Без обид, милый!

— Ты слишком много куришь, — произнес Том с закрытыми глазами, поглаживая плечо Гарри. — Ты слишком много пиздишь, — отозвался тот, откидывая голову на подушку. Том открыл глаза и повернул к нему голову. Полуголый, лежащий в одних расстёгнутых джинсах мальчик, что стоит всего мира без сдачи. Волосы отливают смолью на утреннем солнце, растрепаны его рукой и этим прекрасны. Зеленые глаза полуприкрыты, умиротворенное лицо, алые полустертые от поцелуев губы плотно обхватывают фильтр  сигареты, зажатой меж тонких пальцев, суставы которых Том не устанет целовать. Впалый живот и худые руки кому-то показались бы болезненными и неприглядными, но Том видел лишь изящество и утонченность, возбуждающее всерьёз и всегда. На бедрах и запястьях набрали свой цвет синяки, разве это честно, что Поттеру шли даже они? Продолжая смотреть, как он курил, лежа на спине, откидывая руку с сигаретой на кровать, каждый раз рискуя поджечь опадающим пеплом покрывало, Том провел рукой по бледной коже на шее, скрупулезно замечая, как дрожат ресницы мальчика, который хоть и выглядит ангельски, но прекрасно приживется в аду. Поверхностный и противоречивый. Клеенный из крайностей и резкостей, колокольчиков и нервных окончаний, ему не пристало ходить вокруг да около, но навязываться он не станет. Либо люби его полностью, либо не люби вообще. Он напоминал джазовых исполнителей, что много курят, много пьют и их всегда находят мертвыми в канаве по окончании картины. Но у джазовых исполнителей нет Тома Реддла, а у Гарри Поттера —есть. Гарри наслаждался жизнью. Прежде никогда, а сейчас именно наслаждался. Просто ощущал потрясность бытия — как вкусно курить, когда тебя гладила рука человека, которого ждал и которым болел. Не скучать, не представлять, не мечтать, а именно чувствовать и смаковать этот момент, когда никуда не нужно бежать, ничего не нужно делать, а просто дышать и чувствовать с закрытыми глазами, распадаясь на атомы. Ломота в теле, даже слабая боль стоила того, чтобы открыть глаза и увидеть, что на тебя смотрели, как на произведение искусства. Голос охрип от ночных стонов и криков, но, если бы его мозги сейчас не отдыхали вот так, он готов был бы читать ему стихи часами, заглядывая в глаза цвета артериальной крови, может, и пустить её для него фонтаном. Вот как надо. — Perche sei cosi bello ora? — хриплым голосом спросил Том и, нависнув над парнем, поцеловал прохладными губами знаменитый шрам на лбу. — Не говори со мной на итальянском, — приоткрыл глаза Гарри, услышав знакомые обороты. — А что такое? — усмехнулся Волан-де-Морт. — Скучаешь по своему мертвому дружку? Come va, piccolo? — Может и скучаю, — дернул плечом Гарри, облизав губы. — Зря ты его убил. — Если бы не убил, тебя бы здесь не было, — резко ответил Том и, вытащив руку из-под головы парня, встал с кровати. — Сомневаешься, что победил бы, будь он жив сейчас? — надавил сильнее Гарри, хитро рассматривая Тома из-под ресниц. — Я похож на побежденного? — резко развернулся к нему Том. — В этом весь ты, — хмыкнул Поттер, скатываясь с кровати. — Устранить помехи до того, как они станут серьезной проблемой, страшась того, что просто не справишься с ними позже, да? — Что ты хочешь сказать? — еле-еле выговорил Том, впадая в оцепенение. — Что я трус? — Да. Гарри смерил его беспощадным взглядом, будто преподнесенного достаточно. Тяжело задышав, Том смотрел ему в глаза, выжидая, что тот возьмет слова обратно. — Просто уйди, — проскрипел он, сжимая кулаки до побелевших костяшек. — Больно, когда раны ковыряют, да? — ухмыльнулся Гарри, неторопливо приближаясь к мужчине. — Так вот, запомни: я твоё эго щадить не собираюсь. Надел корону — соответствуй, раз король. Он