проКОСТИнация

— Ещё секундочку, Папс… встану через пару минут… только долежу и…- Санс бормотал в подушку, пока не понял, что его никто не торопит, не треплет за плечо, не старается стянуть с ног носки или кусок тряпки, который был когда-то пледом. Иными словами — его никто не будил. Иными словами, Санс говорил сам с собой. В комнате темно и пусто. В доме тихо. Нет знакомой возни в коридоре или шагов на первом этаже… Сколько же сейчас времени? Санс прищурился и зевнул, самое то, чтобы поспать ещё немножечко, раз его никто не ищет и… В глазницах стало щекотно. Ладно-ладно, Папс, пора вставать, ты прав. Ты всегда говоришь, что много спать вредно. Но вредно ли подолгу валяться, лежать, обнимая одеяло? (Санс задумался, почесав пятое ребро.) Щуриться на окно и безмятежно думать «какой же сегодня день?» и знать только то, что они есть. Дни, покрытые снегом, дни, которые можно не считать. За окном наверняка — Сансу было лень это проверять — падает снег — безмятежно, бесконечно, неустанно. Как всегда. По привычке. Он падает по привычке. Или же он стремится упасть на землю, выполняет своё предназначение? Знает ли снег о том, для чего падает? Падает ли он по собственной воле? А может… ЧТО-ТО или КТО-ТО заставляет снег падать? Санс поднял лицо с подушки, встал на четвереньки, снова упал на матрас и потянулся до хруста костей. Может, снег и падает, потому что привык падать, но Санс не привык — всё ещё не привык — подниматься. Он привык, что его поднимают (как это делает Папирус) или хотя бы просят подняться (как это делает Папирус, когда и сам опаздывает на пост). А вставать самому Сансу было…в тягость: всё равно что тягать гири и штанги, словно какой-нибудь мускулистый недо-конь или пере-пёс. И вот, сегодня тот самый день, который (по-хорошему) нужно отмечать в календаре — он должен подняться сам. Санс усмехнулся, представив себе, как Великий Папирус устраивает «сансотрясение» и как у него — под звучное «НЬЕХ» — опускаются руки, и он говорит, тихо-нежно, с невероятным сожалением: «не опаздывай!». При этом прекрасно понимая, что Санс уже… опоздал. Папирус — будь он здесь сколько-то времени назад — определённо попросил бы его подняться. Санс знал это. И этой просьбы — даже непроизнесённой — вполне достаточно, чтобы тяжело усесться на скрипучем матрасе, медленно поддеть тапки ступнёй и зашаркать к двери. Не то что бы Санс пообещал что-то брату, но… — Это твоя обязанность, Санс, быть примером, — немного подумав, Санс понимает, что едва ли похож на старшего брата, и выдавливает из себя жалкое, — в конце концов, должен же кто-то…? Нет. Это место уже занято. Санс не может делать этот мир лучше. Нет, это не его хобби. Зачем же он тогда просыпается по утрам? По дням-месяцам-годам? В чём его обязанность? В чём предназначение? Ведь Папирус устанавливает ловушки, король правит, дети смеются. И даже снег… падает. Что ж… Если бы Санс был снегом, его было бы не сложно заставить упа… И ровно в эту секунду. Нога противно и резко двинулась вперёд по паркету. Санс влетел в распахнутую дверь. В глазницах засвистел ветер. Дезориентация. Время замедлилось: достаточно, чтобы почувствовать смерть, но ничтожно мало для того, чтобы переместиться, сориентироваться. Руки машинально вытянуты вперёд. Ноги отказываются подчиняться. Он упадёт. Сдохнет. Скатится по лестнице, переломав кости. Как бы на таз не приземлиться! Сдохнет! Сдохнет! Какое к чёрту предназначение?! Раздался противный лязг. Дверь. Пальцы свело от боли, но Санс успел