Перелёт

В этот раз Чонгук решил лететь в Токио в середине августа, чтобы успеть вернуться к сентябрю, то есть к началу нового и, страшно сказать, последнего учебного года. Думать об этом не хотелось, и он думал только о Японии. Он забронировал билеты в апреле, отель — в мае, а в конце июня денег набралось достаточно, чтобы проблем с визой не возникло. Зато весь июль ушёл у него на устранение мелких шероховатостей между ним как студентом и учебной частью как его персональным наказанием в лучших традициях БДСМ. Чем и как Чонгук испортил себе карму в прошлый раз, чтобы в этой жизни так бодаться с универом, он не представлял. Впрочем, у него по жизни было много кармических недоработок. Ему не везло с документами, не везло с деньгами, не везло с жильём, не везло с друзьями, а в личной жизни у него был натуральный кармический провал. То есть провал был, а личной жизни не было. Чогук был молодой, симпатичный, высокий, хорошо сложенный, спортивный — и ничего. Ни-че-го. Что хуже, его не тянуло исправлять ситуацию ни с одной из имеющихся у него проблем, потому что он не понимал, зачем оно всё ему вообще нужно. Включая личную жизнь. Зачем она нужна, он не понимал. Ему было неинтересно. Ну, то есть интересно, каким будет человек, который ему предназначен судьбой, но так чтобы искать, делать какие-то шаги, присматриваться, налаживать контакты, работать в этом направлении... Однажды Чонгук сказал самому себе — и случайно вслух, потому что к слову пришлось, — что он волк-одиночка. Мама положила вилку и сказала, что он кролик-одиночка. Папа (при маме) сказал, что он дурак, а потом (в отсутствие мамы) шепнул, что нахер эти бабы вообще, и не вздумай ввязываться, сынок, огребёшь по полной. Перепихнулись — и пусть она валит нахер. Ну да, сказал Чонгук, а то потом дети пойдут, да, пап? Да, сын, сказал папа и пошёл смотреть телевизор. А Чонгук пошёл мыть посуду. Так что семейные ценности у Чонгука были далеко не в приоритете. Как-нибудь оно само. Если вообще. С такими мыслями Чонгук закончил школу и поступил в универ, который был поближе к дому. Была это, конечно, какая-то современная херня, и специальность у него была какая-то херовая, хотя звучала красиво: менеджмент чего-то там и управление чем-то таким. При подаче документов он даже не дочитал до конца название будущей специальности, но ему было абсолютно фиолетово. Где он будет работать, он представлял плохо, способностей у него было не так чтобы слишком, и он двигался по жизни в потоке таких же точно идущих в никуда. Все шли, и он шёл. Ровно до того момента, как однажды (это было два года назад) он проснулся утром и понял, что ему очень сильно нужно в Японию. Просто от балды. У Чонгука такое бывало — он иногда принимал странные решения, и только через много месяцев или даже лет он понимал, что эти решения на что-то влияют. Так что он не стал наступать себе на горло, забил на запланированную той весной поездку с другом в Испанию, бровью не повёл, когда друг с подозрительной лёгкостью заменил Чонгука какой-то девушкой, пожелал им обоим удачи и сосредоточился на том, чтобы приблизить Токио к себе, а себя к Токио. Что он там будет делать, Чонгук представлял себе так же слабо, как и любые свои жизненные перспективы, но это его нимало не смутило. Судьба — а может, чуйка, а то и вожжа под хвостом — решила за Чонгука, и он пошёл на поводу. На то, чтобы самоорганизоваться, у него тогда ушло три месяца, и в середине мая он уже сходил с самолёта в токийском международном аэропорту Нарита. Одна неделя там, в Токио, прошла как вся жизнь, и улетал обратно в Москву Чонгук с таким чувством, будто часть себя оставил в Японии навечно. В первые пять минут в Нарите Чонгук понял, что бывал в этом аэропорту десятки раз. Впервые отправившись на электричке из Нариты до Уэно и глядя в окно на проносящиеся мимо