Гипноз

Уже полгода я чувствовала их вожделение. Ощущала спиной, когда учила уроки, переживала, как дуновение, когда они шли за мной к столу по приглашению мамы. Было лишь вопросом времени, когда мой брат Василий и его закадычный друг Толик сорвутся. У меня это вызывало разные эмоции. Иногда — было смешно, иногда — хотелось пристукнуть их, выставить, как назойливую помеху. Иногда — меня парализовывало их присутствие, словно погружая в тягучий мёд, и я боялась оставаться с ними наедине в квартире. А иногда — несколько дней в месяц — я лукаво улыбалась, тайком наблюдая за ними, трогая свою ставшую болезненно-чувствительной грудь. Гадая: когда они, оставшись со мной наедине, сорвутся, набросятся на меня… Будут мучить мои соски, сжимать моё тело до синяков, не интересуясь, хорошо мне или больно, заламывать руки, прижимая к дивану и зажимать рот ладонью, а потом растянут мне ноги в стороны до боли и сделают нечто, для чего потребуются презервативы, и о чём нам всем втроём потом придётся молчать. Но всё случилось совсем иначе. Вася — шебутной и маленький, рано начал выпивать — тайком от родителей, но от меня не скрываясь. Кажется, что он на пять лет младше самого себя. Это — не только про внешность, но и про замашки. Дети верят в Деда Мороза, Василёк тешит себя мыслью, что существует способ управлять всем и вся вокруг, особенно людьми, без труда. Этот способ скрывают от него, но он его обязательно узнает. Поэтому я не удивилась чересчур, когда он принёс домой — в отсутствие мамы, конечно — толстый том в старой серо-коричневой коже, с жёлтыми страницами и большим старинным шрифтом. «Франц Месмеръ. Гипнотизмъ — путь к покоренiю мiра». — Во, — сказал он Толику за моей спиной, я же притворялась, что не интересуюсь их делами и вытираю пыль на полке с геологическими украшениями, — Верное дело. Нужно только блестяшку какую-нибудь. Принёс? — Ага. На ком пробовать будем? — спросил Толик, что-то извлекая. — Да вот хоть на ней, — судя по громкости, Василий теперь обращался ко мне. Я обернулась — томно-унылое небрежение на лице, — Сонечка, — сказал Вася с необычайно добрым взглядом, — А ты слышала что-нибудь про гипноз? — я пожала плечами, он продолжил: — Нам нужна добровольная участница для экспериментов… Как в цирке. Кое-что проверить. — Ну, не знаю… Если только ненадолго, — отозвалась я безразличным голосом, — Мне через пятнадцать минут за уроки садиться надо. — Конечно-конечно, — хитренько сказал Вася, — Тебе и в уроках это поможет. Знаешь, как работает гипноз? Бац, и ты Энштейн! — В юбке! — поддакнул Толик. — Мне не нужно, как Энштейн. У меня контрольная по биологии. — А ты думаешь, Энштейн одну химию знал?! Садись сюда, — мне пододвинули мягкое кресло, — Смотри на это… — брелок закачался перед моим носом, — Дальше что там? — Вася полуобернулся к Толику, который сидел за руководством. — Надо считать — «когда я скажу — три, ты погрузишься в сон, но будешь слышать мой голос: раз, два, три», — пояснил тот, водя пальцем по странице и с трудом разбирая дореволюционные строки. — Ага, — Вася ухмыльнулся и повторил мне фразу. Я одурело кивнула. Блестящая штука действительно навевала сон. Однако, когда Вася произнёс «три», всё стало вдруг каким-то даже слишком ярким. Я понимала, что бодрствую, понимала, что это дурацкий розыгрыш, но… почему бы не подыграть? — Ты спишь? — спросил Толик у меня. — Ага, — ответила я, откинув голову и не ощущая сна ни в одном глазу. — На чём бы проверить… Проверить, — Вася судорожно огляделся, — Вот: ущипни себя за ухо! Я прижала руку к уху, дёрнула, потом