Watch me

      — Мисс Грейнджер? В чем же вы так провинились, что вас назначили моим консультантом? Или это залог того, что мне не избежать домашнего ареста в ближайшие несколько лет? — медленно, с расстановкой проговорил волшебник, наполняя бокалы огневиски и не отводя острый, как бритва, взгляд от собеседницы.       — Вы употребляете алкоголь за завтраком? — Гермиона склонила голову набок и осуждающе цокнула языком. «Как можно пить с утра пораньше и при этом выглядеть вот так! Спина идеально ровная, движения отточены и выверены до мельчайших аристократических припадков, подбородок вздернут, внешность источает расслабленность, и ледяные глаза, вечно излучающие насмешку.» — Можете быть уверены, мистер Малфой… я постараюсь относиться к делу непредвзято, — натянуто улыбнулась она в довершение сказанному.       На это замечание Люциус лишь хмыкнул, что-то внимательно выискивая в тонких линиях её сосредоточенного личика. Он так и оставался стоять, не проходя вглубь гостиной. «Такой же надменный и высокий, как прежде, но что-то изменилось. Какая-то мелочь, пустяк, ерунда… Так сразу и не скажешь, что же. Может, извечная ртуть в ядовитых глазах теперь стала сталью? Нет же, всего лишь света игра.» Но навязчивый голосок шептал Гермионе, что за фальшивой маской провокатора спрятано нечто… нечто особенное.       Кончики пальцев кольнуло от желания разгадать тайну, но Гермиона молниеносно одернула себя. Её голова сейчас должна быть сконцентрирована на абсолютно других загадках. И такая проблема, как Люциус Малфой, в этом списке не числится. «Он всего лишь средство к достижению цели» — повторила себе она на всякий случай.       — Я не ожидаю гостей, никуда не спешу… Ах да, я же не могу покинуть мэнор, так почему бы не скрасить одиночество теплом прекрасного напитка? Вы будете? — Люциус полностью сосредоточился на бокале с янтарной жидкостью. Уйдя далеко в свои мысли, он продолжал диалог настолько ровно, что Грейнджер недоумевала — злиться ей на такую небрежность в её сторону или восхищаться редким талантом экс-Пожирателя. Ведь не обрати она столь пристального внимания на глаза Малфоя — сама бы не поняла, что их «милая болтовня» сейчас — полная фикция.       Гермиона покачала головой и нетерпеливо помахала папкой, намекая на разговор по существу, в глубоком желании поскорее убраться из этого мрачного места. Да и не имея особого желания разбираться в этом человеке, точнее страшась подобного. Такое неосторожное желание могло стать фатальным вызовом для её разума, и Гермиона прекрасно это осознавала — есть вещи, которым лучше оставаться сокрытыми. А Люциус все больше представлялся шкатулкой Пандоры. «Единожды неосторожно загляни, и весь мир неумолимо рухнет. Хорошо ещё, если только мир падёт в преисподнюю, а не она сама к ногам… Страшно даже подумать о подобном.»       «Горе от ума», — усмехнулось собственное подсознание, — «боишься его ума, сама же им восхищаясь. Поздравляю, ты окончательно сошла с ума. Или все-таки боишься восхищаться? Понимаю, понимаю…» — на что Грейнджер пришлось уверенно шикнуть и крепче сжать зубы. Она здесь по работе.       А, раз собеседник проигнорировал ее намеки, то она уверенно отчеканила:       — Нет, спасибо. Мы можем перейти к делу?       — Так почему вы, мисс Грейнджер? — задумчиво протянул Малфой, наконец повернувшись к Гермионе лицом. Он скользнул оценивающим взглядом по ее деловому костюму, затем обратно к лицу, ни грамма не стыдясь такого нахальства, более того — нагло ухмыляясь.       Двойственность вопроса не удивила, хотя эту реплику можно было интерпретировать и в большее количество смысловой нагрузки, как, собственно, и всю речь Малфоя. Вот только обдумать варианты ей мешал откровенно вызывающий взгляд серых глаз и чуть вздернутый уголок губ.       — Желающих больше не нашлось, — слова пропитались издевкой и сарказмом, пока Гермиона напоминала себе, что не должна так поступать. А уж тем более принимать вызов в этой дуэли сарказма. Но как же хотелось заткнуть этого самодовольного сноба, стереть с его лица эту… эту… игривую? Нет, нет, показалось! Противную! Противную ухмылку! Её стереть!       «Ты здесь по делу!» — завопило подсознание, пока Гермиона пыталась избавиться от лишней нервозности, свести разговор к нужной ей теме и просто не сорваться в бездну отчаянья.       — И почему Поттер не захотел в очередной раз прикрыть Министерство широкой грудью? Не спас вас от времяпрепровождения с ужасным Пожирателем? — отставив опустевший бокал на поднос он, не сказав больше ни слова, покинул малую гостиную. Предоставляя Грейнджер призрачный выбор между — стоять, как дуре одной, или следовать за ним без намёка на приглашение.       — Думаю, я справлюсь самостоятельно с этой непосильной задачей, — она злилась, поднимаясь за ним по лестнице, даже не зная куда, так как Люциус не соизволил объясниться, а просто развернулся и направился в глубь особняка с таким жестом, будто он позволяет Гермионе следовать за ним, а не обязан подчиниться и ответить на ее вопросы. Она так злилась на этого заносчивого чурбана, что даже позабыла, насколько боялась возвращаться в этот дом.       — Значит, решили бороться с собственными страхами таким образом… — он резко развернулся на средине лестницы, будто прочитав её мысли, и его голубые глаза сверкнули в полумраке не хуже лезвия, что заставило Гермиону отшатнуться и ухватиться за палочку в кармане. — Неразумно выпускать ее из рук, приходя в Малфой мэнор в одиночку, — ее ухо обдало жаром от того, что он склонился, вынуждая ее откинуться на перила. Какого черта от него веет жаром, ведь визуально от этого человека должен исходить замогильный холод?       — Вы мне угрожаете, мистер Малфой? — она облизала пересохшие губы и покрепче сжала спасительное древко.       — Скорее, обучаю, — спокойно ответил он, продолжив свой путь и показательно расслабленно принимая новую порцию огневиски из рук материализовавшегося по щелчку пальцев домовика. — Так вы желаете посетить бальный зал, в котором вас пытали, или это пока слишком для вашего процесса исцеления?       — Давайте с вами определимся, что вопросы здесь задаю я, — сухо отчеканила Гермиона, пытаясь укротить всколыхнувшиеся болезненные воспоминания и непомерное желание убить этого мужчину.       — У вас плохо получалось, и я отважился взять эту роль на себя, — посмеиваясь в бокал, он потянулся к изящно изогнутой дверной ручке, а потом замер, уставившись на Гермиону через плечо хмурым взглядом. — Книги по психологии имеются не только у вас.       — Рада это слышать. Увлекаетесь и другими магловскими науками? — единственной тактикой, способной работать с Люциусом Малфоем, по ее скромному мнению, был игнор напыщенности этого мудака, и она цеплялась за нее руками и ногами, не желая доставлять ему удовольствия лицезреть ее чувственный темперамент, над которым он найдет повод поиздеваться.       — Понемногу. Отношусь с уважением к некоторым, — дверь все еще оставалась закрытой, а Люциус то ли сомневался, то ли обдумывал что-то, играя длинными пальцами на холодной бронзе.       — Дайте угадаю. Все, что связано с расплывчатыми и неоднозначными ответами, а психология как раз объединяет эти прекрасные характеристики, — съязвила Гермиона       — Вы полны предрассудков, а говорили об объективности, — в его глазах мазнули осуждение и даже легкая обида. И Гермиона виновато закусила губу, опустив взгляд в пол, чтобы найти правильные слова для оправдания своего непрофессионального поведения. — Так просто? — громко расхохотался он и толкнул дверь в просторный кабинет.       На сей раз щеки Гермионы вспыхнули от неописуемой ярости к гнусному, подлому, мерзкому, несносному, напыщенному… умному (нехотя признал мозг), хитрому… Мерлин милосердный, ей предстоит встречаться с этим человеком весь следующий месяц дважды в неделю. Мало того, она нуждается в его помощи с тем темным делом, что в Аврорате признали несчастным случаем, в чем Гермиона сильно сомневалась, а совесть и интерес не позволяли оставить все как есть. И теперь она здесь, взяла на себя обязанность проводить несколько часов в неделю с этим подлецом ради благой цели. Время идет, а ни черта не меняется.       — Добро пожаловать в мой кабинет, — довольный произведенным эффектом, язвительно заявил Малфой.       — Оставь надежду всяк сюда входящий, — зло заключила Гермиона, с вызовом смотря в холодные серые глаза. На что Люциус неуместно грустно улыбнулся. Всю его жизнь можно было описать этой замечательной цитатой, ну и к черту.       — Итак, мисс Грейнджер, вам снятся кошмары с моим участием? — Люциус умостился в кресло за столом и с видом профессионального душекопателя понимающе уставился на собеседницу.       — Мистер Малфой, прекратите этот нелепый балаган! — снова вспыхнула она. — Давайте лучше побеседуем о ваших кошмарах.       — У меня нет никаких кошмаров, — умело солгал он. — Так что же, вы там эротику каждую ночь пересматриваете, раз так отчаянно рискнули сюда заявиться?       — Вы невыносимы! Ваше поведение полный абсурд!       — Ну не от скуки же со мной жена развелась и сбежала во Францию, — продолжал веселиться Люциус, в очередной раз отпивая из бокала янтарную жидкость.       — Желаете поговорить о разводе? — попыталась взять под контроль ситуацию Гермиона, уже ни на что особо не надеясь.       — Вы разводитесь? Что ж, если для вас это важно, то кто я такой, чтобы отказывать.       Грейнджер сдалась… Встав с дивана, она наполнила бокал огневиски и воодушевленно отхлебнула. Крепкий напиток опалил губы, а затем горло, но усмирил колотящееся сердце не хуже успокоительного зелья. Отставив в сторону опустевший стакан, она направилась к массивному столу и уперлась в него обеими руками, угрожающе посмотрев на насмехающегося мужчину. Тот и бровью не повел, облокотился на столешницу локтями, с интересом наблюдая за продолжением спектакля «Ярость Грейнджер».       — Мое терпение не безгранично, мистер Малфой. Не думаю, что меня кто-то осудит, если, скажем, я вас немного прокляну, — угрожающе выдала она, в ответ на его лице медленно растянулся довольный оскал.       — Хотите проверить, сохранились ли мои боевые навыки? — вкрадчиво протянул Люциус и облизнул тонкие губы в предвкушении.       — Вы безоружны, — прошипела Гермиона с явным превосходством, пытаясь усмирить противника гневным взглядом.       — У вас есть возможность испытать судьбу воочию, так чего же вы медлите… — подтрунивал Малфой охрипшим голосом, а его глаза наполнились нездоровым блеском с искрами хищного триумфа. Как охотник застывший перед финальным прыжком, обходя по кругу свою добычу, выбирая местечко чтобы впиться зубами, предвкушая солоноватый привкус крови…       Грейнджер все смотрела в эти потемневшие леденящие омуты и не могла подобрать правильный оттенок. Кажется, время замерло от их борьбы. А эти глаза все глубже впивались в её душу и разум. Нет, Малфой не применял легилименцию, ему и не нужно было. Да и что бы он там увидел? Разве только то, как Гермиона по-прежнему пытается найти описание его глазам, будто это единственное, что сейчас имеет значение.       Ведь глаза — зеркало души. Но куда же так неотвратимо её уводили эти? Нет, это не сталь… Но что же? И не пасмурное небо, с которым так часто сравнивали глаза Малфоя младшего. Не холодная ядовитая ртуть, хотя яду в них и немало. Яд, что заставляет ее задыхаться, что обжигает лёгкие, обдает ее кожу жаром, грозясь выжечь все на своём пути дотла, превратить её жизнь и душу в пепелище…       — Дым, — закончила она вслух, закусив докрасна нижнюю губу.       Не удержавшись, Гермиона судорожно выдохнула, а в голове Люциуса сработал пусковой механизм. Секунду спустя ее палочка отлетела в сторону, а сама она уже сидела на широкой столешнице, лицом к Люциусу, юбка-карандаш трещала от грубого рывка, горячая ладонь раздвигала ее ножки. Малфой встал к ней вплотную, чтобы снова впиться в ее распахнутый от шока рот жадным поцелуем.       