***
Филостесис Групус Бякис Микронимос Запулятос Шебуршун и Шеропат заколянус арапат, — Отчетливо произнес кто-то. Пожав плечами, Таня снова повернула колок и услышала бойкий женский голос: — К нам на радиостанцию «Колдуйбаба» ежедневно прилетают сотни купидонов с полными сумками писем и приползают тысячи червеграм от молоденьких ведьмочек с одним и тем же вопросом: «Как выйти замуж?» Нет ничего проще, дорогие мои. Записывайте рецепт, известный еще во времена легендарного царя Гороха и сообщенный ему лично знаменитой царицей Савочкиной, охмурившей так своего двенадцатого мужа. Следует взять девяносто граммов толченых костей динозавра, добавить немного русалочьей чешуи, три ногтя кикиморы, семь перьев белой вороны и развести все это на драконьей крови. Полученный раствор тщательно размешиваете гробовой щепкой и выпиваете в ночь на новолуние. Сделали? А теперь радуйтесь! До следующей луны вы совершенно обольстительны и неотразимы. Этого времени вам вполне хватит, чтобы выйти замуж. Правда, у данного средства есть одно побочное действие. Уже через одну луну у вас начнут расти густые бакенбарды, а ваш вес увеличится на сорок килограммов. Однако, если учесть, что в волшебном мире браки не расторгаются, вы вполне можете рискнуть. С вами была известная целительница Грызиана Припятская… «Ого-го, — подумала Таня. — У волшебников, похоже, те же проблемы, что и у тети Нинели… Как бы узнать, не продал ли ей кто-нибудь в свое время такой раствор, когда она охотилась на дядю Германа? Очень даже похоже!»***
Девочка вскочила и прижалась носом к стеклу. Вначале она ровным счетом ничего не увидела, но тут «пчхи!» вновь повторилось, да так, что даже стекла задребезжали. Таня перевела взгляд чуть правее и ниже и… ей почудилось, что она бредит… Во всяком случае, если бы нечто подобное привиделось Пипе, она немедленно стала бы кататься по полу, вопя: «Я спятила! У меня шарики за ролики заехали! Лечите меня, двадцать докторов!» В сером вечернем небе прямо напротив окна висела кровать с пружинным матрасом. На кровати разлеглась во весь рост здоровенная мумия, до самых глаз укутанная не то бинтами, не то просмоленными гробовыми полотнами. Левая загипсованная нога мумии была подвешена на растяжке… Что же касается правой… Нет, с правой ногой все было как будто в порядке… Вот только обута она была довольно странно — в здоровенный кавалерийский сапог с золотой шпорой. Глава 5 БАБ-ЯГУН Чихнув еще два или три раза — от каждого чиха кровать бросалась то в одну, то в другую сторону, точно перепуганный скакун, — мумия энергично качнула ногой со шпорой, слегка уколов одну из ножек кровати. Кровать послушно пошла на снижение. Шпингалет, запирающий раму, отскочил с легким щелчком. Бесцеремонно раздавив раскладушку, кровать опустилась прямо на нее. Не теряя времени, мумия, насколько позволяла растяжка, присела и уставилась на Таню маленькими любопытными глазками. Точнее, одним глазом, поскольку другой у нее надежно был укрыт под бинтами. Поверх бинтов за пояс мумии был заткнут здоровенный турецкий кинжал, по своим размерам больше смахивающий на небольшой ятаган. — Повернись-ка… Так… Теперь другим боком… Вот так отлично! Сомнений нет… Ох, мамочка моя бабуся! Это она, — вполголоса пробормотала мумия, торопливо поправляя взлохмаченные бинты и, насколько это возможно, приосаниваясь. — Колобородун! — на всякий случай громко выкрикнула Таня, усвоившая этот урок после встречи с говорящими головами. — Бородун? Какой бородун? — удивилась мумия. Ее голос, звонкий, высокий, показался Тане странно знакомым. Она уверилась вдруг, что когда-то ей уже приходилось его слышать… Вот только где и когда? Среди ее знакомых прежде не было летающих мумий. Да и нелетающих мумий тоже, если не считать, конечно, зеленого дядю Германа. Но даже и он больше был похож на обычного мертвеца, чем на мумию. — Колобородун! — снова повторила Таня. Если ее собираются сожрать, то это слово должно подействовать. Забинтованный — теперь девочка уже уверилась, что это все же не мумия, — забеспокоился. — Погоди-ка… Что еще за «колобородун»? Неужто тут побывали эти хмыри — Усыня, Дубыня и Горыня? — поинтересовался он. — Ага, побывали, — признала Таня, не слишком удивившись, что мумии это откуда-то известно. Она вообще в последнее время уже мало чему удивлялась. Забинтованный стукнул себя кулаком по коленке: — Ох, мамочка моя бабуся! Тебе повезло! Ходят слухи, что они порой не брезгуют лопухоидоедств… ой, прости… Я имею в виду, что с ними лучше не связываться, особенно если не знаешь всех этих глупых отзывов, которые они все время меняют! — А кто они вообще такие? — осторожно спросила Таня. — Усыня, Горыня и Дубыня? — Забинтованный поскреб затылок. — Ну, они того… как бы тебе объяснить… вроде богатырей-вышибал, неплохих, но с дурью в башке. Их, конечно, можно позвать, но только в крайнем случае… Когда, к примеру, нежить совсем уж допечет. Но и тогда это нежелательно, потому что кто знает, чего они такого выкинут. Лучше уж самим с нежитью разбираться, пока силенки есть. «Кажется, кое-кто уже разобрался», — подумала Таня, уже без прежнего ужаса глядя на его бинты. Разговаривать с мумией ей было жутко непривычно. С другой