Квартира Чонгука.
Весна две тысячи двадцать первого.
Это было похоже на что-то слишком тёплое. Слишком нежное и мягкое. И слишком приторно сладко-кислое, что скулы сводило от переизбытка возникших ощущений. Здесь все было слишком. Стоило Чонгуку впервые коснуться персиковых губ Тэхена, как все его нутро завыло от накрывшего его удовольствия. Альфа чувствовал — внутри расцветают бутоны пестрых цветов, таких же прекрасных, как омега, стоящий перед ним. Словно давно забытое тепло в его самовозведенную тюрьму стал пробираться долгожданные лучи согревающего солнца. Внутренний мир Чонгука напоминал давно забытую комнату, на вечно покрытую толстым слоем домашней пыли. Здесь было сыро, а покачивающиеся в углу окислившиеся цепи, ударяясь друг о друга, разносили эхом мрачный звук одиночества. Чонгук навсегда закрыл в подвале своего волка и только с появлением Ким Тэхена это угрюмое место преобразилось. С каждым новым днем, проведенным рядом с этим самоотверженным омегой, чувства Чона все больше и больше продолжали расцветать, пока в один прекрасный день Волк не проснулся от долгого сна. Рядом с Кимом младшему хотелось и самому цвести, как цветут пионы в его груди. Тёмными вечерами, когда омега смиренно посапывал рядом, уткнувшись в теплую грудь альфы, смешно причмокивая пухлыми губами, их спальня превращалась в райский сад. Альфа готов поклясться, что все те цветы, что росли вокруг них были реальны. Он был искренне уверен, что всю эту красоту он может наблюдать только благодаря парню, что с рассветом солнца превращается в грозного мужчину, которого боится весь Сеул. И только рядом с ним Тэ был нежным, как полагается омегам. Но они уже привыкли, что они оба неправильные, но именно это и свело их вместе. Две заблудшие души, ищущие тепла. И так беспощадно нашедшие в друг друге. Судьба сыграла с ними жестокую шутку. Они оба начали с мысли о убийстве, но закончили, умерев друг за друга. Чонгук готов пролежать так всю жизнь, лишь бы слушать размеренное дыхание рядом и смотреть на цветы, что так нежно качают головами от блуждающего мимо стеблей ветра. Каждая их встреча превращала реальность в незабываемые поля.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
двадцать первое ноября две тысячи двадцатого.
Первыми на поле возлюбленных расцвели Гвоздики*. В душном амбаре, когда вся грязная, пропитанная кровью и землей с примесями испражнений животных, солома в миг превратилась в бескрайнее поле усеянное розовыми бутонами. Сквозь их высокие стебли, под каждым легким босым шагом мальчика в воздушном одеянии, цветы окрашивались в белоснежный. И Луна остановилась перед сидящим на коленях, со склоненной головой альфой, так, что Чон смог разглядеть его тонкие аккуратные пальцы ног, выпирающие косточки голени и цепочку с маленькими бабочками и звонким колокольчиком на правой ноге, что так аккуратно звенел с каждым шагом. Хотелось прикоснуться к этому прекрасному мальчику, что был волшебнее всех цветов, которым было суждено здесь расцвести, когда их глаза наконец-то встретились. Это была первая встреча, но ни кто не был готов к тому, чтобы освободить друг друга. Между ними было всего десять сантиметров. Оба в собственно придуманном заточении: руки и ноги райского омеги были обвиты вьюном диких роз, которые больно впиваются в нежную кожу. И склонивший голову волк в ужасно давящем золотом ошейнике, прикованный большими цепями. Это начало прекрасной истории. История о трудностях, об освобождении и настоящей любви двух людей, предназначенных друг другу судьбой. Но это будет гораздо позже. Тучи, нагнанные ветром откуда-то с северо-запада, ушли на восток, наконец-то открывая вид на ночное Сеульское небо. Это был бы прекрасный момент — можно насладиться дорогим ковром раскинутых над головой камней, так приятно блиставших в миллионах лет от земли. В центре из-за постоянных огней большого города, звёзды выглядят блекло и не так завораживающе, нежели здесь, в кромешной тьме по среди многовековых деревьев и маленького хилого амбара, где раньше держали сельскохозяйственных животных, а сейчас лежит брошенный прокурор, так благородно укутанный в светло-кофейный плед своим же мучителем. Раны, оставленные мафиози, продолжали неистово болеть, словно прожигая каждый сантиметр кожи по новой. Словно это адская пытка никак не заканчивается и продолжается на протяжении трёх часов. А может и всех четырёх. Чонгук уже не помнит, он давно потерял счёт времени. Альфа лежал на промерзающей земле, свернувшись калачиком, как маленький котёнок, брошенный матерью. Только вот кошка вернётся за своим плачущем комочком, а за Чоном никто не придёт. За ним ни кто и никогда не приходил: ни отец, широко известный в Сеуле, ни мачеха, которая появилась вскоре после гибели родной матери. Если задуматься то, только бы Амелия, женщина что родила его, пришла бы на помощь к маленькому альфе, даже если бы ему было три, двадцать три, сорок пять или все шестьдесят — мама всегда бы пришла к нему на помощь. Амелия была иностранкой и познакомилась с отцом Чонгука на одной из пресс-конференций в Колвуде в Канаде. Он был статным, высоким и желанным. Стоило только узнать, что в резиденцию семьи Спарксов приедет уважаемая семья Чонов со своими молодым сыном Сынвоном, был собран целый званный ужин, куда в итоге съехались все местные политики и «ходячие кошельки» — так их по крайней мере называла сама Амелия Спаркс.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
Двадцать шесть лет назад.