зацепиться. Всё схвачено. Пальцы вывернуты. Скелет вешалкой повис на дверной ручке. Копчик замер в миллиметрах от пола. Был бы чуть повыше, отбил себе хвост — спасибо за рудимент. Санс облегчённо засопел, почувствовав под тапками опору. Замер. Главное, не делать лишних движений. Впрочем, всё позади. Санс разжал пальцы, прищуренно вглядываясь в темноту своей комнаты. А, вот оно что. — Что б тебя, — Надо же такое вытворить — споткнулся о носок! Скелет фыркнул. Снова проверил, достаточно ли твёрдо стоит на ногах. Назвал себя придурком. Выпрямился. Всё в порядке. Кости даже не хрустнули. Не размозжил себе череп, не отбил хвост, не выбил коленную чашечку — и спасибо. Даже не сел на шпагат. Или около того. Что ж, не судьба. Не сегодня и никогда, Санс. На этот раз пронесло — впрочем всегда проносило. «О чём ты только думал? Ради чего эти хождения по носкам? Переместился бы просто и всё. И всё. И… Зачем ты вообще…» Лучше не рефлексировать. Лучше вообще не думать об этом. Санс знает: это плохо закончится. Закрыл дверь — потому что к чёрту такие аттракционы, пошёл к лестнице. На пятой ступеньке высунулся за перила. — Доброе утро? Собственный голос застрял в ушных отверстиях подавленным эхом. На кухне — вырвиглазно-чистой, как гостиная, как коридор — никого нет. Разве что камню в коридоре сделал приятно. Папируса не было. И глупо было надеяться, что он истуканом застрял на кухне и ждёт чего-то. Или кого-то. Сухой пол у двери сурово намекал на одно: ты, приятель, должен быть на посту. И, судя по следам, а точнее по их отсутствию, Папирус уже там, и, вероятно, давно. Санс просто вздохнул и скрипуче почесал крестец. Подведём итоги, подумал он. Загибаем первый палец. Проспал, (второй) не позавтракал, (третий) не пожелал брату доброго утра, (четвёртый?) поскользнулся на ровном месте и определённо (большой? или какой там?) не собирается убирать с пола потенциально опасные носки. Проверяет судьбу на прочность? Дело сделано, пальцы загнуты. Хоть в драку лезь. Остаётся молча пойти на пост. Конечно же коротким путём — опоздал же, проспал же. Зачем опаздывать ещё больше? К тому же касаться снега после… прерванного сна не очень хотелось. К тому же бодрящая эмоциональная встряска — спасибо носку — уже была. Выскользнув буквально из ниоткуда, но, как казалось со стороны, из-под стойки посто-будки, Санс залез на высокую лавку и стал ждать, подперев скулу костяшками пальцев. Раз. Два. Три. Санс закрыл глаза. Сейчас в него полетит громогласное «ГДЕ ТЫ БЫЛ, ЛЕНИВЫЕ КОСТИ?!», но… Санс чуть прищурил левый глаз — у будки никого не было. Во всяком случае вокруг поста нет запутанных следов. Нет топота. Нет суетливого скрипа. Дорога вокруг будки чистая, словно Папирус не задерживался здесь, не семенил, не поджидал Санса на этом месте. И из-за нетронутых сугробов… могло показаться, что Санс сидит здесь с самого утра, не сходя с одного места, уже на протяжении нескольких часов. Несмотря на сильнейший снегопад, который стёр любой намёк на жизнь, присутствие, суету. И на любой вопрос Папируса можно было бы ответить: «снег стёр твои следы или я проснулся раньше тебя?». Папирусу нечего будет сказать на это — он просто задумается о чём-то, но ничего не скажет. Санс улыбнулся чуть шире, «хех»нув, и закрыл глаза. Можно сказать «я был на другом посту», можно сказать что угодно. Санс может прикинуться, что не опоздал. Санс может соврать, что не проспал подъём. Папирус в сущности просто поймёт, что ничего не может сделать — ни услышать