Орландо БЛИН!

                    Уже на следующее утро я жалел о данном обещании. Алинка, конечно, отличная девчонка, и жалко её до спазма. Но моя эмпатия не доведёт до добра, это чужие проблемы, чужие. И потом, Роман ведь не сказал, что ей месяц осталось… А со мной на месяц договаривался. И что через месяц? Тогда расставание будет ещё болезненнее, ещё бесчеловечнее. А если действительно месяц осталось? Ещё страшнее! Я-то тоже живой! Видеть, как умирает милый ребёнок! Самому бы не умереть.       И ещё нужно было как-то объясняться с Лапшой, с которым квартиру снимаем, и с Настей, которая до сих пор за кино дуется. С Лапшой попроще вроде. В тот же вечер после дня рождения я сообщил ему, что на месяц съеду, пообещав заплатить свою долю за квартиру.       — Блин, Блинов! Мне кажется, что тебя разводят!       — Разводят на что?       — Не знаю…       — Я вот тоже анализировал: деньги мне он обещал заплатить… Девчонка славная и выглядит очень больной. Дом у них офигенский! Никакой добавочной работы он с меня не требует… В общем, не пойму, в чём подвох. Может, всё честно?       — А он сам к тебе не клеится случайно?       — Меня все в голос убеждают, что он натурал-пренатурал.       — Наш натурал всех натуралов перенатурал! Что ты Насте-то скажешь?       — Проблема.       И я так ничего Насте не сказал. В понедельник в институте её не было, а после пар на улице меня ждала навороченная машина — чёрненький Maybach (ни больше ни меньше!) с Романом Волковичем внутри. С каждым эпизодом мне всё больше открывается его элитное положение по отношению ко мне — простому смертному. Не ожидал, что он сам приковыляет за мной! Однокурсники головы повыворачивали, глядя на меня и перца из роскошного немца.       — Едем?       — Нужно сначала ко мне, я вещи хоть какие-нибудь соберу!       — Не нужно вещей! Мы едем сразу, а то ещё передумаешь…       — А как я без вещей?       — Всё тебе дам.       — Как в армии?       — Да, садись уже!       — Есть, сэр!       Роман нежно так лыбится мне, правда до дома мы не доехали. Сначала меня повезли кормить. Не шухры-мухры, в продаваемых им же франшизах типа «Сабвея» или «Сбарро» мы не кушаем! Отправляемся в американско-японский ресторан «MEGU». Там на тыщ шесть-семь откушать можно. Я в своих эльфовских джинсах и белой футболочке как приживалка смотрюсь на фоне этого дизайна чёрно-золотого, на фоне этих диванчиков волнистых и подушек ориентальных. Но мы в этом гламуре ещё и не остаёмся, шествуем в приватную комнату. Непонятно зачем! Ресторан и так пуст. Мой креативщик заказывает стейк рибай, креветки в сливочном соусе, какое-то сливовое вино, бананы в карамели, чай. Я бы роллы слопал! А он мне на это сказал, что роллы — это дурной тон для такого места. В ожидании еды, видимо, в золотых тарелках, Роман потребовал мою биографию. Ну-у-у-у… не замечен, не участвовал, не судим, умею читать-писать, приезжий, хату снимаю, могу сто раз отжаться, изучаю итальянский, буду техническим дизайнером, эльф в пятом поколении, три тысячи лет — ещё подросток, популярен у девчонок, нор-ма-а-аль-ный. Выделяю я последнее.       — Нормальность — это скорее скучно, — парирует он, — пресно и серо… А ты, вроде, интересная личность, отжиматься умеешь.       Сижу и таю от комплиментов крутого волчары! Потом волчара меня столовыми приборами пользоваться ещё учил. Идиллия! Я представил, как Лапша сейчас «Доширак» заваривает и сосиской невареной заедает. И захотелось сосиску. Сижу, думаю, как бы озвучить это желание? Что типа согласен на сосиску, а разницу в цене со стейком возьму налом. Он, видимо, тоже о сосиске думает, смотрит на меня плотоядно как-то, а я гораздо аппетитней, чем рыба и креветки. А может, он просто сыт? Я смело спрашиваю волка:       — У вас стейк не вкусный, что ли?       — Почему? Вкусный.       — А чё не едите? Если не хочется, то я могу помочь!       — Помочь?       И я лезу к нему в тарелку своей вилкой и поддеваю розовенький кусочек. Ну и доел его порцию. Правда, пару капель соуса на скатерти оставил, но это чисто из нонконформизма. Вот бесит, когда бутылка воды стоит 700 р. Пусть на эти деньги скатерти отстирывают. Доев волчью порцию и выпив чай с хрустящим и липким десертом, я спросил тоненьким голосом:       — Я пойду носик попудрю, только не знаю где!       — Что ты сделаешь?       — Носик попудрю! Вы же со мной как с дамой обращаетесь: дверцы машины лично бежите раскрываете, ручку подаёте, в двери сего заведения меня первым впустили, стульчик мне пододвигаете и десерт вон только один заказали… даме! Вот я и пойду носик пудрить!       — Хм… Я и не заметил… Это автоматически.       — Короче, где здесь тубзик?       Считаю, что ресторанную партию я выиграл, победно выхожу в стерильный, блистающий туалет, а Роман Вольфович озадаченно смотрит мне вслед. Не получилось задушить меня пафосом своего королевского обеда? То-то.       Когда я возвращаюсь, то через портьеры приватной комнаты, где мы откушивали, слышу голос Романа. Он говорит по телефону. И говорит страшно. Смотрю в щель: его лицо с благодушного выражения изменилось на свирепый оскал. Просто лицедей! Роман цедил в трубку кислотные слова:       — Что за сука составляла мне расписание? Кто разрешал переговоры без меня вести? На что вы рассчитывали? Ничего не принимать, никаких документов и заверений, ждать меня. Танцуйте там перед ними, удовлетворяйте, но удерживайте, я буду через минут двадцать, если повезёт… Кормите их!.. Ни цента не дам! Ваш прокол! Вы и покупайте!.. Это понятно?.. Григорьеву уволить! Пусть пишет заявление! Похуй мне на её проблемы... когда я буду, чтобы рядом стоял Бережковский… мало интересует, где вы его найдёте, он лучший переводчик… у вас двадцать минут!.. анализ маркетологов по этому региону готов?.. как не знаете?.. блядь, а что вы знаете? Чтобы лежал распечатанный у меня! И ещё пусть принесут отчёт по рекламному фонду!.. хотите жить — успеете… Всё, ждите…       Нифига себе речь! У меня даже позвоночник выпрямился непроизвольно. Это он так со своими подчинёнными говорит? Монстр какой-то! Вспомнились слова Вадима, что «этот убить может». Я захожу и хкхекаю, чтобы меня обнаружили. Этот толькочтожуткий и плохопоевший креативный директор поворачивает на меня лицо — такое же благодушное, с каким я его оставил… Вот это актёр!       — Юля, нам нужно идти, у меня появились проблемки на работе.       — А мне обязательно ехать с вами? Как же Алинка?       — Её всё равно пока нет дома, едешь со мной!       До офиса мы ехали двадцать пять минут. У бедных подчинённых была фора в пять минут! Босса встречали уже внизу, испуганная девица всю дорогу наверх в позе «о наш великий начальник» судорожно перечисляла все достижения персонала за эти двадцать пять минут: итальянцы ждут, накормили, переводчик прибежал, отчёт прислали, а вот анализ… И даже зажмуривается, бедная девушка. И я, благородный эльф, встреваю:       — Ничего-ничего пусть маркетинговый анализ тщательнее проведут и завтра сдадут.       Оп! Роман Вольфович споткнулся! А девица перестала дышать и почти беззвучно спросила МЕНЯ:       — А Григорьеву увольнять?       — На каких основаниях? Насколько я знаю, у неё там проблемы какие-то в семье. Надеюсь, проколов больше не будет. Пусть работает.       Роман Вольфович остановился, вытаращив на меня глаза. И я продолжил:       — Мне, наверное, пора домой? А? Когда Алинка приедет, то и я приеду? Договорились?       Волчара сглотнул и справился с шоком:       — Нет! Твой дом сейчас у меня. Я забыл тебя спросить: ты молчать умеешь?       — С трудом.       — Потрудись сейчас, пожалуйста.       И мы пошли дальше. За нами бежала обескураженная девица, которая на повороте мне шепнула:       — Спасибо!       