Канада, остров Ванкувер. Колвуд.
Поместье Хэтли.
— Мама! Я не хочу туда идти, ты же знаешь, — Амелия стояла перед большим зеркалом, пока вокруг молодой госпожи крутилась прислуга, затягивая корсет бледно-розового платья, что, по словам маменьки, миссис Луизы, должно вскружить голову молодому сыну Чонов. — Даже слушать не хочу! Ты знаешь насколько этот ужин важен для твоего отца, будь хорошей девочкой. — Мои чувства в этом доме никого не интересуют? — но слушать молодую омегу никто не собирался, и даже надутые бантиком губы не помогали разжалобить суровую женщину, что гордо носила звание её матери. — Если отец узнает, что его дочери вскружил голову какой-то садовник, ох, — Луиза демонстративно закатывает глаза, прижимая руку к груди, — не сносить нам головы! Прекрати, Амелия! Ты омега семьи Спарксов и какой-то садовник не чета для тебя! — Но мама! — кажется, от абсурдности всей ситуации у девушки жутко разболелась голова, от чего присутствовать на вечере хотелось все меньше и меньше. — Никаких пререканий и чтоб я больше не слышала об этом… — женщина на секунду вскидывает руку, как бы стараясь вспомнить, как зовут парня, что с недавних пор работал у них в саду, — Кайдене. — Его зовут Картер, мама, — омега мечтательно заправляет золотистый локон, вспоминая о мальчике, что приносит ей цветы под окно каждое утро. — Мне наплевать, — грубо отзывается женщина, — Я надеюсь это наш последний разговор об этом юноше и отец никогда не узнает об этом. Амелия никогда не понимала, почему её семье так важен титул и деньги, что приносит этот титул вместе с собой. Она была готова бросить все, чтобы сбежать и жить в маленькой хижине вместе с человеком, к которому тянется ее хрупкое сердце. Именно таким был садовник Картер, прибывший из-за океана. Обычным, светлым и нескончаемо любившим её. Он каждый день приносил под окна её спальни цветы, за которым ухаживал ежедневно, посвящал стихи и пение утренних птиц, и никогда не позволял нарушить личные границы его возлюбленной. Оберегал и заботился о своей принцессе. Эти двое были созданы друг для друга, но у судьбы были иные планы. Званный вечер был грандиозным. В замке Хэтли, перешедшем отцу Амелии, мистеру Бенджамину Спарксу, от дядюшки Джеймса в подарок на свадьбу, собралось много людей. И все здесь находящиеся прибыли сюда лишь ради влиятельной семьи Чонов, что славятся своим статусом и деньгами. Специально к приезду гостей дом украсили живыми цветами и приготовили блюда традиционной Корейской и Канадской кухни, что стало некой изюминкой вечера, потому что предпочтения в еде в корне отличались. Столы изобиловали и морскими деликатесами: маленькими профитроли с творожным сыром и аргентинскими креветками, морскими гребешками, у гурманов свои способы описать этот изысканный вкус пластилина. А вот на горячее подготовили говядину — копчёное мясо по-Монреальски, чтобы удивить заокеанских гостей. — Приветствуем Вас, господин Минхо, — Бенджамин кланяется настолько низко, что казалось пробьет лбом кафельный пол, а тремор рук выдавал его волнение в пять раз четче. Солидный мужчина, за чей спиной стоял высокий юноша лет двадцати трех отроду, негромко посмеялся, протягивая руку в знак приветствия, — да будет Вам, Бенджамин. Я тоже рад вас приветствовать. — Для нас большая честь принимать таких гостей у себя дома, вы даже не представляете, — Спаркс активно жмет протянутую руку, улыбаясь во все тридцать два зуба. Отец Сынвона занимается должность в Совете национальной безопасности Кореи и является лидирующим политиком своей страны. А новость о том, что сын господина Минхо станет его приемником и займет данный пост через пару-тройку лет, делало его выгодной партией, что было важно для принимающей семьи. С бизнесом у родителей Амелии становилось все хуже, акции падали в цене и их ждал неминуемый крах, из которого их спасут только деньги. Вообще, деньги играли в этой семье самую главную роль, и когда стало известно, что сами Чоны желают навестить друзей Спарксов, они не смогли воспользоваться случаем, чтобы предложить Минхо остановиться у них в поместье и заодно предложить прекрасную сделку, которая