стороны, она начинала понемногу входить во вкус. Страх выветривался. «Так это вас нежить так?» — хотела спросить Таня. Точнее, она еще только рот открыла, чтобы спросить, как ей уже ответили. — Ничего подобного! — Мумия возмущенно замахала загипсованными руками. — Нежить тут ни при чем. Это меня дракон проглотил. Иначе разве я полетел бы на этой кошмарной кровати? Да ни за какие коврижки — чтоб меня все ребята на смех поднимали? В обычное время у меня есть отличный пылесосик семисотой серии — просто игрушечка! Турбонаддув, два платка безопасности, хромированная труба, кондиционер с ароматом абрикосовой наливки и прочие прибамбасы. Стоило ему упомянуть дракона и с восхищением отозваться о пылесосе, Таня тотчас вспомнила, где она прежде слышала этот голос! Да только что — по волшебному контрабасу! — Послушайте… А вы не… не Баб-Ягун? Неунывающий и всеми любимый? Но ведь вас съел дракон! Я слышала, как вы крикнули, — и хрум-хрум… И было это… ну совсем недавно… Как же вы успели из драконьего живота?.. Баб-Ягун весело посмотрел на нее незабинтованным глазом. Его скулы — те их части, во всяком случае, что были видны, — зарделись от удовольствия. — Он самый… Как же ты узнала? С меня же еще не сняли лечебные заклинания и даже обмотали меня всего, чтобы костеростки не разбежались. Их ведь на здорового человека нельзя сажать — ничего хорошего из этого не выйдет. Меня бабуся моя и та едва узнала в этих бинтах и в гипсе.***
Но маги из Тибидохса отлично знали, как защищать свои секреты, в каком бы мире — человеческом или магическом — те ни находились. И в этом Таня вскоре убедилась. Вернувшись в среду из школы позже обычного — ее заставили дежурить в кабинете биологии, — Таня услышала из комнаты Пипы два голоса. Первый, капризный, взвизгивающий, явно принадлежал самой Пипе, а другой, неприятный и резкий, ее лучшей подружке Ленке Мумриковой. — И это тут она у вас живет? Фу, уродство какое! — говорила Ленка. Таня быстро прижалась к дверной щели ухом, чтобы не пропустить ни звука. — Ага. На лоджии. Я ее к себе в комнату не пускаю. Я с этой дурой вместе спать не хочу, — услышала она брюзжание Пипы. — А зимой? — Зимой она в темной комнате спит. Ну, я вообще уговариваю родителей, чтобы ее куда-нибудь сплавить… В детский дом там или еще куда. — А они? — Мама — за, а отец говорит: сейчас нельзя, надо подождать, пока закончатся выборы, — тогда можно и сплавить. Он сказал, что знает отличный военизированный детский дом для детей с уголовными наклонностями, где все кровати стоят по линеечке, подъем в пять утра, а перед сном принудительное закаливание ледяной водой. Тех же, кто серьезно нарушит дисциплину, например, неровно поставит перед кроватью ботинки или, когда у него потребуют дневник, не скажет: «Так точно!», заставляют подметать зубной щеткой пол в спортивном зале. Таня содрогнулась. Вот какой, оказывается, тетя Нинель и Пипа готовили ей «сюрприз». Ну ничего, через несколько дней ее уже здесь не будет. Только бы все получилось с заклинаниями перехода и полетными! Таня уже усвоила, что просто произнести слова мало, нужно еще определенным образом настроить мысли и заставить слушаться магическое кольцо, которое пока что вело себя крайне своенравно. — Так ей и надо, этой Гроттерше! Надо будет позвонить в тот детский дом, чтобы с ней там построже обращались, — сказала Мумрикова. Зная, что если она сейчас войдет в комнату, то Пипа с Ленкой догадаются, что она подслушивала, Таня осталась в коридоре. Тем временем голоса сместились к окну. Хлопнула дверь, и Таня догадалась, что одноклассницы уже на лоджии. — Это ее раскладушка? — брезгливо спросила Ленка. — Ага, — подтвердила Пипа. — Хочешь посмотреть на ее футляр, над которым она так трясется? Я недавно заглядывала, так там у нее внутри, только представь, огроменный контрабас! Представления не имею, где она его взяла. — На помойке нашла, — сказала Мумрикова, и обе девицы отвратительно заржали. — Давай чего-нибудь сделаем с ее контрабасом! Я должна с ней сквитаться за то, что она меня ошпарила, — предложила Пипа. — И что, сильно? — Да я вообще ничего не почувствовала. Чай-то был почти холодный, да я еще была в брюках. Только сквитаться все равно надо, — сказала Пипа, и снова послышалось идиотское ржание. Заскрипел шкаф, и Таня поняла, что они пытаются открыть дверцу. Но это-то как раз было невозможно. После истории с отвратительным карликом, изжевавшим ей дневник, Таня так хитро приладила один из гвоздей, что он стал служить задвижкой, и, не зная секрета, невозможно было открыть шкаф. — Не получается! Она его закрыла! Вот негодяйка, . распоряжается на лоджии, как у себя дома! Ну ничего, в военизированном детдоме у нее будет только одна тумбочка! — с раздражением пропыхтела Пипа. Послышался звук, будто кто-то изо всех сил пнул раскладушку. На пол упало что-то тяжелое. Пока Таня пыталась сообразить, что это может быть, Мумрикова воскликнула: — Смотри, книга! Что, интересно, она читает? О, «Тысяча советов молодой хозяйке»! Небось тут рассказывается, как драить щеткой пол, наматывать спагетти на катушку или забивать гвозди в порвавшиеся шлепанцы. — Книга? Где? Ага! — восторжествовала Пипа. — Давай ее испортим! Если ей ее кто-то