поля и населённые пункты, Чонгук понял, что ездил этим маршрутом сотни раз. Впервые поднявшись из метро на улицу на станции Асакуса и оглядевшись по сторонам, Чонгук понял, что Токио — его родной город, где он родился и вырос, хотя он родился и вырос в Москве. И больше ни о каких Испаниях, Голландиях и Доминиканах в качестве маршрута на каникулы он никогда не задумывался. Два следующих года он жил только мыслью вернуться в родной Токио, и вот сейчас его мечта наконец должна была воплотиться в реальность. Расплевавшись с учебной частью к началу нынешнего августа, Чонгук десять дней собирал, разбирал и перекладывал чемодан и пытался ложиться спать пораньше, чтобы легче перенести предстоящую смену часовых поясов, но в результате опять, как и в первый раз, поздно вечером накануне вылета понял, что чемодан нужно снова перебрать, потому что погода будет не такой, какую он ждал, а потом не мог заснуть до глубокой ночи, опасаясь, что проспит и вся его поездка полетит псу под хвост. Встал Чонгук за полторы минуты до звонка первого будильника — с квадратной головой и с чувством, будто не спал неделю. Принял душ, кое-как запихнул в себя завтрак, попрощался с родителями, взял чемодан и отправился на Родину. В отличие от рейса JAL ("Японских Авиалиний") № 421 "Токио Нарита — Москва Домодедово", на Родину летел их же рейс № 422 "Москва Домодедово — Токио Нарита". Это означало, что в Токио на нём не улетают, а возвращаются. Сегодня Чонгук возвращался домой. Ему было светло и тревожно в одно и то же время, и он жил сейчас одним моментом, не думая ни о чём. В метро было пустовато для девяти часов утра субботы, и это радовало. Чонгук доехал по кольцу до Павелецкой, перешёл на радиальную, поднялся из метро прямо в здание вокзала и оттуда снова спустился — уже в зал для пассажиров, собирающихся на Аэроэкспресс. Там тоже почти никого не было. Благодать. Ближайший поезд отбывал через три минуты, и Чонгук не стал суетиться. Он именно для того выдвинулся из дома рано утром, чтобы увеличить свои шансы добраться до самолёта, случись что в пути, поэтому времени у него было с большим запасом. Перебоев в метро, к счастью, не случилось, по линии Аэроэкспресса тоже всё было спокойно, так что Чонгук купил билет и минут двадцать бродил по залу от одной сувенирной лавки до другой, а потом вышел на свежий воздух, чтобы погулять по платформе, раз погода позволяла. Павелецкая ему не нравилась. Впрочем, ему не нравился ни один вокзал в Москве и ни одна станция метро. Единственное, что он любил - это аэропорт Домодедово. Это была любовь с первого... нет, не взгляда — чего он там такого бы увидел? — но любовь с первого посещения. Это был его первый в жизни аэропорт, ещё с тех пор, как он впервые выбрался за границу, и так и пошло. Чонгук предвкушал встречу, это было предвкушение с лёгким оттенком горечи и тревоги, и это было его. Состав подали за пять минут до отправления. Теперь тут курсировали двухэтажные, и они Чонгуку тоже не нравились. То есть они были вполне себе ничего, но только как комфорт-класс для пригородных поездок. Для людей с чемоданами эти вагоны не были предназначены от слова совсем. Почему никто не подумал, что на пути в аэропорт и из него в вагоне с чемоданом будет каждый первый пассажир, а некоторые и более чем с одним чемоданом? Чонгук подозревал, почему, но старался по этому поводу не распаляться. В конце концов, сколько бы денег ни распилили на закупках подвижных составов, ему этих денег в жизни не видать. Пассажиров, желающих сегодня ехать в Домодедово, было исчезающе мало. То ли сезон не сезон, то ли час слишком ранний для тех, кто летит массовыми рейсами, то ли денежный кризис, то ли карантинные меры — сказать сложно. Может быть, всё одновременно. Когда двери разблокировали, Чонгук вошёл в вагон и задумался, подняться ли наверх или