взвизгнула: «ай!» — и с изумлением посмотрела на свою конечность. Мальчишки довольно заухмылялись. — Хорошо, — сказал Вася, — тогда ещё… ну… выругайся матом! — Писенька в трусиках описялась, — сказала я очень неуверенно. Парни переглянулись. — Здесь написано, что гипноз не может наделить способностями, которых человек никогда не имел, — поднял палец Толик, — Пока он осознаёт себя этим человеком… Во, идея. Соня, ты теперь — пират! Капитан! Выругайся, да посолоней. Несколько секунд я молчала, непонимающе глядя на них, а потом, присев и сжав кулачки, завопила: — Йо-хо-хо! Корабль ёбаных пиздосранцев на горизонте, пушки — на воду, паруса — в трюмы, поднять вёсла на бом-брамсель!!! Мальчики дёрнулись — я специально старалась, чтобы меня услышали во всех соседних квартирах. — Во-от, — подтвердил Толик, — Видишь, как всё просто? Ну. Давай. Вася выступил вперёд, помахивая серебристым брелоком перед моей грудью. — Здесь жарко. Здесь очень жарко. Просто невозможно жарко — в одежде. Я заколебалась. Потом пошла к окну и открыла форточку. — Нет, нет, здесь ОЧЕНЬ жарко, — заторопился Вася. Я резко распахнула створку окна и взглянула на них с ожиданием одобрения. — Нет, нет, нет! — в ужасе завопил мой гипнотизёр, — Это не поможет! На улице тоже жарко! Жарче, чем здесь! Пекло! Я торопливо, с испугом, закрыла окно и форточку. Задёрнула занавеску, повернулась к ней спиной. Затем — вытерла со лба воображаемый пот, всем своим видом демонстрируя, как измучена погодой. У меня даже ноги подгибались (всё-таки, жара — это кошмар). — Ну? Что она будет делать? — тихо поинтересовался Толик. Я выдержала паузу и лунатично пошла к выходу из комнаты. Мальчики последовали за мной — до ванной. Забравшись в ванную, не раздеваясь, не снимая тапочек — даже не знаю, что на меня нашло, шаловливое настроение напало, что ли — я включила воду. Платье моментально стало мокрым и обтянуло всё. — Вот это да! — прошептал Толик, приближаясь и разглядывая меня. Вода брызнула на его очки. Я задёрнула шторку — Толик потянул её назад, я удивлённо взглянула — и снова задёрнула. Через миг четыре любопытных глаза уже выглядывали сбоку. — А она с ума не свихнётся? — спросил приятель брата. Тот как-то немного передёрнулся, но затем, расплывшись в ухмылке, похлопал друга по плечу: — Если и свихнётся, мы своё перед этим получим. «Ого», — подумала я, немного ёжась от такой «братской заботы», но чувствуя себя так, словно меня держала верёвка, а теперь она оборвалась и я лечу свободно. — Тебе хочется мороженого, — сказал вдруг Вася не своим голосом и начал спускать шорты. Я не поверила — сначала показался бугор на его трусах, а потом он, закусив губу, дёрнул вниз резинку, и передо мной закачалось то, что я видела лишь изредка и в основном в музеях. И не в таком состоянии… Соски — словно прищепнули, внизу — стало сочно, и я ощутила, как там неторопливо начинает наливаться горячая, тяжкая пустота… — это очень вкусное мороженое, — глядя на меня сальными глазами, подтвердил Вася. Его член подёргивался, указывая мне куда-то на грудь. — Мороженое… Очень вкусное мороженое… Судя по тому, что Толик не удивился, я сделала вывод, что именно это они и планировали. Какая слабость в ногах… Это же надо так влипнуть — оказаться в пустой квартире наедине с двумя подростками, которые распалены и считают, что я сделаю всё, что они прикажут… Жутко. И сладостно. Мне хотелось кинуться в этот омут прямо теперь, но бесёнок внутри сопротивлялся и жаждал раздразнить их ещё сильнее. Чтобы они вымещали на мне злость и действительно не