будет выигрышной для обеих сторон. Вечер обещал быть скучным и не интересным, так по крайней мере казалось самой Амелии, которая то и дело проскальзывала мимо снующих людей, периодически здороваясь и объясняя, что у дяди Джеймса появились важные дела и он был вынужден покинуть Канаду на неопределенный срок, вот только упоминать что дело все в нелегальном бизнесе и проблемах с законом не стоит. Девушке откровенно было не по себе среди всей светской вечеринки, но для поддержания статуса семьи, что и так был невероятно шаток, она старалась держаться на высоте. — Извините, что так скоро, но разрешите мне удалиться, — девушка низко кланяется, расправляя подол длинного платья, — тут слишком душно, мне надо выйти на балкон подышать свежим воздухом. — Ах, да, конечно, душка, — тучная женщина ласково улыбается, раскрывая пернатый веер, — Сходи подыши свежим воздухом. Наконец-то избавившись от нежелаемой беседы, омега быстро, подобно легкому ветру, пронеслась к заднему балкону, открывавший вид на сад, что раскидывался вперед к озерам. Где-то среди многовековых деревьев, на берегу искусственного пруда, спрятанная от посторонних глаз, находилась беседка, в которой любили проводить время Амелия и Картер. Они часами сидели в десяти сантиметрах, не смея ни прикоснуться, ни посмотреть в глаза друг друга. Изредка молодая Спаркс брала горячо любимую книгу Джейн Остин «Гордость и предупреждение» и перечитывала её полушепотом перед Картером, что затаив дыхание наслаждался голосом волшебной омеги. Можно рассказывать о любви этих двоих вечно, потому что связь, возникшую между ними, нельзя было названи ничем иным, как истинной — созданные друг для друга. Так по крайней мере, казалось им самим. — Амелия! — тихий зов со стороны сада раздался неожиданно, но девушка не испугалась, этот голос она узнает из тысячи. — Картер, ты безумец, — девушка искренне улыбается, когда видит под балконом стоящего паренька, что так нетерпеливо переступал с ноги на ногу. — И чертовски влюблён в тебя, — они смотрели друг на друга, словно наслаждаясь и упиваясь, — ты великолепна в этом платье. Спаркс ни слова не проронила, заливаясь румянцем. Рядом с этим парнем она чувствовала, как расцветает. — Не могла бы ты спустится ко мне? У меня есть для тебя подарок. — Сейчас? Ты же знаешь, что у нас полный дом гостей, — девушка оглядывается по сторонам, чтобы наверняка убедиться в том, что здесь нет лишних ушей и пары глаз. — Амелия! — даже сквозь тихую игру скрипачей и говор толпы гостей, девушка смогла услышать, как ее ищет мать, — Амелия Спаркс вот ты где, — женщина поспешно выходит на балкон, от чего мальчишка, стоявший среди распустившихся цветов, юркнул ближе к бетонной стене, чтобы его не заметили, ведь весь персонал был отпущен по домам, чтобы не слонялись без дела. — Да матушка, — почти подпрыгивает омега, понимая: если мать застанет их двоих вместе, быть беде, — ты что-то хотела? — почти шепотом спрашивает Амелия, облокачиваясь на перила балкона, стараясь закрыть собой юношу. — С тобой хочет поговорить отец, — женщина скидывает бровь, удивляясь странному поведению дочери, — нам нужно спешить, пойдём, — уже на развороте продолжает Луиза, предпочитая не обращать внимание. — Дай мне две минуты, и я приду к вам, — юная Спаркс отводит взгляд, избегая зрительного контакта, все же врать она не умела. — Две минуты и не больше, — более спокойно отвечает миссис Луиза, наконец-то закрывая за собой двери балкона. — Чуть не попались, — смеётся Картер, выходя из-под холодных стен части здания, — Иди, я буду ждать тебя на нашем месте, — он запрыгивает на выступ перил, так, что бы мог дотянуться до девчонки, что пленила его сердце, — А этот цветок Мальвы для тебя, он прекрасно подходит тебе, мое сокровище. Картер передаёт в хрупкие ладони бледно-фиолетовый бутон, подчеркивающий всю красоту омеги, — Спасибо, мой цветочник, — девушка звонко смеётся, заправляя цветок в волосы, — Я скоро приду, дождись меня. Она робко касается щеки ночного Ромео и удаляется, оставляя за собой манящий аромат космеи — терпкого шлейфа шоколада. А то что было потом не описать. Это был гром среди ясного