подошел вплотную и поцеловал вздымающуюся грудь, взлетев руками к напрягшимся плечам. Гарри, вспахав воздух ресницами, прикрыл глаза и поцеловал чужую шею, пока Том, окаменев, пытался успокоиться. — Мой Том… — прошептал Гарри, обвивая руками шею. Мой Том… Вместо Бога, Люцифера и Зевса он верил в Тома. Они вдвоем пошли против системы, и Гарри лишь хотел, чтобы Том больше не причинял ему боли, сократил бессмысленную жестокость и доверял ему. Ведь во время битвы богов гибнет много людей. Гарри обожал его по умолчанию и без причин, но прогибаться не собирался. Это мальчика жалеть не стоило, это его выбор. И пусть по факту, в моменте, бывало больно, бывало хотелось сдохнуть, но дар не ценился так, как что-то выгрызенное, вырванное зубами, выцарапанное кровавыми ногтями. Внезапно кожа под руками парня из разгоряченной стала прохладной и гладкой. Гарри поднял голову, посмотрев мужчине в лицо, неизменными на котором остались лишь глаза, сканирующие каждую эмоцию в летней зелени. Роскошная прическа исчезла, кривая ухмылка безгубого рта открывала край заостренных зубов, чересчур бледная кожа, не скрывающая вен и капилляров, ровный нос сменили две щели, что трепетали, показывая напряжение владельца. — А сейчас-с? Сейчас-с я тоже «твой Том»? — по-змеиному шипящий голос арктического тона обманул бы показной независимостью любого. Гарри посмотрел на Волан-де-Морта без намека на страх и отвращение, обхватил холодный затылок человека, напоминающего рептилию, и чувственно поцеловал безгубый рот. Медленно облизав языком край хищных зубов, он взглянул в затуманившиеся глаза и с расстановкой сказал: — Ты всегда мой Том. Холодные руки сомкнулись на тонкой талии, леденя голую кожу, покрывшуюся мурашками, и послышался тихий облегченный вздох. Гарри уложил голову на чужое плечо, гладя лопатки, чувствуя, как бока царапают длинные ногти, похожие на звериные когти, и ощущал себя на своем месте, отчаянно желая показать эту картину всем на свете. Он впитал все опасения Тома, все его слабости, мысленные мольбы. Прикрыв глаза, Том вернул себе истинный облик и подсадил Гарри на руки, разворачиваясь к окну. Замедленно вливаясь в процесс, Гарри обнаружил, что его посадили на подоконник, прикусывая изгиб плечика. Зарывшись пальцами в волосы Тома, он подтолкнулся вперед и закрыл глаза, возбужденно выдохнув. Сдалась бы и Троя. Том снял с него джинсы и сжал тугие ягодицы, прикусывая в горячности губы Мальчика-Который-Его. Гарри, откинувшись на холодное оконное стекло, сел поудобнее, притягивая Тома за бедра ближе, срывая всю осторожность, с которой тот входил во вчерашнего девственника. Смешиваясь горячим дыханием, они двигались друг другу навстречу; Том, ощущая крышесносную тесноту, врезался в хрупкое тело, вбивая его в оконное стекло, а Гарри, врезавшись ногтями в кожу на бедрах, сомкнул зубы на его плече. Чувствуя боль от укуса, Том зарычал и начал вбиваться в парня жестче, схватив его за плечи. Оконное стекло не выдержало их веса, и Гарри вместе со звоном осколков наполовину вывалился из пустой рамы, свешиваясь с третьего этажа вниз головой, удерживаемый одним лишь Томом. Чувствуя осколки, вонзившиеся в спину, пониже которой яростно толкался Том, Гарри закричал и кончил, ощущая холод осеннего ветра на своей влажной от пота коже. Том, глядя на то, как мальчик на волоске от смерти задыхался в оргазме, пока его волосы развевались на высоте десятка метров от земли, низко застонал и выплеснулся внутрь Гарри, рывком втягивая его за шею обратно в комнату и впиваясь в холодные губы с запахом осеннего дождя. — Пиздец, — запыхавшись, выдохнул Гарри, прижавшись лбом к плечу Тома, который нервно засмеялся ему в волосы. Обоюдно ебанутые.