одолжил, будет знать, как связываться с такой неряхой. Что бы нам такое сделать? Рвать — скучно, страницы черкать ручкой — долго. Ага! Лучше измажем их клеем! — Давай лучше я, — заискивающе предложила Мумрикова. — Гроттер все равно не узнает, что я тут была, а ты будешь как бы ни при чем. Не ты же пачкала! — Точно! Так и сделаем! — согласилась Пипа. — Возьми у меня со стола клей! Отличный клей — «Суперцемент», схватывает сразу и навсегда… Быстрее! Взяла? А теперь капай вот здесь и… Таня очнулась, внезапно сообразив, что они нашли ее «Справочник Белого Мага», который она, вместо того чтобы спрятать в шкаф, оставила под подушкой. Вот дурында! Оставшись без книги, она не сумеет подготовиться к переходу, и тогда… Да еще джинн взбесится — она отлично помнила, что говорил ей Баб-Ягун об испорченных страницах. Боясь опоздать, она рванулась в комнату, но, еще не дотянувшись до дверной ручки, услышала дикий, почти нечеловеческий вопль. Точнее, два диких нечеловеческих вопля, слившиеся в один. Тюбик с клеем «Суперцемент» стремительно летал над головой у Пипы, щедро проливаясь ей на волосы. Книга же, точно челюсти бульдога, сомкнулась на руке у Ленки Мумриковой. Мумрикова вопила, размахивала рукой, но хватка «Справочника» от этого не делалась слабее. Пипа же, на голову которой лился клей, успела уже охрипнуть и лишь негромко взвизгивала, когда он капал ей на нос. Толкая друг друга, подруги метались по комнате и по лоджии: Мумрикова старалась освободиться от книги, а Пипа уворачивалась от тюбика с клеем, который, как пикирующий бомбардировщик, шел уже на третий заход и явно не собирался на этом останавливаться. — Расслабонум! — негромко шепнула Таня. Вошедшая в азарт книга ее не услышала или сделала вид, что не услышала. Лишь когда Таня в третий раз повторила заклинание, справочник неохотно разжал страницы и сам прыгнул к ней в руку, предусмотрительно оставаясь пока «Советами молодой хозяйке». Одновременно тюбик с клеем уронил на голову Пипе последнюю каплю и упал на Пипин стол, невинно опустившись на прежнее место рядом со стаканом, полным фломастеров. Пипа, густо-фиолетовая от ужаса, медленно осела на ковер рядом с огромным розовым динозавром, подарком знаменитого телеведущего Прушкина, которому чего-то надо было от дяди Германа. С ненавистью уставившись на Таню, она, видимо, хотела что-то сказать, но не решалась, потому что видела у нее в руках ту книгу. Наконец, вспомнив про клей, заливший ей всю голову, Пипа на четвереньках быстро уползла в коридор. В ванной загудел кран. Тем временем Мумрикова решилась взглянуть на свою освободившуюся ладонь. Лучше бы она этого не делала, потому что тотчас новый вопль, ничуть не тише, а даже громче прежних, разнесся по лоджии и по всей квартире Дурневых. На ладони у Ленки с тыльной и с наружной стороны, за исключением лишь подушечек пальцев и ногтей, курчавилась густая рыжеватая шерсть. — Э-эт-то все ты! Ты! — Мумрикова показала на Таню заросшим пальцем, шерсть на котором с каждой секундой отрастала все длиннее, и, еще раз взвизгнув, метнулась в коридор вслед за Пипой. Все, кроме Медузии, упали на ковер и катались там, держась за бока от хохота. Едва Таня вошла, как сфинкс, завертевшись юлой, превратился в золотую пыль и стремительно унесся. Дверь с негромким хлопком закрылась за Таниной спиной. Оглядевшись, девочка поняла, что находится в небольшой комнате, разделенной посередине чертой — такой же, как и в Зале Двух Стихий, с той только разницей, что эта черта не была огненной. На окне, выходившем в сад, висели длинные Черные Шторы, лениво шевельнувшиеся при ее приближении. Кровать справа от окна была деревянная, застеленная пуховым красным одеялом, но, в общем, довольно обычная. Зато кровать с противоположной стороны… от неожиданности Таня даже отпрянула… Да, точно, это была не кровать, а здоровенный гроб, поставленный донышком кверху, с прибитыми к нему фигурными деревянными ножками. Матрас на этой «кроватке» был огромный, атласный, в форме сердца. На матрасе, закинув ногу на ногу, лежала красивая девица лет двенадцати с фиолетовыми волосами и следила взглядом за кисточкой, которая, летая, красила ей ногти в ядовито-зеленый цвет. Таня догадалась, что это и есть ее соседка — девочка, обучающаяся черной магии в «темном» отделении Тибидохса, о котором с таким вздохом говорил академик Сарданапал. А еще секунду спустя Таня поняла, что девица, скосив глаза, внимательно ее разглядывает. Причем разглядывает уже давно. — Привет! — сказала Таня. — Пока! — густым голосом, чем-то похожим на голос тети Нинели, сказала девочка. Она рывком села и, свесив ноги с кровати, уставилась на Таню уже открыто. Глаза у нее были разного размера и разного цвета. Правый узкий, хитрый, косого монгольского разреза, явно склонный к сглазу, а левый большой, синий, с длинными, наивно хлопавшими ресницами. В зависимости от того, с какого боку смотреть, девицу можно было принять и за очевидную пройдоху, и за дурочку-простушку. — Ты Гробыня Склепова, — сказала Таня. — Я и без тебя знаю, как меня зовут. А ты Гроттер. Танька Гроттер — дурацкая сиротка, которую вздула Та-Кого-Нет. У кого еще на носу может быть эта нелепая родинка? Ты хочешь сказать, что