правду, ни заставить брата быть чуть более предсказуемым и ответственным. Папирус ничего не докажет, будет только недовольно сопеть и втаптывать ботинки в снег. Но он не сможет сердиться вечно, поэтому… Санс зевнул. Папирус, видимо, пошёл на «великий обход», проверять ловушки аж до ворот руин. Он всегда так делает, чтобы быть уверенным, что город в безопасности. Весьма ответственно и заботливо с его стороны, однако… Зачем ему это, Санс не знал. Падает снег. Белый, прозрачный. Он сверкает, слепит глаза. Прямо как альтруистичный младший брат, которому срочно и всегда нужно проверить… Санс положил голову на ладони и уснул. И его никто не пытался разбудить, тряся за плечо. Никто не пытался разбудить его высокопарными речами о важности работы часового. Никто не… В череп Санса прилетел снежок. — Йо! Хватит спать! — Санс прищурился, подняв голову со стойки. — А, это ты, малой, — Санс натянул широкую улыбку и подмигнул, — решил начать мой день со СНЕЖностей, а? Монстрёнок начал приседать, хохоча. Детям всегда нравились его шутки. Санс глухо усмехнулся, стряхивая снег с черепа. — Прости, я сейчас слегка занят для СКЕЛЕстнЫх игр, мелкий, поиграй в догонялки с… — Санс не успел договорить. — ЙО! Все, с кем я играл, уже ушли домой! Санса ущипнуло предчувствие. Как будто кофе оказался слишком горьким. Как будто ты смутно помнишь, чтобы добавлял в чай сахар. — Погоди, а сколько времени? — Санс встал из-за стойки, начал осматриваться. Никакого движения вдалеке — даже снег перестал идти. Темно и тихо. Снег уже не слепит — ха-ха — глаза. Санс посмотрел на снег и… ничего не увидел. Вереница следов? Нет их. По крайней мере следов от глубоких сапог. Папирус не подходил к посту. Папирус где-то задержался. Папируса здесь нет. У Санса задребезжали шейные позвонки — и он потёр затылок, чтобы унять эту дрожь. — Ты не видел Папируса, мелкий? Монстрёнок смотрел на Санса, широко распахнув глаза. Наклонил голову. И у Санса похолодело в тапках. Словно он сидел на посту босиком, сунув их в сугроб. — Всё нормально, йо? — Монстрёнок слегка нахмурился, как хмурятся только дети. И Санс усмехнулся ещё более непринуждённо, сжимая свой затылок ладонью до неприятного скрежета. — Рабочий день кончился, а я и не заметил, хех, — и Санс скосил белые огоньки в пустых глазницах на Монстрёнка, — я провалился в сон прямо как… кхм, в сугроб… Монстрёнок — как предсказуемо — засмеялся. И Санс потрепал его по голове. — Иди домой, малой, беги со всех ног, слышишь? Не заставляй родителей и брата волноваться, лады? — У меня сестра! — многозначительно дёрнул хвостом МК. — Ага, — Санс подмигнул, — а я как сказал? Монстрёнок засмеялся ещё громче. Хотя шуткой и не пахло. — Она часто говорит мне «проваливай», йо! Понимаешь? Как под лёд! Проваливай! Понимаешь? Ха-ха! До завтра! — и Монстрёнок побежал. Довольный. Размахивая хвостом. Санс смотрел ему вслед. Может быть… Папирус ушёл к Андайн? Санс потёр лоб и переместился к первой головоломке. Прищурился, приложил ладонь ко лбу. Следов не было. Снег уже не идёт. Но шёл до этого, припоминаешь? Но как можно замести следы, если их…не было? Что-то подсказывало, что их не было. Что Папируса *здесь* не было. Но Санс упрямо потирал лоб пальцами и сосредоточенно измерял возможную и несуществующую траекторию шагов брата. — Сегодня было снежно, может, их просто… хехе… замело? — Санс не заметил, что трёт лоб слишком быстро. — Теперь будет ещё дня два саднить. Санс не мог найти брата ни у ворот, ни у ловушек. А Санс уж