Время лечит, несмотря ни на что...

      POV Ангелина       Я выбежала из Ледового Дворца, когда игрока клуба «Титан» грузили в карету «Скорой помощи», а врач «Медведей» чуть ли не слезно просил, чтобы санитары делали это как можно аккуратнее, не нанося тем самым еще увечий парню. Я, как можно скорее, направилась в их сторону, но меня опередила девушка, лицо которой было все в слезах.       — Егор! Егор, ты слышишь меня? — девушка пыталась докричаться до парня, но тот совсем не реагировал на ее слова.       — Марин! Ему нельзя разговаривать, — Василий Геннадьевич попытался убедить в этом девушку, но та была настырнее, чем этого требовала ситуация.       — Василий Геннадьевич, это серьезно? — она плакала, пыталась узнать правду, хотя по состоянию Щукина можно было однозначно сказать, что это ОЧЕНЬ серьезно! Как можно не замечать таких элементарных вещей?!       — Пока не знаю, — врач и сам был безумно растерян, но заметив меня, немного расслабился. — Лин, позвони отцу, если не ошибаюсь, он должен сейчас быть на дежурстве, — да, мы были знакомы с Фроловым, часто пересекались с ним на папиной работе, поэтому и отношения у нас были, можно сказать, дружескими.       — Василий Геннадьевич, не переживайте, я позвонила ему, как только все произошло, он уже нас ждет, — мужчина облегченно выдохнул и просмотрел на меня с толикой благодарности. — Извините, если вы не против, то я поеду с ним, может понадобиться какая-нибудь помощь, — я забралась в машину «Скорой» под осуждающий взгляд санитаров, ибо там уже находилась девушка, которая все пыталась докричаться до парня.       — Лина, пусть отец позвонит мне, как только станет что-то известно, — я успела только кивнуть, как двери захлопнулись, а через несколько мгновений машина тронулась под вой сирен.       — Марина, если не ошибаюсь? — она растерянно кивнула мне и продолжила дергать хоккеиста за рукав формы. — Послушай, тебе надо хоть немного успокоиться и перестать его дергать, ты ему этим можешь причинить только вред, слышишь меня? — но девушка продолжала свое занятие: она дергала его, трясла за руку и звала. — Черт! — я резким движением развернула ее к себе и грубо встряхнула за плечи. — Успокойся! Слышишь? Успокойся!       Марина на мгновение застыла, а потом начала рыдать, не стесняясь при этом ни меня, ни врача «Скорой». Она не контролировала своих действий, она начала кричать, завывать, как бы это сейчас не звучало, поэтому пришлось прижать ее к себе, чтобы хоть как-то ее успокоить. Она мертвой хваткой вцепилась в мою тонкую кофточку, которая была наброшена поверх майки, да так, что я начала задумываться о то, останется ли она целой.       Машина остановилась, двери распахнулись, и санитары достали носилки с Егором. Быстро отцепив Марину от себя и передав ее медсестре, которая как нельзя кстати подбежала к машине, я выбралась из «Скорой» и встретилась взглядом с папой, который стоял в дверях отделения «Скорой». Он готов сейчас же осмотреть Егора. Сердце, которое все это время с невероятной силой колотилось в груди, стало замедлять свой темп.       — Папа…- я подбежала к нему и с облегчением выдохнула, — ты же возьмешь его? — мужчина лишь слегка улыбнулся и дал указания санитарам. — Пап, Василий Геннадьевич просил позвонить, когда станет хоть что-то известно.       — Хорошо, я тебя понял, — он развернулся и направился в ту сторону, куда увезли Егора Щукина. — Переодевайся, мне может потребоваться твоя помощь… — после этих слов он скрылся за поворотом коридора, а я вытянулась по струнке и напряглась.       Папа никогда так серьезно не относился к моей помощи, это всегда были просьбы отца к своему ребенку, но сейчас это были слова заведующего отделения к своей подчиненной. Это заставляло поверить в себя, в свою значимость в данной ситуации, но и давало лишний пинок для того, чтобы сделать все как можно идеальнее, чтобы потом никто из нас не пожалел об этом.       ***       Я быстро накинула белый халат поверх медицинской пижамы, завязала длинные волосы в хвост и теперь мерила шагами кабинет отца. Мне безумно хотелось помочь парню, сделать хоть что-то, но пока приходилось ждать здесь. Я подошла к раковине в углу кабинета и посмотрела на себя в зеркало… Серые глаза лихорадочно блестели, на щеках был румянец, который выдавал мои нервы, трещавшие в этот момент с невероятной силой. Открыв кран с холодной водой, я быстро умылась и вновь подняла взгляд на свое отражение в зеркале. Стало немного легче…       — Лина, я сейчас в операционную, но скоро должен подъехать Василий Геннадьевич, поэтому дай ему посмотреть вот эти документы, — папа протянул мне «эти» документы и быстро испарился из кабинета.       Ну что ж… Еще раз умываю лицо холодной водой и выхожу в коридор, закрыв за собой дверь на ключ, отправилась к посту дежурной медсестры. Руки немного подрагивали, но я как можно сильнее прижимала их к своей груди вместе с историей болезни Щукина. За три года обучения в медицинском университете и работы в больнице под руководством папы, такое состояние замечаю за собой впервые. Раньше я сохраняла спокойствие, старалась воспринимать ситуацию с холодным разумом, но сегодня все это оставило меня с пылающими щеками, блестящими глазами и трясущимися руками.       — Василий Геннадьевич, — я подошла к посту медсестры, около которого Фролов с Макеевым чуть ли не с ума сходили и мерили шагами коридор. — Сергей Петрович, — я чуть улыбнулась мужчинам и протянула им бумаги. — Папа, то есть Станислав Сергеевич, просил показать вам это, вы просили, — мужчины схватили бумаги и поспешили ознакомиться с написанным.       — Закрытый компрессионный осложненный перелом тела L1 позвонка, посттравматический стеноз позвоночного канала на данном уровне… — зачитал Сергей Петрович, но не поняв ничего поднял взгляд на Фролова. — Может объяснишь, а?       — У Егора сломан позвоночник в поясничном отделе, — Василий Геннадьевич забрал у него бумаги и быстро пробежался по ним взглядом, — именно от этого и паралич ног…       — Серьезно…       — Щукину нужна срочная операция. Еще не известно, сколько времени понадобиться на реабилитацию… — Макеев, если можно так сказать, был в глубочайшем шоке и просто не понимал, что может стоять за всей этой ситуацией.       Это состояние было у него на лице написано, а я, поступив как маленькая девочка, поддалась панике. На глаза навернулись слезы, руки стали еще сильнее трястись, губы задрожали. Но быстро взяв себя в руки, отбросив от себя все дурные мысли, я поджала губы и глубоко вдохнула.       — Ну, а почему не делают?       — Уже делают… — мужчины резко перевели на меня свои взгляды, давая понять, чтобы я продолжала. — Станислав Сергеевич уже в операционной, Егора готовят к операции…       После этих слов, как бы сильно я не старалась заставить себя отключить все лишние эмоции, отлаженная система дала сбой… По щекам покатились слезы, в носу защипала, руки тряслись как у заядлого алкоголика… Стало очень стыдно перед Василием Геннадьевичем и Сергей Петровичем, но подняв на них мокрые глаза, я не заметила ни капли осуждения, лишь понимание и поддержку.       От всех этих эмоций захотелось просто сбежать, что я и сделала, сорвавшись с места и убежав в туалетную комнату, где и дала волю слезам…       Только сидя в женском туалете, я поняла, что все эти эмоции вызваны одним хоккеистом, которого сейчас оперирует мой отец, которого он будет ставить на ноги… Впервые за все время, проведенное здесь, в больнице, я так сильно переживаю за кого-то. Настолько сильно, что слезы все текут и обжигают пылающие щеки, руки трясуться и не могут никак остановиться…       — Все будет хорошо… — который раз повторяю сама себе. — Будем надеяться на лучшее…       Поднявшись с пола, я умылась ледяной водой, осмотрела свои припухшие глаза в зеркале и постаралась улыбнуться своему отражению. Необходимо быть сильной, потому что нам всем предстоит непростая задача — поставить Егора Щукина на ноги, а потом и на коньки, но это только с разрешения заведующего отделением и только как любителя.       Ни о каком профессиональном хоккее речи уже не идет… Не может идти…