спуститься вниз, но тут мимо него протопала небольшая группа каких-то болтливых граждан, направляясь вниз по ступенькам (дамы в этой компании были таких габаритов, что на их месте Чонгук бы тоже не думал о верхних этажах), и это решило дело. Чонгук перехватил ручку чемодана поудобнее и поднялся на верхний ярус. Он выбрал место слева, спиной по ходу поезда, потому что хотел кинуть прощальный взгляд на Москву с этой стороны. Небо сегодня было затянуто ровным полупрозрачным облачным слоем, сквозь который пробивалось солнце, так что смотреть на унылые рабочие районы окраины Москвы, через которые предстояло проехать, становилось уже не так тоскливо. На верхнем ярусе в этом вагоне кроме Чонгука сидело всего два человека, и он надеялся, что поездка пройдёт без эксцессов. Он сделал традиционную селку перед отбытием и ещё одну фотку с видом соседней платформы и стоящей на путях пригородной электрички, а потом Аэроэкспресс тронулся, и Чонгук стал просто глядеть в окно. Одна за другой мелькали станции с редкими пассажирами, потом потянулись самые окраины города, а следом — примыкающие к столице населённые пункты, такие страшные и неухоженные, будто ядерный апокалипсис был той движущей силой, которая не уничтожила их, а собственно дала им жизнь. Чонгук стал думать о людях, которые там живут и, наверное, никогда не ездят в аэропорт, разве что на работу, а работают они там за гроши какими-нибудь техниками, не поднимая головы и спины не разгибая, и уж точно у них нет в этой жизни шансов полететь в Токио. Да и вообще куда-либо полететь. Есть ли кармические проблемы у самого Чонгука или нет, а у этих людей они есть точно. Впереди его ждал родной город, и Чонгук искренне, от всей души пожелал жителям Пост-Апокалипсиса-за-МКАДом искупить то, за что им вот это вот всё, и вырваться на свободу. В Домодедово он вышел на платформу одним из последних и неспешно направился к турникетам и переходу в здание аэровокзала. Площадь всё ещё перестраивали, и само здание тоже. Чонгук огляделся вокруг, проводил взглядом толстенький салатовый самолёт S7, взлетевший только что и как раз выходящий на курс, и пошёл внутрь. Следующие несколько часов до отлёта он планировал провести внутри и наружу уже не выходить. Традиционная проверка пассажиров и багажа на входе, не ставшая ещё традиционной проверка температуры тела, и наконец Чонгук очутился в главном зале. Для приличия он сходил к ближайшему информационному табло, убедился, что его рейс в списках в самом-самом конце (но, слава высшим силам, он там есть: 422 JAL/S7 Токио 17-15) и медленно пошёл в сторону эскалаторов, чтобы подняться на второй этаж. Возле стоек регистрации пассажиров он притормозил. С одной стороны, чтобы дать пройти какому-то явно арабскому экипажу (к головным уборам стюардесс были прикреплены свободно сейчас свисающие полупрозрачные вуалетки, которыми им предстояло закрывать лица в салоне самолёта), а с другой — хотел посмотреть на то место, где ему через несколько часов предстоит регистрироваться самому. У JAL традиционно были лучшие места для регистрации, в самом центре зала, прямо напротив бюро информации, и Чонгуку было приятно, что он летит в Токио на самолёте авиакомпании, которая может себе такое позволить. Ещё Чонгук успел порадоваться, что он в Домодедово не впервые, и ему не надо тыкаться туда-сюда в поисках нужного места: изучать аэропорты по схемам он не любил, стоять просительно возле стойки бюро информации казалось ему чем-то унизительным, да и компетенция сотрудниц бюро представлялась ему сомнительной. У него были прецеденты. Видимо, сотрудницы за стойкой под вывеской "Information/Информация" не вызывали доверия не только у него, потому что со своим вопросом этот человек обратился не туда, а прямо к Чонгуку, стоящему чуть в стороне от основного потока пассажиров. — Простите, пожалуйста, — раздалось