбилось, потому что из них двоих лишь он понимал это. Ночь же тянулась к нему, изнывая от тоски и одиночества, поддаваясь девичьей влюблённости, которая не имела никаких шансов на выживание в реальном мире. Летняя-Ночь опрокинула в себя земляничную наливку. – Дядя умер полгода назад. Насколько ты помнишь, по закону Первым верхоглазом становится старший ребёнок старшего брата – то есть моего отца. Это моя сестра – Шорох-Вороньих-Крыльев. Она в должности последние месяцы и пока что справляется. Ночь вздохнула, поднимая тяжёлый взгляд на собеседника, который пока что не услышал новой информации. Новости до леса доходили медленнее, но всё же доходили. – У меня есть основания полагать, что моего дядю убили, как и моего отца. Если это так – а я всё же считаю, что это так, – то моя сестра в опасности. Так же как и Облачное-Небо, так же как и я. Мы трое – последние прямые потомки Прекрасного-Ворона. Игрок-в-Камни слушал внимательно, силясь не отвлекаться на сверкающую зелень глаз черноволосой гостьи. – Верхоглазы – не орган власти. Верхоглазы – контролирующий, надзорный орган. Мы поддерживаем порядок и наказываем нарушителей. Мы держим границы, мы обеспечиваем покой Дикого Леса и благополучие Союза Городов. Мы не позволяем ни одному виду встать выше другого, не позволяем образоваться правящим и униженным группам. Летняя-Ночь твердила это, словно мантру, словно она хотела, чтобы весь мир услышал о настоящем предназначении её семьи. Но слышал лишь Игрок – слышал и чувствовал, как беспокойство, исходящее от девушки, захватывает и его мысли тоже. – Ты вряд ли представляешь, что творится в Союзе Городов последние два года. Слишком много своеволия. Слишком мало места. Тех, кто жаждет власти, всё больше. И те, кто рвутся к ней сильнее всех, не сделают ничего хорошего ни для Дикого Леса, ни для Союза, – Ночь налила ещё и продолжила: – Моего отца убил ближайший советник. Моего дядю, я думаю, отравили. Я и две моих сестры – последние верхоглазы по крови. Дети сестры — не в счëт, они слишком малы. Остальные не имеют такого влияния и не верят в наше дело настолько сильно. – Кто, ты думаешь, отравил Красного-Ворона? – Я не знаю. У меня есть предположения, но мало кто признаёт их. Моя сестра и вовсе считает, что я преувеличиваю, ведь дядя был ветераном, у него было слабое сердце. Ещё и смерть любимого брата его подкосила. – Верхоглазы – живые существа, даже если несут такое тяжелое бремя, и их сердце тоже может не выдержать, – Игрок задумчиво поглаживал бороду. – Я не считаю, что ты преувеличиваешь. И всё же… – Выходящ… то есть, Игрок-в-Камни, – перебивает его Ночь, – я много времени провожу в городах, кружу над ними сутками, топчу площади и улицы днями и ночами. Я чувствую настроения. До меня доходят слухи. Есть группы, которые считают, что бесконтрольно расширять города – хорошая идея. Есть другие – те, которые придерживаются мнения, что лесные законы могут работать в городах, а значит, если вдруг им доведётся взять большинство в управленческих кругах, они разрешат охоту повсеместно. А это уже ставит под вопрос не только положение видов, но и в принципе существование рас – человеческой, например. Если дать какому-нибудь волку или медведю право выстроить иерархию, насколько высоко он поставит существо, неспособное обращаться даже в мышь? Игрок вздохнул. Конечно, простые люди были по многим параметрам слабее, нежели оборотни, однако имели свои достоинства и, конечно, полное право на безопасное существование. Он знал это как никто другой, потому что его родила человеческая женщина, которой, тем не менее, не позволили вырастить своего сына. Чёрная-Шкура – его отец-оборотень – забрал ребёнка в лес к братьям, родившимся от медведицы; может, именно поэтому Игрок так сильно стремился в город и с таким удовольствием существовал в человеческом теле даже тогда, когда окончательно осел в глуши. – Игрок, – голос девушки прервал его мысли, – ты был неправ. Я не в безопасности. Я всё ещё никому не доверяю. И мне очень нужен союзник сейчас, когда дело касается гораздо более важных вещей, чем мои страхи и страдания по отцу. Он тебя очень любил, мой отец… и если ты тоже хотя бы немного его любил, хотя бы немного уважал – пожалуйста, помоги мне как его дочери. Как верхоглазу, который хочет продолжать его дело честно и справедливо.