неба. Это было в сравнении с землетрясением в воздухе. Это было да банальности просто — земля ушла из-под ног и реальность закинула Амелию в пучины ада. — Ты выходишь замуж за сына господина Минхо, Амелия, — повторял Бенджамин Спаркс, пожимая руку будущему супругу свой дочери. Сынвон улыбался, принимая поздравления будущих родственников, господин Минхо погружён в изучении брачного договора, а сама Амелия стояла, уперевшись руками в стол. — Нет! Я не выйду за него! Я же его даже не знаю, — лепетала себе под нос девушка, покачивая головой от безнадежности, — У меня уже есть любимый человек, я его люблю, вы не можете… — Амелия! — Луиза подскакивает к девушке, укладывая руку у неё на спине, — я тебе говорила, чтобы ты перестала думать об этом мальчишке… — Нет! Ни за что! Я не люблю господина Сынвона! И никогда не полюблю! — омега вскидывает руки, опрокидывая стакан, что разбился при соприкосновении с полом. На шум обернулись гости и даже музыканты, заинтересованные в образовавшейся перепалке, перестали играть. Отец юной Спаркс был взбешён, ещё никогда и никто не перечил ему в собственном доме, — О чем ты говоришь? — О чем слышал! — девушка резко разворачивается на каблуках, убегая прочь. — Господи, — Луиза опускается на стул, закрывая рот руками, — Простите Амелию за ее поведение. Она ещё юна, ей только исполнилось восемнадцать месяц назад. Этот садовник вскружил голову бедной девочке! Мы сейчас же с ней поговорим и все образумится. — Надеюсь, госпожа Спаркс, очень надеюсь. Так быстро омега не бегала с самого рождения. В одно мгновение преодолела несколько лестничных пролетов и выбежала на улицу. Она бежала по истоптанным тропам, которые знала наизусть. Бежала к спасению, где ее сердце найдёт покой. Она вылетела на Картера неожиданно, подобно Галвестноскому урагану в одна тысяча девятисотом, снося его с ног. — Пожалуйста, давай убежим, прошу тебя, — омега впивается в его плечи, практически падая на колени. В ночной глуши, под горько пролитые слёзы, в захлёб молодая омега рассказывала, как беспощаден и жесток этот мир. Она рассказывала все и что теперь отец насильно выдаёт ее замуж. Картер заглядывал в лицо возлюбленной, наконец-то позволив себе дотронуться до предмета воздыхания, те десять сантиметров что были между ними наконец-то пройдены. — Я согласен, давай убежим, прямо сейчас. У меня есть немного денег, нам хватит. Я устроюсь на несколько работ, мы уплывем на первом же пароме и будем счастливы. И сын у нас будет, прекрасный малыш, он будет прекрасным, как его мать. Свободным… — альфа нежно целует Амелию, — скажи матери, что тебе необходимо подумать, сделай вид что ничего не произошло. Запрись в комнате и собери вещи, а потом спускайся ко мне, я буду ждать тебя. Пока никто ничего не подозревает, мы убежим… Омега тает в руках садовника, когда его губы накрывают её. И в груди вновь расцветают миллионы цветов. Это был их первый поцелуй, такой долгожданный, но горький от пролитых слез. Амелия долго не думала, она сделала все в точности, как ей сказали. Собрала вещи и через сорок минут вернулась туда, где казалось бы ее ждала новая жизнь, но именно в этот момент весь ее мир рухнул. Разбился на миллионы осколков и больше никогда не соединится во едино. Придя к сокровенному месту, она обнаружила, что Картера нет, а на лавочке, где они проводили время вместе, лежало письмо и бутон желтой розы. «Дорогая Амелия, драгоценный цветок моей жизни. Извини, что дал тебе надежду и сбежал. Пока тебя не было, я понял: мы не должны быть вместе. Это все не правильно! Мы не подходим друг другу, ведь я всего лишь раб, я не смогу обеспечить тебе достойную жизнь. Ради меня, ради своего светлого будущего, прими предложении семьи Чонов. Так будет лучше для всех. Проживи счастливую жизнь! Забудь меня, как одну из своих ошибок. Как самый страшный грех! Я обещаю тебе не снится боле, Я не потревожу твоих снов. Только ты мне снись в цветах, Что я так смиренно приношу к твоим ногам. Это желтая Роза тебе, Прости и прощай, Моя прекрасная Камелия.»━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
Двадцать первое ноября две тысячи двадцатый.