будешь тут жить? — Да, буду. И не думай, что стану спрашивать у тебя разрешения, — произнесла Таня, решив, что церемониться с этой девицей не следует. — Ну-ну, живи. — Гробыня презрительно кивнула на другую кровать. — Только имей в виду, что ты не первая. Все три соседки, которых сюда подселяли, вылетели как пробки. Две из них до сих пор заикаются, а одна хотя и не заикается, но все время трясет головой. Мы, черные маги, не любим белых… — Ладно, лежи в гробике, сопи в две дырочки и не выступай! — отмахнулась Таня, подумав, что судьба подсунула ей очередную Пипу. Но как бы там ни было, а здесь у нее была своя кровать, стол, шкаф и целая половина комнаты. У дяди Германа же ей приходилось довольствоваться лоджией. — Нет, она мне еще грубит! Учти, заснешь, натравлю на тебя вот этого! Эй, Паж! — Гробыня ткнула пальчиком в угол комнаты. Там на подставке стоял здоровенный скелет в большой шляпе, с наброшенным на плечи темным плащом. Из глазниц у него торчали две помады, а в зубах он держал пудреницу. Похоже, Гробыня, наделенная своеобразным чувством юмора, использовала его как вешалку для своих нарядов. Таня подошла к своей кровати и, наскоро раздевшись, скользнула под одеяло. — Меня не будить, не складировать и не кантовать! — зевнула она и, разом выбросив из головы и Гробыню, и Черные Шторы, и дурацкого скелета в шляпе, и мающихся без дела призраков с торчащими в спине ножами, погрузилась в сон. Гробыня долго изучающе смотрела на нее, а потом, хмыкнув, сообщила скелету: — Знаешь, Паж, похоже, этой дурынде не решились сказать о пророчестве. Тем хуже для нее. — Я уже забыла, как мы познакомились… — протянула Таня. — Иди спокойно, не делай резких движений и уверенно смотри по сторонам! Тогда нежить не нападет! — Таня вспомнила один из уроков Медузии. Она глубоко вдохнула и сделала первый шаг навстречу красным зрачкам. За первым шагом был второй, третий… «Только бы не испугаться! Я не боюсь… Я бо… я не…» — повторяла себе Таня, стараясь смотреть поверх красных зрачков. То, что Ванька шел рядом, придавало ей храбрости. Когда от нежити их отделял всего шаг или два, та вдруг с писком метнулась в стороны и уступила дорогу. — Получилось! — не удержавшись, воскликнула Таня. — Не очень-то радуйся, — негромко произнес Ванька. — Оглянись! Таня оглянулась. За ними по коридору ползли сотни, тысячи красных огоньков. Казалось, нежить подгоняет их, и, задумай они теперь повернуть назад, мерзкие создания им не позволят. — Да, Чума-дель-Торт постаралась на славу… Вначале нас не впускали в подвал, а теперь не выпустят из подвала, — озабоченно сказала Таня, проворачивая на пальце магический перстень — единственное, что могло хоть как-то защитить от нежити. Они повернули за угол, направляясь ко второй невидимой арке, открытой прежде Баб-Ягуном. Внезапно во мраке кто-то пошевелился, и им навстречу устремился раскаленный огненный язык. — Берегись! — Таня бросилась на пол, увлекая за собой Ваньку. Едва не опалив им волосы, над ними прокатилась струя огня. Друзья приподнялись на локтях. Огромный дракон преграждал коридор. Золотистая чешуя тускло отблескивала. — Ртутный! — узнала Таня. — Это же Ртутный! Услышав свое имя, дракон приподнял полузакрытые веки, и новая струя огня прижала их к полу. Нежить за углом тревожно заверещала, не решаясь выглянуть. — Как он тут оказался? — прошептала Таня, прикидывая, что обогнуть Ртутного им никак не удастся. Дракон закупоривал проход, точно пробка. — Кто-то выпустил его из ангара… Или даже прорыл оттуда ход… Смотри, у него в носу торчит копье. Кто-то очень стремился его разозлить… Таня пригляделась. Так и есть: в носу, рядом с ноздрей, в одном из самых уязвимых мест дракона, торчало древко копья. Дракон хрипло дышал, изредка выдыхая струи пламени. — Ему же больно! Вот бедняга! — продолжал Ванька. — Надо вытащить у него копье. Тогда он, возможно, согласится пропустить нас… Я пойду к нему! — Не вздумай! Он тебя испепелит! — испугалась Таня. — Надеюсь, что нет. Как удачно, что Тарарах недавно научил меня успокаивать драконов, — сказал Ванька. Однако в голосе у него не было уверенности. Никто не знает, как поведет себя Ртутный, Драконы непредсказуемы. Особенно раненые и напуганные, застрявшие в тесном подвале. — Ну давай… Пожелай мне ни пуха… Если со мной что-то случится, можешь оставить себе мою майку, — тихо проговорил Ванька и встал. Ртутный пристально следил за ним немигающими желтыми глазами, готовый выдохнуть пламя, как только Ванька сделает шаг. Копье у него в носу подрагивало. — Валерьянус психопатус! — произнес Ванька. — Валерьянус психопатус! Тяжелые веки дракона опустились. Вместо пламени он выдохнул клуб дыма. Ванька охнул и поспешно заслонился рукой. Таня увидела, что рука у него покрылась ожогами. — Спокойно… спокойно… я не причиню тебя вреда… Я знаю, ты обжег меня случайно… — прерывающимся голосом сказал Ванька. — Валерьянус психопатус! Он подошел к Ртутному и, твердо глядя ему в глаза, взялся за древко. Дракон настороженно ждал. — Сейчас будет больно, но очень недолго. Потерпишь? Только не вздумай дышать огнем… Я же не намазан упырьей желчью, я сразу сгорю… Тебе ясно? Дракон приподнял чешуйчатую голову, приоткрыл пасть. Его