Выбор

      Издав надрывный звук и оставив позади себя тёмный след шин, велосипед падает на асфальт около спортивного комплекса. Юри быстро соскакивает с него и, кое-как пристроив среди подобных, направляется к центральному входу — он опаздывает. Точнее, безбожно опоздал, если назначенное Виктором время хоть что-то значит. Зайдя в пустующий вестибюль, он оглядывается, словно в первый раз, но вид всё тот же: унылый полутёмный коридор со множеством безликих однотипных дверей, дальше направо — небольшая зона отдыха с неубиваемыми папоротниками в деревянных кадках и несколькими узкими скамейками, и только затем следует выход на каток. Быстро шагая по бесконечному коридору, он всё же задерживается в зоне отдыха — бросает беглый взгляд на висящее на одной из стен зеркало. Отражение не радует: полноватый подросток с красным после езды на велосипеде лицом и с взлохмаченными ветром волосами. И стоило столько прихорашиваться с утра, чтоб потом получилось это? Вздохнув, Юри спешит дальше. Наконец нужная дверь перед ним. Чуть повернув ручку, он оказывается на катке: кожу холодит от перепада температур, а легкие наполняет специфическая смесь ароматов. Несколько одиноких фигур движутся по отполированной глади. Юри смотрит только на одну — Виктор. Мужчина, явно не замечая его, легко скользит вдоль бортика, набирая скорость. Мгновение, когда Юри не может оторвать восхищенного взгляда от сильного, но изящного тела, резко взмывающего вверх надо льдом, и Виктор приземляет прыжок — тройной аксель. Юри хлопает в ладоши, привлекая внимание, и Виктор, улыбнувшись, тормозит у выхода, эффектно выбивая ледяную крошку. — Юри, явился! Я совсем уж заждался, пришлось разогреваться без тебя. Всё в порядке? «Вполне. Я просто примерял с утра десять рубашек и джинсов. Хотел понравиться». — Д-да… Простите, помогал отцу с магазином, пришлось задержаться, — отвечает он. — Я не слишком опоздал? — О, что ты, — сияет Виктор. — Но в качестве моральной компенсации я надеюсь увидеть твое катание, — в подтверждение своих слов он чуть отходит и делает широкий жест в сторону арены: — Прошу! — Не думаю, что я смогу так же, но… Юри легко отталкивается от бортика и скользит к центру, делает пару кругов, чтобы почувствовать лёд. Наконец его тело покидает напряжение: движения становятся более свободными, плавными, и Юри принимает исходную позу. Ничего замысловатого, но элементы ранее придуманной программы ему нравятся. Здесь и замысловатая работа ног, и парочка простых прыжков, и даже бильман. Исполнение получается безукоризненным, и после последнего вращения Юри, немного отдышавшись, подкатывает к краю катка, с волнением ловя восхищенный бирюзовый взгляд. — Потрясающе! — Виктор склоняется к нему, и Юри вскрикивает от неожиданной хватки на своих плечах. — Это так… словно твое тело само рождало музыку! Поверь, я многое видел, у тебя талант. Ты должен заниматься этим профессионально! Возможно… — мужчина чуть склоняет голову, задумываясь, — я мог бы стать твоим тренером! Как тебе идея? Сердце просто бешено бьется в груди, а к щекам опять приливает ненавистный красный, когда Юри смотрит на учителя. Тот серьёзно? Невозможно. Но разум уже подкидывает радужные картинки, где они с Виктором кружатся по льду, нежно сжимая друг друга в объятиях. Определённо, он мог бы многое с ним сделать на льду. Прерывая собственную череду безумных фантазий, Юри тянется за бутылкой воды, делает глоток. Как бы там ни было, но он никогда не будет профессионально заниматься фигурным катанием. — Конечно! — улыбается он, возвращая бутылку назад. — Звучит интересно. Почему бы не попробовать? Теперь вы мой тренер, мистер Никифоров! — Прекрасно! — довольно вскрикивает тот, но сразу же добавляет: — Я буду строгим учителем, Юри. Никаких поблажек. — Кто бы сомневался… — тихо фыркает Юри, возвращаясь в центр. — Приступим? Следующий час проходит незаметно. Виктор что-то говорил и показывал элементы, но всё, что запомнил Юри, — уверенные касания длинных пальцев на своём теле и тонкий аромат дорогого одеколона. Невероятное сочетание. Ему будет что вспомнить ночью. — …понял? — уточняет Никифоров, направляясь к выходу. — Тогда продолжим, может быть, через неделю? — Да, — соглашается Юри, хоть не слышал и слова из сказанного ранее. Он всегда скажет Виктору «да». — Перекусим? После тренировки что-то есть хочется. Здесь неплохое кафе. Я плачу, не волнуйся, — предлагает мужчина, оглядываясь на него. — Сначала в душ, а затем пообедаем. Юри вновь соглашается. Сидеть за маленьким столиком