— Солнышко, тебе пора подниматься, — призрачный голос раздавался казалось бы отовсюду. И был таким до боли знакомым, как что-то родное, но некогда забытое. Чонгук поднимает голову, всматриваясь в темноту, мокрые пряди прилипли к лицу, от чего вид его становился ещё более жалким. Он смотрит по сторонам и пытается понять кто является источником звука. Не могут же быть у него галлюцинации. Хотя, с последними событиями, все может быть. — Кто здесь? — стараясь делать как можно меньше движений, спрашивает Гук. Неизвестность пугала. — Солнышко, это мама, — женщина тёплой рукой проводит по его щеке, улыбаясь. Ее образ возник из ниоткуда. Нарисовался от преломления лучей, что приникали сюда сквозь дыры в крыше. Образ был такой четкий, что было сложно понять, где заканчивается реальность и начинается фантазия Чона. Мама все такая же, красивая и молодая, словно эти семнадцать лет прошли только для маленького Чонгука. Ее золотистые локоны касаются обнаженных плеч, а голову венчает прекрасный цветочный венок кроваво-алого цвета, состоящий из прекрасных бутонов космеи. — почему ты бросила меня? — Чонгук смотрит на женщину перед собой ластится к ней, поддаваясь ласкам, как котёнок и не верит происходящему, — Ты же умерла и бросила меня, почему ты здесь. — Я никогда тебя не бросала, сын мой, помни это, — женщина садится рядом с ним, прижимая повзрослевшего парня к своей груди, — Я всегда была рядом с тобой, просто так было необходимо; мне надо было уйти, — поглаживает спину дрожащего юноши и смотрит ласково, по особенному. — Ты же умерла, мам, — Чонгук закрывает глаза, принимая ласку. Даже если это все нереально, даже если это лишь вымысел, — значит и я умер? — Нет, глупыш, совсем нет. — Тогда, — он запинается, поднимая пронзительный взгляд карих глаз на женщину, что казалась так близко, но и далеко одновременно, — почему ты здесь? — Это моя Луна, солнышко, я твой родитель и твой волк звал меня, вот я и пришла, чтобы успокоить тебя. — Но ты никогда не приходила раньше, почему? Я так скучал по тебе… — Так было надо, мой малыш. А теперь отдыхай, тебе скоро надо идти домой, отдохни и наберись сил. Я побуду с тобой ещё немного, — она гладила его смольно-чёрные волосы, перебирая пряди пальцами, гладила его щеки и целовала макушку. Ее голос разносился по амбару с дуновением ветра, пронося в это место умиротворение. С каждой нотой, подобной пению птиц, вся боль в теле Чонгука утихала, унималась дрожь и он проваливался в глубокий сон.временные промежутки.
от одна тысяча девятьсот девяноста четвёртого до две тысячи второго.