В переговорной комнате, которая находится за стеклом кабинета генерального, было много каких-то весёлых толстых итальянцев. Роман отправил меня в кабинет генерального сидеть на крутящемся кресле, а сам пошёл на переговоры. Думаю, что переговоры он провёл подозрительно быстро, а итальянцы получили вывих шей и косоглазие, что способствовало успешному подписанию нужных волчаре документов. Всё я! Я же говорю, я — ангел!       Сначала они просто выпялились на меня, все вместе с переводчиком и секретаршей. Я тогда потыкал выразительно пальцем себе в грудь и закивал головой. Типа да, да — это я, вы меня узнали. Потом изобразил несколько шагов лунной походки и сел на крутящееся кресло, распустил хвост волос и стал крутиться: влево-вправо и вокруг. Потом, отталкиваясь ногами, путешествовал на этом кресле с колёсиками по всему кабинету. Все итальянцы пристально следили за мной, думаю, что они не слышали, о чём им вещал Роман, потому что, когда я упал со стулом вместе, они все подскочили. Сразу же после этого инцидента они ринулись что-то подписывать, а один из них показал на меня рукой и что–то спросил. Роман посмотрел на меня и в меня через стекло и ответил итальянцу кивком, а мне улыбнулся. Я-то думал, что он сейчас убивать меня будет… или домой отправит хотя бы.       Когда итальянцы упёрлись, снабжённые красивыми папками, креативный хозяин пришёл по мою душу.       — Опять шоу?       — Не специально!       — Если бы ты сорвал мне переговоры, то я бы…       — Уволили?       — Да нет, другое… Поехали домой!       Не понимаю. Он не разъярился на мои выходки? Или именно поэтому так стремится домой, чтобы там устроить мне аутодафе? Хотя нет, там Алина. Аутодафе отменяется.       Когда мы ехали в их дом, я наконец спросил:       — Мы так и не договорились, мне вести себя с Алиной, как эльф?       — Алины нет дома и не будет ещё завтра, она в больнице…       — Как? Для чего же я еду?       — Для меня.       — Вы тоже больны?       — Возможно!       — А с вами мне вести себя как эльф?       — Нет.       — Роман Вольфович, вам не кажется, что ситуация странная? Зачем я еду к вам?       — Алина приедет послезавтра! Ты едешь, так как мы договорились.       Блин. Чувствую себя похищенным. Чувствую себя в опасности.       В доме мне выделили комнату на втором этаже (без решёток!). В комнате на стульях была свалена одежда для меня, заботливо выбранная стилистом Вадимом. У каждой тряпочки лейбл с известным брендом. Я запихал все в шкаф. В момент моего сражения со шкафом зашёл Роман.       — Пойдём!       И повёл меня в свою комнату. Посадил на кровать и велел:       — Глаза закрой и не удивляйся, скоро поймёшь, зачем я это делаю.       Закрываю глаза, хотя, разумеется, подсматриваю, что там этот делает. Роман взял расчёску и, встав на колени позади меня, стал расчёсывать мне волосы, а потом… плести косичку. Потом слез с кровати, подошёл ко мне вплотную и… стал какой-то штукой водить по веку, он там рисует что-то? Он красит меня? Он из меня хочет девочку сделать? Боже! И Роман как будто слышит мои мысли:       — Не дёргайся, а то не получится, я так-то не умею это делать.       Он берёт тушь и несколькими движениями поправляет мне длину ресниц. Кругленькой пушистой штучкой обмахивает лицо — пудра! И напоследок розовой помадой осторожно касается губ. Видимо, заезжает выше, стирает пальцем.       — Ну вот! Всё! Смотри!       Волчара тащит меня разукрашенного к зеркалу и тут же на глянцевую поверхность прижимает рамкой фотографию девушки.       — Смотри! — и становится позади меня, положив руки мне на плечи.       