сдерживались. Не тратя времени на то, чтобы выключить прохладную воду, я полулегла, так, чтобы член был поближе, обняла его за основание пальцами, словно деревянную палочку, и… — А-а-а-а, яйца! — заорал Вася, отшатываясь, — Ты что делаешь?! — Тут что-то пристало к мороженке снизу. Наверное, обёртка. Надо снять обёртку… — пояснила я заторможено и посмотрела на него так томно и жалобно, что Вася сконфузился и отступил. — Подожди, — сказал Толик. — Возьми моё мороженое. Никакой обёртки снимать не надо, оно чистое! — и я увидела… второй член. Прямо у носа. Да, на это стоило посмотреть… День прожит не зря… Двое парней показывают мне свои «палки» и горят нетерпением надеть меня на них… Вот только — чистое ли «мороженое»? Это как сказать, — подумалось мне, когда я почувствовала солоноватый запах, и уже напоказ обнажила зубы, но Толик был сообразительней друга: — И кусать нельзя, — дополнил вводную он, чуть поёжившись, — это… Ну… — я посмотрела на него томным взглядом вампирицы, намекая, что жду очень убедительного обоснования. — В общем… Приличные девочки мороженое не кусают, — я оскалила зубоньки, намекая на то, что приличность может не лежать даже на дне моей сумочки, — короче, в это время суток в этом городе кусать мороженое запрещено, слышала про дурацкие американские законы? Так вот, ты в американском городе, и здесь действует такой закон. — Нихт ферштейн дат факен американ лаус, — прочувствованно сказала я и всосала его член ртом по самое основание. А потом — с чмоканьем отпустила. Снова всосала — и отпустила (как передать это ощущенение? Эти кудряшки, покалывающие губы и щекочущие нос, эту тугую солёную сладость гладкой кожи — а запаха совсем нет, он пропадает во рту, и только слегка ощущается сырным ароматом у гланд — на полном вхождении, и груди ноют, и между ног жарко — а голова пустая и звонкая, не хочется думать — хочется делать. И зачем я только тяну? Ещё не решила…) Послышался голодный стон. Причём, вовсе не сверху — Толик стоял молча, обалдело глядя на меня и чуть не роняя из уголка рта слюну — нет, стонал Вася, бессильно глядя на то, как животный кайф получает его товарищ, вовсе не заслуживающий такого. — Два мороженых! Тебе подарили два мороженых, и ты должна сосать оба, — рявкнул Вася, поднося мне под нос своё сокровище тоже. Что же, я взяла его рукой. И принялась держать, обрабатывая член Толика, — Ну же, ну же, ну?! — заторопил Вася. — Есть два мороженых сразу — глупо и неудобно, — тоном послушной девочки отозвалась я, — Сначала нужно доесть одно, а потом уже — лизать другое! Вася тихо взвыл и недобро-вкрадчивым тоном заговорил снова. — Тебе жарко. Жарко — внутри. Ты решила вставить одну мороженку между ног… — Не рано? — скосился Толик, — Презик хоть возьми, — однако, я уже схватила Васю за член и потащила в ванную. Братик снова взвыл, держась за отдавленные гениталии, а другой — за моё плечо. — Ты чего творишь, сучка мелкая?! — спросил он меня, подтягивая за плечи совсем близко. — К мороженке опять что-то пристало, я не знаю, что… — наивно отозвалась я. И снова заглотнула член Толи — так, что у Васи отвис уголок рта. — Погоди, — Толя пришёл на помощь другу, — Давай я. Соня, мы с тобой муж и жена… — здесь Вася, придерживая всё ещё стоящий член со страдальческой гримасой и явно гадая, стоит ли повторять опыты, вяло возмутился: — Чего это вдруг — ты муж? А почему — не я, я ж ближе родственник? — Не боись, всё будет, — Толя похлопал его по плечу, затем вновь обратившись ко мне, — Так вот, у тебя что-то не то внутри, я пригласил доктора, чтобы он тебя