из-за спины чуть слева, и Чонгук обернулся. Он был одного с Чонгуком роста и примерно того же возраста. Может быть, чуть постарше, но на вид ему было явно меньше тридцати. Очень стройный, очень изящный и очень привлекательный. У него были светлые, медового оттенка волосы, не очень коротко стриженые и уложенные небрежно, но при этом аккуратно, тонкие черты лица и серо-голубые глаза. Он был одет странновато для человека, собирающегося куда-то лететь на самолёте: белая рубашка, полосатый коричнево-зелёный галстук, зелёный жилет на четыре пуговицы и узкие, чуть расклешённые зелёные брюки. Того же цвета пиджак он держал перекинутым через руку. На только что прилетевшего пассажира он был не похож, да и сойти за обычного встречающего тоже, пожалуй, не мог — слишком свежо и нарядно выглядел; к тому же, при нём была сумка (явно для ручной клади) и чемодан, а на чемодане никаких бирок о сдаче багажа не имелось. На основе первого впечатления Чонгук решил бы, наверное, что перед ним какой-то артист — внешность у парня была очень яркая, а серьга в левом ухе и крупные перстни на пальцах добавляли в этом уверенности, — но артисты в местах больших скоплений граждан обычно стараются не отсвечивать, если едут без сопровождения. Так что не артист. Просто какой-то чудик. Фрик. Впрочем, ладно — довольно красивый. — Простите, пожалуйста, — повторил незнакомец. — Можно у вас уточнить? Голос его шёл полностью вразрез с внешностью. Ему бы подошёл какой-нибудь задорный тенорок, но к немалому удивлению Чонгука незнакомец говорил глубоким баритоном. Почти та же ситуация, что и с самим Чонгуком, только знак противоположный. Этот изящный красавчик был обладателем низкого голоса, а брутально выглядящий Чонгук с его скулами, его линией челюсти, его бицепсами и его кубиками на животе довольствовался тенором, при недостаточной осмотрительности могущим легко перейти в фальцет, особенно если на кого-нибудь долго и исступлённо орать. Ирония. Чонгук не любил разговаривать с незнакомыми людьми и всегда сторонился таких разговоров. Вдвойне он не любил разговаривать с незнакомцами на транспортных узлах вблизи таможни — пересмотрел фильмов, где ничего не подозревающим лохам подбрасывали в багаж то наркотики, то шпионские гаджеты. Поэтому болтать с этим странным парнем у Чонгука сейчас желания не было. Совсем не было. Так он сказал себе. А вслух произнёс: — Слушаю вас. Парень улыбнулся. Улыбка у него была такая же нестандартная, как и он сам — квадратная и на пол-лица. Глаза сразу превратились в щёлочки, и Чонгук подумал, что по идее он должен быть азиатом. Но почему он тогда голубоглазый блондин?.. Однако додумать мысль до конца незнакомец ему не дал. — Я не был здесь лет сто, да и тогда всего однажды, — сказал он, желая, видимо, описать Чонгуку свою проблему с самого начала. — Однако помню, что здесь где-то должен быт VIP-зал. Вы случайно не в курсе? Чонгук был случайно не в курсе, хотя по логике вещей VIP-зал тут точно имелся. О чём он и сообщил. — Тут — не знаю, как назвать это место, зал прилётов? — вроде бы нет такого. Но после прохождения таможни точно есть, — сказал Чонгук. — Хотя я сам здесь не так часто бываю. Последний раз — два года назад. Почему бы вам не спросить в бюро информации? — и указал кивком на стойку на противоположной стороне зала. Незнакомец оглянулся туда и снова повернулся к Чонгуку, на этот раз улыбаясь более спокойно и более... застенчиво, что ли? — Если говорить откровенно, эти дамы там не внушают мне особого доверия, — сказал он. — Помните ту шутку: "Наши стюардессы — бывшие проводницы"? Что-то в этом роде. От них веет какой-то узостью сознания, я бы так сказал. Чонгук, против своей воли захваченный этой идеей, посмотрел на стойку "Information/Информация" ещё раз и признал, что действительно, узость сознания сквозила