было надеялся, тот разглядывает завитки на двери руин, задумчиво потирая нижнюю челюсть. «САНС, ЭТО КАКАЯ-ТО ШАРАДА? ИНАЧЕ ЗАЧЕМ ТЫ ТОРЧИШЬ ЗДЕСЬ ЧАСАМИ НАПРОЛЁТ?». У будки Догго Санс задержался, потирая нижнюю челюсть — прямо как Папирус. Ведь если хочешь поймать Великого Папируса, думай и действуй, как Великий Папирус. Впрочем, Папирус бы не потерялся. И не стал бы Папирус заходить к старому псу на чай. Но Санс позвонил в звонок. Догго медленно, словно не доверяя происходящему, вылез из-под укрытия. Прищурился и проворчал что-то в духе «век бы вас, скелетов, не видать, целый день тишины, и вот опять?». Санс не совсем разобрал его слов. Санс не особо слушал. Он понял только одно: Догго спал на посту. И шумный Папс не дёргал его весь день. Он не здоровался с ним. Он не кричал вдали. Он не разбудил — он не пытался разбудить — Догго. Куда же Папс пропал? Со скалы свалился? Маловероятно. Потому что нужно постараться упасть с нарисованной скалы. Санс усмехнулся и помрачнел. В ушных отверстиях зазвенел смех Монстрёнка. Папирус словно провалился под лёд… И на всякий случай Санс проверил реку. Встал на берегу, вглядываясь вдаль. И к берегу тихо подплыл Лодочник. Любопытство ли, вежливость ли. Он глядел впритык, словно удивлялся. — Сегодня хорошая погода, не так ли? — из-под капюшона и глаз не разглядеть. — И в Водопадье? Лодочник уклончиво повёл веслом. — Сказать сложно, но со стороны выглядит именно так. Лодочник никого не отвозил туда сегодня. Санс выдохнул и посмотрел на воду. Значит, *он* либо ушёл к Андайн пешком, либо… Так, всё, успокойся. Может быть, он вообще дома? Наверное, он уже дома. Сидит, ждёт, злится, переживает. Спрашивает у стены и камня «где же ты, Санс?». А Санс здесь, здесь, среди снегов, ищет Папируса. Иронично, и только. И челюсть расслабленно дрогнула. Папирус никогда не задерживается на работе. Наверняка он просто прошёл мимо будки, потому что заметил синяки под глазами, вымученную улыбку и решил…нет, позволил Сансу ещё немного поспать? И пошёл домой. Да, дважды за день пощадил брата, но на то он и называется великим, чтобы совершать великие… Хотя, конечно, Папирус мог пойти куда ему одному известно и угодно. Можно было бы проверить ресторан МТТ, дом Андайн, тронный зал, поляну эхо-цветов, горы — да что угодно. Но Санс переместился домой. Ему просто хотелось верить, что брат дома. Потому что в ресторане Меттатона так противно мигают лампочки и звенят басы. Потому что Санс предпочитает заснеженную тишину и неподвижность. Ну, может, ещё немного — совсем немного — уют, горячую еду, тёплый приём. Потому что МТТ был лишён всех перечисленных пунктов, пусть и находится ресторан в Хотлэнде. Потому что ему не хотелось перемещаться так далеко. Почему же Санс не пошёл к Андайн? Потому что (Санс почесал переносицу) идти к Андайн он категорически не хотел. Точнее… хотел бы в последнюю очередь. Чем последнее — тем лучше. Почему? Санс не знал. Возможно, всё так же надеялся, что брат сидит дома. Санс знал, что *дом* это дом. *Домой* всегда возвращаются. Не в гости. Не в бар. Не проверять ловушки. *Домой*. Чтобы почувствовать, что всё в порядке. Что всё прошло. Тем более уже достаточно поздно для гостей, цветов и тусовок. Санс переместился домой. Широко улыбаясь. Руки протискиваются в карманы, и снег ссыпается с рукавов куртки. «Хей, Папс, представляешь…». Санс поднимает голову и… — Папс, ты…где? — улыбка тает, как только что упавший снег: на кухне не горел свет, в гостиной было тихо. Даже