Смотрю. На фотографии красивая девушка с несколько угловатыми, но тонкими чертами лица, на ключицу спускается белая косичка. В зеркале я — и это то же самое. Это его жена? Разве может быть такое сходство? Трое в мире так похожи друг на друга. Может, мы родственники? У девушки овал лица более круглый, чем у меня, более нежный. И, конечно, нет щетинок. И брови аккуратно выщипаны в более тонкую нитку. Ну и уши поменьше, в ушах серьги — жемчуг в колечке. Я заворожённо смотрю на фото, на себя. Не по себе! Мало приятного. Девушка-то мертва! Да ещё и имя…       И вдруг! Роман, на которого я уже не обращал внимания, поглощённый сравнительным анализом двух образов, так вот Роман сначала застонал, потом спустил свои руки ко мне на грудь, назад на шею, через спину и бока на живот, обнимает и начинает меня целовать в шею… Боже!       — Юлька! Юлька! Ты рядом, ты здесь…       Я стою как вкопанный сивка-бурка. Загипнотизирован его тёплыми руками, которые гуляют по моему животу и уже по бёдрам, его дыханием, которое обжигает мою шею, ухо, скулу, его голосом, что вибрирует в теле, прижавшемся ко мне со спины.       — Юлька, Юлька, я так скучал, я так хотел, — безумный шёпот то в одном ухе, то в другом.       И теперь губы, неожиданно сильные и властные. Меня разворачивают и изучают моё лицо. Во-первых, мысль: а я так же с Настькой? Или хуже? Во-вторых, мысль: всю пудру, тени и помаду сожрал, гад. И только, в-третьих, боже, он меня целует? А я не сопротивляюсь? И я начинаю отталкивать его!       — Я не Юлька! Вернее, Юлька! Роман, прекрати, я не хочу… Я не твоя Юлька!       — Моя! — урчит он в трепыхающегося меня, он не хочет сдаваться. Он скручивает руки за спиной и, постепенно передвигаясь, прижимает меня к стене. А так как я начинаю вертеть головой, избегая губ на губах, целует в шею, в ключицы, поднимая меня по стене. И я уже ору:       — Не-е-е-ет! Ты, богатый засранец, извращенец, прекрати!       И нахожу способ сопротивляться — стучу подбородком по его затылку. Мне бо-о-ольно! Но ему, видимо, тоже! И… хватка ослабляется, этот безумец выдыхает — и отступает от меня.       — Какого чёрта! — кричу я. — Вези меня домой! Я не останусь тут ни минуты!       Роман смотрит на меня, губы блестят, глаза тоже, кисти рук, пальцы нервно выпрямлены, на лбу хмурая складка, рубашка выбилась из штанов. Он чётко, без всякого заикания и придыхания говорит:       — Никуда ты не поедешь! Прости, я не сдержался… Не повторится…       Разворачивается и выходит из комнаты. Нормально! Наверное, нужно уходить. Но Алина? Да и он обещал, что не повторится… Сел на пол около зеркала и все мысли куда-то поуползали, суки. Голова пустая, как колокол, даже язык не болтается! Ничего не могу решить, ни на что не могу решиться! Мне его жалко? Вообще, да… Ничего страшного не произошло? Вообще, нет… Но когда произойдёт, будет поздно! Он сильнее меня, физически сильнее. Захочет — получит… Бежать? Это трусость? Бли-и-и-ин! Остаться? Это поощрять его? А может, это только реакция на моё накрашенное лицо и косичку, как у жены? Беру фотку и вновь рассматриваю… Какой бред! Я похож на женщину! Наверное, и Алина поэтому тянется к этому Орландо Блуму и ко мне… Останусь. Эту Юлю здесь любили, значит, и меня не тронут… Нет, уйду, я ведь не эта Юля… Блин!       Сколько я так просидел? Чёрт знает! Вдруг открывается дверь, вижу Романа, тот переоделся в домашнее:       — Ты что в темноте? — И он врубает свет. Это только я тут рефлексирую, что ли? Может, у него кратковременная амнезия? Он не понимает, что меня вместо жены целовал? Его это не волнует?       — Хочешь в баню? — отличное предложение с его стороны.       — В баню? — хрипло ответил я. — Чтобы ты ещё и оттрахал меня?       Он улыбнулся мне:       — Ты заблуждаешься на счёт меня: изнасилование — не мой стиль! Поэтому будь спокоен!       — Если тебя припрёт, как сейчас, ты не вспомнишь о стилях! Захочешь — и всё!       — Я и сейчас хочу, но подожду, когда ты сам придёшь…       — Не приду.       — Ну-ну. Так что на счёт бани? Финская или русская?       Орландо Блум, блин, лучше бы душ принял!