из всех щелей. Потом Чонгук опять глянул на своего собеседника и подумал, что вот такому странному и хрупкому существу лучше бы и в самом деле не сталкиваться с узко мыслящими бабами пост-советского разлива. Интуитивно или шизофренично, но парень этот проблем себе не искал. Хотя откуда Чонгук может знать, что он там себе ищет? Если бы не искал, не связывался бы вот как сейчас с непонятными молодыми людьми, одетыми в чёрное, да и сам оделся бы поскромнее. Взгляд Чонгука снова скользнул по фигуре незнакомца от головы до пят. Наверное, тень неодобрения отразилась у Чонгука на лице, потому что незнакомец стал улыбаться ещё более застенчиво. — Странный вид, да? — сказал он. — Я вас понимаю. В таком виде отправляются путешествовать только сумасшедшие или люди, которым некогда переодеваться. Если вы приняли меня за сумасшедшего, я вас не могу винить. Обычно я маскируюсь под рядового гражданина, но сегодня был такой суматошный день... хотя ещё только утро. Я умудрился заскочить на одну очень важную презентацию по работе: несмотря на то, что сегодня суббота, нужно было сделать запись... Впрочем, вам это неинтересно. Простите, что я вас отвлёк. Теперь улыбка незнакомца стала чуть грустной. Чонгук, человек с врождённым комплексом вины, вполне ожидаемо почувствовал себя виноватым. — Да ладно, ерунда, не извиняйтесь, — сказал он. — У меня самого большой практический опыт в срыве планов и во внезапных нештатных ситуациях. Я удивляюсь, как сам приехал в аэропорт в нормальной одежде, а не в пижаме. — О Боже, — сказал незнакомец, и его улыбка исчезла полностью. — Вы опаздываете на самолёт, а я вас задерживаю? Но вы так спокойно тут стояли... О Боже, вы уже опоздали?.. Не может быть, я готов был поклясться... Чонгук протестующе поднял руки, заметив, как лицо его собеседника вытянулось и слегка побледнело. — Нет-нет, что вы, — сказал он поспешно. — Я имею в виду, что в срочной попытке что-то переложить в своём чемодане я вполне мог бы забыть переодеться сам. А так я никуда не опаздываю, не волнуйтесь. Мой рейс в пять вечера. — Ого! — удивился незнакомец. — Да вам тут предстоит провести почти полдня! — и продолжал с явным облегчением в голосе: — Хотя кто бы говорил. Я тоже вылетаю в начале шестого вечера. Ехать в отель после записи презентации было уже невозможно, шататься по магазинам в городе тоже. Поехал прямо в аэропорт. Надеюсь, что здесь будет чем себя занять и где посидеть с комфортом. — А, вы не москвич, — сказал Чонгук и поймал себя на том, что вот уже которую минуту спокойно говорит с этим молодым человеком и не испытывает никакой неловкости. Это было странно. — Да, я тут был, ну, считайте, в командировке, — сказал незнакомец и неопределённо помахал в воздухе рукой. — Я даже не гражданин России. И сегодня наконец-то отправляюсь домой, к семье. Чонгук — не специально, само так получилось, — глянул на его руку и теперь только заметил рядом с перстнем тонкое золотое кольцо. Обручальное. Незнакомец был женат. Это новое знание странным образом повлияло на Чонгука. Он почувствовал себя обделённым, преданным и лишним. Конечно же, безусловно и несомненно вовсе не этот странный молодой человек лишил его, обделил и предал, а собственная судьба — ну или от чего там зависит, кому быть счастливым и любимым, а кому нет. И всё равно в груди кольнуло на миг, похолодело, сердце сжалось, и очень захотелось отвести глаза в сторону и не смотреть, и не представлять, что вот, что да, что ещё одна пара счастливо совпала, а он, Чонгук, снова остался один. Как это некстати сейчас — думать о таком... Меж тем его собеседник продолжал: — Я сам наполовину русский, наполовину кореец. Ну, то есть этнически я кореец на сто процентов, но семьи родителей давным-давно живут в России. Родился во Владивостоке, но мы почти сразу переехали в Казань, потом ненадолго в