раздвоенный язык чуть коснулся древка и сразу спрятался. — Вот и хорошо! Я считаю до трех и дергаю… Раз… Два… Таня зажмурилась. Она слышала, как Ванька крикнул «три» и как заревел дракон. А потом над головой у нее пронеслась длинная, раскаленная струя пламени. Ртутный не выдержал боли. Открыв глаза, она увидела, что Ванька лежит на земле, закрывая лицо руками, рядом валяется копье, а дракон, пачкая кожистые крылья, уползает в прорытый нежитью ход, ведущий в ангар. Не дожидаясь, пока скроется его хвост, Таня бросилась к Ваньке. Он был жив, хотя все лицо его покрывали волдыри, а обугленная мантия висела клочьями. — Мне повезло, что я упал, когда дернул копье. Он только чуть-чуть меня задел, — кривясь от боли, прошептал Ванька. — Какой дурак, я должен был сказать «Болеус обуздатус», тогда бы Ртутный ничего не почувствовал. Почему я забыл? Таня помогла ему приподняться. Ванька охал, когда она прикасалась к его рукам. — Погоди, я отведу тебя в магпункт… — Не надо. Я сам… Иди, путь свободен. Не дай Той-Кого-Нет открыть ворота, — прошептал Ванька, прижимаясь спиной к стене и выпуская зеленую искру по высунувшейся из-за угла нежити. Та скрылась с неприятным попискиванием. — Искрис фронтис! — прошептал Ванька, метая несколько искр ей вслед. Таня замешкалась. Надо было выбирать. Если Чума откроет Жуткие Ворота, то не будет уже ничего. Ни Тибидохса, ни Ваньки, ни Баб-Ягуна. Тогда не поможет уже и магпункт. — Хорошо. Подожди меня. Я скоро! — решилась она и, оглядываясь на Ваньку, быстро пошла вперед. Вскоре она была уже у второй невидимой арки, открытой Баб-Ягуном. Крепко сжав кулак, чтобы не соскочил магический перстень, Таня шагнула сквозь призрачный камень. Знакомый короткий коридорчик вывел ее в закопченный зал. Усыня, Дубыня и Горыня вповалку лежали рядом с костром, а из дальнего коридора торчали огромные подагрические ступни одного из циклопов. Похоже, охранники попадали там, где их настиг Деревянный Демон. Пламя костра выглядело таким же замерзшим, как и в Зале Двух Стихий. Кажется, эта участь постигла весь огонь в Тибидохсе, не распространившись лишь на драконий. «Наверное, Сарданапал со своим зельем тут тоже был!» — подумала Таня. Она нерешительно вошла в зал и огляделась. Жуткие Ворота были еще заперты, хотя страшный скрежет и рев с другой стороны потрясали их ежеминутно. Возле самых ворот стоял открытый каменный гроб. Сердце у Тани в тревоге забилось. Как ей хотелось сейчас повернуться и убежать! Но делать этого было нельзя. Слишком много судеб зависело теперь от того, каким будет ее следующий шаг. Выставив вперед руку с кольцом, Таня стала осторожно подбираться к гробу. Она ожидала увидеть там отвратительную старуху и сразу метнуть в нее боевую искру. — Искрис фронтис! — не выдержав, крикнула она, не дойдя до гроба нескольких шагов. Зеленая искра, в которую Таня вложила всю свою боль, всю любовь к родителям, всю свою ненависть к Чуме, сорвалась с кольца и ударила в гроб. Каменный гроб перевернулся и раскололся. Обнаружилось, что он пуст. Внутри ничего не было, кроме черного покрывала. Послышался отвратительный булькающий хохот, ничего омерзительнее которого нельзя было вообразить. На первой ступеньке, ведущей к Жутким Воротам, возникла высокая старуха в длинной фиолетовой мантии. Ее сухие отрубленные руки были переброшены через плечи, как веревки. Одна из рук сжимала золотой меч. Из глазниц высохшего лица, больше похожего на череп, струился красный свет. — Чума-дель-Торт! — воскликнула Таня. Та-Кого-Нет перестала хохотать. — О, ты не боишься произносить мое имя! — удивленно прошипела она. Ее голос был похож на скрежет наждачной бумаги. — Твои родители тоже не боялись. И посмотри, что с ними стало… Костлявое лицо Чумы исказилось, смазалось, и в нем на секунду проступили иные черты. Таня увидела лицо мужчины с небольшой бородкой и смуглое лицо молодой женщины, чем-то похожее на ее собственное. — Нет, не трогай ребенка! Ты не посмеешь! Он такой маленький! — ТАНЯ! Нет! Не смей! — вновь прозвучали их голоса. — Ничтожества! Слышишь, как они унижались, лишь бы сохранить тебе жизнь! Они думали разжалобить меня своими стонами! — сказала Чума, принимая свой прежний облик. — Я тебя ненавижу! Искрис фронтис! — крикнула во весь голос Таня, вскидывая палец. Вылетевшая искра скользнула по мечу и, отлетев от него, снова помчалась к той, кто ее выпустил. Только теперь искра была красной… Девочка ощутила сильный удар, сбивший ее с ног. В следующий миг кольцо сорвалось у нее с пальца и, мелькнув в воздухе, прилипло к лезвию золотого меча. Чума-дель-Торт сняла его и подбросила на ладони. — Кошмар! — пискнул перстень. — Я в ловушке! Падаю в обморок! Бум-с! Уже упал, если кому интересно… Чума-дель-Торт легонько встряхнула его, и голос сразу стих. — Я ждала, что ты это сделаешь, малютка… — хмыкнула она. — Перстень Леопольда Гроттера! К сожалению, для настоящей несущей смерть магии он не годится, а иной я не пользуюсь… Ну да ничего, пополнит мою коллекцию… Разве ты не знала, что тот, кто владеет золотым мечом, может не страшиться боевых заклятий? Но даже когда у меня не было меча, я не очень их боялась. Думаешь, твои отец с матерью не осыпали меня искрами? Целым