Куклы вампира

Утром Маринин приехал в Гатчину. Оставив служебный автомобиль на узкой дорожке, прилегающей к тихому дворику, следователь направился к дому, в котором, по его сведениям, проживал супруг убитой более двадцати лет назад Прокофьевой. Поднявшись на второй этаж, Маринин дважды нажал на кнопку звонка и остался ждать. Дверь открыли почти сразу, обдав Игоря запахом борща и квартирным теплом. — Добрый день. Вы к кому? — спросила явно замешкавшаяся женщина в чёрно-зелёном домашнем халате. Она была весьма худой, поэтому огромные стёкла очков делали её лицо ещё более миниатюрным. — Добрый. Ленинградская прокуратура, следователь Маринин, — Игорь показал удостоверение. — Мне нужен Прокофьев Евгений Петрович. — П-проходите, — женщина отошла в сторону, нервно поправляя очки. — А что случилось? — Спасибо, — Маринин вошёл в квартиру. В глаза первым делом бросились старые жёлтые обои в цветочек, которые кое-где неприветливо потемнели. Коридор был невероятно узким, двери — ужасно старыми, как и мебель, которая, казалось, была готова рассыпаться в щепки. — Как ваше имя? — спросил Маринин, следуя за женщиной в комнату, которая являлась гостиной. В ней было так же убого: потёртый ковёр на стене, старый телевизор, обшарпанный гарнитур и диван. В продавленном дряхлом кресле лежала стопка свежевыглаженного постельного белья. — Ольга Матвеевна… Прокофьева, — рассеянно отозвалась та. — Я жена Жени. — Ясно. Вы не волнуйтесь. Я хочу поговорить с Евгением Петровичем о давнем событии. Об убийстве его бывший супруги, — не вынимая рук из карманов кожанки, Маринин остановился посреди комнаты. Он вдруг подумал, что их с Рихбером квартира вполне ничего. Во-первых, огромная. Во-вторых, в центре северной столицы. Если где и было убого, так тут. Крошечные комнаты, узкий коридорчик, задворки Ленинграда. — Это было так давно… Чего вдруг об этом вспомнили? — явно немного успокоившись, Ольга поправила очки и вышла из комнаты. — Подождите, я его сейчас позову. Он завтракает. «Борщом, видимо», — подумал Маринин, невольно ухмыльнувшись. Он так и стоял посреди комнаты, когда в неё вошёл Прокофьев. Это был полноватый мужчина с «пивным животом», облачённый в домашние трико, белую майку и накинутую поверх неё клетчатую рубашку. Чёрные волосы, залысины на голове, рыхлое красное лицо и блёклые карие глаза совершенно не придавали ему какой-либо привлекательности. — Здравствуйте, — сказал он неожиданно тепло. — Вы насчёт убийства Марфы, да? Оля так сказала. — Здравствуйте. Да. — Садитесь, — кивнув, Прокофьев опустился на диван и положил ладонь себе на живот. Игорь опустился неподалёку. — Дело в том, что недавно в городе произошло убийство, в точности повторяющее убийство вашей бывшей супруги. У нас есть все основания полагать, что оба преступления совершил один человек. — То есть, вы, возможно, наконец-то поймаете эту мразь? — вздрогнув, живо поинтересовался Прокофьев. — Не исключено. — Хорошо бы. Уже столько лет прошло, и никаких продвижений… — Можете рассказать о том дне, когда вы видели её в последний раз? Всё в деталях. Всё, что вспомните. — Ну, да… могу. В общем, она ушла на работу. Как обычно, вышла из дома в восемь. Я тогда работал в ночные смены, поэтому спал. Домой она обычно возвращалась в шесть. Я проснулся без двадцати шесть, поел, стал смотреть телевизор. Гляжу, а уже семь. Марфы всё нет. Я заволновался, оделся и пошёл встречать её на остановку. Она никогда не задерживалась. Было лето, светло, дни длинные. Я успокаивал себя, что её просто задержали на службе. Пришёл на остановку. Прождал час, она так и не приехала. Тогда я подумал, что она, возможно, пришла другой дорогой и мы просто разминулись. Пришёл домой, а