телевизор молчал. Дома было пусто, словно они с братом просто ушли на поверхность вместе с человеком. Вместе со всеми. Ушли и всё бросили. Но Санс почему-то застрял здесь. — Па-аа-ааа-аааапс?.. Или… (Рёбра противно заныли, словно в них насмешливо потыкали палкой.) Эта тишина, этот мрак, этот странный вечер. Всё это похоже на что-то другое: словно Человек лишь недавно покинул их городок, не попрощавшись. Как будто часа не прошло, а Санс вернулся домой с шарфом брата, найденным…почему-то в снегу. Санс посмотрел на свои ладони. Шарфа в них не было. Скелет стряхнул несуществующий шарф со своих костей. — Что за бред? — его шёпот прозвучал пугающе даже для него самого. Сорвался, свистел, словно опавший лист. Откуда Санс знает про звук падающих листьев? Снег падает по-другому. В подземелье нет *листьев*. И Санс *знает* это. Непонятные метафоры. Ощущения. Всё обострилось. Санс запутался. Всего на мгновение, но этого оказалось… Зрачки замерцали, и Санс схватился за голову. С бесшумным скрежетом вцепился пальцами в собственный череп. Что не так? Что происходит? Когда он засыпал, всё было хорошо, но когда он проснулся — казалось, попал в другую реальность. А если *не было* всё хорошо, когда он засыпал? Может быть, всё *уже было* плохо, но он просто не знал, забыл, не заметил? Или не хотел, никогда не хотел замечать. Как не хочет отправляться в Хотлэнд или Водопадье. А *если* Санс просто… попал в мир, в котором… Монстрёнок был так удивлён, правда? Он так хмурился, словно пытался вспомнить то, чего нет. Спагетти, лазаньей, ничем не пахнет. Принюхайся. Здесь нет человеческих следов? Что ж, Санс. Это называется паника, только вот паниковать… — Человек ушёл, давно ушёл, успокойся уже! Всё в …беспорядке. Дурья башка. Санс тряхнул головой, словно мог прогнать весь поток мыслей. Но на деле… стряхивать с себя снег при угрозе лавины? Не лучшее из решений. Мысли Санса снова уползли «не-туда». Санс поморщился от досады и решил игнорировать «эти-мысли». Сосредоточиться. Оглядеться. Комната выглядит такой чистой? Комната выглядит такой пустой. Папирус вчера хорошо прибрался. Или просто…? Рёбра Санса снова кольнуло, а переносицу защипало из-за фантомного запаха пыли. Беспорядок. Отсутствие порядка. Хаос. Компот. Борщ. Лавина в голове. Всё смешалось. Неужели всё *настолько* замиксовалось? Отвратительный микс. И танцевать… Прекрати. И скелет снова стряхнул с куртки снег. Который уже минут пять спокойно и лениво таял на полу. Поблёскивал. Становился водой. Как монстры становятся пылью, если на них надавить. Могут ли мысли стираться так же, как монстры? Стёрлось ли что-то *важное*? Точно ли уборка была *вчера*? — Какое сегодня число? — Санс повторяет, бормочет одно и то же, лихорадочно роется в памяти. Постукивает фалангами по нижней челюсти, бормоча про убранные носки и отсутствие монет за диванной подушкой. Кажется, недавно Санс записывал что-то про всеобщее ликование от ухода человека на поверхность — Санс абсолютно всё записывает в блокнот. С тех пор как поймал себя на мысли, что дежавю терзают его голову не случайно. «Пойти за блокнотом? Нет, я и так всё вспомню. Даты, дни недели. События. Вчера? Стоп, я ещё не разбрался с числом. Запутываюсь. Да, что-то я забыл про это. Надо вспомнить. Вспомню без блокнота. Или не вспомню? Где-то здесь был календарь… Да где же он?» Календарь *всегда*, *обычно* висит на стене. И этот же самый календарь *неизменно* выбрасывался Сансом в окно перед самым приходом человека. Сегодня календарь был на месте. Он был на стене. Слегка помятый. Слегка промокший. Потрёпанный с расплывшимися… Значит, Санс не успел выбросить календарь. Значит, человек ещё не пришёл. Значит, Папирус… — Погоди-погоди, хах, погоди, Санс, Фриск его принесла с улицы, сказав, что… Пальцы начали постукивать по челюсти чуть быстрее. И в один момент застыли. Человек был *здесь*. *Ел спагетти* Папируса. Ходил на *свидание*. Листал книгу. Смотрел телевизор. Гладил собаку. Он был здесь. И ушёл. Неделю?..