градом, но я лишь насмехалась над ними. Нет, не искры загнали меня в каменный гроб, не искры отняли мою мощь… Лицо Той-Кого-Нет передернулось. Оно буквально дышало ненавистью. Таня видела, как вздувается пузырями и опадает ее сухая кожа. Под ней что-то бугрилось, кипело… Из пустых глазниц лился красный огонь. — Десять лет в гробу, десять долгих лет — в полном сознании, но без сил! — хрипела Чума-дель-Торт. — Я все время задавала себе вопрос, что уничтожило меня тогда, растоптало, раздавило… Это сделали не твои родители, нет… И наконец я поняла, что это было. Талисман! Талисман Четырех Стихий, который твой отец ухитрился как-то передать тебе! Тот талисман, за которым я и пришла тогда к вам! Он у тебя, я знаю! Отдай его мне! Чума-дель-Торт шагнула к Тане. Ее кости сухо побрякивали под мантией. Девочка поспешно отползла, но уперлась спиной в холодную медь Жутких Ворот. Ворота вздрогнули, загудели. За ними билось и не могло прорваться что-то могучее, страшное… — Видишь под правой львиной головой небольшое углубление? Если хочешь жить, отдай мне талисман: я вставлю его туда! — просипела Та-Кого-Нет. — Ты просто глупая старуха с дождевыми червями в башке! — вспылила Таня. — Возвращайся в гроб! Ты никогда не откроешь Ворота, потому что у меня нет никакого талисмана. Чума-дель-Торт зашипела и вскинула вверх сухие руки. — Врешь, есть! Оглянись: там, за воротами, хаос! Хаос — это чудовищная мощь! Я вдохну ее в себя, буду повелевать им, как теперь повелеваю нежитью! Безграничная власть! Если бы ты знала, что это такое, девчонка! Когда-то я уже была там, за этими Воротами, и ждала, пока магия Древнира и его ученика Сарданапала не даст сбой… И это произошло через долгие тысячи лет. Сарданапал и Поклеп не сразу хватились моего исчезновения — жалкие неумехи! Почти не встречая сопротивления, своей накопившейся за века мощью я стала уничтожать магов одного за другим — белых и черных, не ведая различия. Мне нужно было только одно — заставить их открыть ворота! Все маги страшно боялись меня, боялись даже произносить имя, выдумав это забавное прозвище Та-Кого-Нет… И вот, когда я была почти у цели, я поняла, что мне нужен талисман! Без него Ворота навсегда останутся запертыми, даже если я перерублю волос этого дряхлого шарлатана Древнира, который расставил добро и зло по полочкам, как склянки в чулане! Мне нужен был тот самый талисман, над которым долгие годы бился твой отец… Он, дурак, делал его, чтобы защитить тебя от меня, не ведая, что это еще и ключ от Жутких Ворот! Вот этих Ворот! Чума-дель-Торт с разбегу толкнула ворота плечом. Те загудели. Словно узнав, кто это стучит, хаос отозвался тысячей голосов — визжащих, скрипящих, воющих. Таня метнулась было в сторону, но Чума сделала неуловимое движение, и девочка ощутила, что тело почти не подчиняется ей. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью. С величайшим трудом она сделала полшага и упала вначале на колени, а потом завалилась на бок. Глиняный кувшинчик выкатился у нее из рук и замер рядом на полу. Чума без интереса взглянула на него, видно, решив, что внутри какое-то обережное зелье. «Наверно, талисман, который она ищет, выглядит не так. Вот кувшин ей и не нужен», — подумала Таня. — Слушай же. Я хочу, чтобы ты все узнала, прежде чем я тебя убью! — продолжала сипеть Та-Кого-Нет. — Я следила за твоим отцом… Вся нежить шпионила для меня. Леопольд Гроттер не укрылся от меня и в лесной чаще. И вот однажды мне донесли, что один из его опытов увенчался успехом. Он получил Талисман Четырех Стихий. Сразу же, пока твой отец не догадался, что именно у него в руках, я полетела туда… Дом был уже окружен моими слугами — нежитью. Они толпились, пытались напасть, но он отстреливался искрами, довольно удачно. Эта трусливая падаль не решалась приблизиться и лишь улюлюкала издали… Я сорвала дверь и вошла… В комнате было трое: Леопольд, его жена, твоя мать, и ты, жалкая девчонка в футляре от контрабаса. Леопольд и твоя мать испугались, когда меня увидели, а ты только засмеялась и протянула ко мне ручки… Ко мне, к Чуме-дель-Торт, убийце волшебников! Мне это показалось забавным. Я стала требовать у твоих родителей талисман, грозя убить тебя, но эти глупые храбрецы обожгли меня искрами! Тогда я убила их, вот так! Чума сомкнула кулак и повернула его. Тотчас Таня ощутила, как у нее останавливается сердце. Перед глазами стали разбегаться красные круги, точно от брошенного в воду камня. Мир стал тускнеть и гаснуть. Но это длилось лишь мгновение. Чума разжала кулак. — Именно так они и умерли, — сказала она со смешком, похожим на шуршание наждачной бумаги. — Не бойся! Ты умрешь иначе, и еще не время… — Что было потом? — выговорила Таня. Пот градом бежал по ее лицу. Куда там сражаться с Чумой: она не ощущала в себе сил даже для того, чтобы просто подняться на ноги. — Я выпустила на тебя скорпиона. Мне нравилось смотреть, как он жалит магов и они умирают у меня на глазах в страшных муках. Скорпион прополз по твоей одежде, потом по лицу и укусил тебя в нос. Я ожидала увидеть твою агонию, но ты только ойкнула и раздавила моего скорпиона! Я подумала, что тот изжил свой яд, хотя это было невозможно… Тогда я решила убить тебя