Шоковая терапия

Я – бесполезное и беспомощное, пропащее существо. Даже после того, как я практически убил Джо, не могу защитить людей от него, от его последователей, от его идей. Не смог защитить Клэр, не успел спасти Паркер, не разглядел чудовища в Молли… Боооже, как же я жалок. И теперь не могу найти для себя лучшего занятия, чем напиваться изо дня в день. Мне больно. Больно от того, что это действительно моя вина. Я столько времени отталкивал Клэр, знал, что нам нельзя быть вместе, что ей нужно жить дальше, без меня, чтобы я, как еще одна частица ее страшного прошлого, остался позади, но нет! Мне нужно было позволить себе эту слабость, позволить ей остаться со мной, хотя бы на этот вечер… Я такой трус. Я боюсь себе признаться в том, что разлюбил ее. Да, она мне симпатична, с ней связано много прекрасных воспоминаний, но за всеми этими завертевшимися событиями я не смог заметить того, как мои чувства к ней ушли, оставляя лишь отголоски, на которые я и повелся, ведь сначала для опровержения этого не было причин, было удобно и дальше думать, что люблю ее… Но со временем это стало единственным спасением от того, что возникло в моей душе. Я боялся признаться себе в том, что влюбился в Майка. Вот. Признался хотя бы себе в этом. Но от этого только хуже, ведь если раньше я и мог себе позволить наконец-то забыть обо всех тех отговорках, типа: «Он слишком молод для тебя, слишком светел», то теперь даже при всем моем желании не смогу игнорировать то, что Клэр погибла, погибла по моей вине, и я просто не имею права закрыть на этот факт глаза и попытаться как-то сблизиться с Уэстоном. А самое смешное в этом то, что мне и делать для этого ничего практически бы не пришлось – с молчаливого согласия Ника, Майк практически живет в моей квартире: в ванной даже есть его зубная щетка и бритва. Так что теперь я каждый день смотрю на объект своего вожделения и этим наказываю себя. Так трудно порой сдерживаться, когда он проникновенно смотрит, говорит, пытаясь как-то меня вразумить, но я не заслуживаю этого, не заслуживаю его помощи, его заботы… Слишком жалок, слишком грязен, слишком сломан для него. Однажды я даже попытался с ним подраться, надеясь, что он наконец-то бросит меня – не могу его выгнать просто потому, что слишком хочу и не хочу видеть его рядом, слышать его дыхание, - но он просто повалил меня на пол, заломив руку за спину, и заставил успокоиться. Что ж, видит Бог, я пытался… Вы скажете, что это слишком слабая попытка? Плохо пытался? Да, знаю, но я же говорю, что жалок. Это сейчас все, на что я способен. Я разваливаюсь, гнию изнутри, у меня такое чувство, словно внутри меня была маленькая язвочка, которая теперь разрастается с каждым днем, уничтожая меня. А я и не против. Только этого я и заслуживаю – смерти в зловонной жиже собственной блевоты из-за того, что наконец-таки напился вусмерть. Но Майк, словно голос совести, каждый раз напоминает о себе, заботится, кормит, раздевает и укладывает спать… Поднимаюсь к себе в квартиру – снова бегал за водкой, уже стараюсь не поднимать глаза на кассиров, не хочу видеть их брезгливость или, и того хуже, жалость. Дрожащими руками наконец-то открываю входную дверь, захлопываю ее за собой… В глаза бросается что-то красное – странно, по-моему ничего красного в интерьере, когда я уходил, не было. Секундная заминка, и я понимаю, что это полоса брызг крови на стене. Что?.. Вижу бледную ладонь на подлокотнике кресла, бросаю пакеты, в которых с грохотом разлетаются в осколки бутылки, и бегу вперед. В мозгу стучит: «Нет-нет-нет». Отстраненно замечаю, что произношу это вслух, опускаюсь на колени перед креслом и не могу поверить в то, что вижу – Майк. Бледный. С перерезанным горлом. Не могу больше себя сдерживать, захлебываясь в слезах, утыкаюсь в его колени, ненавидя себя за то, что не оказался рядом, за то, что не выгнал, не оттолкнул, за то, что подставил… Чувствую теплую осторожную ладонь на макушке. Ошарашенно замираю, а потом поднимаю глаза: словно в замедленной съемке вижу, как опускаются и поднимаются веки «умершего» Майка, как ходит вверх и вниз его кадык, а после поднимается от вздоха грудь. Хочу что-то сказать, но тело, кажется, отказало полностью, а сознание вдруг обволакивает темнота. Я отключаюсь.