да, четыре или три дня назад. Если Папирус не здесь (а тишина и темнота — вещи с Папирусом несовместимые), то где-то он точно есть. Фриск же ушла. Просто ушла. Она не убила никого. И не увела на поверхность. Санс ясно это чувствовал. Санс понимал это. Санс, как минимум, надеялся. А значит, Папирус где-то задержался. Просто задержался. И нужно просто подождать. Просто подождать. Папс будет здесь через минуту. (Санс потеребил воротник футболки.) Обязательно будет. Влетит в дверь или в окно со счастливым выражением на черепа и сияющими глазницами и… (Санс хрустнул пальцами, осунувшись.) Он помнил про лавину. Про то, что одна мысль тянет следующую, а ещё один вагон депрессивных мыслей поезд Санса уже не потянет. Впрочем если Папирус не объявится… Поезд пойдёт под откос. Почему? Потому что кто, если не Папирус, станет говорить «вставай, ленивые…». СТОП. Хватит. Не думай об этом. Не думай об этом. Папирус где-то здесь. В порядке. Лучше бы ему быть в порядке. Иначе ты ему кости переломаешь. Погоди, нелогично. Как ты можешь поломать ему кости, если они уже будут пере… Ладно, это не так важно — почему он исчез, зачем и что ты с ним или с собой сделаешь. Важнее найти Папса. Сейчас важно *это*. Соберись, ленивые кости. Лавина застыла, вслушиваясь. В доме было тихо. Непривычно тихо. Санс просидел с распахнутыми глазницами около получаса, молча распутываясь и запутываясь со своими и в своих мыслях. И за эти полчаса ровным счётом ничего не произошло. Если не считать того, что… пошёл снег. Санс тряхнул головой. Может быть, Папирус всё-таки у Андайн? Санс прошёл на кухню, включил свет и… нет, записки не было. Как безответственно… Нет, Папс не безответственный, скорее уж наоборот. Может, он не успел или подумал, что быстро вернётся? Так ведь бывает: готовишь, готовишь, а потом понимаешь, что нет муки или улиточной слизи… И приходится… Нет, что-то не так, продукты не стоят на столе. И не распиханы где попало в спешке. Не было и кастрюли с готовыми — дымящимися (или остывшими) — спагетти. Значит, Папс ничего не готовил сегодня. Не было и грязной плиты или посуды. Хотя… когда она была грязной? Это же Папирус. Во всяком случае, СЕГОДНЯ он ничего не готовил. Хотя, конечно, он успел бы всё убрать. Тогда… где еда? Еды нет. Не съел же он её? Значит, точно ничего не готовил. Санс разглядывал кухню, и казалось, что глазницы просто лопнут, растрескаются от такой настойчивости. Но ничего не менялось, даже лампочка не лопнула. Впрочем с чего бы ей лопаться? — У всякого действия свои последствия, у каждого действия есть и свои предпосылки, — Санс позволил себе моргнуть. Ещё. И ещё раз. Проморгаться. Опустить голову и моргнуть ещё пару раз. И ещё разок. — ПоСЛЕДствия…постойте… Санс покосился на дощатый пол в коридоре. Он был сухим. Каким был с самого утра. Да, но он остался сухим. Папирус либо ещё не вернулся, либо разучился оставлять кучу следов на всех доступных поверхностях… Правда, была у Санса в запасе ещё одна догадка. Которую нужно было проверить. И