сама и заняться поисками талисмана. Я дохнула на тебя смертью и… — Чума передернулась, — мое дыхание почему-то вернулось ко мне, да еще превратившись в пламя… Меня обуглило, оторвало мне руки, и я упала на том же месте, где стояла. Я все видела, все слышала, но не могла даже сдвинуться… Я была жива и мертва одновременно, хуже, чем мертва… Из меня вытекли все мои силы, как из треснутого яйца вытекает желток… Немного погодя пришла нежить. Они решили, что я погибла, унесли меня в какие-то свои дальние ходы и положили в каменный гроб. Чума-дель-Торт устремила на Таню свои красные, без зрачков глаза. — Целых десять лет, как и пророчествовал этот выживший из ума старикан Древнир, я провела по твоей милости в гробу! — прошипела она. — Целых десять лет! Лишь когда эти десять лет истекли, у меня вновь стала появляться сила. Вначале ее хватало лишь на несколько минут в день, потом я снова должна была возвращаться… — Чума с ненавистью пнула расколотый гроб. — Наконец спустя еще какое-то время я сумела выследить тебя в мире у лопухоидов. Мне помог Мертвый Гриф. Птица проследила, куда тебя унесли Медузия с Сарданапалом. А потом я подгадала день, когда ты будешь в музее, и украла у лопухоидов меч. Я могла сделать это и раньше, но мне захотелось посмеяться над тобой. Ты была мышью, а я кошкой… Я медлила, прежде чем нанести решающий удар. Мне хотелось продлить твои муки. И потом, нужно было выяснить, у тебя ли талисман. Мало ли что могло произойти за десять лет? Ты могла его потерять, или лопухоиды отняли его у тебя, решив, что это побрякушка. — Дядя Герман и тетя Нинель ничего у меня не отнимали, потому что ничего у меня не было. Понимаешь ты это? Ты убила моих родителей ни за что! — с ненавистью крикнула Таня. Из ее глаз потекли слезы. Она не хотела реветь, чтобы не доставлять Чуме удовольствия, но все равно ревела… — В самом деле ни за что? Значит, за что-то их все-таки следовало убивать? — удивилась Чума. — А я утверждаю, что талисман у тебя… Думаешь, зачем я натравила на тебя Мертвого Грифа? Я лишь хотела проверить, что будет… Ты опять выжила! Твой отец, этот жалкий умник, надо признать, был хорошим алхимиком! Он дал тебе отличную защиту. Нет, талисман у тебя… Но где он? Где ты его прячешь? Как он выглядит? — Так вот откуда Гриф… Но он же был в кабинете Клоппа! Мы еще подозревали Клоппа… — пробормотала Таня. Какими же простаками они были! Как ловко их водили за нос! Чума-дель-Торт оскалилась. Ее мертвые челюсти с синеватыми зубами противно защелкали. — Это я велела Грифу искать убежища у Клоппа! Я знала, что этот старый болван обожает всякую живность, причем чем она уродливее, тем больше он над ней трясется. Он когда-то даже учился ветеринарной магии у Тарараха. Надо было у него спросить… — Но зачем Гриф прятался у Клоппа? — Как зачем? Я догадывалась, что вы заберетесь к нему в кабинет. Мне хотелось проверить, не потерял ли твой талисман силы. Сможет ли он справиться с черной магией? И он справился, и справился так легко, что ты даже ничего не почувствовала. Правда, у стола магия была посильнее, но ты туда не сунулась: талисман предупредил тебя, сделал магию видимой… Нет, волос перерубил не Клопп. У меня в Тибидохсе был другой помощник. — Кто? Кто? — крикнула Таня. Ей было крайне важно это знать, даже если через несколько минут Чума убьет ее. Мысль, что она могла кого-то подозревать напрасно, была для нее мучительна. — Не скажу. Догадайся сама! — Я и так знаю! Сарданапал! Нежить, скопившаяся в углах, зачихала от восторга. Та-Кого-Нет с интересом взглянула на Таню. — О, а ты забавная девочка! Неужели ты думала, что глава Тибидохса, любимый ученик Древнира, может быть предателем? Тот, кто столько для тебя сделал! Оберегал тебя в мире лопухоидов и потом, презрев пророчество, привез в Тибидохс! Когда придет пора убить Сарданапала, я порадую его этой новостью. Сарданапал укоризненно посмотрел на Таню Тане стало стыдно. — Так, значит, это не его зелье всех усыпило? А я думала… Чума нетерпеливо прервала ее. — Нет, демона вызвала я с помощью того, кто мне служит… А зелье, которое дал вам Сарданапал, было укрепляющим варом из яда гидры… Этот вар ослабляет действие убийственной магии. Надо сказать, академик успел вовремя. Опоздай он, сегодня же ночью все стали бы покойниками. Теперь же они только спят… Думай дальше, я начинаю терять терпение. Скоро мне придется убить тебя. — Неужели Поклеп? Да, точно он! Он прятал кого-то в вазе, — простонала Таня, ругая себя за недогадливость. Она в малейших подробностях припомнила тот вечер, когда встретила Безглазый Ужас с Поручиком Ржевским, а потом почти сразу Поклепа, кравшегося к вазе из темного коридора. — Ты думаешь, он прятал в вазе меня? — Отвратительная старуха так расхохоталась, что едва не потеряла голову. — Нет, Поклеп не мой союзник, хотя и пройдоха порядочный… Возможно, он еще перейдет на мою сторону, но пока нет… Ты снова не угадала…***