там исследовал. Щупом… Презерватив надевай, — прошипел он Васе таким тоном, что у меня аж груди потянуло от голода, а щёки и шею опалило жаром. Но шутить хотелось сильней. — Толя, а почему у тебя мороженое вместо члена, — одурело спросила я, поддерживая его член ладошкой. — Потому, дорогая, что это и есть член, мороженое осталось в прошлом сне, — он положил руки мне на затылок и надавил, заставив принять целиком и не давая выплюнуть ни на сантиметр. Эта поза, похоже, доставляла ему удовольствие, потому что он кряхтел, переступал ногами, его мягкое пузо упиралось мне в лоб, его запах — запах домашнего удрочившегося парня — окутывал меня, при этом я была готова закашляться, потому что ствол не помещался во рту, он пытался уйти в горло. Внезапно Толик крякнул, навалился, и у меня в гортани, на самом корне языка, стало волгло, горьковато-пресно-мятно. Я закашлялась. У меня закружилась голова. Что я делаю, ох-ох, что я делаю… — Ну, ты даёшь, — Вася замер на середине процесса надеваания презика, — Она что… Взяла у тебя с проглотом?! — Как видишь, — Толя погладил меня по голове. Я облизала губы, влюблённо глядя на него, — И у тебя возьмёт, не боись. Она же под гипнозом. Она нам сто раз ещё даст. — Я не остановлюсь, пока не опробую все её дыры, — мученически процедил брат. — Я прям тебя боюсь, — отшутился Толик и снова обратился ко мне, — Ну, давай, вылезай, любимая. Пока я покорно выполняла его команду, Вася сумрачно изрёк пожелание: — Только пусть она встанет на четвереньки… Не желаю видеть её буркала, когда буду делать её своей сучкой. Эй, а что это она?.. Я шлёпала, как была, мокрая — из ванной, и по коридорному паласу. — Ну, всё верно. Команды раздеться не было, — пожал плечами Толик, — Ну-ка, вот что. Соня, ты животное. Животные не носят одежды — сними всё, что для людей. Во мне вначале взвихрилось возмущение — но желание, чтобы всё это продолжалось, чтобы моё притворство не раскрыли, было сильней. Я опустилась на четвереньки и принялась неловко «сдирать» руками с себя мокрое платье, как делают собаки, когда пытаются снять ошейник. Толик, вздохнув, наклонился и принялся мне помогать. Я принюхалась, потянувшись носом к его паху, пытаясь лизнуть джинсовую ткань, а потом, избавившись от трусиков, прижалась промежностью к паласу и поползла — подражая поведению самки сенбернара, которую видела в этом состоянии у наших знакомых. — Во даёт, — Вася уже не мог удержаться, чтобы не начать потихоньку поддрачивать. Толик шлёпнул меня по заду, наклонившись: — Не пачкайся, — и сдёрнул в одно движение платье через голову. Я не видела, что происходит, поэтому молчание вызвало у меня лёгкий страх. Но, подняв голову, я увидела, что они мной просто… любуются. — Ух… — прошептал Василёк, — Красотища… Поверить не могу — моя сеструха… Голая и с поднятой жопой… — Она ещё и подмахивать тебе будет, — пообещал Толик, — Итак, Сончик. Тебя привели на вязку. Классный кобель… — Кто это тебе — кобель?! — возмутился Вася, но Толик заткнул ему рот жестом: — Тебе шашечки — или ебать? — Мне и то, и другое! — воскликнул брат, — У меня стояк падает от таких раскладов! Я хочу её — как человек! — Может, и тебя загипнотизиовать, — пробормотал Толик шутливо, — Ладно… Соня, ты женщина-космонавт. Тебя подписали на опыт по сексу в невесомости. А это — лаборант, — поскольку я начала вставать, плавно, как под водой, он поправил, нажав мне на плечо: — Чтобы держаться крепко, ты должна стоять на четвереньках. Ах, разве меня надо было упрашивать. Я тут же рухнула в прежнюю позу, чуть постанывая и едва в