в кафе, где их может видеть каждый, немного… странно. Юри действительно смущается, когда Никифоров выбирает и за него из принесённого меню. Наверное, уже прочно вошел в роль тренера. «Или же он джентльмен до мозга костей. Ухаживает на свидании». Сейчас они сидят так близко, что Юри вновь чувствует волнующий аромат парфюма: несильный, он буквально сливается с запахом чистоты после душа, но все же манящий теплом разогретой кожи. Стоит неосторожно качнуть ногой — и их колени соприкасаются. Сноп искр проходит по позвоночнику Юри, заставляя дрожать. Виктор, видимо, относит это к излишней застенчивости, потому как для поддержания разговора начинает рассказывать про своих девушек. Юри растерянно моргает. Когда их разговор успел свернуть в это щекотливое русло? — Потому вы встречаетесь с мистером Джакометти? — внезапно выпаливает он. Виктор застывает не донеся лапшу до рта. Смотрит ошеломленно, с недоверием, а затем, отставив тарелку, вполне резонно интересуется: — С чего ты взял? «Ты этого действительно не хочешь знать». — Вы не на столько скрытны, — судорожно пожимает плечами, — это заметно, если… знать, на что смотреть. Взгляды, касания… — совсем стушевавшись, добавляет Юри. Пристальный взгляд Никифорова, облокотившегося на руки, никак не успокаивает, заставляя нервничать ещё больше. — Хм… — задумчиво тянет мужчина, — А ты, я так понимаю, смотрел внимательно? — Да, — кивает Юри. — Я думаю… что мне тоже нравятся парни. Виктор ничего не отвечает, все так же продолжает сканировать его глазами о чём-то размышляя. Наконец он просто откидывается на спинку стула, напряжение покидает его плечи и Виктор говорит: — Уверен? Это громкие слова, налагающие определенные ограничения. Возможно, тебе кто-то просто понравился под всплеском гормонов, и я не виню тебя. Юношеский максимализм, желание идти наперекор… Иногда хватает одного взгляда, чтобы влюбиться, но делает ли тебя это геем? Ты должен сто раз подумать. Прошу, не делай поспешных выводов, Юри. Кацуки чувствует безумное облегчение от спокойной реакции учителя, но слова о благоразумии неожиданно злят. Никифоров не воспринимает его всерьез? — Вам это помогло? Сто раз подумать? — насмешливо интересуется он, намекая на Джакометти. — Судя по всему, не очень. Так разве вы можете давать мне такие советы? Это звучит по крайней мере двулично. — Юри… — Виктор хмурится и предостерегающе кладет ладонь поверх руки парня, желая успокоить, длинные пальцы смыкаются на дрожащем запястье. — Я уже пережил то, что ты сейчас испытываешь, и по праву считаю, что могу давать советы. Разве не поэтому ты мне рассказал? Я просто прошу тебя не горячиться. И, к слову, я не гей, а би. У меня было много девушек, были отношения с ними. Так что, поверь, я могу сравнивать. Просто сейчас это мистер Джакометти. — О! Я должен его поздравить или посочувствовать? — Отстранённо Юри понимает, что не должен так говорить с учителем, но не может остановиться. Вся та чернота, что скапливалась внутри, выплескивается на, в общем-то, ни в чём не повинного Никифорова. — Каково это быть вашим любовником? Он осознает, что его в любой момент могут заменить на девушку? Думаю, нет. На той неделе Джакометти купил в нашем магазине целый блок презервативов, даже не постеснялся моего присутствия. У вас были удачные выходные, мистер Никифоров? — голос срывается от переполняющих эмоций. — Так вот… — Юри вскакивает с места и склоняется к сидящему Никифорову, шепчет зло на ухо: — Я — гей. Мне нравится сосать члены, а не слушать бесполезные советы. Неужели это так сложно для вас: поверить моим словам немного больше? Просто поверить? Юри не ждёт реакции Никифорова. Кивнув и пробормотав что-то невразумительное, он хватает свои вещи и практически выбегает из кафе. В голове шумит, а руки вновь трясутся, но он не позволяет подступающей панике поглотить его, взять верх. Не здесь и не сейчас. Выйдя на улицу, он хватает велосипед и мчится по городу, надеясь, что встречный ветер освежит его, прояснив голову. Домой Юри возвращается в относительном спокойствии. Есть небольшие опасения, что мама всё же заметит его странное состояние, но они оказываются напрасными. Мари позвонила из Японии, и его родители спешно улетают. Вечер проходит в суматохе: между собираемыми сумками Юри получает кучу наставлений о том, как вести себя пока он один. Он слушает и обещает звонить ежедневно, и конечно он не против присмотра миссис Хадсон, их милейшей соседки. Юри достаточно взрослый, чтобы справиться со всем. Родителям не о чем беспокоиться.