Москву, потом я снова вернулся во Владивосток. После школы поступил в Токийский университет, там женился — моя жена японка — и сменил гражданство. Работаю на два города — Токио и Владивосток. А в этот раз нелёгкая занесла опять в Москву. Но здесь я все дела закончил, правда впопыхах, но вроде бы проблем не ожидается. Так что с чистой совестью возвращаюсь в Японию. Чонгук хлопал глазами и пытался переварить услышанное. Этот случайный парень, который подошёл к нему за какой-то дурацкой надобностью, оказывается, тоже летел в Токио, причём именно сегодня. А сегодня в Токио был только один рейс, около пяти часов вечера, то есть в начале шестого, то есть в 17-15. Они должны были вместе лететь этим рейсом. Чонгуку почему-то стало не то чтобы хорошо или весело, а счАстливо. Как за пару минут до этого ему стало тоскливо, когда его собеседник сказал, что женат, так сейчас опять поднялось настроение из-за предстоящего совместного перелёта. Более тупой в своей невероятности эта ситуация стала бы только в том случае, если бы их места в самолёте оказались рядом. Но такого быть не могло по двум причинам: во-первых, потому что такого быть не могло ни за что; во-вторых, потому что парень спрашивал про VIP-зал, то есть он был явно не беден, не то что студент средней паршивости ВУЗа Чон Чонгук, и сумка парня, на которой виднелся логотип Гуччи, и костюм хорошего качества — всё говорило за это, так что и лететь он должен был не в экономе, а подобающим ему бизнес-классом. Сам не зная, зачем это делает — а хотя как зачем? Затем, чтобы сразу обозначить ситуацию, — Чонгук произнёс: — А я лечу в Токио как турист. Незнакомец буквально подскочил на месте. На лице его отразилась целая смесь эмоций, из которых самой отчётливой была такая неподдельная радость, что Чонгук на всякий случай сделал себе мысленную пометку и в самом деле считать его слегка сумасшедшим. — Если вы летите в Токио, и сегодня, — заговорил тем временем незнакомец, — это значит, что мы с вами летим одним рейсом, JAL-422! Ваш рейс в пять вечера, то есть в 17-15! Это невероятно! О Боже, вы ведь не шутите? Чонгук почувствовал, как заражается от него этой искренней радостью, и ему стало действительно хорошо — хорошо от мысли, что он сможет провести со своим случайным собеседником ещё немного времени перед тем, как они пройдут регистрацию и таможню, и тот отправится в VIP-зал. Потом они снова встретятся при посадке в самолёт, а после ещё один раз — когда прибудут в Нариту. И там им, наверное, можно будет напоследок перекинуться словечком... Перед расставанием. Твою мать. Опять он это делает. Опять Чонгук думает со скоростью света, и опять о каких-то фантастических и бессмысленных вещах. Ну какая ему разница, смогут ли они общаться с этим парнем, которого Чонгук впервые в своей жизни увидел двадцать минут назад? Какая разница для Чонгука и его будущего? Никакой абсолютно, хотя бы потому, что незнакомец женат. Да нафиг, к чёрту, что женат — главное, что он ПАРЕНЬ! С какой стати Чонгука вдруг так волнует, сможет ли он ещё немного времени провести с ПАРНЕМ? Пусть с очень милым, дружелюбным и красивым — но с ПАРНЕМ же! Бред. Просто бред. Чон Чонгук, ты бредишь. — Не шучу, — сказал Чонгук. Оказывается, пока он думал о своей судьбе (Боже, Чонгук, да не судьба это ни разу, прекрати!), рациональная часть его сознания контролировала их с незнакомцем беседу. — Как бы я потом вывернулся? Даже если мы с вами разойдёмся по разным концам аэропорта сейчас, всё равно встретимся во время посадки. — Точно-точно, — сказал незнакомец и засмеялся. У него был приятный смех, низкий, грудной — под стать его красивому голосу и вразраз с его изящной внешностью. — Но это же просто невероятно, что мы вот так встретились заранее и совершенно случайно, — продолжал незнакомец. — Я подошёл к вам, так как понял, что вы здесь