он просто переместился во двор, чтобы быстрее понять, чтобы не наследить, чтобы напугать своим внезапным появлением какого-нибудь ребёнка: рассказам про внезапно появляющихся скелетов никто не поверит, неразумному монстру просто пропишут очки (но никого на улице, честно сказать, не было). На улице было тихо. Санс стоял тапками в сугробе, сверлил глазницами украшенный (старательно и аккуратно, как и положено) фасад их с братом дома. И не смог сдержать усмешку. Так и есть. Следов у порога не было, словно из дома за целый день никто не выходил. Как и внутри дома не было никаких намёков на снег. Папирус — Санс повторял и повторял это, словно мантру — обычно порядочно натаптывает, а тут — нетронутая поляна снежинок. Странно. И где же он тогда? Размышления Санса обернулись для его лба плачевно — он снова потёр его и тут же зашипел от тупой боли. — Значит, он дома. Он где-то дома. Санс невольно усмехнулся. Усмехнулся своим спутанным мыслям. Зная, что сейчас найдёт брата. Скажет, что прятки — самая глупая игра. Пошутит, что нуждается в докторе. А Папирус закатит глаза и скажет что-то в духе «с тобой всё в порядке, но…если хочешь, мы можем поговорить об этом». Хотя нет-нет-нет, зачем его тревожить, можно просто рассказать какую-нибудь глупость. Зачем говорить про эти мысли, про ту *лавину*? Вдруг Папирус испугается? Вдруг не сможет спать? Вдруг закормит Санса до смерти или… Без разницы. Папирус не заслуживает волнений. Папирус не должен волноваться. Нужно только выяснить КАКОГО ХРЕНА ОН ПРЯЧЕТСЯ ОТ… Санс вдохнул и выдохнул. Что там было насчёт волнений? Прежде чем волновать, сначала найди. А как найдёшь, тут же заткнись. Если найдёшь. Если найдёшь, тоже заткнись. Папирус дома, точно дома, должен быть дома. Если его там нет, то Сансу определённо понадобится доктор, и, как надо понимать, точно не Альфис. — Осталось только найти тебя и понять, почему ты спрятался от меня. Санс обошёл весь дом, заглянул даже под раковину, под диван, на всякий случай заглянул под лестницу и… Нашёл только запылившиеся формы для пирога. В плите. Зачем Санс заглянул туда? А пёс его знает. Папирус не маленький. Но Санс почему-то… — Так, так, — Санс почесал затылок, — Ладно, на первом этаже его нет, значит, Папирус на втором. Санс потёр фаланги больших пальцев. Хрусть-щёлк. Хрусть-щёлк. Папирус наверху. Что логично. Что очевидно. Не под лестницей же его младший брат валяется. Хрусть-щёлк. Но Санс не торопился подниматься и проверять. Хрусть-щёлк. Мерзкие щелчки костей о кости. Санс снова заглянул в плиту. Кроме формы для пирога, ничего не было. Санс замер у двери младшего брата. И не мог открыть дверь. Нет, не потому что это некрасиво, невежливо. Не потому, что Санс уважал личное пространство и… да камон, как у него с братом может быть что-то личное? Они же братья. Санс знает Папируса как самого себя. У них даже набор костей практически одинаковый. У Папса от него нет секретов. И не будет. Потому что у братьев не может быть ничего… Постой, постой, Санс, тебя опять занесло. Ты не чёртов контролёр в троллейбусе. Что такое троллейбус? Хрусть-щёлк. Санс не боялся найти скелета в шкафу в комнате брата, в конце концов — широкий жест распростёртых объятий — Санс готов принять это и залезть в шкаф тоже. Чтобы секретов-скелетов стало больше. Два черепа всегда лучше одного, верно? Он не боялся, что, открыв дверь, увидит «голые кости» брата и тот завизжит, что переодевается. Санс не боялся, что Папс ищет что-то «своё» в компьютере — что-нибудь, что Сансу знать не обязательно — тайный рецепт спагетти или нового друга в UnderNet. Санс боялся, что Папируса в комнате не окажется. И это будет значить лишь то, что у него нет брата. Его нет в этом мире. Вдруг вообще за дверью не огненный ковёр и кровать-машина, а просто… склад его грязных носков? Санс выдохнул. Переубеждала только знакомая жёлтая лента, которая запрещала входить в комнату мальчикам и девочкам. Но скелетам же можно, поэтому… — Всё будет окей, Санс, просто открой эту чёртову дверь и… — он толкнул дверь, но она лишь с потугой и неохотным скрипом приоткрылась. В комнате было темно. Вырвиглазно — Сансу уже не до смеха — темно. Санс медленно шагнул в темноту. Под тапком приятно зашуршал ковёр. Да, это определённо ковёр Папируса. Санс побоялся включать свет. Санс просто прошёл, шурша тапками, — по памяти — к кровати брата, вытянул руку и…тук. Столкнулся фалангами пальцев о стройные кости. Папирус — а в том, что это были его кости, Санс не сомневался — лежал на своей кровати, не шевелясь. Санс выдохнул. Такое облегчение наступало только тогда, когда в шкафу отковыривалась последняя пара чистых носков, когда казалось бы… Глазницы постепенно привыкли к темноте, и Санс смог разглядеть брата. Папирус лежал, отвернувшись лицом к стене, Папирус был цел. Санс не совсем осознавал, почему это было важным. Что Папирус именно «целый», а не «не раненный». Но да, Папирус был цел. Он не был кучкой пыли. И не разваливался. И Санс выдохнул, окончательно расплывшись в широчайшей улыбке. Всё потеряло значение. Какая разница, почему, главное, Папс жив. Хотя постой. Санс слегка прищурился. Если всё хорошо, почему его брат не пошёл на обход? — Устал, да? Папирус молчал. И Санс потрепал плечо брата чуть смелее. — Ну лежи-лежи, — Санс неспешно усмехнулся, пропуская сквозь челюсть воздух, — хех, ничего такого в том, что ты устроил себе выходной. Правда. Но ты заставил меня поволноваться, слышишь? Ха-ха… Санс замолчал. Пожалуй, он впервые за долгое время видел, что Папирус устал и решил «прилечь» чуть подольше, чем на 15 минут. Нет, у него не бессонница, он просто не может спать дольше. Санс засекал. Ради любопытства. Папирус вообще практически не спал. Санс уже не раз подлавливает брата на том, что тот только притворяется спящим. Младший брат — вопреки привычкам и во славу здравому смыслу — пролежал в кровати целый день. Санс подумал — хей, это пройдёт. С кем не бывает, правда? Это просто усталость, а братишка снова накрутил себя, как лапшу на бигуди, и переживает из-за чего-то. Драматизирует из-за того, что человек ушёл на поверхность непобеждённым? Да какая разница, из-за чего. Но это несоответствие «всегда-сейчас» било Санса куда-то в голову: тревога, тревога, тревога, что-то не так. И Санс сказал самому себе: даже великие иногда нуждаются в перерыве, в отдыхе. Папс отдохнёт, и всё наладится. — Всё будет окей, — сказал Санс уже вслух. Он укрыл брата каким-то куском пледа, который свалялся в ногах Папируса и добавил, ковырнув переносицу: — Мне знакомо такое состояние, Папс, не переживай, я тебя прикрою перед Андайн и… в общем, не парься о работе. И Санс вернулся к обычному образу жизни. Гриллби, сон без задних костей, опоздание, ленивая работа, ленивая подработка, снежок в череп, шутка для Догго, дом, Гриллби, подработка, дом, работа, головоломка, тук-тук, дом, Гриллби, подработка, сон, снежок… носки, сон, Гри… тук-тук, дом… А потом… Санс начал сомневаться в том, что прогнал тревогу напрасно.