Мы никогда не были друзьями

      Первое, что я помню — меня преследовало странное чувство тревоги. Как будто вот-вот что-то пойдет не так. Однако, всё складывалось как нельзя лучше: пары прошли хорошо, меня нигде не задержали, и на удивление, почти не приставали сегодня. А вот второе, что я помню — что я, по сути, ничего больше не запомнил. Те несколько часов между сборами на вечеринку, и тем, что было на ней — намертво стерлись из моей головы. Ну, да ладно, об этом позже. Буквально влетев в входную дверь, я сразу же бросил сумку куда-то в сторону и пошел к своему гардеробу. Лучше было выбрать все заранее, потому что если я начну выбирать одежду после душа, есть риск, что я опоздаю. И простыну. Открыв шкаф, меня переклинило. Федя сказал, что это наша последняя вечеринка перед сдачей проектов. Событие, конечно, не такое важное, как сдача диплома, но все равно время даже на вздохнуть будет находиться через раз. И я подумал, что хочу оторваться. По-настоящему. Таинственно похихикав над своей безумной смелостью я скомпоновал лук, и пошел отмокать в ванной. Запах аромосвечей и теплая влажность меня хорошенько расслабили. Взгляд бесцельно плавал по плитке, а руки то тут, то там, чертили странные узоры на коже, прямо под водой. Я бы хотел что бы ко мне так прикасались. Бездумно, просто потому, что это приятно. В голове фоновой лентой кинофильма проносился весь день. Люди, слова, парты, коридоры. Вдруг мой нос вместе с пенкой пощекотала мысль, что я хотел бы сохранить это чувство, что ходило за мной весь день — предвкушение, от того, что я скоро вернусь в квартирку, которую делю с важным мне человеком, что я наведу красоту, и что раннее утро следующего дня я проведу будучи пьяным, счастливым и молодым. В этой идеальной картине, по итогу произошли нихуевые такие изменения, но к сожалению или счастью, я еще об этом не знаю. Когда я вылез из ванной, меня ждало весьма досадное огорчение — у нас не было чистых полотенец. В квартире я был один, и мне ничего не мешало голым дойти до комнаты, и одеться. Логично, казалось бы. Но вместо этого я без задней мысли выхватил из бельевой корзины свежепостиранную Федину рубашку, и накинул ее, застегнув всего пару пуговиц. Моему мозгу это как-то не очень понравилось, отчего моя иррациональная тревога усилилась, но я это проигнорировал. Я не сделал что-то странное. Мы же соседи, ничего страшного что я спиздил поносить его рубашку. К тому же она так умопомрачительно пахнет...порошком, наверное. И пускай смотрится она на моих худых костях не так притягательно, как на нем, особенно когда он злится и поводит плечами, разгибая спину и немного грозно присборивая рукава. Эта картинка заставила меня постоять пару секунд, прежде чем начать одеваться. Почему-то я никогда не думал так о других своих друзьях или сокурсниках. Никогда не зацикливался на таких деталях, хотя просто грешно сказать, что в моем окружении не было очень даже симпатичных молодых людей. Федора он...какой-то особенный. Хотя, наверное мне кажется, из-за того, что я провожу с ним много времени. Следующее, что хоть как-то отпечаталось в моем мозгу, это обрывки нашего веселья. Когда я пришел в клуб, где собрались все наши, тусовка уже набирала обороты. Шум почти неразличимой музыки, пятна света стробоскопов, блики на отполированных столах где уже виднелись лужицы пролитых напитков и порошки, силуэты тел, мебели и бокалов. Голоса смешивались, что бы что-то разобрать приходилось иногда утыкаться ухом в чужие губы, но когда ребята увидели меня, их шокированное улюлюканье я бы не спутал ни с чем. На мне были новенькие конверсы, ультраузкие синие джинсы, украшенные цепочками у пояса, оверсайз-футболка с неоново-сиреневым градиентом, но наверное больше из поразили мои руки с маникюром черно-блестящим лаком, увешанные кучей колец и браслетов, ошейник на моей шее, с милым металлическим сердечком посередине, и конечно, макияж c идеально выверенными небольшими стрелками, имитацией смущенного румянца, ну и в тон футболке — тени со стразами. Выглядел я, одним словом, вызывающе. И господи, как я пожалел об этом... Сознание, будто в белой горячке, откликалось кусками: вот я кокетливо забираю у бармена третье мартини, вот девчонки полупьяно говорят какая я у них классная подружка, вот меня тащат на танцпол станцевать под «Рома-рома-роман», а вот я в ужасе жмусь к туалетной двери, пытаясь скрыться от Ильи.        — Да ну, чё ты, не ломайся, я ж знаю, чего ты хочешь... — амбал под два метра ростом, именуемый Ильей, дыхнул на меня пивным перегаром, преграждая путь к побегу своей лапищей, намертво упертой в стену в трех сантиметрах от моего прекрасного лица.       — Т-ты что-то пут-таешь, Иль. — я уже раз триста проклял себя, и выпитые мной напитки, которыми меня сегодня щедро угощало пол универа. Язык и разморенное духотой и алкоголем тело отчаянно меня не слушались.       На самом деле, было бы смешно, если бы не было так страшно. Этот индивид, не далече, как четыре дня назад, снова едва не отбил мне почки, зажав в коридоре по пути из столовой. А я его даже не трогал, даже не смотрел, шел и печатал смс. Вообще, причинял счастье и наносил добро он мне весьма систематично, еще с первой недели поступления в университет. И видит Иисус, про него точно никто и подумать бы не рискнул, что ему нравятся парни. Что ему нравлюсь я. Хотя не знаю, может его спровоцировал мой внешний вид, или количество выпитого. Потому что я могу сожрать свой студ.