не впервые, вы хорошо ориентировались, и потом я точно знал, что вы говорите по-русски. Но всё равно, такое совпадение с рейсом... Чонгук искренне удивился и даже слегка насторожился. — Откуда вы могли знать, что я говорю по-русски? — спросил он. Его собеседник будто бы только сейчас сообразил, как это в самом деле странно. Ведь Домодедово — международный аэропорт, а лицо у Чонгука откровенно не славянское и вообще непонятно какое, словно в нём намешано полно разных национальностей. Поэтому незнакомец поспешил пояснить: — Я видел вас ещё в метро на станции "Павелецкая" и шёл за вами до касс на Аэроэкспресс. Я вас сразу заприметил. У вас такая яркая внешность... Потом в зале Аэроэкспресса какая-то женщина спрашивала у вас, куда идти на посадку, и вы ей так подробно объяснили... Это я тоже слышал. Потом я потерял вас из вида, потому что зашёл в аптеку, и снова увидел только здесь, — тут незнакомец снова улыбнулся той смущённой улыбкой. — Подошёл к вам как к человеку, который, кажется, знает, что к чему. И потом, хоть сколько-то знакомое лицо, понимаете?.. Чонгуку вдруг ужасно захотелось так же смутиться, отвернуться, свернуться в клубок и нервно хихикать, и чтобы этот юноша сидел рядом и тоже хихикал, потому что вдвоём им точно будет весело и не страшно. Ох, какой бред лезет в голову... — Теперь нужно как-то провести часа три до начала регистрации, — сказал незнакомец, который, по-видимому, не заметил никакой необычной реакции со стороны Чонгука. — А потом ещё часа три до посадки на рейс. Правда, в зоне вылета можно ходить по магазинам Дьюти-Фри и покупать алкоголь, а вот с этой стороны что делать? Когда я мчался в аэропорт сегодня утром, как-то над этим не задумывался. Хотя я рассчитывал сразу попасть в VIP-зал... — Попадёте после таможенных процедур, — сказал Чонгук. — Успеете там отдохнуть от трёх часов безделья по эту сторону. — Пожалуй, ещё и успею устать от отдыха, — ответил незнакомец и опять легко засмеялся. — А вы что планировали делать до начала регистрации? Чонгук секунду соображал и понял, что если его планы были нормальными для него самого, то сейчас, озвученные перед этим молодым человеком, они будут казаться ну очень странными, если не сказать дебильными. — Думаю, вы можете мне сказать, — подбодрил его незнакомец. — Наверное, вы можете быть откровенны с человеком, с которым у вас целый общий самолёт на десять часов полёта до Японии. Чонгук всё ещё колебался, и незнакомец понял его не совсем правильно. — Чтобы вы не сомневались, смотрите... С этими словами незнакомец открыл свою сумку, порылся там немного и достал паспорт. В паспорт были вложены несколько листов бумаги формата А4. Он вынул их, просмотрел, нашёл нужный и протянул бумагу Чонгуку. Не вполне соображая, зачем это надо, Чонгук взял лист из его рук и посмотрел. Это была распечатка электронного билета на рейс. Жёлтым маркером там были выделены несколько строк в разных местах, и Чонгук разобрал: дата вылета, номер рейса, имя KIM TAEHYUNG и номер посадочного места. Номер места. Так. — ... а вот мой паспорт... - продолжал тем временем его собеседник, демонстрируя Чонгуку разворот. Да, KIM TAEHYUNG, Ким Тэхён. Ким Тэхён всё говорил: — ... а вот страница с открытой визой, потому что я приезжал в Россию по визе... — Да хрен с ней, с визой, — пробормотал Чонгук. — Ты прикол хочешь? Он был так ошарашен, что даже не заметил, как стал обращаться к собеседнику на "ты". Тэхён удивлённо замолчал и смотрел на Чонгука, хлопая глазами, а Чонгук тем временем полез во внутренний карман куртки и достал оттуда собственные документы: такой же набор, как и у Тэхёна, с той только разницей, что у Чонгука был загранпаспорт гражданина РФ. Но распечатка билета была тоже, и на ней тоже были дата, рейс, имя — и номер места. — Номер места 50H, — сказал Чонгук. Тэхён, кажется, сперва