Язык бесцеремонно вторгся в ее маленький ротик и установил свои правила игры, переплетаясь с ее, толкаясь все глубже, изучая каждый миллиметр по собственному усмотрению.       Пожар! Вот что пряталось за лукавой завесой из сизого дыма. Пожар, от которого теперь не убежать, не скрыться от этих горячих рук на её теле, не спрятаться от этого острого язвительного языка, хозяйничавшего в её рту.       Мать твою, она против… видит Мерлин, против, какого черта тогда только сейчас осознает, что отвечает не менее горячо на эти грубые ласки.       Его рука нахально придержала ее за подбородок, палец требовательно надавил на щеку, побуждая раскрыть губы шире и поддаться напористому поцелую до конца.       Да как он посмел вот так нагло всего парой движений подавить ее доминирующую во всем натуру? Не сыскать такого отбитого во всем Лондоне, что рискнул бы вести себя вот так с Гермионой Грейнджер. Нет, находились, конечно, смельчаки, рискнувшие флиртовать, а порой и приглашать на свидания ярую феминистку, защитницу слабых и обездоленных, героиню войны, но это… это… это восхитительно. По какому неведомому праву эта тварь так охренительно целуется…       Губы, руки, языки… Высокомерие, страхи, бунтарство, ирония, вызов… Все смешалось, закрутилось и понеслось прямиком к вратам Тартара, что находятся под той самой утренней звездой, имя которой Люцифер… Как и Гермиона сейчас.       Сильная рука беспардонно удерживающая ее лицо, повернула его в сторону, и губы Люциуса обрушились на ее шею, пока вторая напористее сжала бедро. Грейнджер бесконтрольно простонала, рвано, будто в приступе удушья, и над ухом раздалось ответное глухое рычание, а затем последовал болезненный укус. Ногти сами собой впились в его плечи, и Гермионе пришлось признать, что этот подонок в отличной физической форме. Рельефные мышцы под прохладной тканью перекатывались от каждого движения наглых рук. Полностью отдавшись на милость сладкого недуга по имени страсть и упиваясь отчаянными стонами юной спутницы, Люциус прижал ее за бедра к себе, отрывая от стола и резким толчком врезаясь меж разведенных ножек.       Гермиона в его руках выгнулась, а стон, больше похожий на крик о помощи, рассек влажный накалившийся воздух. Она уверенно качнула бедрами, но прекрасное твердое тело, о которое ей так хотелось потереться, отодвинулось, и Гермиона разочарованно зашипела в ответ. Малфой же ехидно ухмыльнулся, разрывая ее рубашку, рассыпая по полу град пуговиц.       О, Грейнджер не разочаровала его реакцией. Да и как эта прелестная смелая девочка могла его разочаровать. Яростно блеснув глазами, она взмахнула руками в стороны и все, что было на столе, полетело с громогласным треском на паркет восемнадцатого века.       Шикарная упругая грудь предстала его взору, затянутая в белое кружево очень даже сексапильно, но крайне неуместно в данный момент, вынуждая в очередной раз жадно облизать губы и хаотично сорвать проклятые бретельки надоедливого элемента белья. От резких движений мужских рук грудь призывно подпрыгнула, освобождаясь от ткани. Опрокинув непослушную девчонку на лопатки, он уже не желал сдерживаться и с упоением принялся за процесс терзания аккуратной груди.       — Сними… — женские ручки нетерпеливо дернули за воротник его рубашки, а их обладательница уже выгибалась в новом стоне-крике от очередного не самого нежного поцелуя.       — Попросите, как подобает, мисс Грейнджер, — саркастично процедил Люциус, а затем подул на покрасневший сосок.       — Сволочь! Аааа… — на бедро опустился далеко не игривый шлепок. — Малфой, гад.       — Мистер Малфой, раз вы решили соблюдать субординацию, — ласково пропел он, спускаясь поцелуями по молочной коже к животику, но так и не убрав руки с главного фетиша своей фантазии, продолжая заигрывать с розовыми вишенками и периодически возвращаясь поцелуями к столь желанному атрибуту женского тела. — Твою мать, я так не остановлюсь! — зло возмутился он, отрывая руки и отстраняясь, чтобы молниеносно перевернуть Гермиону и еще раз смачно шлепнуть ее по ягодицам.       