Скрип… Лязгнуло кольцо… Жуткие Ворота распахнулись. И оттуда ринулось что-то страшное, бесформенное, безликое… Нет… Это просто открылась дверь магпункта. Таня с трудом разлепила веки. Над ней склонилось участливое лицо Медузии. Рядом добродушно шевелились усы академика Сарданапала. Ягге, озабоченно морщась, нашептывала что-то над большой чашей. Поклеп Покле-пыч, сурово скрестив на груди руки, маятником метался вдоль окна. — Скорее… Там Чума… В подвале… — прошептала Таня. Голос звучал слабо. Пересохшие губы спеклись. Услышав ее шепот, все четверо магов повернулись к ней. На их лицах Таня заметила явное облегчение. — Не волнуйся! Все хорошо. Чумы-дель-Торт больше не существует… Теперь она действительно Та-Кого-Нет, — успокаивающе произнес Сарданапал. Таня ему не поверила. Отвратительное лицо Чумы все еще стояло у нее в памяти. — Как нет? У нее Талисман Четырех Стихий… Она отняла его у меня, а потом… — Девочка попыталась приподняться, но бессильно упала на подушку. Усы Сарданапала виновато поникли, но почти сразу же взмыли вверх. — Талисмана Четырех Стихий больше нет… Вспомни, он и был твоей родинкой. К сожалению, талисманы, даже самые лучшие из них, очень хрупки. Он не достался Чуме, но не достался и нам. Кто знает, может, оно и к лучшему? К Тане, переваливаясь, подошла Ягге и, сурово посмотрев на Сарданапала, заставила ее выпить из чашки нечто мятное, вкусное. — Это что еще за фокусы! Цельный день девочка без памяти лежала, а вы на нее точно коршуны налетели! Сейчас вот шугану всех из палаты! Пока Ягге вытирала ей губы, Таня продолжала вопросительно смотреть на академика. Тот, словно сдаваясь, развел руками и повернулся к доценту Горгоновой. — Я думаю, Медузия, мы должны ей объяснить… Она изведется от беспокойства… Медузия улыбнулась одними глазами. — Когда Чума разрубила мечом кувшин, то выпустила силу Земли, а сила Земли, в свою очередь, вызволила из заточения титанов. Я думаю, титаны и дали тебе этот горшок, рассчитывая на нечто подобное. Им было нужно, чтобы кто-то открыл его, но не у них в темнице, а снаружи… Потом Котт, Гиетт и Бриарей ворвались в подвал и расправились с Той-Кого-Нет… Раздавили ее как букашку… Чума ничего не смогла сделать: бессмертным титанам никто не страшен… Но, сражаясь с Чумой, эти сторукие вояки разнесли добрую половину Тибидохса. Не пострадали лишь Жуткие Ворота и Большая Башня, где, по счастью, и были все ученики. Потом титаны перенесли тебя из развалин на уцелевшую половину, а сами ушли… После того как они справились с Чумой, мы, разумеется, не могли уже вернуть их в заточение. Это было бы несправедливо. К тому же у нас и без того было дел по горло. Нужно было еще снять со всех сонную магию… А тут еще эти привидения под ногами путаются. Поручик Ржевский вопит, что не будет жить в подвале и уйдет в мир к лопухоидам. — Да никуды он не уйдет, пугало огородное! Очень он им там нужен со своими хиханьками… — не выдержала Ягге. Сарданапал и Медузия улыбнулись. Похоже, они были с ней вполне согласны. — Так вот что значила последняя часть пророчества, что я сотру Тибидохс. Я и правда его стерла, выпустив титанов, — виновато сказала Таня. Сарданапал кивнул: — Тебя никто не винит. И потом, другого выхода у тебя не было. Иначе с Чумой-дель-Торт было не справиться. Мы еще дешево отделались. Это признает даже Поклеп Поклепыч! Не правда ли? — настойчиво произнес он. Завуч Тибидохса перестал шагать туда-сюда, поморщился, будто у него заныли разом все зубы. — Да никого я не виню… И вообще, я, пожалуй, пойду. Хочу погулять по берегу пруда… У меня там одно… м-м-м… дельце, — буркнул Поклеп Поклепыч и быстро ретировался. Таня засмеялась, сообразив, что проказливые карапузы-купидоны и не подумали выдернуть из сердца Поклепа свою любовную стрелу. Что ж, для такого сухаря полезно любить кого-нибудь. Пусть даже это русалка. — А Деревянный Демон, которого выпустил Шурасик? Его поймали? — спросила Таня. Ягге прыснула в кулак. Теперь Таня поняла, в кого Баб-Ягун такой смешливый. — Демон-то? Дак он сдуру к титанам сунулся. Решил, что ты там, потому что там было твое сердечко… — пояснила она. — Титаны скатали его, как тесто, да завязали морским узлом, а сверху еще и значочек прикололи. Для красоты. — А где Шурасик? — В соседней палате, в крапивной ванне… Перевоспитывается… Он после того, как титанов увидел, малость не в себе. Чуть что, под кровать прячется… — сказала Ягге. Таня тревожно посмотрела на Медузию. — Да ты не думай: он не сам такой стал, — успокоила ее Медузия. — Чума его зомбировала, отняла у него волю. Оттого он и в обмороки все время падал. Ничего, Ягге его вылечит. Правда, на «белом» отделении мы его теперь точно не оставим… Эй, кто еще там? — Медузия строго обернулась. В двери, пыхтя под тяжестью огромного, почти великанского подноса с шоколадными тортами, салатами, сладкой водой, пирожными ста тридцати сортов, уже протискивались Ванька Валялкин и Баб-Ягун. Последний, кроме того, горделиво демонстрировал Тане ее кольцо, которое явно собирался вернуть. — Стой! А ну куда! Сказано — постельный режим! — Ягге кинулась было их выпроваживать, но, посмотрев на внука, махнула рукой: — Ладно, только недолго! А мы пока наливочки, а, академик? — Ну разве что наперсточек! — задумчиво чихнул Сарданапал. Кончик носа у него застенчиво замигал. А Баб-Ягун уже опустил свой великанский поднос на одеяло к Тане. Таня подумала, что ее ждет отличный вечер. И еще сотни и тысячи отличных дней… Вот и закончилась первая книга…