не понял, в чём именно состоит прикол, но через две или три секунды до него дошло. Не веря, он посмотрел на собственную распечатку. — Там 50H, — пробормотал он. — А у меня 50G. Это что значит? — Что у нас места рядом, — сказал Чонгук. Тэхён захохотал, да так громко, что окружающие люди стали на них оглядываться. Он смеялся долго, смех у него был красивый и заразительный, и при других обстоятельствах Чонгук непременно бы присоединился, но сейчас он был слишком удивлён произошедшим. Шансов, что два человека сперва увидятся где-то в транспорте (ну ладно, один из них увидел другого, но это детали), потом разговорятся почти при входе в аэропорт, а потом выяснится, что они летят одим рейсом, и более того, они купили билеты на соседние места в самолёте, — ну сколько шансов было за это? Один к ста тысячам? Один к миллиону? Чтоб мне в лотерею так выигрывать, подумал Чонгук. А вдруг ты выиграл в лотерею, Чон Чонгук? Вдруг это твоя судьба? Ай, да что за глупости! Судьба! Это просто какой-то парень. Как он может быть моей судьбой? К тому же он женат. Эта последняя мыслишка окончательно отбила у Чонгука желание присоединиться к радостному смеху Тэхёна. А Тэхён, отсмеявшись, посмотрел на Чонгука, и глаза его при этом сияли. — Не припомню, чтобы когда-то мне так везло, — сказал он весело. — Это точно судьба! Ведь я заметил вас ещё в метро. Невероятно, просто невероятно! Контролировал он себя явно лучше, чем Чонгук, потому что не сорвался на фамильярное обращение. Чонгуку стало неловко. Но Тэхён не обратил на его смущение никакого внимания и сказал: — А вы не будете возражать, если мы официально познакомимся? Чонгук был, конечно, дурак, но не дурак. Отказаться знакомиться теперь — нет, он дурак не настолько. — Меня зовут Чон Чонгук, — сказал он. — Сейчас за руку, наверное, не надо здороваться? — Здороваться вполне себе можно, — ответил Тэхён. — Это прощаться так нежелательно, но это у меня личное, не заморачивайтесь. Меня зовут Ким Тэхён. Будем знакомы, — и первый протянул руку для рукопожатия. Чонгук взял его за руку. Кисть у Тэхёна была узкая, уже, чем у Чонгука, ладонь мягкая, а пальцы длинные и изящные, как и сам Тэхён. Однако рукопожатие у него было решительное и крепкое, и Чонгук подумал, что Тэхён, наверное, любит доминировать или просто в различных вопросах берёт инициативу на себя. Чонгук пожал его руку в ответ, надеясь втайне, что Тэхён не распознает в нём бесхарактерную тряпку. Но если Тэхён что-то подозрительное и почувствовал, никак себя не выдал, а может быть и вообще не счёл нужным классифицировать Чонгука как подчинённое существо. — Так какие у вас были планы до начала регистрации? — спросил Тэхён, когда они оборвали рукопожатие. — Если не секрет. Чонгук слегка замялся. — В общем, я планировал только бессмысленные глупости, — сказал он. Тэхён вскинул правую бровь. Это было почти незаметно под лёгкой светлой чёлкой, но Чонгук уловил выражение недоверчивого удивления на его лице и пояснил: — Я планировал курсировать между точками приёма пищи и гулять по второму этажу, наблюдая за другими пассажирами, — и добавил чуть тише, стараясь скрыть смущение: — Извините, если разочаровал. Выражение недоверчивого удивления на лице Тэхёна уступило место дружеской улыбке. — Вполне себе план, — сказал он. — Пока ходишь туда-сюда, можно думать, правда? Очень полезное занятие. Чонгук облегчённо вздохнул. — И когда у вас по плану старт мероприятия? — уточнил Тэхён шутливо. — Как раз туда направлялся, — ответил Чонгук и в качестве подтверждения своим словам кивнул в сторону ближайшего эскалатора, ведущего на второй этаж. — Позволите мне вас сопровождать? — спросил Тэхён. Чувствуя, что сейчас с ним происходит что-то непонятное, но решающее, Чонгук ответил: — Я не настолько благородная особа, чтобы меня сопровождать. Просто присоединяйтесь.