Сильная рука схватила стонущую и возмущенную девушку за шею, прижимая к столу, а затем ее подмяло крепкое мужское тело, и сиплый голос игриво прошептал у самого уха.:       — Только попробуй начать сопротивляться, накажу, — его правая рука опустилась на трусики, и пальцы легонько пробежали по мокрой ткани. — Не смей подниматься! — он направил ее руки на противоположный край столешницы, сжимая пальцы поверх ее. — Ты поняла?       Не дожидаясь ответа, Малфой опустился на корточки, поглаживая великолепные округлые ягодицы и убирая остатки изодранной в клочья юбки. Оставив внеочередной укус на сладкой попке, он довольно пропел:       — Беру свои слова обратно, эта упругая задница может посоревноваться с вашей шикарной грудью, мисс Грейнджер! — она бессильно зарычала на это заявление, но правила их маленькой игры нарушить не решилась. — Вы настолько близки к оргазму, что не станете спорить? — он медленно спустил промокшие трусики до колен, наслаждаясь общим видом великолепной наготы.       Первый легкий мазок языком прошелся по половым губам, и на неприятное ощущение прохладного дуновения Гермиона качнула бедрами, желая получить гораздо больше.       — Стой смирно! — рявкнул Люциус, и еще один звонкий шлепок опалил попку, она недовольно проворчала ругательства, но уже через мгновение продолжила стонать и извиваться на прохладной поверхности. От умелых манипуляций обычно язвительного языка сносило крышу, а сердце грозилось выскочить из груди.       Обезумев от ее реакции, Люциус начал вылизывать истекающую смазкой промежность широкими размашистыми мазками, сжимая в руках нетронутую загаром попку и прижимаясь все плотнее к трепещущей плоти. Сил терпеть больше не осталось и Гермиона зажмурившись пролепетала:        — Пожалуйста… — ох, с каким же удовольствием он усилил напор языка, а затем резко остановился.       — Полностью! Хочу слышать, как ты обращаешься ко мне полностью! — приказал он, нежно поглаживая указательным пальцем между набухших половых губ.       Ее недовольное рычание перетекло в всхлипы.       И тихое:        — Пожалуйста, мистер Малфой, — захныкала Гермиона, сама до конца не веря, что произнесла эти слова вслух.       Вот теперь его язык закружил по ее киске так, что Гермиона почти кричала от удовольствия. Проворачиваясь и изгибаясь, он врезался в ее тугую дырочку, и ей почему-то подумалось, что именно так Пожиратель и должен извлекать душу из человеческого тела, от чего она сдавленно хохотнула через нарастающие стоны.       А вот когда его язык поднялся чуть выше, к другой узкой дырочке, и повторил те же движения, было уже не до смеха. Стыд от того, насколько ей было приятно, залил щеки, но просить остановиться она бы не смогла, до желанного оргазма оставалось немного, и он обещал быть сродни стихийному бедствию. Дрожь пробирала каждую мышцу, неумолимо подступая к горлу и не давая возможности вдохнуть, не то что разговаривать.       Два пальца врезались в горячую глубину ее лона, и Гермиона не выдержала. Все ее тело затрепетало, мышцы судорожно сжались. Она взорвалась, захлебываясь собственной слюной, обдирая полировку стола и продолжая кончать, будто это уже не может прекратиться, и ей предстоит умереть в блаженном состоянии.       И Люциус доказал ей, что такое вполне возможно, добавив еще один палец в тугое анальное колечко мышц, совсем не глубоко. Но еще не утихший первый оргазм заменился новым взрывом, и Гермиона завопила что есть сил, а спустя минуту неестественного изгибания свалилась обратно на стол, казалось, даже не дыша.       Вынув пальцы из до сих пор сжимающего их влагалища с пошлым хлюпающим звуком, он обошел стол и присел перед обмякшей Грейнджер.       — Посмотри на меня! — хрипло скомандовал Люциус, самодовольно облизывая пальцы у нее на глазах тем самым выдающимся языком.       «Вот же ж змеиное отродье!» — пронеслось в ее затуманенной голове.       — Оближи! — и не дожидаясь реакции, его пальцы напористо втолкнулись в горячий ротик. Гермиона всосала их глубже по инерции, так пошло, что сама бы никогда не поверила, что способна на подобное. Малфой гортанно простонал, двигая пальцами, а потом резко схватил ее за волосы и, снова обойдя стол, потянул на себя, крепко прижимая к подтянутому телу и отрывая девушку от пола, уверенно врываясь в ее рот проворным языком.       Поцелуи с Малфоем стали для Грейнджер неким откровением. Она никогда не считала себя слишком чопорной, или не умеющей получать удовольствие от такого рода ласк, но это… это было нечто абсолютно иное. Этот мужчина одновременно был груб и аккуратен, нежен и брутален, напорист, но и отзывчив. Это сводило с ума.       Его свободная рука легла на попку Гермионы и крепко сжала ягодицу, от чего она взвизгнула ему в рот и попыталась оторваться, за что и схлопотала укус на раскрасневшуюся нижнюю губу. Она рычала и извивалась в его руках, не способная на что либо еще. А затем ее резко опустили на пол, придерживая лишь за каштановую гриву. Малфой развалился в кресле, не отводя прямого возбужденного взгляда и не отпуская ее волос, второй рукой медленно расстегнул брюки и достал то, что Гермиона была готова сравнить разве что с удавом. А затем… затем последовал самый унизительный в ее жизни приказ        — Отсоси мне, Гермиона.       Его рука продолжала обхватывать ствол у основания, когда он с безумным превосходством направлял Гермиону к пульсирующему члену, истекающему смазкой. Собрав остатки храбрости, она вызывающе провела кончиком языка пока он поднимал ее голову, гордо смотря в ледяные глаза, от чего Люциус шумно сглотнул, но все же выдавил:       — Не заигрывай со мной, девочка.       Гермиона обхватила толстый член губами и приказала себе не давиться в угоду этому напыщенному чурбану. Сложно выдерживать такие обещания, когда он толкается вперед, продолжая придерживать ее за затылок.       — У тебя свободные руки, ласкай себя, — послышалось над головой, и Люциус остановился, ожидая, пока она осуществит веленное. Разозлившись от постоянных приказов, Грейнджер попыталась что-то ответить на последний выпад, от чего ее слюна рекой побежала по члену, и он особенно жадно толкнулся вперёд, все же заставив ее жестко подавиться.       Вынув ствол из сокращающегося в рвотных позывах горла, Люциус склонился, рьяно подтянув трепыхающуюся Гермиону ближе, и поцеловал ее так трепетно и нежно, что она могла поклясться — это было извинение, а потом жестко вернул к прежнему занятию, будто и не было этого сладкого поцелуя секундой ранее, разве что оставив шоколадные кудри в покое. Он откинулся на спинку кресла, больше не мешая ей заниматься начатым, и гортанно простонал, когда она сама попыталась взять его член глубже, слегка мазнув зубами.       Милая головушка продолжала незатейливые движения, а окончательно испорченная прическа разметалась по его бедрам каскадом темных локонов, он с какой-то особенно трепетной нежностью начал собирать пушистые кудри, чтобы насладиться сосредоточенным личиком усердной ученицы.       Кажется, мистер Малфой пришел к состоянию, когда он со всей уверенностью смог бы заявить, что перед ним действительно величайшая ведьма столетия, особенно, пока она продолжает так сладко вылизывать его мошонку, что орать об ее величии мешают до боли сжатые челюсти.       — Вернись к члену, я почти… — рвано выдохнул он, направляясь вверх и хаотично толкаясь бедрами в приятную влагу ее рта.       Громкие гортанные стоны наполнили комнату, вырываясь из его горла, как раскаты грома. Удивительно, но Люциус Малфой абсолютно не боялся выглядеть чувственным, и теперь Гермионе удалось услышать то, что она ни за что бы не услышала при других обстоятельствах: он начал умолять, выгибаясь и цепляясь в быльца изо всех сил.       — Мерлин, милая, не останавливайся… да! Еще немного… — это толкнуло саму Грейнджер в еще одну пучину оргазма вместе с шаловливыми пальчиками, играющими на клиторе, — Гермиона! — и она снова подавилась, только в этот раз вязкой жемчужной жидкостью, что с напором ударила ей прямо в горло.       Грейнджер осела у его ног покорной кошкой. Пытаясь отдышаться и, уперевшись лбом в мужское колено, она все еще продолжала содрогаться то ли от оргазма, то ли от услышанного. Он подхватил ее на руки, усаживая к себе на колени и ласково поглаживая по спутавшимся волосам.       — Перейдем к основному блюду, мисс Грейнджер? — улыбаясь ей в макушку, поинтересовался Люциус.       — Вы монстр, мистер Малфой. Ни за что не подпишу акт о вашем освобождении, — хихикнула она ему в грудь, все еще спрятанную под шелком рубашки.       — Ооо, подпишете, моя дорогая, и, возможно, я великодушно отымею вас еще несколько раз.       — Не стоит разбрасываться столь ненадежными обещаниями в вашем-то возрасте, — продолжала ехидно хихикать Гермиона, не способная пошевелиться, зато вполне умеющая давать словесные пощечины.       — Ведьма! — взревел Люциус, укладывая ее на стол и стягивая рубашку, удобно устраиваясь между красивых женских ножек.       Снова требовательно сжав столь привлекательную грудь и заставив громко вскрикнуть свою маленькую маглорожденную жертву, он заглушил крики напористым поцелуем. С трудом оторвавшись, Люциус облизал сладкие и, кажется, слишком идеальные сосочки, или это он успел помешаться за время их развратного соития.       Да какое тут помешаться. Он серьезно так повернулся мозгами, и вот теперь Люциусу дошла главная истина — кто из них окажется жертвой далеко не однозначно. Никаких гарантий, что он потом не завалит Министерство записками с мольбами об еще одном визите аврора Грейнджер, он сейчас дать не мог. Это одновременно бесило и возбуждало все больше. Кровь застучала в ушах, а член одобрительно дернулся, на мыслях о последующих встречах.       К черту всю эту хрень, он вытрахает из нее это выражение вредно-самодовольного личика. И он толкнулся сразу до упора, она вскрикнула и выгнулась не хуже опытной танцовщицы. В груди разлилОсь искренне мужское эгоистичное горделивое самолюбие. Он склонился к ней, придавливая весом, и схватил сладкую мордашку, надавливая на подбородок и заставляя посмотреть на себя.       — Помни, деточка, что значит быть под Люциусом Малфоем, — он жестко оскалился, всматриваясь в ее полные растерянности глаза. — Знай свое место, Гермиона Грейнджер, — твою ж… не дело так возбуждаться от собственных слов, но от столь приятной его сознанию фразы кровь побежала в обратном направлении.       Он входил в нее размашисто, то почти полностью покидая жар ее лона, то погружаясь до упора, наслаждаясь очередным сдавленным криком и придерживая эту трепыхающуюся ведьму.       — Слишком много, — всхлипывала она между жаркими криками. — Люциус, умоляю… — очередной громкий стон, пока ноготки расцарапывали его руки.       Даже у его самолюбия был предел, и Грейнджер его переступила, от ее слов хотелось выть на луну, ластиться, подобно верному псу к стройным ножкам, что сейчас крепко сжимали его талию. И он пообещал себе, что затрахает ее сегодня так, что она еще неделю не сможет выползти из Малфой мэнора.       Он отодвинул ее подальше на стол и теперь полностью покрыл ведьму, предоставляя ее неугомонным ноготочкам в распоряжение свою широкую спину, до того исполосованную в сражениях, что какими-то царапинами уже ничего не изменить.       — Нравится, что папочка Люциус делает с тобой? — промурлыкал он, толкаясь чуть резче, побуждая не раздумывать долго над ответом.       — Господи… — она извивалась в его мускулистых руках подобно змее, прикусывая ключицу каждый раз, когда могла достать до нее. Жестокое понимание, что он не даст ей кончить, пока она не ответит, вынудило выкрикнуть, — Ты лучший! Хорошо?       — По имени! — прорычал он в ответ.       — Ты лучший, Люциус! — его удовлетворенное рычание смешалось с воплем ее оргазма. И Гермиона утонула, захлебываясь, будто под толщей воды.