состоянии дождаться, когда же они начнут. — А разве у меня не должно быть скафандра? — промямлила я, поддерживая ладонью грудь — не в силах удержаться, чтобы не ласкать её. — Скафандр — у него, — кивнул Толик на презерватив. — А я почему — без? — Потому что… — Толик вздохнул и встал на колени передо мной, — Я Чужой. Я буду подавать тебе кислород, вот через эту трубку, — и он снова расстегнул ширинку. — Кис-с-слор-р-род, — промурлыкала я, — ощущая, как тело аж содрогается от предвкушения и хочет растечься по подлежащей вместо того, чтобы стоять на четырёх точках. Но если я растекусь — у меня не будет двух порций. Поэтому я ограничилась тем, что прогнула попу и выставила язычок. Вася оказался рядом с такой скоростью, словно через пять минут — конец света и он должен закончить. Вошёл — без всяких реверансов и прелюдий, одним махом, и заработал тазом. Я начала тихо выть и ложиться грудью на пол — мне дарили больше, чем я ждала, слишком сильно, слишком щекотно, слишком одуряюще. Слишком быстро — приближает… — Кислород, — напомнил Толик и я с готовностью приняла его полунапряжённый плод в рот, засосав его так, чтобы не выпал, и принявшись катать там, между нёбом и языком. Плод пах недавней «кончиной» и неторопливо твердел. Раздался оглушительный удар — отозвавшийся во мне вибрацией — Вася огрел меня по ягодице, так, что я замычала и чуть прикусила член Толи. Он перекривился, засмеялся, держа меня за щёки: — Тише, тише… Кусать нельзя — у Чужих кровь кислотная. Вася ударил снова, отчего меня ожгло огнём, и показалось, что я вся вытекаю между ног. — Хах! Она так клёво сжимается! — воскликнул он с детским восторгом. — Почему он меня бьёт, — захлёбываясь, спросила я, ощущая, как кожа покрывается мурашками, а на месте удара — горит. — Он… Ээээ… — …Предупреждаю, — вдруг поддержал Вася. — Предупреждаю об опасности Чужих! — и растянул мне руками ягодицы так, что между ними заболело. — Э, стоп, — он рассмеялся, задыхаясь, — я хочу её без гондона. — Ты что? — даже Толика потрясла эта идея, у меня же она отдалась в голове эхом, как в железной трубе: «без гондона, дона, на-на-на…» — В жопку. — Она же грязная, — тихо укорил Толик. — А плевать, вымою, — я с тоской подалась вслед уходящему члену. Услышала резинистый звук снимаемого презерватива и с трепетом почувствовала нажим там, где его не должно быть. Застонала… Ну давай же, давай же, не жди… — Постой, — прошептал Толя, — Тогда я тоже… Спереди… — он сорвался и убежал к тумбочке, где принялся рыться в поисках презерватива. Вася же в это время пытался исхитриться и войти в меня. — Смазку захвати, — попросил он наконец. Дальше я не запомнила, что со мной делали, как крутили моё распаренное тело, но в конце концов я оказалась зажата «бутербродом» — между двух остро пахнущих чуждой похотью тел. Мои глаза были на уровне носа Толика — они оба выше меня, но сейчас — слегка приподняли… Приподняли, чтобы… — Готов? Ну, давай. И я ощутила два мягких плотных «гвоздя» — задний вызывал тянущую боль, но гладенькая мятная пряность переднего смягчала ощущения. Оба — распирали и заполняли, вызывая такое ощущение, которого я никогда не могла бы испытать одна, с помощью одного только своего тела. Я была полна. Я была завершена. Я хотела повиснуть на этих двух опорах и ничего не думать, ни о чём не помнить… — А она точно спит? — поинтересовался Толик, глядя в мои пьяные, но не окрашенные дрёмой глаза. — Должна бы… Пусть назовёт себя блядью, шлюхой, самыми грязными словами. Это явно относилось ко мне. С членами сзади и спереди было трудно думать, но