Время лечит, несмотря ни на что...

      POV Ангелина       Я прекрасно понимала, что должна его поддержать объяснить все, но сил не было! Морально я была истощена не хуже Егора, который взволнованно смотрел на меня, но сделать ничего не мог. Слезы катились по щекам, внутри скреблись кошки, но я должна быть сильной. Поднявшись, опираясь на каретку кровати, вытерев слезы, я подняла взгляд на Щукина.       Он переживал, волновался, но молчал… Просто молчал и ждал, пока я сама все ему расскажу.       — Лин, что там сказали? — он поджал губы и пристально смотрел на меня.       — Егор, — я тяжело выдохнула и присела на стул около его кровати.       — Лин, просто скажи так, как есть на самом деле! — он злился, он имел на это полное право.       — Понимаешь, сломан фиксатор позвонка, — я перебирала края халата и старалась не смотреть на парня, который зацепил меня чем-то.       — Я правильно понимаю, что необходима еще одна операция? — Егор положил свою теплую руку на мои холодные и сжал, а я могла лишь кивнуть ему, ибо в горле встал ком. — Станислав Сергеевич же сделает ее?       — Нет, Егор, — я смахнула мокрые дорожки с щек и подняла на него взгляд. — Папа, то есть Станислав Сергеевич, не сделает ее, нет оборудования…       Я замолчала… Замолчала и не знала, что ему сказать, ведь он действительно надеялся, верил.       — Он сейчас должен позвонить знакомому, в Москву, будем надеяться, что он согласиться, — я постаралась улыбнуться, поддержать его морально, но это удавалось слабо.       — Не плачь, — Егор сжал мои руки сильнее и улыбнулся уголками губ, — все будет хорошо, ведь так?       Я просто не понимаю, как можно верить в лучшее лежа на больничной койке с парализованными ногами?! Как это человек умудряется всегда быть на позитиве?! Я постаралась улыбнуться, но вместо улыбки, даже элементарного ее подобия, вышло вялое искривление губ.       — Егор! — в палату зашла Елена Константиновна, но быстро замолкла, заметив наши руки. — Извините, я не хотела помешать, — она немного стушевалась, хотела выйти и дать нам немного времени, но я ее опередила.       — Извините, мне пора, — я выдернула руки из хватки Егора и поспешно направилась к двери.       В коридоре, захлопнув за собой дверь в палату хоккеиста, я постаралась привести свои мысли в порядок, так как там был полнейший бедлам.              Вдох — выдох… Вдох — выдох… Вдох — выдох…       Спокойствие, сейчас необходимо соображать здраво, а эмоции оставить на потом. Так, надо к папе, надо срочно узнать о его разговоре с коллегой!       ***       — Лина! — я металась по кабинету отца и размахивала руками. — Прекрати истерику! Мы будем думать! Будем собирать деньги! Елена Константиновна не намерена сдаваться! — папа старался меня успокоить, но у него это получалось неважно!       Я просто не могу проверить! Папин знакомый теперь оперирует и Израиле! А для этого необходима просто космическая сумма денег! Как?! Почему такая несправедливость!       — Пап! — я обессиленно упала на диванчик и закрыла руками глаза. — Кто будет его сопровождать? — руки тряслись, глаза щипало от слез, но я старалась успокоиться и вернуть себе трезвость ума.       — Однозначно с ним будет отправлена Елена Константиновна, но еще необходим мед.работни…       — Пап, можно я поеду? — я подскочила с дивана и яро утерла слезы с лица, давая понять окружающим, что настроена очень серьезно.       Папа был не очень доволен этим предложением, это видно по его поджатым губам и нахмуренным бровям.       — Лин, ты как себе это представляешь? — он сцепил пальцы рук в замок и уперся локтями на поверхность рабочего стола.       — Ты сам сказал, что необходимо отправить мед.работника с ними, так? — отец нахмурился, но промолчал. — Я закрываю сессию на следующей недели, являюсь фельдшером, так что элементарные мероприятия могу провести, а благодаря практике, которую я получаю с первого курса, это будут не только элементарные и базовые знания, — папа молчал, потому что понимал, что я права… он знал это и гордился       — Лин, но это неизвестно на сколько затянется, обследования, операция, восстановление…       — Да, здесь я с тобой соглашусь, но ты тоже подумай над тем, что ему нужен человек, который будет его поддерживать, а не лить слезы, — да, я практически прямым текстом намекала на то, что Елена Константиновна не в состоянии помочь сыну именно в этой ситуации. — Он замкнеться, как и после первой операции, когда никто из вас не могу его вывести на эмоции! — я мерным шагом ходила по кабинету, нет, истерики больше не было, слезы не текли, я здраво соображала и рассуждала так, как меня всегда учил папа.       — Лин, ты уже все решила, да? — папа говорил спокойно, даже мягко, что заставило меня остановиться на месте и посмотреть в такие родные глаза.       — Да, пап, я хочу поехать с ним, когда это потребуется, и оказать посильную помощь…       — Нет, дочь, я не об этом… — я непонимающе уставилась на родителя и попыталась уловить его мысли. — Ты уже такая взрослая, но сейчас ведешь себя, как подросток… Ты влюбилась, а признавать не хочешь… — он поднялся со своего места и подошел ко мне. — Ну хорошо, ты мне не говоришь и окружающим, но себе… — он прижал меня к своей груди и стал медленно поглаживать по волосам. — Признайся себе, Линочка… — он мягко поцеловал меня в волосы и продолжил их поглаживать, прижимая меня к себе.       ***       — Можно? — я приоткрыла дверь в палату, где было тихо.       — Да, заходи, — Егор лежал на кровати и смотрел в потолок.       Щукин был бледным, глаза были стеклянными, а руки прикрывали ноутбук. Он думал, переживал, нервничал… По нему видно…       — Если я помешала, то я могу потом зайти, — я не хотела уходить, хотелось быть с ним рядом, но я дала ему возможность избавиться от меня.       — Нет, Лин, заходи, все нормально, — он посмотрел на меня почти равнодушным взглядом. — Лин, можешь мне сказать правду?       — Что? — я непонимающе посмотрела на него и присела рядом, чтобы быть с ним хоть приблизительно на одном уровне. — Егор, ты о чем?       — Лина! — он закричал… Я подпрыгнула на месте, но не стала ему ничего говорить, ведь ему необходимо выпустить весь негатив, который скапливался в нем уже несколько часов. — Почему все держат меня за дебила?! Ты, мать твою, пришла, сказала, что Станислав Сергеевич звонить собирался, а потом сбежала! — он схватил меня за запястье и сжал его, удерживая рядом. — Мама ничего не говорит! Только плачет! Марина тоже толком ничего не объяснила, только то, что они будут решать этот вопрос! А я так! — Егор был в бешенстве! да, это слово идеально описывает его состояние!       — Егор, я прошу тебя, успокойся, — я поглаживала его по руке, но он все равно злился, кричал, что его все уже достало, что ему плевать уже на все.       — Егор! — я тоже прикрикнула, привлекая тем самым его внимание. — Прекрати кричать, прошу тебя, — я провела рукой по его плечу и опустила ее на грудь, которая очень быстро поднималась и опускалась, выдавая его состояние. — Тише, прошу тебя, — я медленно стала поглаживать его грудь через ткань футболки.       Егор затихал, успокаивался, дышать начинал размеренно, глубоко. Он прикрыл глаза и ослабил свою хватку у меня на руке, где, я в этом уверена, останутся синяки.       — Тише, — я говорила тихо, чтобы он прислушивался, давала ему возможность придти в себя. — Думаешь, я просто так убежала? — он открыл глаза и перевел на меня взгляд. Глаза, которые обычно были голубыми, светлыми и теплыми, были поддернуты коркой льда, становилось холодно, но я не сдавалась, смотрела на него и немного улыбалась уголками губ.       — Лин, расскажи мне, — это мало походило на просьбу, но я не стала на этом зацикливаться.       — Егор, папа дозвонился, — я останавливаюсь и смотрю на него, а после его кивка продолжаю. — Но его знакомый теперь работает в Израиле, — я глубоко вздыхаю и прикрываю глаза, — поэтому мы с сегодняшнего дня начинаем собирать ту сумму, которую нам озвучили и потом…       — Сколько? — голос был злой, холодный, заставлял поежиться.       — Я не могу тебе точно сказать, правда, — я смотрю на него, и у меня внутри все замирает, я хочу убрать руку с его груди, но он не дает, останавливает и прикрывает глаза. — Мне не сказали, честно, — мне хотелось, чтобы он верил… верил все сто процентов, что я на его стороне, мне незачем ему врать…       — А потом туда, да?       — Да, потом мы полетим в Израиль, — я говорю ему правду, пусть он чувствует, что я буду рядом…       — Мы? — он приподнимает брови и с удивлением смотрит на меня. — Лина, ты сейчас серьезно? -я начинаю улыбаться от его реакции, потому что она начинает меня смешить, ведь его эмоции настолько искренние, что сердце щемит.       — Да, я полечу с вами, не оставлю же я такого вредного пациента, — я усмехаюсь, а потом продолжаю, — Ты же опять замкнешься, да? — да, я знаю, что так оно и будет, но не хочу этого допускать.       — А как же универ?       — Тааак, вот сейчас ты напоминаешь мне моего папочку, который полчаса назад задал мне такой же вопрос! — я уже смеюсь и замечаю его искреннюю улыбку. — На следующей недели у мея экзамены, и все, можно считать сессию зарытой, поэтому не переживай, все будет хорошо, — он переплетает наши пальцы и потихоньку тянет меня на себя.       — Лин, иди сюда, — он говорит тихо, манит к себе и, как только я приближаюсь к нему ближе, целует…       Нежно, словно пробует на вкус. А потом проводит кончиком языка по моим губам, щекоча их, доставляя невероятное наслаждение…       Его пальцы перемещаются мне в волосы, запутываются в них и начинают их немного оттягивать… Его губы сминают мои, язык уже давно проник в мой рот, танцует свой танец с моим языком, который, все же достаточно сильно уступает ему в своем умении…       Я заливаю краской, руки потряхивает, пальчики становятся холодным, поэтому я старюсь согреть их у него на шее… Я поглаживаю его щеку и тоже зарываюсь в его волосы…       Мы целуемся еще достаточно долго, но как только за дверь слышаться голоса Елены Константиновны и Марины, сразу же отстраняемся друг от друга. Я в свою очередь, можно сказать, отпрыгиваю от его кровати не меньше, чем на метр.       Господи! как же стадно!!!       Как только я оказываюсь на расстоянии от Щукина, дверь открывается и пропускает в палату Щукину и Касаткину, которые, судя по всему, не замечают красную меня и счастливо-довольной улыбки хоккеиста.       Вот же засранец!