там никого. Я позвонил её отцу, он тогда ещё был жив. Тот сказал, что Марфа к нему не заходила. Я позвонил её подруге Ларисе, всё без толку. Ну тогда телефоны дома были не у всех, другим её подругам я не мог позвонить. Пошёл на её работу. Там сообщили, что Марфа отпросилась с обеда и куда-то ушла. Никто не знал, куда. Вот и всё. Моё заявление о пропаже приняли только на следующий день, в обед, раньше отказывались. Ещё через сутки её нашли рядом с мусорными баками… Прокофьев замолчал и шмыгнул носом, а затем вздохнул. — Как думаете, зачем она отпросилась с работы? — Понятия не имею. Сам тогда голову ломал. Её начальница сказала, что Марфа поставила перед фактом, что ей нужно к врачу. К какому и зачем — не уточняла. Разумеется, потом проверяли нашу поликлинику. Она не приходила ни к кому на приём. Солгала, значит… — У неё были враги? Недоброжелатели? Конфликты с кем-либо? — упираясь локтями в колени и сцепляя пальцы в замок, спросил Игорь. — Не думаю. Она ничего такого не рассказывала. — А какими были её отношения с родственниками? Они ладили? — У неё был только отец. Он её очень любил. Это был его свет в окошке, что называется. Он умер через три года после смерти Марфы, повесился у себя дома. Хороший был человек. — Ваша жена интересовалась мистикой, религией? — как можно тактичнее поинтересовался Маринин, внимательно глядя на своего собеседника. — Мистикой — нет. А что до религии, то она была верующей, крестик носила, иконку держала. Без фанатизма, но верила. А что? — Прокофьев ответил на взгляд. — Возможно, убийство было ритуальным. — Да что вы?.. — опешил мужчина, слегка округлив глаза. — Но пока рано что-либо утверждать. Ваша жена вела дневник, делала какие-то записи? — Вроде нет. — Чем она интересовалась? Какие у неё были увлечения? — Марфа любила шить и вышивать. Она же была швеёй. Дома у нас постоянно висели всякие кофточки и платья. Она любила хорошую одежду, — Прокофьев вспоминал о супруге с нескрываемой теплотой. — Читала журналы о садоводстве. Мы тогда только поженились, мечтали приобрести свою дачу, копили деньги. Мы прожили в браке всего два месяца, и её не стало. Это была ужасная потеря для меня. Ужасная. — Понимаю. Получается, из родных у неё был только отец? — Да. Мать Марфы умерла, когда ей было восемнадцать. Несчастный случай, упала и ударилась головой, когда чинила крышу в саду. Других родственников у неё не было. — Вы жили с ней на улице Пионерстроя, когда поженились. Чьё это было жильё? — Эта квартира досталась мне от бабки. Туда мы и переехали после свадьбы. — А вы сами… — Маринин задумчиво погладил циферблат часов большим пальцем. — Вы сами кого-нибудь подозревали? Сами себе как объяснили это жестокое убийство? — Честно говоря, я решил, что это был сумасшедший. Это сейчас гласность… Сейчас стало известно, какой ужас в мире творится, а тогда мы и не слыхали о подобных зверствах. Подумал, безумец напал на Марфу. — Что ж, спасибо. Если что-то вспомните или захотите дополнить — позвоните мне, — Игорь достал из кармана кожанки визитку и протянул её мужчине. Тот кивнул и охотно забрал: — Да, конечно. Буду надеяться, вам удастся найти этого… да даже слов не подберу. Когда Маринин вышел на улицу, начался лёгкий снегопад. Не имея никаких зацепок в новом расследовании, Игорь склонялся к тому, что нужно «копать» под старое. Убили Прокофьеву точно так же, как Лапшина, следовательно, если действовал не один и тот же человек, то последователь. Следователь детально изучил дело шестьдесят девятого года. Тогда не было ни одного подозреваемого. Полный висяк. Чем больше времени прошло с момента совершения преступления, тем сложнее сложить мозаику — это Маринин знал очень хорошо. Но