я всё равно прошептала: — Почему? — Потому что, — веско сказал Толик, беря меня за грудь и оценивающе подбрасывая её, — ты проститутка, которую мы сняли в порту. Ты готова на всё, чтобы получить свои гроши, и то, что один из ёбарей оказался твоим братом, тебя не смущает. — Я бля… а… а… адь, — повторила я замученно, откидывая голову на плечо Васи и чувствуя, как у меня накипает в лоне тугое и горячее, — Я гря… а, а, а, азная ды-ы-ыра, в ко-о-о-оторую даже мой бра-а-а-а-ат может сли-и-ить… Толик и Вася подняли руки и хлопнули друг друга ладонь в ладонь. — Всё оказалось просто, — пробормотал Толик, коротко и резко толкаясь в меня и заставляя сочиться тяжкой сладостью. Сзади — не в лад — подбивал братик, вызывая боль, но оба ощущения смешивались в невероятный коктейль, тягучий, как тянучка, затягивающий меня в жуткое и приятное чувство, что я больше не владею своим телом, что оно взрывается набухшим пульсирующим блаженством без моего ведома, и даже если бы я хотела, то не нашла бы сил это остановить. Я застонала, обмякая, ощущая презрение к себе и безразличие к этому. Я сделала это, и я бы сделала это ещё… Много раз… С моим братом и с его другом. — Что это с ней? — обеспокоился Вася. — Не знаю, — Толик похлопал меня по щекам, — Шлюха, что с тобой? — Не знаю, — повторила я за ним, едва ворочая языком, плавая разумом в волнах горячих вспышек, — Мне х-х-хорошо… — Кажется, она кончает, — отчего-то на пониженном тоне сообщил Толик. — Она — что?.. Как это? — Я читал, у девчонок так бывает. Надо побыстрее… Ммм, какая она стала сладенькая там, внизу… — Толик, чуть согнувшись, обхватил меня под мышками и принялся коротенько подбивать снизу вверх. Вася, спохватившись, продолжил продирать мои внутренности сзади — не в такт, отчего их члены где-то внутри тёрлись через перегородку. Затем Василёк начал издавать звуки «а, а, а!» — и двигаться с удвоенной частотой, и как-то странно сменил угол, отчего я «поплыла». А он закусил мне ухо, откинув голову, и я тут же почувствовала губы Толика на собственных, он закусывал мякоть, проникал внутрь языком, вылизывал, заставляя меня чувствовать себя так, словно меня берут и в рот тоже. Моя плоть — растворилась, между двумя мужчинами, я потеряла ход времени, и едва ощущая, как Толик входит в меня до конца, до боли, и замирает, подрагивая, часто дыша. — Сучка, — прошептал он, ущипнув меня за щёку и улыбаясь, в то время как мир словно пропадал и накатывал на меня снова с пульсациями, заставляя одновременно ужасаться, недоумевать своему положению — и утопать в море неги, — Наша сучка. Я обвила его ногами. Вася с утомлённым ворчанием покинул меня, но всё ещё не отлипал, трогал груди, проводил по лопаткам, словно не веря или пытаясь делать то, чего он не сделал второпях раньше. Затем он заглянул мне между ног. — Слы, Толян, — сказал он севшим голосом. — Ей надо мыться. Натечёт же. — Да. Верно. — сказал Толик, вышел из меня, породив лёгкое ощущение унылости и пустоты — мне хотелось ещё. Сташил презерватив с члена, хотел его завязать, но потом, подумав, протянул мне отвисший, как слива, кондом, — Выпей. Это волшебный вудуистский эликсир, он придаст тебе сил… Зачем сливать в унитаз, если у нас есть девчонка? — подмигнул он моему брату. Я, сидя в положении сломаной марионетки, молча приняла его дар и «выдоила» презерватив в рот, с непривычки пролив часть белой слизи себе на грудь. Затем взглянула на него — что, это всё? Толик приопустился, положив руки мне на плечи: — А теперь, жена, сестра друга, шлюха портовая, иди и хорошенько подмойся. Мы