Это был самый сложный и самый трудно принятый шаг, который она когда-либо делала в своей жизни. Но о котором Амелия Спаркс никогда и ни за что не пожалеет, потому что именно принятие своей судьбы и решения родителей, принесли в ее жизнь большую любовь. И сильнее этого родившегося чувства на планете быть и не может. Через пару недель после вечера, когда Картер навсегда исчез из жизни Амелии, ее жизнь стала подобна американским горкам: развиваясь стремительно и со своими, давно подготовленными, крутыми поворотами и виражами. Словно со старта она выжимала все что пятьдесят километров в час, а после резкого торможения, не позволяя перевести дыхание, подкидывала то вверх, к небесам, то в низ, давая ощущение тленности своего бытия. Напоминая, что омега все ещё жива и все ещё несчастна, а сердце навсегда разбито. Судьба действительно поступила с ней прозаично. Амелия покинула родную Канаду и переехала в Корею, где вышла замуж за нелюбимого мужчину, пообещав себе, что обязательно найдёт своего потерянного возлюбленного. И она, положа руку на сердце, действительно занималась его поисками под различными предлогами, лишь бы ещё раз заглянуть в омут глаз ночного Ромео. Через три года после замужества, у неё родился единственный лучик спасения, который согревал ее и держал в этом мире. Малыш альфа стал опорой и спасением в семье, где омега чувствовала себя подстать птице в золотой клетке. Даже не смотря на то, что во время беременности, её хрупкое омежье тело не выдерживало феромоны будущего доминантного альфы и по сути это убивало её. Это был её сын. Любимый сын от нелюбимого мужчины. Она обрела надежду с появлением своего маленького альфы, крошечного и родного Чонгукки. Амелия дарила ему всю свою любовь, на которую только была способна. Она пела ему перед сном каждый день, рассказывая о волшебных мирах и истинной любви — он обязательно ее встретит и будет счастлив. Больших делах, которые были ему уготованы судьбой и всегда, при любом удобном случае, говорила как сильно любит его. Через два года после рождения Чонгука Амелия заболела — это были последствия беременности доминантным Альфой. Сынвон был отцом никудышным, мальчишку растил в строгости, в которой рос некогда сам, ругая за малейшие проступки, а с наступившей болезнью матери, стал человеком, которого омега возненавидела ещё больше. В один из вечером, когда семейство Чонов ругалось, Сынвон обмолвился, усмехаясь, куда исчез Картер той ночью и кто помог ему в этом. Именно после признания главы семейства в доме окончательно пропали какие-либо адекватные взаимоотношения. Старший Чон избивал жену, а когда Чонгуку исполнилось пять, то руку он стал поднимать и на непутевого сына, который больше походил на омегу и жалкого отпрыска безнадежной семейки, чем на благородного Альфу семьи Чон. Во всем этом он, конечно же, винил свою жену, которая излишне влияет на него своими глупыми рассказами. Все же этот мальчишка доминантный альфа и розовые сопли, о которых бредила его мать, ему ни к чему. Так, по крайней мере, казалось самому Сынвону. Когда Чонгуку исполнилось шесть лет, он впервые оказался на торжестве, где люди не выглядит счастливыми, а на их лицах, вместо улыбок, были угрюмые и печальные глаза. Когда маленькому альфе было шесть, его мама — Амелия умерла. И нет, дело было не в её болезни, которая «пожирала» ее изо дня в день, все же господин Сынвон заботился, чтобы его непутевая женушка прожила подольше — вырастила щенка, пока тот разума не наберется, оттого и оплачивал дорогое лечение. Просто в один дождливый день — это Чонгук запомнил на всю жизнь, мама оставила его с няней и, передав сыну записку, говоря: «Ты сам поймёшь, когда тебе нужно будет ее прочесть, а пока спрячь, чтобы твой отец не нашёл», под предлогом визита к родителям, отправилась в Канаду. А уже через неделю маленькому наследнику Чонов сказали, что мама больше не придёт. — Почему? — Твоя мать умерла… Вот так. Никто не подготавливал мальчишку — выложили все как есть и забыли. Не позаботились, а ведь это случилось за неделю до его семилетия. Он в школу должен пойти. Амелия была обнаружена мертвой в пруду, среди желтых роз, цветущих возле злополучной беседки, где её жизнь закончилась, так и не начавшись. «Моя жизнь не может так больше продолжаться. Мой лучик надежды, мое солнышко, Чонгук, мама любит тебя и всегда будет присматривать за тобой с неба, береги себя, мой любимый малыш. Вырасти большим и сильным, и найди искренне своё место в это большом мире. »━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
двадцать первое ноября.