билет, но поклясться что никаких намеков я в его сторону не делал. Сегодня, честно, я тусил чисто для себя.       — Не-е-е, я ж.... — он придвинулся ближе, видимо, пытаясь поймать мои губы. Но в итоге лишь смазано задел край цепочки в ухе. — ...вижу, что ты для меня это все...       — Я...я-я... — я испуганно дрожал когда рука, упертая в стену как-то внезапно оказалась на моей спине, а затем стала ползти вниз, как-то рвано подергивая край моих джинс. Пытаться толкать Илью — это как пинать дом, больно и бесполезно. Вторая его рука уже потянулась к моим волосам, и в этот момент я поднырнул вниз и побежал. Море тел быстро меня проглотило и затормозило. Меня трясло. В пьяной, размытой полутьме клуба в неоновых кляксах, кожа, запачканная чужими прикосновениями, казалась мне обгоревшей и покрытой волдырями. Я истерично мотал головой, едва сдерживаясь, чтобы не осесть прямо здесь и расплакаться. Но тут взгляд выхватил среди безымянных лиц спасительную копну рыжих кудрей. Как назло, в этот же момент очухавшийся Илья уже расталкивал толпу, как медведь деревья, в поисках меня. Я кинулся к Федоре, по дороге врезаясь во всё и вся, судорожно пытаясь придумать что мне делать. Просить его заступиться за меня перед Ильей, все равно что кинуть суриката льву. В лучшем случае, его изувечат вместо меня, а в худшем — это меня не спасет, и у меня будет полумертвый сосед.       — Федя! — я подлетел к их оживленной компании, рассевшейся на поблескивающих кожаных диванах. Больно ударившись об край столика коленями, я почти не чувствуя ног в два шага обогнул его, и схватил парня за предплечье, в руке он держал что-то вроде «кровавой Мэри», выдавил то, что мозг сиреной выл в моем мозгу. — Илья! До этого расслабленный и довольный, он вмиг похолодел и оставив бокал, посмотря мне через плечо, спросил:       — Где? — на вопрос ответить я не успел, зеленоглазый заметил его сам.       — Придумай что-нибудь! — от страха ноги меня не держали, и я буквально вис у него на руке. На секунду меня торкнуло, что он был в той самой рубашке, в которой я выходил из ванной, но развить такую по-странному приятную мысль, я не успел, походка Ильи — тяжелая и жадная, раздавалась где-то в метрах пяти.       — Есть идея. Доверься мне.       А вот и кусок который я помню кристально ясно. Не успеваю я ойкнуть, как меня надежно впечатывает в чужую спину. Федя ловко посадил меня к себе на колено. В ушах шумело. Кажется, он сказал ребятам, сидящим напротив «делайте вид что так и было». Мои ослабшие ножки безвольно висели по обеим сторонам от Фединого бедра, голова запрокинулась ему на плечо, а левую руку он положил поверх своей, уверенно прижатой к впалому животу. Несколько пальцев закрались под футболку, а я мог думать только о том как тепло, и как мягко касаются его кудри моей щеки. Меня вообще ничего не волновало. Илья был уже в метре от столика, и тут рука с живота пропадает, и я бы даже недовольно поскулил, но тут же ладонь аккуратно разворачивает мой подбородок, и наши губы сталкиваются. Стоп, что? Это что, шутка? А как же люди, и Илья с его гомофобскими доебами, и как же репутация, и как же...как же он классно целуется! Запах парфюма, смешанный с оттенком металла и типографской краски. Очки так мешаются. Нечем дышать. Где я? Мне нравится. Но меня буквально отрывают от поцелуя. В глазах мутно, губы горят, в ушах чужое дыхание. Илья прожигает взглядом, а меня кусают куда-то в шею. Снова бы мне ойкнуть, но я сижу молча и неподвижно. Заиграл The Weekend. Илья плюет что-то матерное в нашу сторону, и нехотя отступает назад. Федя поднимается, снова придерживая меня, что бы я не рухнул, и плавно выходит из-за стола в сторону выхода. Над ухом раздается немного хриплый голос.       — Поехали домой, сладкий.       Федя нарочито отталкивает ошарашенного Илью плечом, а меня будто тут нет. Я задыхаюсь, мне мало. Те места, что саднили ожогами, почему-то отдаются прохладными мурашками, запах пота и спирта сменяется Черной картой и масляными красками. На меня одевают кожаную косуху. Я слышу последние строки куплета «Call out my name», и мы выходим наружу.       На улице ветрено и холодно, в отличии от набитого толпою клуба. И я не знаю как как мы доберемся до общежития. Не знаю что будем делать. Мы просто пошли по тротуару. Морозец стер из моей крови остатки алкоголя, я начал потихоньку осознавать происходящее. — Зачем... ты это сделал? — мой голос был совсем тихим. — Такие, как этот дебил, понимают только действия. Он решил пристать к тебе, потому что ты был один, беззащитным и слабым в его глазах. Значит, нужно было показать ему, что ты не один. — Федора сказал это спокойно, почти скучающе, будто ничего и не произошло.       А ведь ничего и не было, так ведь? Он просто мое прикрытие, попытка спасти мою шкуру. Обычная дружеская помощь. Вот только его рука еще лежала на моей талии, дыхание сбилось, сердце колотится где-то в желудке. В голове проносилось как я варил ему кофе утром, одалживал его рубашки, как он сидел у моей кровати, не появляясь на парах, когда я болел, как вытирал кровь в туалете из разбитой губы, в драке которую он начал сам, из-за меня, как я трепал ему кудри, зазывая идти в кровать, и как он вскользь чмокал меня в макушку, когда мы дурачились, оставаясь дома. В голове проносилось что мы никогда не были друзьями.