же не хотим, чтобы у тебя был ребёночек от твоего братика? Торопись! Я поднялась и проследовала в ванную, где ещё хорошенько, со вкусом подрочила. Хотя, конечно, и удалила следы нашего веселья — то, что мы как никогда близки к ужасным последствиям, наполняло мои жилы холодом. Но и замечательно же как… По тому, что мальчики уже начали заглядывать в ванную, и даже занесли мне сухую одежду, я поняла, что задерживаюсь. Вытершись махровым полотенцем и облачившись, я вышла к ним. — Может, ещё порезвимся? — неуверенно поинтересовался Толик. — Не. Маман уже едет, через полчаса будет. А ей, — Вася ухмыльнулся, — ещё уроки делать. — Соня, — Толик подошёл ко мне, помахивая брелоком, — сядь в кресло… А теперь… на счёт раз-два-три… Ты проснёшься, и забудешь всё, что с тобой было. Раз, — Вася сглотнул, — два… — он сделал отчаянный отрицательный жест, — но Толик уже отрубил: — Три! Я дёрнулась, обернулась и проморгалась. Мир снова стал скучным и серым. С немым вопросом — я обернулась к мальчикам. — Всё, — сказал Вася. — Что — всё? — переспросила я. — Гипноз окончен. — О, — я склонила голову, — а что, был какой-то гипноз? — парни переглянулись, явно сбледнув с лица. — По-моему, вы просто дурачитесь. Я села, вы помахали какой-то штукой… а потом говорите — уже гипноз прошёл! Мне надо уроки учить, а не глупостями заниматься, — я скромно поднялась, поправляя оборки. — Она ничего не помнит, — пробормотал Толик «репликой в сторону», — Сончик, а ты умеешь ругаться матом? Я посмотрела на него, как на придурка, и высказала именно то, что подразумевал взгляд: — Придурок! — Ха! — Толик просиял. — Я же говорил, что всё забыла! Слушай, это же такие возможности… — Я сам в ахуе, — мёртвым от избытка чувств голосом отозвался мой братик. — Но, слу, я, всё-таки, ревную. Я-то кончил один раз, а ты — два. — О чём это вы? — я наморщила лоб. — Так, ни о чём, ни о чём! О футболе! — отозвался Васятка. — Слушай, а давай ещё эту книгу посмотрим… — …Вы меня Эйнштейном сделали? — сурово напомнила я. Парни посмотрели на меня виновато и оцепенело. — З-з-з-забыли, — выдавил Вася, в отчаяньи хлопнув себя по лбу. — Тупой, тупой, тупой! Такую важную вещь упустил! — В следующий раз попробуем, — с докторской доброжелательностью похлопал его по плечу Толик, уводя прочь и косясь на меня, — Сонечка, хочешь чай с молоком и коржиком? Принести? Я посмотрела на него уже не просто как на придурка, а как на придурка, который рад прислуживать. — Хочу, — я провела по губам. — что-то странный вкус во рту… И сушит… Парни хмыкнули, потом прыснули, явно порываясь пошутить о чём-то ещё, но не смея. Впрочем, в следующие полчаса они просто вились вокруг меня, удовлетворяя все мои нужды. Чай. Вкусняшка. Подушечку под бок. Плед. Даже музыку включить предлагали. В каждом их движении — читались ужас, что всё может раскрыться, радость, что всё прошло на отлично. И… благодарность. Это было так чудесно, что я едва осмелилась на последнюю шутку — когда Василёк и Толик отвлеклись, я неслышно поднялась с кресла, взяла забытый ими брелок, и громко объявила: — Ой, а что это за штучка? Она специальная? Она правда может гипнотизировать? Когда так смешно качается: раз, два, три… — и, ритмично покачивая ею, двинулась на парней. — Не-е-е-ет! — заорали они прыгая врассыпную от моего «гипнотического луча». А я — расхохоталась. И они тоже вскоре начали смеяться. А потом — мы сошлись в центре комнаты и обнялись, как притянутые магнитом. И мир снова стал светел, как во время осознанного сна. Потому что так приятно — когда никакого гипноза не нужно…