Сеул, 04:56
Чонгук проснулся, когда все его тело било крупной дрожью от промёрзлого воздуха. Температура на улице стремительно близилась к отметке шесть градусов. И даже уютный плед не помогал согреться, хотя на что парень вообще мог рассчитывать? Осматриваясь по сторонам, стараясь сконцентрироваться на своих ощущениях, он что-то упорно искал глазами. Словно чувствовал чьё-то присутствие, но никак не мог понять чьё. Кроме кромешной тьмы и чувства своего ничтожества, что все больше и больше поглощало молодого Альфу, здесь ничего, конечно же, не было. И быть не могло. Альфа поднимается, помогая себе руками и нельзя описать ту боль, что стремглав разносилась по его покалеченному телу электрическими импульсами, словно прикован он был к стулу и от малейшего движения его било высокочастотным током. Видимо кто-то сверху подготовил для него хорошую награду, потому что как объяснить все те мучения, что он перенёс. Одежда неприятно липнет к телу. На белой офисной рубашке четко отпечатались не только следы от ботинок мафиози, но уже подсохшие капли собственной крови. Да и вообще цвет ее превратился от кристально белой, с накрахмаленным воротником, в грязно-серую, как и мир, в котором жил Чон. Вообще, решение подниматься было самым глупым из всех, которое можно было придумать. Потому что все что чувствовало его тело нельзя было просто описать болью, ему была невыносимо как больно. Но упорство, которому ему было не занимать, что временами родной отец хвалил мальчишку, не позволило Чонгуку сдаться, но это пока. Умирать в этом грязном амбаре, по крайне мере, хотелось меньше, чем дома. Да, если и погибать, то красивым и дома, там хоть вероятность, что его найдут высока — все же через месяц придёт хозяин квартирки и затребует арендную плату, а там трупик Чонгука на кровати. Как удачно сложатся обстоятельства, однако. Не то что здесь, как брошенное никому не нужное животное, с которым наигрались, пока он был маленьким щеночком и выбросили, когда он подрос. Ведь щенков и котяток любят все, а вот взрослых и побитых жизнью никто. Как оказался в городе Чонгук не помнит, потому что ноги сами его несли туда, сквозь низкие деревья, листва которых уже успела осыпаться, отчего некоторые гибкие ветви смачно хлестали его по лицу и рукам. А проходя мимо небольшего родника, он умудрился споткнуться о собственную ноги и кубарём, преодолевая пару колючих кустов ежевичника, угодил прямиком в воду, от чего теперь и плед «мучителя» был мокрым. Хорошо, что в это время людей на улице почти нет, а если и есть, то только собачники, которые выгуливают своих четвероногих друзей перед работой. Но даже эти не попались ему, что было несомненно к счастью самого прокурора. Видок у него был, откровенно говоря, никудышный. И наблюдать, как от него шарахаются люди, крутя пальцем у виска, хотелось меньше всего. Да и видеть людей, в целом, вообще не хотелось. Неприятно хлюпая обувью, Чон наконец-то остановился перед дверью своей квартиры, волоча несчастное одеяло за собой по земле. И даже скорее по инерции, чем с определенной целью. Настолько убитым он себя не чувствовал даже после того, как три ночи подряд учил итоговые экзамены в университете. А учёба на юридическом весьма энергозатратная, учитывая и факт того, что ещё успевал бегать по двум подработкам. От денег отца Чонгук отказался, как только покинул его дом, а деньги, что ему присылала мачеха, с которой хоть и выстроились добрые и доверительные отношения, принимал, но тут же избавлялся, жертвуя их очередному детскому дому. Хотя, на его практике, было пару раз, когда он оставлял часть суммы себе, обещая, что в следующий раз обязательно доложит деньги со своей зарплаты — все же взрослая жизнь не радужное шоу. Маленький Чонгук и подумать не мог, что продукты в доме сами не появляются, платежи волшебным образом не исчезают, да и жильё бесплатно никто не даёт. Избалованный, но не любимый, что сказать. Кидая равнодушный взгляд на ноги, и теперь, нажимая на пятку носком одного из туфель, он снимает одну и, подхватывая дорогую лакированную обувь двумя пальцами, переворачивает, выливая на пол все содержимое. Не соврали, настоящая кожа, не промокают, а если и промокают, то становятся ебаным аквариумом, жаль только рыбка золотая не попалась в пруду, она бы определенно смогла повеселить Чонгука. Помявшись секунд тридцать, сверля взглядом пространство перед собой, альфа наконец-то прошёл внутрь. После этой ночи у него определено появились провалы в памяти, потому что после пробуждения он не вспомнит ничего. Абсолютная