***

      Мысли, которые он так усердно гонит, возвращаются ночью, давя своим незримым весом. Как он мог такое наговорить Никифорову? Что, если тот сочтёт его совсем шизиком и перестанет общаться? Это было их первое свидание, и Юри так глупо его испортил! Всё закончилось, едва начавшись? Нет. Весь воскресный день Юри пытается отвлечься, занимаясь повседневными делами, но мысли возвращаются вновь и вновь, терзая. Наконец, совсем измученный Юри принимает единственно возможное решение — он берет велосипед и едет к дому учителя. На улице душно, парит, и Юри то и дело поглядывает на небо, стремительно меняющее цвет, — надвигается гроза. Смахнув прилипшие ко лбу из-за жары пряди темных волос, он быстрее выжимает педали, замедляясь только на подъезде к дому. Всё еще не по-осеннему пышная листва скрывает его, делая практически незаметным для чужих глаз. Он оставляет велосипед у дороги и неслышно ступает по мощёной дорожке, ведущей к аккуратному двухэтажному дому — идиллия американской мечты. Внимание привлекает ярко-красный «Ягуар» — машина Джакометти. Юри нерешительно останавливается: он хотел увидеть Виктора, но тот явно сейчас не один. Вряд ли они обсуждают учебную программу. Практически дойдя до двери, Юри сворачивает в сад, обходя дом по периметру; усиливающийся ветер, треплющий развесистые кроны деревьев, заглушает шаги. Обычно он не подходит так близко, наблюдает, стоя поодаль или даже с ветвей старой липы, но сегодня особый случай. Шагнув на газон, он подходит к окну. Чтобы что-то увидеть приходится взобраться по каменной кладке. Камень крошится под ногами, а пальцы болят от напряжения, когда он цепляется за раму окна, но это того стоит. Первый раз это произошло случайно. Юри просто хотел поближе взглянуть на нового учителя, и каков же был его шок, когда он узнал, что Никифоров не из тех, кто смущается: в доме отсутствовали занавески (не считать же прозрачный тюль оными?), а мужчина любил расхаживать по дому обнаженным. Слишком притягательно, чтобы он мог когда-либо отвести взгляд. Прекрасное, совершенное тело, словно вылепленное самими богами. И сейчас это тело находилось в весьма откровенной позе: Виктор стоял на четвереньках, упершись локтями в большой кожаный диван. Лицо мужчины было опущено, и Юри видит лишь напряженную линию плеч, переходящую в плавный изгиб спины, кожа, обычно молочно-белая, сейчас непривычно красная, и по ней скользят капельки пота. Юри вспыхивает от этой картины, чувствуя, как жар скапливается между его ног. Остыть не помогают ни резкие порывы осеннего ветра, задувающего под футболку, ни первые тяжелые капли дождя, падающие с неба. Молния расчерчивает небосвод. Юри не может отвести взгляда от крепких мускулистых рук, нетерпеливо скользящих по спине, — Джакометти придерживает совсем разомлевшего Виктора, пока толкается в него бёдрами. Глубокие размашистые движения, от которых Виктор выгибается еще больше, подстраиваясь под ускоряющийся ритм, а его истекающий член забавно подпрыгивает между широко расставленных ног. Его не замечают, не до того, и Юри жадно смотрит, впитывая происходящее, как губка, надежно хороня видимое в темных уголках души. Его личное сокровище. Оглушительный раскат грома едва не заставляет сорваться от испуга, но в этот момент Кристоф поворачивает голову, чтобы взглянуть в окно, и их взгляды пересекаются. Вскрикнув, Юри отшатывается. Нога скользит по скользкому мокрому камню, застревая в чем-то, и лодыжку пронзает острой болью. Нужно бежать, но упавший Юри едва ли может просто приподняться на локтях. Нога пульсирует нестерпимой болью, и он просто растягивается на газоне меж поникших хризантем, ожидая худшего. Сердце подпрыгивает, когда он слышит звук хлопнувшей двери.