нужно было постараться. Поэтому, немного постояв в тихом зимнем дворике, под волшебным снегопадом, он закурил и поехал на Полозова, туда, где проживал самоубившийся отец Марфы. Если уж копаться в прошлом, то копаться до какого-либо толкового результата. Или новых сведений. Ещё в прокуратуре Игорь вызнал, что теперь в квартире Виталия Юрьевича жили совершенно посторонние люди, до них — пожилая мать с сыном. Поэтому беспокоить их не было никакого смысла. Маринин хотел говорить с соседями-старожилами. Поскольку на улице шёл снег, лавочки были пусты. Оставив машину, Игорь вошёл в парадную и поднялся на третий этаж. Взглянув на дверь квартиры, в которой росла Марфа, он позвонил в соседнюю. — Кто? — раздался то ли детский, то ли старушечий голос. — Прокуратура. Откройте, пожалуйста. Щёлкнул замок, дверь тихонько приоткрылась. Игорь увидел маленькую старушку с седыми волосами, убранными в пучок. Бабушка была одета в светлый халат, поверх которого накинула вязаную серую кофту. — Чего тебе, сынок? — спросила она, как-то странно шевеля явно вставной челюстью и шепелявя. — Здравствуйте. Следователь Маринин, — мужчина показал удостоверение. — Я бы хотел поговорить с вами о ваших соседях. — О Клавке и Сашке? Они постоянно шумят, спасу нет! — покосившись на документ, невнятно произнесла старушка. — Виталий Жасминов и его дочь Марфа. Помните их? — Игорь убрал удостоверение в куртку. — А… Этих… Помню. Но в дом я тебя не впущу. Так спрашивай. — Хорошая это была семья? Дружная? — Да обычная с виду. Вот только кончили все плохо. Умерли друг за дружкой, — крепко держась за ручку двери, произнесла бабушка. — Простите, а как ваше имя? — Елизавета Михайловна я. — Елизавета Михайловна, вы хорошо общались с ними? — С Жасминовыми-то? Маринин кивнул. — Да нет. Они не шибко-то разговорчивыми были. Да и та история с Настенькой… Косо мы на них глядели. И не зря. — Что за история? — У Виталия и Дианы была дочь Настя. Диана её убила. Утопила. По крайней мере, так поговаривали, — светло-серые глаза старушки заблестели от предвкушения. Так бывает со всеми людьми, когда они вспоминают интересные для себя сплетни. — Как это произошло? Почему так поговаривали? — Вроде бы, поехала Диана с Настенькой на пруд, да и утопила её там. Потом вернулась с убитой дочерью на руках, зашла с ней в квартиру и заперлась там. Вечером дверь выламывали. Что было дальше — не знаю. Всякое болтали. И что ведьма она была, и что безумная. Вроде бы, не смогли доказать, что это был не несчастный случай. Да и она была беременная вторым ребёнком. Всё ей с рук сошло. Всё. Через полгода родилась Марфа. Говорят, её на куски разрезали, когда ей было тридцать лет, а она тогда только замуж вышла. Хороший парень был, крупный, весёлый, лицо красное и здоровое. Жаль… — Бабушка, ну ты чего там? — в коридоре возник тощий паренёк лет шестнадцати. В одной руке он держал скалку, в другой сито. Заметив Маринина, удивлённо замер. — А больше ничего не знаю. И никто не знает, — поспешно добавила Елизавета Михайловна. — Иду, Сашечка, иду. — Вы, получается, давно живёте в этом доме? — С восемнадцатого года. А мне, милок, восемьдесят семь! Я тут всех пережила, уже все давно померли, так что я больше всех знаю и помню! — не без гордости сообщила бабушка. — Вон мой правнучек Саша. У меня их четверо, правнуков-то. — Это прекрасно, — чуть улыбнулся Игорь. — И последний вопрос. Когда вы в последний раз видели Марфу? — Да давно! Незадолго до её свадьбы. Она тогда переехала к своему ненаглядному, стоило им расписаться. Виталий потом долго сам не свой ходил. Горько ему одному было… — Елизавета Михайловна глянула на Сашечку. — Всё, милок, пора мне, пора… И захлопнула дверь.