пустота. Разум Чон Чонгука в прострации, в миллионах световых лет от земли. Где угодно, но не с ним. Расправившись со второй туфлей, где-то по пути от входной двери до ванны, он оставил там же и плед, продолживший тянуться за ним мокрой полосой, с песком, несколькими маленькими камешками и листвой, которую благополучно собрал в лесу. Он, управляемый примитивными инстинктами, разместился в холодной ванне, решив, что раздеваться в его случае это лишнее. Из-под крана громко зажурчала вода, разбиваясь о бортик ванны и постепенно наполняя ее, погружая Чонгука в горячую воду. Мужчина сидел не шевелясь. Просто смотрел в одну и туже точку и не моргал. И в ранее живых глазах, где всегда задорно танцевали огоньки, не осталось ничего. В них не было ни пронизывающего холода или равнодушия, в них не было ни гнева или страданий. В них не было ничего, кроме пустоты, что пожирала его изнутри. К потолку поднималась тёплая пелена, наполняя маленькую комнату паром, подобно сауне. Лишь когда вода стала стремительно выплескиваться за бортики, альфа зашевелился. Он выключил воду, так и замерев с вытянутой на кранике рукой. Смотрел перед собой секунд тридцать, пока не вскочил с дикими криками. — Да твою ж мать, блять, — в пустоту ругался Чонгук, — Что за хуйня происходит в моей жизни, — вскидывал руки, словно это могло помочь, — почему это все происходит именно со мной? Он прислоняется лбом к кафелю в комнате. После этого альфа вообще мало чего помнил: ни серию ударов по бетонной стене, плитка которой расползлась причудливой паутиной и местами осыпалась, от чего теперь костяшки его правой руки разбиты и с ран сочилась кровь, ни дальнейших своих действий, которые были хуже чего-либо. Если бы он продолжил колотить стену или лёг спать — это уже было бы гораздо лучше. Чонгук не помнит откуда в его руках появилась маленькая металлическая пластинка, чем-то похожая на лезвие от точилки, которой в его доме не было, вроде. Чонгук не помнит в какой момент он настолько отчаялся, что провёл первую черту по своей коже. Смотрел на собирающуюся вокруг полосы кровь и не чувствовал ничего. Пока не провёл вторую. Третью, что стала глубже первых и кровь, вытекшая, сразу скатилась к локтю и падала крупными каплями в воду. И не помнил оставшиеся восемь, которые нанёс, когда разум дал трещину и из глаз покатились слёзы. Первый раз Чонгук проснулся, когда слегка подкрашенная в розоватый цвет вода в его импровизированной кровати наконец-то остыла, а за окном уже посветлело. Благо сторона у него не солнечная, а то день стал бы кошмарнее в три раза больше. Кажется, что в этот момент он даже не открывал глаза: на ходу избавился от мокрой одежды, которая хоть и была тяжёлой, но не оказалась тяжелее чувства собственного ничтожества, что все упорнее и упорнее вгрызалась в его подсознание. Альфа заснул на полу около кровати, прижимая к животу ноги — в позе эмбриона; желая скрыться от всего мира, от реальности где он был не любыми, не правильным и одиноким. В его жизни не было ни друзей, потому что те всегда шли с ним на контакт только из-за отца, который был невероятно влиятелен и к тому же сказочно богат; ни девушки, которые пользовались тем же взглядом, что и псевдо-друзья. Чонгуку нельзя было завести ни собачку, ни хомячка. От чего после смерти матери он остался один. Но даже тогда молодой альфа не позволял себе отчаиваться. Всегда держался молодцом и был на позитиве, всячески отгоняя от себя негативные мысли. При каждой свой неудаче он подбадривал себя, убеждал, что у него все получится, если будет стараться. И даже если не с первого раза, то с третьего точно. И не смотря на издевательства со стороны родного отца, он рос добрым и справедливым ребёнком. Заботился о животных, которых находил на улице и помогал старушкам перейти дорогу, что всегда любезно его угощали конфетами. Чонгук хороший, Чонгук омега, заточенный в теле альфы. И сложно представить, что случилось с этим жизнерадостным крольчонком, который всегда был яснее самого солнечного дня. Пройдя столько испытаний, что-то невероятно хрупкое и драгоценное, некогда и кем-то зачем-то спрятанное, надломилось. Если и не сломалось во все. Никогда не думавший о смерти, действительно стоял на краю пропасти, в которую несомненно был готов упасть. Добровольцем. Словно после встречи с Ким Тэхеном вся его жизненная энергия покинула его, оставляя разбитым и брошенным. Сил бороться у Чонгука после этой ночи не осталось. И кроваво-алые полосы на его запястье тому подтверждение, но и те были лишь началом в его испытании.