Лондон просыпается от ощущения холода, привстаёт на локтях и сонным взглядом окидывает комнату. Только одеяло сползло, забрав с собой тепло и ощущение чьего-то...
В следующую секунду Томас понимает, что Гилберта в спальне нет.
Всё, что оставил Пруссия, это почти исчезнувший запах одеколона, неподходящее ему пальто — серый никогда ему не подходил, ни по внешности, ни по характеру — и... Письмо? Небольшой конверт, лежащий на прикроватной тумбе рядом с лампой, накрытый странного вида коробочкой. Тома больше волнует уход Гилберта, а не оставленные вещи. Он думал... честно сказать, он не думал. Не думал ни тогда, когда предлагал своё жильё, ни тогда, когда согласился на ужин, ни тем более тогда, когда сам сделал шаг вперёд и поцеловал Гила. Они закончили эти отношения в никуда много лет назад, а теперь Томас сделал очередную дурость в своей жизни. Логично, что Пруссии наскучило всё это и он уехал.
От этой мысли становится горько на душе. Хотя, Лондону нельзя было и надеяться на что-то. У Гила есть десятки и сотни возможных людей, которых он может любить, и Том не входит в эти числа. Не то чтобы он не признавал свою красоту, но руки... Руки убирали весь шарм, который он имел. Сейчас он видит это лучше всего, когда на них нет перчаток. Удивительно ещё, как Гилберт не сбежал, едва увидел это уродство. Ни один адекватный человек, завидев такое, не согласится на отношения — не отношения, а фикцию, он обманывает себя, — но не Пруссия. Это...
Лондон тяжело выдыхает от мыслей, садясь на кровати и протягивая руку к конверту, первым делом касаясь пальцами непримечательной коробки. Он откроет её после того, как узнает, что Гил ему написал. Хочется верить, что там нет ничего, что оставит очередную рану на сердце. Томас всегда знал, что он глуп в плане любви.
Mein kostbarer Raum,
Англичанин одновременно жалеет и нет, что так и не смог выучить немецкий. Тогда бы он понял всё то, что Гилберт говорил ему. Возможно, тогда бы Лондон ушёл чуть раньше, едва расслышав оскорбления из чужих уст.
Спасибо за то, что взял меня к себе на тот период времени, пока я пытался свыкнуться с мыслью, что моё величие своровали какие-то гады. Не то чтобы в Лондоне было очень приятно жить (грязь, слякоть и постоянные дожди, напоминает один пейзажик), но с тобой было интересно. Ты хотя бы не выкинул меня в окно после первого моего кулинарного шоу. Но это сейчас не важно и не по этой причине я оставил тебе письмо, поверь.
Ты являешься одним из тех людей, которые знают, что я был против этой дурацкой войны. И сейчас, как не прискорбно мне сообщать, я должен решать её последствия. И если Пруссию я спасти уже не смогу, то по крайней мере одну страну точно. Хотя бы одного человека, который в этом не виновен. И для этого мне нужна чужая помощь. Не твоя, Hasi. Ты помочь мне больше ничем не сможешь. За помощью я уезжаю в Ленинград, в надежде, что меня не выставят за дверь, предварительно разрубив на части куском чего-нибудь металлического и немецкого.
Не хотелось оставлять тебя одного, тем более ты так смешно храпишь, но последний самолёт улетал рано утром, и мне пришлось. Надеюсь, что замена меня в виде пальто грела тебя достаточно долго, а то ещё будешь сопливый ходить и меня проклинать.
Но я снова отошёл от дела.
Не знаю, когда я смогу и смогу ли встретиться с тобой. Признаться, сейчас совершенно не та ситуация, в которой я могу выкроить на это время, да и тебе нужно заняться своими людьми, а не стародревним мной. Но мы свидимся, я тебе это обещаю. Постараюсь не сдохнуть за время нашего дружеского расставания. И ты постарайся не нагрести проблем. В конце концов не ты ли обещал себе человеческую жену и пару десятков детей? Прости, если разбередил старую рану, я не хотел Времени у тебя для этого достаточно, да и особы женского пола, которые захотят с тобой устроиться точно найдутся. Могу посоветовать одну такую: она из Белорусской ССР и умеет убивать, то, что надо такому как ты. И да, я снова отошёл от темы, но это привычно тебе, я надеюсь. Если нет, то значит, что я тебя совсем не знаю. А я знаю, поверь мне.
Если кратко, то я без понятия, когда я в следующий раз посещу Лондон или встречи Стран городов. Когда-нибудь посещу, но точно не в следующем месяце или году. С Германией очень произо появились проблемы. Надеюсь, что та усатая дрянь не устроила их так, чтобы от Германии ничего не осталось, и это ещё можно изменить. По крайней мере я попытаюсь. И попытаюсь восстановить противные мне отношения, которые изменят мир к лучшему.
Впрочем, мы ещё это увидим.
Alles Liebe, dein lieber Freund Gilbert.
P.S. Надеюсь, ты оценил то, что я в письме не выражался. Я старался, пусть и всё равно напортачил в этом хрен-пойми-каком-по-счёту куске бумаги.
P.P.S. И посмотри мой прощальный подарок.
P.P.P.S Обязательно посмотри!
— Гилберт... — на выдохе качает головой Томас, даже не пытаясь убрать грустную улыбку. Складывая письмо пополам и укладывая его рядом с собой. Внутри всё равно остаётся неприятный осадок, но не разочарования, а чего, что сам Лондон не знает. Но становится чуть легче от того факта, что когда-нибудь они встретятся вновь. Как... друзья. Хочется верить, что как друзья, а не неизвестные друг другу люди.
Глупые мысли Том откидывает подальше в сознании, осторожно касаясь крышки коробочки. Немецкие слова он не понимает, но они становятся не нужны, когда Лондон раскрывает картон. На чёрной подушке лежит железный крест, которому Томас удивляется. Это странный подарок, который кажется незавершённым, но затем Лондон достаёт из всё той же коробки трёхцветную ленту и клипсу в виде дубовых листьев.
— Ох... — Том понимает. Многое. Может неправильно, но ему кажется, что в этой награде, которую Гилберт подарил ему, прусс оставил и некую часть посыла своей поездки: выполнить невозможное. Он всегда таким был и будет. Отчасти невозможным и не терпящим возражений, даже если его замысел сложно даже вообразить, что уж говорить о выполнении. Но Лондон верит, что у него это получится: поставить брата на ноги, вернуть Германию и... Они и правда встретятся чуть позже. Не важно, когда именно это произойдёт. У Томаса есть смысл ждать.
Он вернёт Гилберту награду после того, как он сделает всё, что хотел.
А пока что он спрячет орден вместе с запиской и пальто, чтобы не терзать себя мыслями о прошлом и будущем. Пруссия был бы этому не рад. Он ведь писал о том, что Лондону нужно подумать о семье, о которой он грезил. Том думает так же. Тем более, большего ему не дадут. Но это даже хорошо, в некоторой степени.
Занятый мыслями, Томас не замечает, что на дне коробочки остался маленький, свёрнутый в трубочку кусочек бумажки, на которой написаны три простых и одновременно с этим сложных слова.
«Я тебя люблю».
